(Не)Спаси меня.

      Клод и не помнил того, как Маринетт его тащила. Вроде это и было, а вроде из памяти словно кусок стерли. Но, так или иначе, факт оставался фактом: просторная кабина лифта тронулась с места. Маринетт, до этого лихорадочно бьющая по кнопкам, успокоилась и прижала к себе массивный скипетр. И откуда он у нее? Буржуа не помнил и этого.       Складывалось ощущение, словно лифт был чем-то вроде отдельной жизненной страницы, не имеющей ни толкового начала, ни более внятной середины, ни более-менее положительного финала. Был только лифт, Маринетт и глупый скипетр с откровенно безвкусным навершием. И как мама не выбросила эту дрянь?       Маринетт стукнула скипетром по полу, но чуда не произошло. Теоретическое оружие самообороны, хладнокровно вырванное из металлических пальцев бессознательной женщины просто не желало светиться, а значит и работать. Дюпэн-Чэн тяжело вздохнула. Тащить Клода оказалось весьма непросто, учитывая массу его тела и скипетр под мышкой. Болели плечи и ныла спина.       Новый тяжелый вздох вырвался из девичьей груди. Маринетт безнадежно закатила глаза и медленно скатилась вдоль стенки лифта, судорожно обдумывая, что же ей стоит делать дальше. Не смотря на весьма бодрый старт, швея понимала всю ту опасность, нависшую над ее головой.       Из хорошего: Маринетт вывела на некоторое время Одри из игры.       Из плохого: Одри захочет мести. И скипетр.       Что из этого было хуже всего — ответить трудно. Будущее, с какой стороны ты не посмотри, не обещало ничего хорошего. Маринетт огляделась. Быть может бог удачи посмотрит на нее спустя столько лет и чудесным образом остановит лифт где-нибудь меж этажами до самого прибытия Вольпины с прочими героями? Было бы недурно. Дюпэн-Чэн успела бы отдохнуть… — Зачем ты вообще притащилась?       Вообще-то Клод злился, но усталость его пересилила, оттого откровенная агрессия превратилась в очень вялое недовольство. Маринетт поджала губы. Смотреть на Буржуа хотелось меньше всего. Уж настолько жалким был его вид. Более подавленного человека швее видеть не приходилось. Даже Натаниэль, и тот в минуты самой черной тоски казался более живым. — Я просто хочу пом… — Себе помоги. — Вялость уступила место жесткости. Клод приподнял голову, а Маринетт, словно стыдясь, отвернулась в сторону.       Мог ли Буржуа испепелить ее взглядом? Нет, не мог, но все же страшно было заглядывать ему в глаза. Особенно сейчас, после всего услышанного. Маринетт прикусила губу. С одной стороны — ей хотелось уйти прочь, дать человеку пространство для глубинных дум, но с другой — куда идти? И вообще, почему одноклассник смел ее попрекать?! Она же ему помогла! — Эй, если бы не я, ты уже был бы статуей! — М, тогда бы статуя была одна, Насекомое. — Клод едва сумел пожать плечами. Странное чувство глубокой физической изнуренности вцепилось в мышцы, все еще делая их похожими на вялые нитки. — А сейчас их будет две! Ты вообще о чем думала?!       Маринетт промолчала, а Клод раздраженно цокнул языком. Ему было предельно понятно о чем именно она думала и это злило. Почему даже обычной, с костей до ногтей, девчонке упорно не сиделось на месте? Буржуа даже присмотрелся, надеясь разглядеть треклятые гвоздики в чужих ушах, но девичьи мочки были пусты. В волосах также не торчал гребень и торчать, по мнению Буржуа, не мог. Последуй его словам, Маринетт бы просто не появилась в тот момент. Времени не хватило бы. А зря. — Я просто хочу помочь. — Повторила Маринетт, но уже увереннее. Даже ее спина выпрямилась. — Лучше бы поблагодарил!       