(Не)Спаси меня.

      Они не были настолько хорошо знакомы, чтобы пить чай за одним столом, но что Ким, что Маринетт мало задумывались о неправильности происходящего. Ле Тьен то и дело желал вскочить со своего места, отбросить чашку в сторону и броситься на улицу, презирая холодный ветер в лицо. Молодой человек терзался сомнениями. Может ему действительно стоило проявить характер и остаться? Да, полезность его не была бы высокой, но все же какой-никакой, но толк спортсмен имел.       Маринетт молчала. Молчала и подливала чай, когда в почти забытой чашке кончался кипяток. Дюпэн-Чэн старалась не говорить. Страх сказать что-то, что заставит одноклассника все же кинуться назад, неприятно щекотал нервы. И без того горячительный, Ким вполне мог учуять призыв к действиям там, где его и отродясь не было.       Отчего-то им обоим чудилась огромная пороховая бочка. Любое, пусть даже и малейшее неверное движение, и все пойдет прахом. Миленькая маленькая кухня с круглым столиком прекратит быть убежищем от всех бед. Во имя безопасности не работал даже телевизор, обычно не смолкающий. Его Дюпэн-Чэн выключила в первую очередь, стоило покрасневшему носу одноклассника только-только пересечь границу между магазином и жилым блоком.       За окном шалил ветер, пока полоска горизонта безнадежно темнела. Зрелище выдалось симпатичным, но удручающим. Маринетт тоскливо взглянула на сапог, прихваченный впопыхах. Швея не помнила, как именно она его схватила и в какой момент, но все сапог был здесь. У нее дома. Лежал на кухне, чуть левее холодильника и правее мойки. Пусть и испачканный порошком, но все же пригодный для носки.       «Надо бы его почистить…».       Ким проследил за взглядом швеи и уныло вздохнул. В сущности простая вещь действовала на спортсмена угнетающе. Живое доказательство собственного бессилия и никак иначе. Наверное, имей он возможность, Ким избавился бы от сапожка тут же. Выбросил бы его в окно или, что более желаемо, в огонь.       Где-то там слышались шаги. Родители потихоньку закрывали магазин, отпускали последних покупателей и жили совершенно обычной жизнью, не смотря на произошедшее в школе. Маринетт невольно стушевалась. Одержимых было так много, что их нападения стали чем-то вроде пресловутой нормы. Том и Сабин, сами по себе заботливые люди, удивительно буднично восприняли сбивчивый рассказ дочери. Их даже не смутил молчаливый и мрачный одноклассник, чьи уши покраснели так сильно, что издалека их вполне можно было перепутать с праздничными шарами.       С одной стороны родительское спокойствие было благом. С другой же Маринетт все сильнее недоумевала касательно царящих мировых порядков. Люди если не приняли, то смирились с правилами огромной неясной игры. — Она меня простит?       Поглощенная в свои мысли, Дюпэн-Чэн не сразу ответила на вопрос. Ким, долгое время предпочитающий хранить молчание, угрюмо пялился в вазочку с конфетами. Не долго думая, швея подвинула ее к однокласснику. За все проведенные минуты Ле Тьен не прикоснулся к сладкому, хотя шоколад в теории был способен поднять безнадежное настроение.       Ответ был очевиден, но Маринетт поспешила нацепить маску дурочки. — Что, прости?       Ким не разозлился и даже не стал раздражительнее. Щелкнув зубами, спортсмен потянулся к конфетам в шелестящих обертках. Руки его все еще дрожали, но не столько из-за пережитого страха, сколько из-за гнева, клокочущего внутри.       