***
— А я говорила, что она мерзкая! Голос Лилы плохо терялся за шумом воды. Буржуа усилил напор, а Росси ехидно засмеялась. Складывалось ощущение, что в роду итальянки точно были шакалы. Более уродливой гримасы Клоду видеть не приходилось. Зачерпнув в руку еще жидкого мыла, Буржуа снова начал натирать лицо. Отчего-то он чувствовал себя глубоко грязным. Противный душок чужого парфюма до сих витал в воздухе и даже вонь хлорки не спасала. Клод чувствовал Аврору. Чувствовал так остро, что ее фантом незримой тенью вырисовывался где-то у самого затылка. Росси хихикнула опять. Деловито прижавшись к дверному проему, лисица скривила губы в хитрой улыбке. Клод мельком взглянул на лицо напарницы и тут же поймал себя на мысли, что еще немного и его стошнит. Внутренности снова завязались в большой пульсирующий узел. Голова Буржуа закружилась. Господи, а ведь это точно видели! При мысли, что на глаза Маринетт совершенно точно попадется этот отрывок, стало совсем дурно. Во рту разлилась горечь. — Ой, да не все так плохо! — Стоило плохо подавляемому «буэ» прорезаться в воздухе, как Лила тут же прекратила смеяться. На место веселью пришло легкое раздражение. — Клюнула в щеку, подумаешь. Давай, хватит драматизировать. Нас наверняка заждались. Ответа не последовало. Клод сглотнул, облил лицо холодной водой и снова принялся натирать уже покрасневшую щеку в надежде снять чужое невидимое клеймо. Господи, как же стыдно! — Я никуда не пойду. — Прошептал Буржуа, смотря на собственное отражение. — Никуда. Совершенно. — Если тебе полегчает, то все могло быть и хуже. — Росси недовольно фыркнула. — ДА КУДА ЕЩЕ ХУЖЕ?! — Буржуа мелко затрясся и потрясенно посмотрел на алеющую щеку. Чувство, что здесь и сейчас его жизнь трагически оборвалась, плотно вцепилось в сознание. — ОНА… МЕНЯ… БУЭ! Отчасти итальянке было даже жаль непутевого товарища, чье лицо ежесекундно примеряла все новые и новые оттенки зеленого. Страшно было представить, что же творилось в юношеской голове. Нога героя неловко извернулась в небольшой лужице и Клод, подобно мешку с мукой, рухнул на колени. — Так, хватит! Прекрати! Это просто поцелуй! Она же тебя не…кхм… — Лила тряхнула головой и поспешила подать напарнику руку помощи. Клод не среагировал. Вольпина тяжело вздохнула. И угораздило же ее связаться с ним! — Ладно, вставай, melodrammatica. Это уже не смешно. — Просто поцелуй?! Да она… Да я…! — От возмущения не хватало слов. Не долго думая, Буржуа вскочил на ноги и раздраженно замахал руками, намереваясь прибить не то летающую муху, не то саму Лилу. — Да кто она вообще такая, чтобы тянуться ко мне своими слюнявыми… мерзкими… скользкими губешками?! И Пчелиный Король опять бросился к раковине, не обращая внимания на чужие попытки его остановить. Лила шумно задышала. На смену растерянности пришло раздражение. — Слушай, ты тоже своими губешками как-то присосался к Маринетт и что? Она ушла в монастырь? Или закатала истерику? — Во-первых, нашла что сравнивать. Во-вторых, это другое! — Ой, ну простите. Как же я посмела сравнить греховный чмок в щечку и романтичный, сто процентов согласованный, поцелуй у мусорных баков. — Росси тряхнула руками. — Бр-р, как вспомню, так вздрогну. — Именно, как ты посмела сравнить вынужденную меру и… — Буржуа провел пальцами вдоль саднящей кожи. — Я не тронул Насекомое, если бы в этом не было нужды. То был крайний случай. Ты знаешь это. — Да-да, оправдывайся-оправдывайся, мой дорогой мальчик, но мы-то оба знаем на чьей стороне правда. — Лила посмотрелась в зеркало и заправила несколько прядей за уши. — К слову, я оказала тебе большую услугу, что не рассказала Мари о произошедшем. — О, а чтобы ты ей рассказала? — Злоба оттолкнула уныние. Клод встрепенулся и встал в оборонительную стойку. — Ой, дай угадаю: «Мари, бэйба, этот негодяй вытащил тебя из акуманизированного состояния. Представляешь»?! Лиле стало плохо. Буржуа, и без того далекий до соловья, исказил все, что только можно было исказить. От интонаций до обращений. А еще этот противный, противоестественный акцент! Росси была