Смешок вырвался из глотки. Про себя Клод ругнулся. Только сейчас до него дошло, что горло сухо. Отчаянно хотелось пить. — А за что мне тебя благодарить? — Клод скривился. — Насекомое, твоими стараниями в ад мы провалимся вместе, хотя можно было обойтись малой кровью.       «Ты могла бы спастись, дуреха!». — И я все равно не жалею. — Упрямо заявила Маринетт, сложив руки на груди. — Ослица. — Упрямец.       А могло ли все закончиться иначе? Клод тряхнул волосами. Шальная мысль, пришедшая в этот момент откровением не казалась. Буржуа опять взглянул на одноклассницу. Как бы Маринетт не пыжилась, невооруженным глазом можно было заметить дрожь страха, что била девичье тело. Дюпэн-Чэн боялась до сих пор. Наверняка в ее голове роились верные мысли, которые дали о себе знать слишком поздно.       Сейчас в Маринетт не прослеживалось и капельки Ледибаг, что немного радовало. Никто не потребует серьги назад. Но, радость Клода могла бы быть сильнее, заполучи швея в свои руки гребень. У нее тогда было бы потенциальное оружие. Крошечный шанс спастись. И на что, а точнее кого, она его обменяла?       Вместе с чувством странного, унизительного счастья Клод ощутил досаду. Он не стоил таких жертв. Совершенно. Но она кинулась ему помогать. Кинулась, а это что-то, да значило! Щеки обожгло. — Как ты вообще меня дотащила?       Маринетт мелко вздрогнула. Отчего-то швее казалось, что Буржуа будет молчать до самого конца, но нет. Стоило кнопке третьего этажа загореться, как у одноклассника прорезался голос. — Это было не тяжело.       Буржуа скептически взглянул на швею. Дюпэн-Чэн сглотнула, стоило чужим глазам бегло, почти оценивающе пробежаться вдоль ее тела, частично скрытого под утепленными джинсами и свободным розовым свитером. Потом Клод посмотрел на себя. Едва заметно повертел руками, главным образом всматриваясь в кисти, подергал ногами. Он был ее больше. Не критично, но все же. — Насекомое, я действительно тяжелый. — Не слишком. — Поспешила оправдаться швея. Мочки ее ушей накалились. — Ты и представить себе не можешь, сколько весит партия свежего хлеба в утро понедельника.       Милый смешок. Очень даже.       Лимит гляделок подошел к концу и теперь Буржуа уставился вниз. Клод медленно подтянул к себе ноги, с удовлетворением понимая, что чёртово оцепенение потихоньку отходит назад. Физическая оболочка продолжала болеть, но теперь эта боль стала чуть менее сильной. Буржуа пошевелил пальцами ног. Блеск, контроль начинает потихоньку возвращаться к законному владельцу.       Прелестно. — Да, не могу. Выглядишь… — «хрупкой» — хилой. — Внешность бывает обманчивой. — Ну, тебе идет.       Сказано это было раньше, чем включилась голова. Мысленно Клод хорошенько приложился лбом о стенку лифта, что продолжал движение вверх. Маринетт удивленно моргнула. Буржуа стыдливо прикрыл глаза опять. В одно мгновение стало так душно, что захотелось удавиться злосчастным воротом противной рубахи.       «Я придурок.»       Дюпэн-Чэн молчала, чем действовала на нервы. Клод приоткрыл глаза, однако, растерянности или смущения сын мэра увидеть не смог. Маринетт, сидящая в углу напротив, смотрела на одноклассника настолько жалостливо, что сердце защемило. Буржуа стало дурно. К и без того лютой жажде добавилось легкое головокружение. Такими глазами принято смотреть на убогих, нищих и калеченных, но уж точно не на Клода. — Насекомое, можешь любоваться мною сколько влезет, но…       Заканчивать предложение не пришлось. Маринетт будто опомнилась и резво взгромоздила себе на колени небольшую розовую сумочку. Раздался щелчок. Дюпэн-Чэн открыла сумку и бросилась в ней копаться, попутно бубня о чем-то забытом. Невольно Клод улыбнулся. Забавная и суетливая, с этими хвостиками, Маринетт стала даже более насекомоподобной, нежели это было раньше.       