(Не)Спаси меня.

— Хыххыхыхы…       Вопрос, почему Клод вообще кого-то терпел возле себя, оставался открытым. Бредя вдоль лицейских коридоров, Буржуа хотел лишь одного — убивать. Медленно, мучительно и без какой-либо пощады. Противный смех у самых ушей это желание только усиливал. Нино был либо глуповатым, либо не боялся за сохранность очков, что зря. Нервы Клода были готовы лопнуть с громким треском в любой момент. — Не, ахпхва, чел, ты явно жжешь.       Буржуа смял в кулаке лист с тестированием. Эту мерзкую бумажонку совершенно точно требовалось сжечь, ровно как и всю литературу по химии и биологии за последние несколько лет. А вместе с этим мусором на костер было бы славно отправить и Менделеевой, чье обостренное чувство справедливости и совершенно ужасное упрямство портило табель успеваемости.       Папа был готов принять четверку. Естественные науки, как ты не погляди, никогда не были сильной семейной чертой. Но вот баллы ниже Андре терпеть не желал. Если бы не отцовские причуды, Клод вовсе забил на блок занятий Менделеевой, чтобы предаться куда более важным делам. Бражнику, например. А там, где Бражник, обязательно появятся другие. — Я ведь нормально написал! Что этой ведьме не нравится?!       Ответ был прост и запечатлен на исписанной бумажонке. Огромные, чуть кривоватые буквы на всю страницу образовывали одно единственное предложение: «ПИШИ САМ». — Не, чел, тут тебе…кхе… лучше было молчать. — Нино стер выступившие слезы. — Серьезно, Царствие небесное?       От стыда Клод покраснел, смял тест и бросил его в ближайшую мусорную урну. — А что мне было делать? Она спросила назвать мне царства. Я ей их и назвал. — Клод вытер руку о край новенького лимонно-желтого пиджака. — Пусть вообще поблагодарит, что я не начал вспоминать географию. Англию там, Испанию, Лихтенштейн… — Ага, а грибы там, бактерии, животные и растения — не нужны? — Нино насмешливо приподнял уголок губ.       Естественно, нужны. Клод фыркнул. Он же сначала даже что-то назвал из вышеперечисленного, но потом в голове воцарилась пустота и пришлось ляпнуть первое, что пришло на язык. Такого хохота давненько не стояло на памяти Буржуа. Каждый, казалось, считал своим священным долгом растянуться на крышке парты и смеяться, не жалея горла. За это Клод среду плотно возненавидел. — Мне — нет. Я знаю, что листья зеленеют и этого достаточно. — Буржуа фыркнул. — И вообще, она могла пойти мне на уступки. Мы же оба католики! Как же помощь ближнему, когда от этого зависят вся его жизнь?!       В католицизме Клод оказался чуть менее поверхностен, как в той же биологии. Нино криво ухмыльнулся и понимающе похлопал Буржуа по плечу. Сегодня Сабин заболел, а значит, Клод остался не только без верного оруженосца, но и без суфлера, который мог бы помочь выбраться из столь щекотливой ситуации. — Менделеева тебя еще пожалела. — Пожалела?! Да она меня намеренно опозорила. — Буржуа закусил губу. — Кто вообще спрашивает такое в наших классах?! Как же строение человеческого тела? Устройство вирусов? — Хм, тогда сколько в руке костей? — Заткнись, Лейф. Ты должен меня поддерживать.       Нино рассмеялся с новой силой. Долгое время оценки Буржуа представляли из себя нечто недосягаемое. Баллы по всем предметам упирались в самый потолок, но сейчас, кое-где, табель Клода начал проседать. Раньше сын мэра как-то старался. Готовился к Менделеевой, что-то заучивал, когда сейчас ее предметы оказались до удивительного далеко. Что они были, что их не было. Клод не интересовался и взваливал свою работу на плечи Ренкомпри, который вообще-то ходил в любимчиках у непостижимой женщины с родинкой у самых губ. Подобная беспечность и стала причиной сокрушительного провала. — В следующий раз хоть подготовься. — Я всегда готов. — Буржуа раздраженно фыркнул. — Перепишу этот глупый тест…       Сын мэра запнулся. Нет, не перепишет. Сабина же нет. А телефон Менделеева заметит сразу. Глаза ее были на удивление остры, когда речь заходила за использование гаджетов на занятиях. Буржуа шумно втянул носом воздух, мысленно посчитал до десяти, после чего более спокойно прибавил: — Чуть позже. — Мудрое решение, бро. Тогда по газировке? Надо же как-то залить раны от столь ранящего разочарования. — Я бы тебя стукнул. — Но ты же не стукнешь? — Нино поправил очки. — Я ведь пытался тебе помочь. — Ага, а я по губам читать умею?! — В свою защиту хочу сказать, что в шарады тоже играешь так себе. — Знаешь, я вообще-то надеялся, что ты меня поддержишь, а не начнешь закапывать мою самооценку.       