(Не)Спаси меня.

«Время — это река. События — это вода. Неминуемое — это берег. Ты можешь изловчаться как угодно, но неминуемое все равно даст о себе знать. Чтобы история действительно надломилась, ты должен перекрыть воду, став не камнем, а плотиной.» Клод перевернулся на спину и вздохнул, вспоминая слова квами. Время, вода, реки, берега — все это было сильным упрощением, приведенным для наглядности, но Буржуа совершенно ничего не понимал. Метафоры со сравнениями совершенно не делали сказанные вещи понятнее. Единственная вещь, которую сын мэра все же сумел уловить, заключалась в том, что нечто неизбежное все равно произойдет. Не важно, запоздало ли или существенно раньше. При этом было не совсем ясно, что именно трактовалось перед неизбежностью. Перевод итальянки в лицей или конец света, стремительно прущий на всех парах? Хотя, прущий ли? Буржуа покосился на шкатулки, стоящие на прикроватной тумбе. Черное лакированное дерево с узорами загадочно поблескивало в бледном свете ночника. Технически ничего же не произойдет, если талисманы останутся у Клода и не попадут в руки Бражника, верно? Ну, ладно, теоретически один талисман можно было даже потерять в битве, однако, если второй талисман останется при хозяине, то тоже ничего страшного не произойдет. Бражник просто станет сильнее и тогда с ним придется бороться совсем уж отчаянно, не жалея головы. За окном что-то пролетело вниз и Клод пришел к выводу, что это были его шансы на победу при таком сомнительном раскладе. Что ж, ну в этом плане Ша Нуару и Ледибаг повезло. Они не были одиноки в этих несчастьях. Всегда был вариант, что при неудаче одного на помощь придет другой. Клод шумно вздохнул. Хотелось бы ему иметь напарника или напарницу, чтобы спихивать половину работы и не напрягаться так сильно. Клод вновь покосился на шкатулки. Может время пришло и нужно отдать камни истинным владельцам? Буржуа с минуту сверлил футляры пристальным взглядом, после чего резко отвернулся в сторону. Нет, еще рано. Сила, заключенная в украшениях, вряд ли будет по зубам обычным школьникам. Клод был готов поставить на то, что при первой же битве Бражник получит талисманы, после чего трагедия пойдет по новому кругу. Но если речь идет не про Адриана с Маринетт, тогда кто? Кто даже теоретически может взять на себя ответственность за такую силу? «Но ведь они как-то справлялись и без меня!» — Буржуа вновь покосился на шкатулки. Сон, как бы юноша не старался, все не шел. Бардак в полутьме выглядел слегка зловеще и навевал ассоциации со старыми заброшенными домами, где вдоволь похозяйничали вандалы. Отчасти было даже что-то притягательное в этом маленьком хаосе. Буржуа перевернулся на бок. Ему бы стоило заснуть, да только никакого желания отходить ко сну не было. Противные размышления то и дело крутились в голове, заставляя мозг пухнуть. Буржуа ненавидел такое состояние. Оно заставляло его вспоминать самые противные моменты в жизни, вызывающие неприятные воспоминания. Сомневался ли Клод в правильности своих действий? Да, да и еще раз да. Был ли он готов признать свою несостоятельность в качестве хранителя? Нет. Он всего-лишь запутался, уперся лбом в стену, потерял намеченную тропу. Такое бывает со всеми. Особенно с героями, верно? Буржуа повернул голову в сторону окна. Ночь окутала Париж пронзительно-синим полотном, чуть запачканным пыльными серыми разводами рваных туч. Звезды с луной были частично скрыты под грязной ватой и единственным освещением, безотказно служившим человечеству, являлись фонари да вывески. Мыльно-желтые прямоугольники квартирных окон в счет не шли. Проку от них было не больше, чем от гавайской рубашки в самый разгар зимы. Скинув с себя одеяло, Клод слез с кровати и подошел к окну. С высоты любимого пятнадцатого этажа все казалось если не крошечным, то достаточно маленьким. Панорама города походила на чей-то очень умелый макет. Казалось, что ты только пальцем ткни и очередное-не-совсем-картонное-здание пошатнется от твоей силы. Клод приоткрыл окно и тут же поток ледяного