Мельком, почти урывком Маринетт взглянула на одноклассника и Клод заметил, что лицо ее покраснело. Неужто смутилась? — Черт! — Маринетт явно разозлилась. В одно мгновение содержимое сумочки оказалось безжалостно выброшено на пол лифта. — Да где же оно?       Теперь настала очередь Клода удивленно хлопать ресницами. Дюпэн-Чэн на своем бедре носила портал в параллельную вселенную, если не иначе. Иного объяснения обилию различных мелочей Клод дать просто не мог. Пачка маркеров, небольшой блокнот, два тюбика блесток, клей для обуви, пачка таблеток от головы, пачка таблеток от живота, несколько пластин с неизвестными пилюлями и многое-многое другое. — Вода?! Насекомое, скажи, что это вода!       Не сказала, но толкнула небольшую баклажку, чей размер был даже меньше обычных маленьких бутылок. С подобными «коротышками» Клоду сталкиваться не приходилось. Не долго думая, Буржуа открутил плотно посажанную крышку и жадно припал губами к горлу. Тут же сухость ушла, уступая место недовольству. Воды в этой бутыли оказалось очень мало.       «Надеюсь ей не хотелось пить.»       Клоду стало немного стыдно, но было поздно. Пустая бутылка отправилась в пустой угол кабины лифта. Кнопка шестого этажа на панели окрасилась в желтый. Черт, стоило сказать отцу, что скорость в этих коробках — черепашья. Но, с другой стороны, хотелось, чтобы механизм работал еще медленнее. — Да где же это? — Маринетт нахмурилась, тревожа все вещей из сумочки. Клод усмехнулся, когда мимо глаз его проскользили пластыри с котиками. — Что ищешь? — Болеутоляющее.       Ответу Клод удивлен не был. Хотя, признаться честно, он ожидал услышать нечто более диковинное. Кусок льда или набор отмычек, например. Может даже живого таракана! — Зачем?       Дюпэн-Чэн посмотрела на Клода опять. Тот либо хорошо делал вид, что не понимает, либо отчаянно притворялся, стараясь казаться крутым. Вроде подобное поведение прослеживалось у многих мальчишек. — Тебе же больно.       Маринетт говорила о теле. Тщедушном, несколько нелепом теле, что больше походило на болванку для будущей марионетки. Точно, она говорила о плоти, но вот нечто в области сердца противно заныло. Вдоль позвонка Клода пробежала ледяная дрожь.       «Она все слышала!».       К тошноте прибавилось головокружение. Нет, нет, нет. Только не это! Только не так! Клод, который отчаянно прятал как Одри, так особенности взаимоотношений с ней, тяжело задышал. Стыд залил краской его щеки. Не хватало только, чтобы Маринетт увидела его таким! Капризным жалким мальчишкой, что вцепился в материнскую штанину.       Теперь поднимать глаза на Дюпэн-Чэн стало как-то стыдно. — Насекомое, то, что ты увидела… — «А увидела ты многое…». В горле зацарапало. — Тебе никто не поверит.       Что ж, это было весьма ожидаемо. Маринетт кашлянула в кулак, а Клод отвернулся опять. На сей раз сын мэра уставился в панель с этажами. Девятка, затерянная в бесконечной веренице цифр, слабо загорелась. — Все, что было в отеле, пусть в нем и останется.       Клод кивнул. Вот сияние спало с девятки и кабина лифта поползла дальше. Молчание, в принципе красноречивое, воспринялось Маринетт в несколько ином ключе. Швея нервничала. — Не переживай, я умею хранить секреты.       Буржуа повернул голову в сторону одноклассницы и вновь посмотрел на нее тем самым оценивающим взглядом. Только сейчас до Маринетт до шло, что точно также на нее пялился Андре. Оба Буржуа глядели так, словно медленно отделяли девичье мясо от кости, стремясь увидеть нечто, что сокрыто в самой глубине. Инстинктивно Дюпэн-Чэн вцепилась в подвеску. — Я знаю, Насекомое.       «Интересно, а перед своей смертью ты хоть кому-нибудь открылась?».       