Как-то так просто и бесхитростно прошла сначала короткая перемена, потом еще несколько занятий. Ближе к концу учебного дня Буржуа просто лежал на парте и смотрел в окно. За прошедшие сутки акум не наблюдалось, Бражник молчал. Буржуа был готов поставить отцовскую кредитку на то, что старый фантомас почувствовал те сети, которые медленно, но верно начали оплетать парижское небо. Еще немного, совсем чуть-чуть, и бабочка угодит прямиком в ловушку.       «Надо лишь немного подождать».       У уха что-то зашелестело, и Клод лениво повернул голову на звук. Бумажный пакет мягко приземлился на другой конец стола. Логотип булочной-кондитерской бросился в глаза сразу же. — Спасибо. — Маринетт широко улыбнулась. — Я сдала.       Никто и близко не представлял сколько сил ушло на то, чтобы выдавить из себя эти три слова. Сердце гулко забилось в груди. Дюпэн-Чэн сглотнула, и подвинула пакет с выпечкой чуть ближе. — А я уже думал, что ты забыла об уговоре.       На самом деле об уговоре забыл Клод. Натянуто хмыкнув, Буржуа смотрел на одноклассницу, когда та пялилась на носки обуви. — Спасибо. — Повторила Маринетт. — Действительно, спасибо тебе.       Слышать это оказалось на удивление приятно. Клод облизнул сухие губы и поспешил отвести взгляд в сторону. Чужие благодарности редко вызывали в груди что-то теплое, но это была Маринетт. Сердце Буржуа набухло, прямо как тесто, куда закинули слишком много дрожжей. Клод и не заметил, как светлая прядка волос оказалась зажата меж его пальцами. — Пустяки. Сущие мелочи. Не вызов.       «Господи, а теперь заткнись ты!»       Призыв к самому себе был либо последней вехой внутреннего отчаяния, либо просто попыткой отвлечь свое внимание. В любом случае, не вышло. Клод чувствовал себя идиотом и никакие внутренние призывы не могли этого исправить. — Я получила высший балл.       Маринетт подняла голову и посмотрела на Клода. Буржуа внутренне поперхнулся. Этот взгляд… Он узнал его! Так смотрел Сабин, выполнив то или иное поручение. Так смотрели горничные, проводящие уборку. Так глядел повар во время завтраков. Дюпэн-Чэн ждала от него…похвалы? — Поздравляю. Теперь официально: ты самая высокая среди тех карликов.       Грубо. Клод сглотнул, стоило Маринетт чуть отвернуться в сторону и разочарованно вздохнуть. Внутренне Буржуа взвыл. Ну не мог он просто так взять и сказать, что Маринетт молодец, хотя и ослу было понятно, что да. Она молодец. — Старайся, Насекомое и, быть может, в следующем году будем вместе ходить на английский? — Но этого оказалось недостаточно. Клод точно это понимал. Маринетт все еще не смотрела в его сторону и, судя по всему, подумывала, чтобы такое красивое сказать, чтобы уйти. — А вообще, забудь. Ты действительно хорошо постаралась.       На этой ноте замолчать было правильнее всего. Клод снова посмотрел в окно, терпеливо ожидая, что же скажет его собеседница. Все это напоминало не то пинг-понг с вечной необходимостью что-то говорить, не то сапера с рисками, которые поджидали буквально на каждом шагу. Или Буржуа это казалось? В любом случае, да, теперь настала очередь Маринетт говорить. — Мне пока и этого достаточно, но спасибо.       Маринетт же была готова развернуться и уйти, подобно ведению под утро, но Клод поспешил остановить швею. Сам не зная почему, Буржуа поспешил схватить ту за руку. — Если хочешь, можем как-нибудь повторить. — Словно невзначай предложил Буржуа. Его пальцы живым браслетом оплели девичье запястье. — Я найду для тебя время.       И тут же рука Клода ослабла. Пальцы соскользнули вниз, и Буржуа поспешил продемонстрировать самую лучшую улыбку, которая только имелась у него в наличии. Маринетт сглотнула.       И все же внешне Буржуа был до непозволительного хорош. Дюпэн-Чэн прикусила щеку с внутренней стороны. Отрицать очевидное было глупо. В какой-то момент Маринетт даже поймала себя на мысли, что обложки глянца были полны не теми людьми. Миловидный, но не до крайности, с острыми чертами лица и странным мрачным отпечатком, Клод действительно казался очень привлекательным. Особенно в те моменты, когда растягивал губы в улыбке. — С-спасибо. — Глупо запнувшись, Маринетт все же сделала шаг назад. — Но я не хочу доставлять неудобства.       