Вьетнамец шумно вздохнул и невидящим взглядом уставился на конфету. Маринетт напряглась. Со стороны казалось, что Ким спешит облегчить душу пустоте, а не человеку из крови и плоти. — Лилс простит меня? — Неуверенно поинтересовался Ле Тьен, мучительно краснея. Второй раз спрашивать такое было трудно. Настолько глубоко Ким открывался лишь Максу и, то мимолетно, словно случайно, а здесь…       Впервые за долгое время Ким поднял голову и посмотрел на ту, кого игнорировал столько месяцев. Маринетт растерянно отвела взгляд в сторону и одной рукой вцепилась в ядовито-желтый пиджак, все еще словно случайно наброшенный на ее плечи. Ле Тьен словно увидел ее впервые и невольно сравнил с тем силуэтом, что нарисовался в женском туалете.       «Нет, не подходит.»       Не подходит к чему? Ким и сам не понял, но странная мысль возникла раньше, чем спортсмен принялся бы ее раскручивать. Ким опять посмотрел на швею. Да, перед ним сидела практически незнакомка. Он не помнил ее дня рождения, не знал не только клички питомца, но и сам факт его существования, даже ее номер телефона не был забит в систему, но, тем не менее, это делало все лишь легче. Отсутствие всякой более-менее ощутимой связи позволило рассчитывать на нечто, что большинство считало правдой. — Ты ничего не сделал, чтобы она тебя прощала… — Маринетт нервно усмехнулась.       Вообще репутация у Кима была своеобразной. Пока одни отделывались пусть немного обидными, но меж тем относительно мягкими понятиями в духе «недалекий», другие прибегали к более безжалостным определениями. Тот же Нино, казалось, добрая душа, звал Ле Тьена не иначе как «тупицей». И звал так практически всегда, вне зависимости от вида коммуникаций. Так почему же, имея на себе такой ярлык, Ле Тьен все понимал? Маринетт была более чем уверена, что одноклассник имеет прекрасное понимание сложившейся ситуации. Лила его не ненавидела. Уж больно жирной эта эмоция была, чтобы тратить ее на кого-то кроме Альи. — Значит… Она меня будет презирать?       В яблочко. Точнее, — хотела было поправить Маринетт, но воспитание не позволило произнести столь ужасные вещи вслух. — Она тебя уже презирает. Дюпэн-Чэн дернулась, когда Ле Тьен безнадежно вздохнул и запихнул многострадальную конфету в рот. Он все понял. — Она мне сегодня улыбнулась. — Вдруг произнес спортсмен, явно намекая, что такое произошло в первый и последний раз.       Аргумент вышел слабым. Мысленно Маринетт закатила глаза. Потеря, честно говоря, вышла не самой большой. Лила улыбалась всем и всегда. Ее улыбки были явлением таким же частым, как солнечные зайчики в ясную погоду, но Ким этого не понимал или не желал понять. — Но ты сделал все, что мог. — Дюпэн-Чэн сама взяла конфету.       Ответом стало угрюмое молчание. Ле Тьен мрачно взглянул на одноклассницу. Теперь он считал ее недалекой дурочкой, не способной осознать одну простую вещь — это был проигрыш. Позорный, мерзкий проигрыш, который нельзя стереть оправданиями самой попытки. — Не все бы повели себя также! — Настояла Маринетт.       «А толку-то?!»       Ничтожен. Как же он ничтожен! Мало того, что сам хотел поиграть в героя, так еще и других втянул. Ким тоскливо взглянул в окно. Клод о себе знать не дал. Интересно, как он там? Все ли закончилось? Да и Макс не писал. Хотя… Ким взглянул на телефон, поставленный на беззвучный. Может друг ему и писал, но включать интернет не хотелось. Отчего-то Ле Тьен опасался многочисленных новостных баннеров, которые появятся тут же, стоит сети дать о себе знать. — Знаешь, это было немного глупо и безрассудно, — вдруг сказала швея. Кима словно окатило холодной водой. — Но мне было бы приятно, если бы ты так бросился помогать мне, даже зная что шансов не много. Может Лила и не поблагодарит тебя, но она запомнит, что ты попытался сделать. — Правда? — Стоило проблеску надежды замаячить где-то за горизонтом, как вся удрученность ушла прочь. Ким мгновенно оживился. — Ты правда так считаешь? — Конечно. — Маринетт склонила голову вбок, потупив взгляд.       Жаль только, что сказанное было ложью.