готова вонзить руки в чужую глотку и вырвать язык на свет божий, лишь бы эта расцарапанная пластинка остановила свой ход. — Ты мог бы воспользоваться другим способом. — Каким?! — Буржуа стукнул кулаком по раковине. — Росси, нет другого способа. Ты представляешь? Нет другого способа. Совершенно. Ты думаешь… Грх, не важно. Это просто другое. Совершенно другое. И если ты хоть заикнешься об этом, я вырву тебе язык. Лила, которая и раньше заметила странности в поведении напарника, пожала плечами. Даже шутить расхотелось. Совершенно. Мрачно вздохнув, итальянка кивнула. — Окей, оставляю тебя со своими тараканами наедине и бегу принимать заслуженные почести. А ты хоть успокоительного попей. Выглядишь стремно. — Мы еще не поймали Бражника. Странно, но ход этой мысли Лила поняла быстро. Шумно вздохнув, Вольпина едва заметно обернулась и уставилась на одноклассника немигающим взглядом. — Мы ПОКА не поймали Багажника. — А если мы его вообще не поймаем. — Клод сглотнул. Страх, что маячил почти с первого дня супергеройской карьеры, коснулся холодной рукой бледного затылка. — Тебе вообще не кажется, что мы, а ты в особенности, не заслужили…этого? На ее глазах чужая броня треснула. Пчелиный Король, почти недосягаемая фигура для парижской молодежи, обратился в нервного неудачника с безумными глазами. Да еще и труса. Такое Лила не любила. Сначала Клод сомневался в себе, но что будет потом? Он перекинет свои противные блошки неуверенности ей? — Я как проклятая пашу семь дней в неделю, поэтому — нет. Я это заслужила. Насчет тебя — не знаю. — Заметив, как в гневе исказилось чужое лицо, Лила поспешила дополнить горячую тираду. — Да и вообще, не поймаем его в этом месяце, значит схватим в следующем. Не схватим в следующем, тогда прижучим к концу года. Не прижучим к концу этого, значит в начале следующего это недоразумение уже сядет за решетку. Он, кстати, сядет же? Слабый кивок стал ей ответом. — Дальше опасно тянуть… — Ой, тоже мне. Ну, побуянит денек в городе макаронный монстр, подумаешь. — Вольпина беспечно отмахнулась. — Тоже мне, трагедия! Она и близко не представляла, что стояло на кону.***
Париж успел покрыться огнями. Многочисленные желтые и белые точки усеивали собой силуэты построек, слабо разгоняя воцарившийся мрак. От насыщенности прошедшего дня веки упрямо ползли вниз, но терпкий дешевый кофе никак не давал мозгу полностью раскиснуть. За это Дюпэнов стоило благодарить. Клод, честно говоря, и ненавидел эту бурду в картонном стаканчике, и боготворил с силой верующего, который только что лицезрел чудо. На языке воцарилась горечь, зубы, наверняка, тоже оказались не в восторге от дешевого кипятка с химикатами, но этого оказалось достаточно, чтобы ноги не начали подкашиваться. Булочная-Кондитерская мало походила на место, пригодное для самокопаний. Магазинчик то и дело становился объектом чужого внимания. То стайка вечно голодных студентов залетит, то припозднившиеся работяги приползут, то малолетние школьники решат навестить визит. Не успевал колокольчик стихнуть, как новый клиент возникал на пороге с твердым намерением опустошить прилавок. Клод посетителей не считал, владельцев магазина не винил и вообще, вел себя максимально безразлично к окружающему миру. Устроившись у узкой стойки, что вроде бы должна была замещать стол, Буржуа лениво пялился в стену и медленно пережевывал круассаны, купленные накануне. Насыщения не наблюдалось. Голода, впрочем, тоже не было. — За счет заведения. Кто-то из работников прилавка поставил рядом с Буржуа стакан с кофе. Стоило глазам Клода скользнуть по руке, что была вдоль и поперек покрыта пластырями, как тут же мир обрел краски, а живот болезненно взвыл от обилия съеденного. Маринетт, стоящая рядом, дружелюбно улыбнулась. — А ты что здесь забыла?! О том, что она его напугала, Клод говорить не стал. Интуитивно сын мэра схватился за покалеченную щеку и отвернулся, потупив взгляд. Противное чувство вины за преступление, которое не было его инициативой, тут же впилось в сознание. Буржуа зарделся. Чувствовать на себе взгляд Маринетт