Все девичье сознание взбунтовалось против сказанного. Говоря одно, Дюпэн-Чэн все же хотела совершенно иного. Вчерашний вечер прошел на удивление весело. Особенно последняя часть, когда Клод нашел те самые старые выпуски «Подиума». Было с чего посмеяться, на что позлиться и о чем подумать. Ну и да, английский Одри Буржуа тоже звучал весьма своеобразно. Раньше Маринетт со скепсисом относилась к любителям посмотреть то или иное шоу в оригинале, вчера же все изменилось. Не родилось еще такого дублера, в чьих силах было бы повторить манеру речи легендарного модного критика.       Убегала. До сих пор. Про себя Клод ругнулся. Маринетт, подобно лани в сезон охоты, вечно спешила удрать прочь. И плевать, были ли рядом признаки опасности, или это просто ветер беспокоил воображаемую листву. Дюпэн-Чэн вечно была настороже. — Успокойся. Ты ведь не Пиццежуйка, чтобы мне мешать. — И Буржуа мрачно посмотрел в сторону ближайшего стола, где виднелась темная макушка иллюзии. Этим утром Лила активно следила за папашей Роуз. — С тобой, Насекомое, весело. Я не против повторить.       Клод резко замолчал, в тайне мечтая повернуть время вспять и сказать тоже самое, но менее смущающим образом. Щеки обожгло. Казалось, в эту самую минуту на его лбе проявилась надпись «я в тебя влюблен», точно клеймо. Маринетт икнула и сделала шаг назад. Потом еще один. И еще. Медленно, словно опасаясь нападения со стороны дикого зверя, Маринетт отошла назад. — А-а-а. С-спасибо. Хах.       На момент позорного бегства в голове Клода не было ни единой приличной мысли.

***

— ЭТОГО. НЕ МОЖЕТ. БЫТЬ.       С трудом не переходя на крик, Дюпэн-Чэн наворачивала пятнадцатый круг по комнате. Отключенный телефон молчал. Люк в комнату также оказался крепко-накрепко закрыт. Ни отец, ни мать, никто не мог добраться до Маринетт. Стены родной обители защищали от всего. От мира, что таился по ту сторону окна, от собственных демонов, что рвались наружу.       Для Калин Бюстье у Маринетт прихватил живот. Для родителей швея очень плохо себя чувствовала. Для всех остальных — Маринетт не существовала. Отныне и впредь. Не поздно было заказать билеты и полететь прямиком в Китай, попутно сменив имя, фамилию и внешность. Не то, чтобы сегодня произошло нечто важное, но да. Произошло. Маринетт покосилась на сорванные со стены рисунки. Клод, Клод, Клод.… Тысячи Клодов смотрели на швею с искомканных страниц. Глаза вылезали на ребрах измятой бумаги, пустые лица вовсе выглядели как-то не очень пусто. Маринетт чудилось, что она ощущает на себе взгляд множества пустых болванок, которым только предстояло обзавестись нарисованными глазами и высокими хвостами. Или уже нет?       Маринетт с трудом сдерживая откровенный крик, засунула большую часть рисунков в мусорную корзину, но полностью гнетущее чувство чужого наблюдения не исчезло. Дюпэн-Чэн то горела, то тонула, то задыхалась, то наоборот, воздуха в ее легких было так много, что еще немного и она бы разлетелась на кусочки по всему Парижу.       Отчасти это было неправильно. Неправильно, и малость эгоистично, если так посмотреть. Клод не сказал ей ничего грубого или плохого, но именно сегодняшние слова разделили мир на «до» и «после». Маринетт была готова забиться в угол и долго выть на луну, лишь бы выпустить то напряжение, что тугой струной собралось в самом низу живота.       Ему. С ней. Было. Весело. И он. Не против. Повторить.       Каждое слово эхом отзывалось внутри головы, но Маринетт держалась. Держалась, про себя тихо всхлипывая от непонимания, что же делать дальше. Парни просто так такое не говорят, верно? Клод же на что-то намекает. Если да, то на что? Если нет, то Маринетт просто дура, которая увидела намек на пустом месте и этого уже достаточно, чтобы уйти в монастырь, дабы смыть позор как с тела, так и с души.       Противоречивые чувства вцепились между собой в один большой шипящий клубок. И удовлетворение от собственной привлекательности, и страх за неверность суждений, и мрачное предчувствие чего-то большего и судьбоносного. Этого всего было так много, что напряжение пронзило каждую клеточку тела и каждый волосок. — И все же, этого не может быть.       