***

      Она не могла на себя налюбоваться. То и дело взыскивая самые симпатичные кадры, Лила буквально растворилась в чарующем мире фотографии. Кто-то из школьников записывал видео-трансляцию с Франсуа-Дюпон, кто-то сделал снимки на улице, кто-то (а именно милый спасенный молодой человек) вовсе запостил совместное фото с Вольпиной и Пчелиным Королем в соцсети. Тот самый снимок очень быстро поднялся в трендах, перегнав интервью престарелого крашеного рокера с крокодилом на поводке и откровения какой-то телеведущей.       Никому не был интересен сомнительный альбом сомнительной личности с сомнительной репутацией, ровно как и поток сознания короткостриженой карьеристки, с дочерью на руках и тяжелым разводом за плечами, когда на сцену вышла она. Молодая, прекрасная, чистосердечная Вольпина. Смотря на комментарии, что множились не хуже грибов после дождя, Лила никак не могла поверить, что это все происходит с ней! — Завтра вечерний патруль тоже на тебе. — Ага. — Ох, а какие у нее бедра на этом фото! Итальянка поспешила сохранить один из снимков.       «Черт, Лила, нельзя быть настолько красивой!».       Клод замолчал. Телефонная трубка затрещала, но Росси на это не обратила никакого внимания. Еще один снимок, удивительно удачный, мелькнул в профиле одного из многочисленных фанатских аккунтов парижских супергероев. За этой фотографией скрывался еще и рисунок, явно сделанный со снимка. Неизвестный художник здорово постарался, вырисовывая Вольпину. Лила даже немного взвизгнула от восторга. Изображение вышло настолько дивным, что оно также отправилось в специальную папку, посвященную самым лучшим «трофеям» супергеройской деятельности. — Ты там головой не стукнулась по дороге? — Хрипло поинтересовался Буржуа. — С чего ты взял, mio caro? — Настроение итальянки полезло вверх настолько, что даже не слишком дружелюбный тон напарника не насторожил.       На той стороне провода Клод раздраженно забарабанил пальцами. Забавная особенность, подмеченная Лилой еще на первых парах знакомства, выдавала текущую нервозность Буржуа. — Если тебе станет легче, я могу взять все патрули, — не долго думая, предложила Росси. Про себя девушка успела даже набросать примерную карту мест с самыми приятными видами. Черт, да она прекрасно будет смотреться на фоне Нотр-Дама! Интересно, а как часто на горгульях застревают котята?       Вновь раздалась тишина. Клод буквально потерял дар речи. С ним точно говорила Лила? Та самая девчонка, что любила поныть на тему общей бесполезности всей этой затеи? Буржуа рыкнул. День с каждым новым часом становился все хуже и хуже. Сначала отец, теперь эта… — С чего бы? — Просто? — Лила пожала плечами. — Если появится очередной приспешник Багажника, я дам тебе знать. — Ты хоть представляешь насколько подозрительно звучишь, Росси? — Эй, радость моя, я же не говорила, что так будет всегда. — Лила цокнула языком и перекатилась на другой угол кровати, оставляя открытый ноутбук. — Устроим эксперимент или что-то в этом духе. Я буду летать над Парижем, а ты копнешь под Багажника. Ведь должна же и от тебя быть польза, Буржуа?       Победа ударила в голову ей так сильно, что Росси даже позабыла с кем разговаривает. Клод зло пнул свалившийся учебник по биологии в самый край номера. Отцовское наказание, которое успело надоесть только начавшись, издало хлопок и открылось ровно посередине.       