ветра хлынул в комнату, тревожа чудом держащиеся плакаты. Черт, это было значительно холоднее, чем ожидалось ранее. Осень крепкой хваткой вцепилась в столицу. Воздух кроме затхлого запаха выхлопов наполняла сырость, нагоняющая мысли о лужах, грязи под ногами и бесконечных дождях. Буржуа тяжело вздохнул. Состояние погоды идеально выражало внутреннее состояние героя. Нечто внутри не то сломалось, не то дало трещину. Отвратительная мгла просочилась сквозь ребра, схватила за горло и отравила разум. Апатия медленно, но верно навалилась на плечи. Клод вздохнул опять. Его дыхание чуть опалило оконное стекло, заставляя то покрыться влагой. Ну и что ему делать? Юноша вновь покосился на шкатулки, брошенные на тумбе. Может время действительно пришло? — Я же не обязан быть камнем или плотиной, — пробормотал староста. — Я могу плыть по течению и позволить случиться тому, что и должно произойти. Ответа не последовало. Деактивированный гребень лежал чуть в стороне от шкатулок. Интересно, а услышала ли Поллен вопрос? На мгновение Клоду даже стало интересно устройство мира квами. Их мир, загадочный и далекий, все еще оставался для Буржуа сущей загадкой. А ведь он так и не поговорил с Поллен! Не расспросил про ее жизнь, быт и прочие поверхностные, но важные мелочи. Впрочем, а нужен ли был этот разговор? Нужно ли такое сближение квами с хозяином? Смотря на глубокую, почти больную привязанность Плагга к бывшему хозяину, Клод не мог перестать ловить себя на мысли, что это неправильно. Неправильно привязываться к кому-то так сильно и трепетно. Это неприемлимо, особенно если ты — существо, разменявшее ни одну тысячу лет. Где это видано, чтобы привязываться к кому-либо, да еще и так сильно. Клод судорожно вздохнул. И все же, быть может…? Нерешительно переставляя ноги, Буржуа поднял первую шкатулку и покрутил ее в руках. Шкатулка, как шкатулка. Узоры вполне тянули на отголоски далеких, совершенно забытых эпох. На ощупь шкатулка ощущалась очень легкой. Лишенная таких элементов, как металлические защелки и подушечки на дне, она обладала какой-то аскетичной красотой. Даже как-то кощунственно было возвращать талисманы назад. Впрочем, было ли это делом Клода? Вторая рука сама потянулась к гребню. И все же, будь камень пчелы более удобной формы, Буржуа ни за что его не снимал бы. Почти заученное движение и вуа-ля, зубцы гребня плотно вошли в основание хвоста. — Поллен, жало!

***

У него не было плаща. Не сказать, что ранее Клода заботила эта маленькая деталь настолько сильно, чтобы обращать на это внимание, однако факт был на лицо. Костюм Буржуа начисто лишен плаща. Деталь одежды, столь традиционная в геройских комиксах, отчего-то не прослеживалась ни у Пчелиного Короля, ни у ЛедиБаг, ни у Ша Нуара. Цельные костюмы без видных швов, ремешки-веревочки на талии для хранения волчка, йо-йо с шестом и, собственно, все. Маски, разукрашенные на любой вкус и цвет, в счет не входили, хотя надобность их была не особо великой. Маскировка, по скромным наблюдением Клода, была на уровне куда более глубинном, нежели это принято понимать. Полоски ткани на глазах были лишь маленьким эффектом. Так, убери ты маску в том ж фотошопе, ничего толком не произошло бы. Твое лицо так и останется в памяти народа смутно знакомым, но тем временем незнакомым вовсе. Маска-маской, а за плащ было несколько обидно. Он мог быть не только пафосным дополнением к костюму, но и полезной примочкой, годной для использования. В качестве узелка, например. Новый рывок и рюкзак, спешно вытащенный на свет, дернулся, после осел. Шкатулки звучно стукнулись между собой. Ох, как же Буржуа в этот момент не хватало если не плаща, то сумки, не менее важного элемента. Тащить шкатулки в руках было нельзя, ровно как и отдавать талисманы без них. Получить невзрачные гвоздики из рук в руки — это одно, а вот найти их, в красивой деревянной шкатулке на своем столе — это совершенно другое. Против воли Клод улыбнулся, ощущая себя этаким Санта-Клаусом парижского разлива. Ему искренне хотелось