оказалось почти физически тяжело. Казалось, что она знала о каждом промахе, о каждой темной мысли, о каждом проступке. Все то, что Клод успел сделать и что только собирался совершить, было перед ее глазами. — Ну… Я тут работаю? Она улыбнулась опять. Улыбалась и видела, как помада противной Авроры зацветает на белой коже черным клеймом. Щека, покрытая пластырем, болезненно запульсировала. Боль от стертой кожи сменилась на жжение. Реши Буржуа посыпать царапины красным перцем, градус не был бы так высок. — Когда я пришел, тебя не было. Маринетт насупилась и легко, почти невесомо коснулась пустующего стакана, как бы говоря, что истина была иной. Лишь сейчас Клод осознал, что выпил он прилично. У стенки ютилось несколько пустых картонок. Чудо ли, но Буржуа никак не мог вспомнить того момента, когда он покидал насиженное место и брел к прилавку, чтобы получить новую порцию. — Заработался. И в ее словах не было ничего ядовитого. Лишь толика осуждения и та, как не странно, близко к сердцу не шла. Буржуа тряхнул волосами. Ну да, немного заработался. Немного вскипятил себе мозг. Немного, совсем чуть-чуть, потерял контроль если не над делом всей своей жизни, то над кропотливой работой минувших месяцев. — Просто устал. — Клод тяжело вздохнул и робко, почти неуверенно, протянул пальцы к новому стаканчику. — Спасибо. Моральных сил не оказалось даже для какой-нибудь колкости. Клод снова мельком посмотрел на Маринетт. Она смотрела в ответ. Не с жалостью, но с сочувствием. Казалось, стоило Буржуа лишь немного склонить голову вперед, как швея запустит в золотые локоны истерзанные иглой пальцы и просто, игриво, взъерошит их в попытке ободрить. Ради такого Клод может принести в жертву и прическу. — Ты так и будешь стоять соляным столбом, Насекомое? — Прости. — Теперь настала ее очередь вздыхать и косить глаза в сторону прилавка. — Работаю. — Сейчас я единственный клиент. — Буржуа грустно улыбнулся. Главное правило, циркулирующее в стенах Гранд-Пари, вырвалось из глотки само. — А желание клиента — закон. Вы ведь не хотите потерять постоянного посетителя, мадемуазель Дюпэн-Чэн? Голос Буржуа странным образом оказывается похож на голос мадам Менделеевой. Клод отчетливо услышал тихий девичий смешок и это, видит некто свыше, оказалось наградой куда более весомой, нежели общественный птичий туалет под громким названием «памятник». Маринетт огляделась, но села за соседний стул. — Это ненадолго. — А я и не собираюсь держать тебя всю ночь. — Окажись это место более пафосным, Клод бы предпринял попытку угостить собеседницу. — Больно надо. «Тогда зачем ты ее позвал?!» Внутренний голос окунул Буржуа в грязь не хуже, чем взгляд матери. Желание хорошенько стукнуться лбом об стену, чтобы положить конец всем мучениям, плотно закрепилось в голове. Интересно, а Маринетт, которая Ледибаг, испытывала нечто подобное? Смотрела ли она часами в стену, искренне не зная, что же делать дальше? Хотелось тишины. Хотелось спокойствия. Хотелось засадить Бражника в подвал настолько глубокий, что даже солнечный свет не сможет туда попасть, а после зажить в тишине и спокойствии, без всяких геройских проблем. — Что ты делаешь, чтобы справиться со стрессом? — Поинтересовался Клод, повернув голову в сторону окна. Жилые дома для Маринетт и потенциальные руины для Буржуа поражали открытостью окон. Казалось, нужно только хорошо приглядеться, как чужая жизнь окажется на глазу. Про себя Буржуа усмехнулся. По той же логике на него также могли глазеть какие-нибудь чудилы. Губы Дюпэн-Чэн дрогнули. Глаза, удивительно красивые, скользнули вдоль юношеского лица. Опять треклятая щека налилась болью. Маринетт понимающе качнула головой и мельком взглянула на пластыри, что маленькими змейками увивали пальцы. Вчерашние попытки «подружиться» с бисером оказались несколько травмирующими. — Для начала я разбираюсь с ранами. — Осторожно Маринетт потянулась к чужому пластырю. — Разрешишь? Буржуа окаменел, стоило липкой ленте чуть отлипнуть от изувеченной кожи. Ответ даже не вылетел из горла, но все же Маринетт