Клод запрокинул голову вверх и уставился в потолок. В воображении вновь замерцали неприятные картинки. Разрушенный отель, опустевшие улицы и трупы всех тех, кого Буржуа когда-либо знал. Про себя герой горько усмехнулся, стоило на полу лифта появиться мертвому фантому Маринетт. Лежащая едва ли не в центре всего того безумия, несчастная вытянула руку вперед, словно стараясь забрать свои гвоздики из рук чужака. Ее волосы стали жесткими, кожа приобрела желтый оттенок, а лужа крови над головой успела высохнуть.       «Помни, почему ты вообще здесь находишься.»       Странное дело, что та, что эта Маринетт были героинями. Различие состояло лишь в том, что первая некогда летала над Парижем, дралась с Бражником, активно помогала городу в мелких делах, когда вторая делала все тоже самое, просто в куда менее впечатляющих масштабах. Ну и с Бражником не дралась, но велика ли потеря? То же самое коснулось и Адриана. От природы добрый и чуткий парнишка, который хорош сам по себе, без каких-либо камней.       Клод помрачнел и сильнее укрепился в мысли, что нет. Ни Адриану, ни Маринетт никакой пользы от талисманов не будет. Они и так хороши, без каких-либо симбиозов с инопланетянами. Сущие дети, которым иногда и фломастер в руки не доверишь, не то что силу. — Я даже не буду заносить это в дневник.       О, она сообщила ему о личном дневнике? Это так мило. Мочки ушей защипали, а на щеках возник почти привычный жар. Буржуа едва не застонал. Черт, наступит ли когда-нибудь тот момент, когда ладони его окажутся сухи, а лицо потеряет оттенок вареного рака?! Как же глубоко Клод ненавидел это чертово состояние! — Спасибо.       Десятка на панели загорелась до неприличного ярко. Еще пять этажей.       Стоило Буржуа прижаться горячей щекой к кабинке лифта, как со стороны Маринетт раздался шелест. — У меня есть печенье. Будешь?       Пять этажей и он увидит свою маму. Снова. Буржуа невесело усмехнулся. Всего несколько дней назад он многое отдал, чтобы встретиться с матерью в привычных стенах «Гранд-Пари», а сейчас Клод был готов бросить все сокровища мира, лишь бы Париж из сознания Одри исчез, как города исчезают с карт. — Она нас может превратить в золотых истуканов, а ты думаешь о печенье? — Клод мельком взглянул на Маринетт, в чьих руках действительно находилась упаковка с чем-то. — Насекомое, я раньше думал, что ты просто недалекая, а теперь понимаю, что весь мозг ушел в желудок.       Маринетт закатила глаза, а лампочка одиннадцатого этажа окрасилась в желтый. Тот самый желтый, который был свойственен оставленному пиджаку.       «Его стоит отдать». — Подумала про себя швея, разрывая упаковку. — Зато я буду сытой статуей, в отличии от некоторых.       Клод скривился. Заявление вышло амбициозным, но вот количество печенья как-то не вписывалось в формулу. Шесть печенюшек, чей размер был не больше диаметра кофейной чашки, весело стучались боками друг о друга. Сомнительная приманка. — Ну же, не упрямься! — На мгновение Дюпэн-Чэн стала похожа на Нино. Он примерно с тем же видом затаскивал Клода в болото собственных музыкальных предпочтений. — Просто съешь и тебе полегчает.       Тут-то до Клода и дошло. Обезболивающее, которое искала Маринетт, не имело ничего общего с таблетками. Печенье, совершенно обычное покупное печенье с драже все еще стучало в девичьих руках. — Насекомое, я тронут твоим участием и все такое, но дела так не делаются. — Голос Клода прозвучал чуждо даже для него самого. — Жизнь не станет легче, если ты затолкаешь и дюжину этой химозы. Так какой толк от трех? — Они с шоколадной крошкой. — Ладно, три так три.       До пятнадцатого этажа оставалось всего три кнопки.