влезть в окно, оставить украшения под нарядной елью и уйти в темноту, загадочно сверкая улыбкой и плевать, что на улицах стояла не особо глубокая осень. До Нового Года было также, как пешком до Вьетнама. Буржуа это знал, но фантазировать не прекращал. Подумаешь, три месяца! Нечто, определенно зимнее, уже прослеживалось в мокром октябрьском ветре. Это радовало. Волчок цеплялся то за фонари, то за выступы жилых домов. Клод не до конца понимал как именно игрушка находит подходящую для себя точку, однако чего-то против этого юноша не имел. Траектория всегда выходила такой, какой ей нужно было быть в глазах героя, оттого лишние размышления шли куда-то мимо. Рывок, прыжок, кувырок. Черт, да ему может позавидовать любой акробат! На мгновение Буржуа ощутил мрачное превосходство над обитателями цирков. Пока они трудятся всю свою жизнь для того, чтобы достичь пластичности, когда Клод в мгновение ока выделывал невероятные трюки со своим телом, не напрягаясь. Это было потрясающе. Быть может, ради этого и стоило становиться героем? Размышляя о высоком и низменном, Клод практически не заметил того, как волчок привел его к булочной-кондитерской, ставшей хорошо знакомой за последнее время. Буржуа мягко приземлился на крыше соседнего здания и пригляделся. В комнате Маринетт горел свет, хотя время было уже поздним. Окна в остальных домах, за невероятно редким исключением, были темными. Даже машины и те проезжали до поразительного не часто. Люди словно набирались сил перед грядущей субботой и Клод мог их понять. Выходные же, однако Дюпэн-Чэн из понимания выходила. Она упорно не спала. Силуэт ее мельтешил в окне и Буржуа осторожно, боясь спугнуть добычу, перепорхнул на крышу ее дома. Посадка выдалась мягкой и это не могло не радовать. Материал костюма пожирал любой шум, делая шаги Клода мягкими, почти кошачьими. Про себя Буржуа чертыхнулся. Быть может ему стоило сменить кричаще-желтое трико на черную обмундировку Кота? Сын мэра осмотрелся по сторонам. Нет, не стоило. Поблизости не было ни одной живой души. Решив, что и так сойдет, герой наклонился к окну. Там, по ту сторону стекла, Маринетт рухнула на стул перед кульманом и довольно потянулась, разминая затекшее тело. Неровные мокрые пятна расползались по милой домашней пижаме, заставляя хлопковую ткань частично липнуть к телу. Детсадовские хвостики были на своем законном месте, что настораживало. Разве девушки не должны распускать волосы дома, чтобы дать голове отдохнуть? Клод пощупал свой высокий хвост. Волосы были натянуты так сильно, что кожа лица едва ли не впивалась череп. Впрочем Буржуа к этому давно привык. Волосы, как ты не посмотри, главная гордость человека. Показатель статусности и все такое. «Скажи мне имя своего парикмахера и скажу тебе кто ты!» — сказала как-то мать. Имя своего парикмахера Клод назвать тогда не смог, так как его стригло много людей. После этого замечания юный Буржуа начал ходить к одному единственному мастеру, который брал за один прием столько же, сколько учителя лицея получали в год. Но оно того стоило. Волосы стали шелковистыми, ровными и здоровыми. «Интересно, » — вдруг подумал Клод, подходя ближе к окну. — «А кто ее стрижет?» Со стороны кончики Маринетт выглядели неопрятно. Они секлись, клеилась друг к другу и отчаянно молили о помощи в виде горячих ножниц. Лосьоны, какими бы дорогими они не были, уже не помогут. Это было как-то странно. Клод никогда не был к ней близок, однако интересовался мелочами напрямую связанными с ней, ведь большие и важные вещи были выучены наизусть. Она любила пиццу (мерзость), шить, часто изготавливала креативные украшения, безбожно опаздывала на занятия, мечтала стать дизайнером и многое-многое другое. Отчасти это пугало, учитывая, что мечты и чаяния того же Сабина для Буржуа были загадкой. Быть может мальчишка о них говорил, но Клод просто не запомнил этого, хотя Ренкомпри его верный друг. А Маринетт была никем, но тем не менее значила куда больше, нежели обычный рядовой человек, что вызывало некоторую панику в