Сын мэра тоскливо взглянул на стену. Красный круг, опоясывающий имя и фамилию отца Макса, словно издевательски блеснул. Или Клоду показалось? Странный ученый, больше похожий на карикатуру из нулевых, нежели на реального человека, чем-то на Бражника походил, но наблюдение за ним много подсказок не дало. Словно сговорившись с богиней удачи, этот мужчина умудрялся скрываться из-под четкого надзора в самый неподходящий момент. — Я копаю под него с самого сентября! — Значит плохо копаешь! — Лила вновь вернулась к ноутбуку и поспешила отписать сообщение Маринетт. Смотря на электронные строчки, что растянулись в диалоговом окне, итальянка просто не могла не скрыть улыбки. Дюпэн-Чэн так искренне переживала! Ну что за прелесть?! — Мы не знаем ничего, кроме его существования. Или… Хэй, а Багажник реально существует или это позывной неизвестного злыдня?       Она над ним издевалась? — Скажи мне, ты просто дура или да? — Ох, figliolo, нельзя быть таким злым! — Итальянка шутливо улыбнулась, зажав телефон между ухом и плечом. — Будешь ерничать и малышка Маринетт действительно уйдет к какому-нибудь Нино.       Это было больной зоной. Очень больной. Послышалось предупреждающее шипение, которое Росси весьма позабавило. — Ладно, ну не злись ты так. Я же о тебе забочусь, напарник. — Лила поправила телефон. — А вообще нам действительно нужно продвинуться вперед!       Поймай она Багажника и все газеты Парижа всколыхнутся! Хотя… Какой Париж? Весь мир точно узнает имя Лилы Росси, девушки, что победила если не смерть, то кого-то очень на нее похожего. От предвкушения итальянка даже улыбнулась.       Ответа не последовало. Клод угрюмо молчал. — Я не пытаюсь на тебя давить, но нужно начинать хоть с чего-то. — Воодушевление, вообще мало свойственное, быстро распространилось по телу, прямо как яд. Лиле очень захотелось выделится. — Давай хотя бы поймем, почему эта чушь вообще творится! Ну… Почему люди превращаются в этих уродцев? — Потому что Бражник?       Клод оказался в тупике. Более глупого вопроса ему не приходилось слышать очень давно. — Не, я про другое. — Вообще об этой вещи Лила хотела спросить еще во время первого патруля, но гордость не позволила, ровно как и обстоятельства первой практики. — Одержимых же не аист заражает? Что-то этому сопутствует. Может вирус какой-нибудь или фаза луны…       Он ее не понимал так открыто, что Лила поспешила объясниться: — Ну не может человек просто так превратиться! Что-то должно его к этому подтолкнуть! — Ты действительно такая дура или притворяешься?

***

      Он стоял у окна. Город по ту сторону стекла активно переходил в стадию ночной жизни, пока Клод, подобно тюремному узнику, был вынужден пялиться вперед. Домашний арест… Крайне странное словосочетание, часто мелькающее в разных подростковых и семейных картинах, звучало как-то чуждо в контексте двадцать первого века. Никогда ранее отец не заходил настолько далеко. Он мог накричать или разозлиться, но никогда не бывало такого, чтобы Андре сажал сына на замок, подобно дворняге.       Мысли юного Буржуа безбожно путались. Клод вроде и жалел о произошедшем, но и не жалел вовсе. Отец сам напросился. Не накинься он с обвинениями, не стань он устраивать концерты, не позволь он себе поднять руку… Клод словно ненароком коснулся щеки, что не была опалена ударом, но все же пульсировала, подобно обожжённой. Чувство выдалось мерзким. — Что значит злость?!       Лила по ту сторону телефонного провода существование не скрашивала. Ее противный голос становился в сто крат хуже, особенно по этому древнему, как скелет мамонта, мобильнику. Нормальный телефон, ровно как телевизор с компьютером, оказался вне зоны доступа Буржуа.       Если говорить о хорошем, то это до завтрашнего утра. Клод не сомневался, что в его силах отстоять технику.       