поняла. Внутренне Клоду остро захотелось отсесть и спрятаться где-нибудь в тени, лишь бы Маринетт не видела сеть царапин, покрывающих место с уродливой меткой. Кроме этого в голове начали крутиться оправдания разной степени унизительности. Про себя Буржуа взвыл. Уж настолько ситуация вышла абсурдной! Они даже не встречались, так почему он, свободный человек, так сильно желал оправдаться? — Это хорошая мазь. — Маринетт повертела небольшим круглым флаконом. Откуда она его достала? Клод не заметил, но все же усмехнулся. Отчего-то он не был удивлен. — Она остужает и ускоряет заживление. — Не сомневаюсь. А ты всегда таскаешь с собой аптечку? — Положение обязывает. — Маринетт неуютно заерзала на месте, стыдясь своей неуклюжести. — Ты же знаешь, каждый угол может скрывать врага. Никогда Клод Буржуа не понимал одноклассницу так хорошо, как сейчас. Истина в ее словах оказалась огромной. Безнадежно выдохнув, Клод прикрыл глаза и мысленно полностью отдал контроль Дюпэн-Чэн. Пусть она делает с ним все, что только пожелает. Даже пусть в зеленке искупает. Хуже, все равно, уже не будет. — А вообще, всем, даже героям, нужно иногда отдыхать. Дюпэн-Чэн произнесла это просто, как бы невзначай, но намек в ее словах оказался силен. Клод невесело усмехнулся. Герой, как же. Склонив голову в бок так, чтобы самой Маринетт было легче втирать мазь, Буржуа прикрыл глаза. В кой-то веки ему было если не хорошо, то хотя бы не так тревожно. Все проблемы прошедшего дня потихоньку начали меркнуть. Стоило его мрачному и измученному лицу расслабиться, как на душе самой Маринетт стало тепло. Умиротворенный Клод благодарно улыбнулся. — Я отдохну лишь тогда, когда этот кошмар закончится. «И все же, из нас двоих на героиню тянешь именно ты». Какая же это ирония! Даже без камня в Маринетт геройского оказалось куда больше, чем у самого Клода со всеми камнями чудес. Это немного печалило, но в то же время Буржуа не обижался. — А он закончится. — Маринетт убрала измазанные мазью пальцы. Крышечка с негромким щелчком вернулась на баночку. — Все когда-нибудь кончается. — Знаешь, тебе бы пошла маска. Видит нечто свыше, это Клод хотел говорить в последнюю очередь, но все же замечание вырвалось само и, что самое главное, это было чистой правдой. Маринетт шла маска настолько сильно, что некоторое время Буржуа разрывался между собственными чувствами. С одной стороны была эта тяжелая во всех смыслах школьная влюбленность в Маринетт, а с другой — восхищение на грани истинного поклонения Ледибаг. Жить стало проще, когда героиня в красном спандексе забрала себе гребень, обрубила все шансы вернуться в мир супергероики и вообще стала кем-то вроде врага номер один. Внутренне Клод взвыл. Вляпаться в одну и ту же девушку дважды — это либо проклятие, либо судьба. Он ведь так и не смог построить близких отношений с кем-то иным. Сам того не желая, Буржуа оглянулся будущее, которому уже не дано было произойти. Стабильный круг друзей из двух человек тоже служил показателем. Как же хорошо, что сейчас хоть что-то изменилось. Это внушало надежду, почти забытую гостью на этом унылом празднике жизни. От удивления швея едва не выронила мазь. Бледное лицо Маринетт порозовело. Взгляд, до этого почти умиротворенный, резко превратился во что-то нервное. Клод ясно услышал неестественно короткие смешки. — Глупости какие. — Маринетт потерла затылок и скривилась. — Я ведь неуклюжая и безответственная. Какая из меня героиня? Одна из самых величайших, которых мир вообще знал. Клод потупил взгляд. Знал. Красивое слово, обреченное остаться именно таковым. Настаивать Буржуа не стал. Он, в конце концов, давно решил, что камня Маринетт не видать. Дюпэн-Чэн пробормотала что-то еще, но сын мэра ее уже не слушал. Вместо этого Клод жадно ловил каждое девичье движение и не без удовольствия вспоминал ее пальцы на своем лице. Мир не нуждался в Ледибаг. Ему было достаточно одной единственной Маринетт, не обремененной такими заботами. Клод Буржуа, во всяком случае, считал именно так. Буржуа и не заметил маленького человека по ту сторону витрины.