сознании Буржуа. Она, сама того не подозревая, легко и играючи перетягивала все внимание Клода на себя, заставляя мир вокруг сжиматься непозволительно резко. Одна ее улыбка стирала города, а слезы, обильно текущие с девичьих щек, были в состоянии напитать влагой пески Сахары. Она бесила, но не бесила в то же время, чем бесила только сильнее. Маленькая, ничтожная, настоящее насекомое! Клод присмотрелся. Одноклассница рьяно заполняла дневник, такой же нежно-розовый, идеально подходящий по обстановке в комнате. Маленькая хорошая девочка, живущая в маленьком хорошем домике в окружении маленькой хорошей семьи, но при этом обладающая тайной силой, способной остановить мир. И псевдо-злодей, сохнущей по ней так сильно, что это походило на преследование. Хотя… Клод тряхнул головой. Он не злодей, он не сохнет по этому недоразумению и, прости господи, делает то что делает из самых лучших побуждений. Точка. Она все писала и писала, периодически поглядывая в окно. Чувствовала ли она его взгляд? Вряд ли. За столько времени ей следовало бы привыкнуть к нему. Клод, в конце концов, шел за ней по пятам в течение этого месяца, практически след в след. Не из низменного сталкерского интереса, сколько из мер предосторожности. Дюпэн-Чэн редко смотрела на светофоры и под ноги. Интересно, что же с ней произошло, раз она так долго описывала свой прошедший день? Победила ли она? Клод тряхнул головой. Победила, конечно же победила, а как иначе? Юное дарование, чьи руки росли из нужного места, просто не может пройти мимо глаза Габриэля. — И что же у тебя произошло? — спросил Буржуа пустоту, едва погладив оконное стекло. — Все расписываешь что-то, распинаешься. С его ракурса нельзя было прочесть записи, что печалило. Клоду было искренне интересно произошедшее этим днем. Единственное, что Буржуа действительно было понятно, так только то, что все прошло хорошо. Маринетт улыбалась, смотря в тетрадь и улыбка эта стоила всех земных богатств. Смотря на нее, такую простую, понятную и в легкой пижаме, Клод вдруг подумал: «А нужна ли ей эта сила?». Буржуа сощурился. Девушка, сидящая за столом, казалась вполне счастливой. Не обремененная обязательствами, Маринетт занималась своими вполне обычными делами, не испытывая никакого видимого дискомфорта. Не спала ночами, заполняла дневник, странным образом получала некое удовольствие от своей рутины. Смотря на нее Буржуа все сильнее сомневался в том, что ей нужно бремя героя на худеньких плечах. Бремя… Слово, такое привычное, вновь завертелось на языке. Та Маринетт не высыпалась, не находила времени, спешила и опаздывала, портила успеваемость, борясь со злом в больших и малых масштабах, а эта… У нее было все впереди. Клод сжал лямку рюкзака и отошел в сторону, после чего покинул крышу дома одноклассницы. Нет, не сейчас. Пусть поживет для себя. *** С Адрианом было сложно и просто одновременно. В глубинах его комнаты теплился небольшой огонек от настольной лампы, видимый лишь при определённых условиях. — Вот же дурак, — проворчал Клод, влезая в открытое окно. Большое и прямоугольное, оно больше походило на стеклянную дверь. Такую, какую можно обычно встретить в маленьких гостиничных домиках на берегу моря. Буржуа цокнул языком. Ему невольно вспомнилась первая и единственная совместная поездка на морское побережье. Тогда, Амели, Одри, Габриэль и Андре сговорились между собой, после рванули куда-то к морю. Было весело. Тогда, Адриан, правда чуть не утонул. Быть может именно это и положило всему начало? — Дурак, — повторил Буржуа, заметив, что друг бессовестно спал за письменным столом. Сын мэра осуждающе покачал головой. Мало того, что друг уснул сидя, так еще и окно не прикрыл, хотя на дворе царило не лето с теплыми ночами. Адриан не ответил. Он мерно дышал, чуть подрагивая ресницами, растянувшись за рабочим местом. Бледный свет лампы аккуратно ложился на миловидное лицо. Клод скривился. Воспоминания о море и семейном отпуске побудили память об Эмили, так рано скончавшейся от болезни. Только сейчас староста