На сей раз девичий голос прозвучал максимально спокойно. Мгновенно тишина комнаты поглотила как сказанное, так и нервный смешок, который прозвучал следом. Маринетт пошатнулась, но падать на колени не стала. Вместо этого швея рукой оперлась о стену, после чего медленно съехала вниз, не поднимая особого шума. Лишнее внимание Маринетт было не нужно.       Швея сглотнула. Старая, ничем не подкрепленная привычка ожидать ответ от кого-то невидимого, принесла свои плоды. Маринетт вслушалась в тишину, искренне надеясь, что в один прекрасный момент до ушей ее долетит немного писклявый, но все же приятный и родной сердцу голос… Дюпэн-Чэн мелко вздрогнула. Казалось, вот-вот зазвенит воздух, чьи-то легкие сделают вдох и одиночество разобьется на осколки. Очередной приступ необъяснимой ностальгии сковал грудь так сильно, что дышать стало невозможно.       Утраченное знание замаячило в голове. Неясные силуэты, голоса, чувства. На мгновение пространство разорвалось в клочья, выпуская пустоту. Девичье тело странным образом изогнулось, пол прекратил ощущаться под ногами, и Маринетт была готова сделать один единственный, но впечатляющий прыжок, как тут же все закончилось. Бескрайнее небо прекратило звать за собой. Дюпэн-Чэн мертвой хваткой вцепилась в красную подвеску. Чувство утраты погасло также неожиданно, как и появилось. — За что мне это? — Маринетт оперлась спиной о стену и глубоко задышала.       Несмотря на то, что этот приступ прошел невероятно быстро, на душе остался гадкий осадок неизвестности. Словно если бы немного, еще чуть-чуть и правда, стоящая за ощущениями, всплыла наружу. Дюпэн-Чэн безнадежно посмотрела в окно. Небо предательски манило, но не саму Маринетт, а нечто, что скрывалось где-то совсем глубоко. Вне понимания самой швеи.       Отчаянно хотелось получить знак. Какое-то направление. Подсказку. На ватных ногах Дюпэн-Чэн поднялась с пола и пошла к письменному столу. Оттуда Маринетт вынула сначала небольшой коробок с цветочками, а потом вытащила один единственный ключ. Замок на коробке щелкнул быстро, и Маринетт вынула из недр ящичка дневник. Потом, уместившись на софе, швея раскрыла записи:       «1.09. Я чувствую себя странно»       «18.09. Клод сказал, что я его не интересую. Что это значит?»       «29.10. Клод зачастил приходить к нам. Это пугает»       «15.11. Клод добр ко мне»       «23.12. Клод подарил мне ленты. Красивые»       «08.01. Он, кажется, мне нравится» — И я, кажется, нравлюсь ему.       Личный дневник с громким хлопком впечатался в лоб, но Маринетт не почувствовала боли. Издав стон подбитого зверя, Дюпэн-Чэн прикрыла глаза. Сама эта мысль щекотала сознание. Опять вспомнилась Сабин с ее неправильной логикой. Как по сигналу, кроме слов матери на ум пришли обрывки воспоминаний. Все те маленькие ситуации, которые успели произойти. Случайные касания, ненужное покровительство, уступка своего места. Клод скорее растерзал бы соперника на должности старосты, нежели позволил дотянуться до журнала чужаку. Не столько из ревности, сколько просто потому, что Буржуа мог. А тут одноклассник сам предложил Маринетт попробовать себя в новой роли. Удивительная щедрость! Да и все остальное.       Щеки предательски запылали. Маринетт поглядела на шкаф, где в стороне от ее вещей лежал аккуратно свернутый желтый пиджак. Клод так не забрал эту вещь, что тоже что-то, да значило. Верно? И та матросская шапка тоже не оказалась в мусорной корзине, а перекочевала в целый шкаф! Открытие выдалось приятным. — Глупости. Он просто был ко мне…добр? На свой лад.       Эта мысль принесла и облегчение, и тоску. С одной стороны Маринетт показалось, что она миновала одну из самых коварных ловушек, но с другой сознание мучилось от противоестественного желания самой ступить в охотничьи силки. Рука сама потянулась к телефону. — Чуть не подняла себя на посмешище. — Швея горько вздохнула, смотря на загоревшийся экран. — Вот же дура.       Стоило системе прийти в себя, как Маринетт полезла в сообщения. Быстро, практически не смотря на виртуальную клавиатуру, швея быстро набрала короткую смс: «Прости, что ушла так резко. Я плохо себя чувствую». Хотелось добавить «Спасибо за приглашение» или «Мне приятно, что ты меня приглашаешь», но в последний момент Маринетт передумала. Если был хоть малейший шанс, что Клод не понял истинной причины странного поведения одноклассницы, так пусть он будет ее.       Отправив короткое послание, Дюпэн-Чэн принялась разгребать сообщения от Лилы.