Если напирать на плохое, то сам факт вторжения посторонних на личную территорию лишь больнее бороздил и без того свежую рану. Отец упорно продолжал играть с огнем, включив «справедливого родителя». — То и значит. Злость и обида — это основной критерий. — Прошлый опыт оказался очень полезным. Клод внутренне горько усмехнулся. — Чем сильнее задет человек, тем выше вероятность, что он следующий. — То есть, ты это знал, но мне не сказал ни слова?! — О, теперь и настроение Лилы начало понижать планку. Улыбка сама показалась на лице Буржуа. — Ты же сама сказала, что все знаешь. — Клод засмеялся, но тут же этот смех потонул в черной тоске. Без привычного гомона телевизора или ноутбука было крайне странно находиться на территории номера. — Так в чем дело? — В том, что каждый обиженный неудачник может превратиться в монстра! Вот в чем дело! — Бинго! — Буржуа покачал головой. — Рад, что до осознания такой простой вещи тебе потребовалось несколько месяцев. Прогресс на лицо! Глядишь, поймаем его до конца столетия.       Старый телефон неприятно давил на руку. Вот нормальный, сенсорный, без кнопок, ощущался совсем иначе. Легче и лучше. Впрочем, иной альтернативы Буржуа не имел. Либо так, либо в качестве средства связи придется брать голубей. — Но… — Слушай, если что-то еще хочешь узнать, спроси у своей квами. — Буржуа склонил голову в бок. От этого диалога плавились мозги. — Она объяснит. — Говорить с этой предательницей?! — Лила хмыкнула. — Ты хоть знаешь, почему этот акуманизированный хомяк на меня напал?! Она не хотела меня трансформировать!       Кто? Что? Почему?       Вопросов было много и они требовали личного обсуждения. Про себя Клод подумал, что хватит на сегодня этого всего. И осточертевшей биологии хватит, и Бражника, и того, другого… Хватит всего. — Поговорим об этом завтра. — Оки-доки, — Лила по ту сторону сладко зевнула. Она, словно забыв о характере человека у телефона, поделилась сокровенным: — Завтра много дел. Патрули, уроки, и главная роль. Жду не дождусь! — Я тоже. — Клод облизнул пересохшие губы. — Нужно будет найти обидчика Апрэль и начистить ему шею. — М?! — Послышался грохот. Неужто итальянка скатилась с кровати? — А зачем тебе это?!       «Я должен знать, что за дрянь меня сюда засунула!» — Мне просто интересно из-за кого мне пришлось разбить окно.       Не смотря на весьма нейтральный тон, Лила поняла, что что-то случилось. Итальянка громко причмокнула губами. — А зачем ты разбил окно? — Не твое лисье дело, Росси. — Клод рухнул на кровать, прямо лицом в подушку, искренне надеясь ею удавиться. — Просто мне очень интересно узнать, кто дал начало этому балагану. — А… Или ты хочешь поиграть в рыцаря перед малышкой Мари?       Удивительно, но это предположение попало в абсолютное молоко. В кой-то веки Маринетт не прямо, ни косвенно не была замешана в этом. Было ли это достижением? Скорее нет, чем да. Не смотря на свою важность, швея не терзала Буржуа сутки напролет, за что Клод был ей искренне благодарен. В концов, ему тоже нужен был отдых от этих розовых наваждений. — Не-а, личный интерес. — Слу-у-у-ушай, защиту хомячков оставь Мари. — Лила на том проводе заерзала. — Тебе зачем лезть в это болото? — Я сам решу во что мне лезть, а во что не стоит. — Клод повернулся на спину и посмотрел в потолок, сокрытый темной пеленой. Странно, но Буржуа показалось, что темнота эта почти живая. — Или ты что-то знаешь, Росси? — Я терпеть не могу хомяков.       На мгновение Клод испугался за судьбу того хомяка, что был подарен Сабином. — И вообще, с завтрашнего дня возвращается рыжий. — Не давая Буржуа опомниться, Лила перехватила инициативу в свои руки. — Помнишь ты просил с ним разобраться?       Утвердительное молчание стало ответом. — Тогда приходи раньше, блохастик. Ты не пожалеешь.