заметил, что Адриан до чудовищного похож на свою покойную мать, редкую красавицу с милой улыбкой. Герой покосился на письменный стол. Привычно стерильно-чистый, там не было ничего, что могло бы отвлечь от зубрежки. Пару книг с пустыми корешками, ежедневник, раскрытый старомодный пенал с резинками для фиксации ручек вместе с этими ручками и раскрытая тетрадь сдержанного серого цвета заполненная иероглифами. Как же это было печально. Клод наклонился ниже. Глаза его равнодушно пробежали по строчкам иероглифов, аккуратно разбросанных по клетчатой поверхности девственно-белой бумаги. Тетрадка казалась новой. Края ее не погнулись, бумага не растеряла типографской свежести и чернильные знаки, вдавленные на поверхность, казались особо яркими. Иероглифов было много и Клод совершенно ничего в этом не понимал. Незнакомые символы равнодушно смешивались между собой, пока Адриан безмятежно посапывал, пуская слюни. Буржуа качнул головой. Черт, да перед ним был совсем ребенок! — Бу хао йи сы, джэ шы во дэ вэй цзы, — пробормотал Агрест, но глаз не открыл. Сон юноши был крепок, не взирая на такой смущающий фактор, как открытое окно с которого ощутимо дуло. Про себя Буржуа выругался, снова назвал единственного отпрыска Габриэля дураком и прикрыл окошко, через которое вошел в комнату несколько минут назад. Стоило створкам сомкнуться, как все еще спящий Адриан пробормотал: — Тхай ган сье ни лэ. И сдался ему этот китайский! Клод совершенно не понимал мотивов старшего Агреста, который слишком буквально воспринял совет развивать своего ребенка всесторонне. У всего есть свои пределы. Китайский, фехтование, занятия на пианино (при том условии, что Адриан клавиши ненавидит также сильно, как истинная верующая ненавидит Сатану), мутные «одноразовые» занятия и бесконечные изнуряющие фотосессии. Адриана жалели все. Жалели гримеры, жалели костюмеры и жалел Андре. Это, отчасти, было чем-то фантастическим. За свои годы мэр Парижа видел многое и не смотря на показательное добродушие, сердце его было спрятано за тонкой, но твердой коркой. На своем посту он видел многое, оттого его восприятие мира было несколько специфичным. Да, отец Клода определенно жалел Адриана, что сначала бесило Буржуа-младшего. Потом прошло время, староста повзрослел и начал понимать своего родителя. Бедный, бедный мальчик! Из таких детей, как правило, ничего путного не выходило. Об этом Клод узнал в свои четырнадцать лет, когда Адриан, только-только начавший учить китайский на продвинутом уровне, рассказал собравшейся публике стишок на этом языке. Сначала юный Буржуа злился. Еще бы, лучший, он же единственный друг, перетащил все внимание взрослых на себя. Дети, приглашенные на торжество, практически не обратили внимание на невнятное блеянье странного мальчишки с огромными живыми глазами, а группка людей в торжественных одеждах лишь качала головой, поочередно вздыхая. — Вот вырастет у Габриэля подмастерье, мастером так и не став! — сказала тогда старая женщина с крючковатым носом. — Он слишком нагружает ребенка, — заметила ее собеседница чуть моложе. — Я понимаю, что у них там стресс и все такое, но это уже слишком! Мальчику только четырнадцать! Ему отдыхать надо, нормально учиться, взаимодействовать со сверстниками, а не учить паршивый китайский язык сутками напролет. Клод, тогда наливавший лимонад, прислушался. Разговор ему казался странным, но тем не менее очень интересным. — Да кому этот китайский вообще нужен? — пробасил полный мужчина во фраке. На белом вороте рубашки виднелось бардовое пятно. — В наше время достаточно и английского. Отчасти утверждение было верным. Про себя юный Буржуа согласно кивнул. Отец говорил, что английский — это мощь. Он открывает дорогу куда угодно. — Это да, но разве Габриэлю это объяснишь? — старая женщина покачала головой. — Мальчику к одному делу нужно приобщать, к одному! А не запихивать в его голову всякий мусор. Где ему в жизни пригодится китайский с фехтованием? Для того, чтобы действительно понять суть высказывания Клоду потребовалось