***

— К моему поведению вопросы?! — Алья вскочила с места и изумленно посмотрела на всех присутствующих в кабинете.       Смущенный столь бурной реакцией, месье Дамокль попросил ученицу сесть на место, но Сезер его не послушала. Обида гложила журналистку. Вся воспитательная беседа по своей структуре больше напоминала целый алгоритм по отбеливанию репутации Лилы, путем унижения ее невольной соперницы. Прием вышел таким грязным, что даже мама не осталась в стороне, но ее участие мало что изменило.       Как месье Дамокль смотрел на Сезер через призму хулиганки и будущего криминального элемента, так и продолжал смотреть, округляя огромные совиные глаза. Вот же старый осел! — Но я хожу на все мероприятия, не прогуливаю занятия во время болезни… — Scandaloso! Синьор Дамокль, почему разносчица заразы посещает занятия вместе со здоровыми людьми?!       Выпад отца Лилы Алью не смутил. Месье Росси, в конце концов, школу закончил очень давно и не имел и малейшего представления касательно отработок пропущенного материала. Благо агрессия, кипящая в жилах, вполне могла пойти в нужное русло самообороны. — …моя посещаемость идеальна, а оценки выше хороших!       Лила скривилась. Вот же зануда перед ней была! Слушай причитания юной Сезер, Лила никак не могла отделаться от мысли, что ей приходиться слушать обиженного жизнью ботаника. Того самого, которому сулили в молодости золотые горы. Какая зрелость ждала Алью? Лила не знала, но могла сказать лишь одно: Макс, что едва ли не трясся над каждой отметкой казался человеком менее противным, нежели эта.       «Ты еще с детского сада диплом притащи.»       Не смотря на некоторую комичность, Лила злилась. Ее паталогически бесили подобные субъекты. Алья мало того, что посмела вертеться вокруг Адриана, так еще не стеснялась откровенно душнить. — Я видел ваш табель успеваемости, мадемуазель. «Так почему вы меня попрекаете?!» — Ваши оценки хороши, — продолжил Дамокль. — Но, в «Франсуа-Дюпон» не только баллы играют важную роль. Кроме результатов тестов и контрольных мы наблюдаем за поведением. За способностью жить и адаптироваться в обществе. Понимаете? — У меня примерное поведение.       Лила не сдержалась и хрюкнула. Больно смешным вышло высказывание. Ее смешок подхватил и отец, чей снисходительный взгляд едва ли не кричал: «будущий преступный элемент». — Синьора, вы и сейчас не очень сдержаны…       «Не будь я сдержанной, ты бы получил в нос!»       Не в характере Альи было так сильно злиться, но как же ее бесила вся эта семейка! Вдобавок ко всему журналистка чувствовала себя преданной. Лила, та милая Лила, что так живо интересовалась делами Сезер, на деле оказалась не подругой, а самой настоящей змеей с ангельским личиком.       Но, с другой стороны, если бы не это предательство, ходила бы Алья как и раньше, в стаде слепых баранов, ведясь на звон фантомного колокольчика-тоненького голоска. — Она не та, за кого себя выдает. — Выпалила Сезер, заглянув в хитрые лисьи глаза. — Лила списывает на контрольных и прогуливает занятия. Ее подружка-староста этому способствует. А еще мадемуазель Росси позволяет себе распускать гнусные слухи касательно прочих девочек лицея.       Итальянку, впрочем, обвинения не впечатлили. В прошлой, позапрошлой, позапоза прошлой школах обязательно находилась та, кому больше всех надо. Лила надменно взглянула на Алью, после чего устремила умоляющий взгляд на отца. — У моей принцессы очень слабое здоровье. — Месье Росси потрепал дочурку по щеке. — Ничего не могу сказать касательно контрольных, но на каждый прогул я лично писал записки.       Мужчина взглянул на дочь.       «Напомни написать объяснительные, родная.»       Лила прильнула к руке отца сильнее и активно закивала.       «Конечно, пап.» — Она ходит на физкультуру вместе со все…       То, что телефон мигает, Лила заметила не сразу. Громко закашляв, Росси вынула аппарат. Клод. Много Клода. Увидев число входящих, итальянка пережила одну маленькую смерть.       «Дрянь!» — Прошу прощения, мне срочно нужно выйти. — Мадемуазель Росси, мы вообще-то… — Это женская проблема.       Директор Дамокль тут же покраснел, прямо как маков цвет и Лила без каких-либо проблем вылетела в ближайшую уборную. Сообщения, разного рода содержания, прилетели как из рога изобилия. Каждое новое послание было хуже предыдущего. Росси было достаточно пролистать три сообщения, чтобы составить краткую выжимку: Нападение. Место действия: Гранд-Пари. Срочно.       Не долго думая, Вольпина трансформировалась. Минутой позднее из кабинки вышло двое. Прекрасная воительница и иллюзия, чьим основным заданием было уничтожение Альи Сезер.       «Надеюсь он не натянет мою шкуру у камина!»