время, наблюдательность и интернет-курсы по психологии с сопутствующей литературой. Годы, сменяющие друг-друга и активно развитое масс-медиа все чаще и чаще демонстрировало людей, которые делили судьбу Адриана. Дети, в одно мгновение потерявшие контроль после совершеннолетия, обычно плохо кончали. Они либо не вписывались в социум и становились отличными примерами того, какими людьми быть не надо, либо, что случалось чаще, ломались и возвращались в золоченые клетки. Первый болезненный опыт ломал отросшие крылья. Адриан, славный парень, был обречен. В том, что друг все же свалит прочь после своих восемнадцати, Буржуа не сомневался. А что с ним будет там, дальше, вдалеке от Габриэля и прочего, было не ясно. Правда была одна вещь, в которой Клод совершенно не сомневался — его друг не вернется в модельный бизнес. Подиум забирал слишком много сил. Да и к китайскому с пианино Агрест-младший также останется равнодушным настолько, что будет их просто избегать. Адриану придется учиться жить заново, не имея практически никаких нужных для этого навыков. Новое воспоминание, не совсем далекое, перенесенное из уже несуществующей реальности, чуть запоздало дало себе знать. Голос друга колокольчиком раздался в тишине. «Слушай, а если я вдруг захочу сбежать прочь, ты мне поможешь?». Интересно, а этот Адриан уже сейчас думает о побеге, как о способе спасения из плена? Наверное думает. Мечтает украдкой, а после гонит мысли прочь, мотивируя это тем, что отец его станет убиваться. Да и то, не факт. Клод вновь взглянул на тетрадь. И этим Адриан занимается практически все свое свободное время? Буржуа скривился. Ладно бы, обладай Агрест талантом или желанием учить язык Поднебесной, но он же этого не хотел. Черт, да он даже в Китае еще не побывал, что отчасти было удивительно, учитывая что зарубежная публика с большой благосклонностью относилась к подобным типажам внешности. На этом можно было неплохо заработать денег, но Габриэль осознанно отказывался от подобной возможности, предпочитая путешествовать не так далеко. Адриан, не смотря на догадки обывателей, территорию Франции практически не покидал. Вся его работа проходила исключительно на родине. Складывалось ощущение, словно Габриэль не желал отпускать отпрыска от своей штанины. Быть может, раньше, в далеком детстве Агрест-младший и бывал где-нибудь с семьей, однако после смерти Эмили все изменилось. Семейство все реже и реже появлялось в светских кругах, а после и вовсе исчезло. Получить интервью от Габриэля могли лишь избранные единицы, а попасть в пределы его дома не удавалось практически никому. Лишь редкие друзья семьи могли позволить себе нанести визит в мрачную обитель не менее мрачного дизайнера. И как при таком давлении Адриан вообще справлялся с геройской работенкой? Где находил в себе силы для того, чтобы идти сражаться со злом? Клод усмехнулся. Он с самого начала знал, что друг его детства просто потрясающий человек, однако понимание этого пришло лишь сейчас. Лишенный эгоизма, Агрест самозабвенно кидался на врагов, желая защитить невинных. Герой не менее классический, нежели Маринетт. Шаблон на шаблоне, не иначе. Адриан что-то сонно пробормотал и Буржуа показалось, что вот, настало то самое время. Нужно кинуть шкатулку, открыть окно и прыгнуть на ближайшее дерево, доверив судьбу Агресту, но вот только руки Клода дрогнули. Модель не открыл глаз, дыхание его не сбилось и иных признаков пробуждения староста не уловил. «Потом, все потом…» — подумал герой, начав отступление. Клод не смог повесить новое обременение на друга. Это было выше его сил. Так Буржуа и вернулся домой, не оставив героям шкатулок. Возвращаясь под теплое одеяло Клод вдруг поймал себя на мысли, что он, будучи героем, сам неплохо со всем справляется. «Не нужно им таскаться по крышам!» — подумал сын мэра, схватив телефон. Ему нужно было разбудить друга детства, дабы тот прекратил терзать свою спину и наконец закрыл чертово окно. — «Да и битвы им тоже не нужны. В конце концов, это больше не их война.»