***
— Может мне принести… — Нет, мам. Спасибо, но не надо. Натаниэлю пришлось налечь на дверь, чтобы слишком любопытная родительница не вторглась в комнату опять. Горящие от любопытства глаза матери раздражали. Сердце Куртцберга билось достаточно сильно, чтобы его стук отдавался в ушах, но при этом этого все равно не было достаточно, чтобы перекрыть чужое дыхание. Стыдливо покраснев, Натаниэль страдальчески протянул: — Мам, подслушивать не хорошо. — Ладно-ладно, но если тебе и твоим друзьям захочется перекусить… — Мама! — Молчу-молчу. И она ушла, чуть шаркая ногами. Натаниэль откинул голову назад и улыбнулся, чувствуя облегчение. Всякий раз, когда в дело вмешивались родители, стоило ждать беды. Впрочем, чувство это быстро исчезло, едва Куртцберг вспомнил, что в комнате он находится не один. Краска стыда вновь проступила на лице. — Н-не обращайте на н-нее в-внимания. М-мы просто н-не привыкли к л-людям. Алья и Адриан переглянулись, а Натаниэль взвыл. Эти ребята наверняка посчитали Куртцберга куда более странным, чем это было на деле. «Я нормальный» — Я с-сам чертовски н-нервничаю. Д-даже не знал, ч-что все так п-получится. П-прибрался бы. — Не переживай. Здесь все свои. — Алья добродушно улыбнулась, и Адриан закивал головой, показывая всю степень своего согласия. Это радовало. Натаниэль окинул взглядом свою комнату. То, что по меркам художника было «нормально», для гостей могло восприниматься иным образом. «Зато я вчера все носки постирал!» — Это вселяло немного уверенности в собственные силы. Для полноты образа хорошего хозяина не хватало лишь пустого мусорного ведра. Оставалось уповать на чужое понимание и полное отсутствие разлагающихся продуктов. — Чай? Кофе? Какао? Куртцберг подошел к тумбе, скромно стоящей в самом углу комнаты. На ней красовался электрический чайник вместе с микроволновкой. Алья даже присвистнула. — А ты неплохо тут устроился. — Констатировала Сезер, переведя взгляд с техники на мольберт, стоящий у окна. Рядом располагался кульман, а в противоположной стороне комнаты негромко гудел маленький холодильник. — Здесь можно даже жить. — Да, забыв о душе и туалете. — Натаниэль смущенно потер шею. — А так да, вполне можно. Места здесь все еще казалось мало в сравнении с комнатой дома, но даже так, Адриан не мог не оценить увиденное. Диван-раскладушка ютился у стенки, перед ним стоял кофейный столик, заляпанный красками. Позади возвышались книжные шкафы, преимущественно забитые комиксами и кое-чем из манги. То, где Натаниэль хранил чистую одежду, для модели было загадкой. — Я бы многое отдала за такое… — Почти завистливо сообщила Алья. — А! Черт, да у тебя есть замок на двери! — Это п-плохо? — Мальчик, это потрясно! — Сезер плюхнулась на диван, не спрашивая разрешения. — Я бы многое отдала за подобное. У меня есть две младшие сестры, и скрыться от них просто нереально. Живем в одной комнате, и дверь там не поставишь. — Не думал, что это скажу, но быть единственным ребенком иногда бывает круто. — Натаниэль смущенно почесал локоть. — Всегда хотел младшего брата. — Адриан почти завистливо надул щеки. — Или старшего, но родного. Или, хотя бы, кошку. Алья сочувствующе посмотрела на Агреста и даже потрепала того по плечу, выражая всю свою поддержку, пока Натаниэль звякал чашками. — А зачем тебе столько всего? — В попытке отвлечься от собственного маленького горя, Адриан посмотрел на художника. Куртцберг улыбнулся так, будто в его голове хранилась некая тайна, недоступная другим. При желании эту улыбку можно было сравнить с улыбкой Моны Лизы. — Творчество. — И тут же Натаниэль прекратил улыбаться. Не дожидаясь чужих пожеланий, Куртцберг закинул чайные пакетики в чашки и включил чайник. — Иногда я не и замечаю как идет время, а так все под рукой и лишний раз не надо уходить. Говорить об этом было также приятно, как и комиксах. Редко бывало, чтобы о деятельности Натаниэля спрашивали так живо. Щеки художника покраснели. Вопреки привычным страхам, одноклассники смотрели на Куртцберга без ядовитой насмешки. Алья, например, даже понимала его терзания. Ее глаза выдавали некое родство душ. — Р-раз такое дело, то поиграем? У меня есть пару настольных игр… — Настолки?! Я «за»! Этот энтузиазм испугал Натаниэля, но выбил у Альи усмешку. Адриан, все еще не видевший большей части нормальных развлечений, всегда реагировал так бурно на что-то особенно «интересное». Так или иначе, пока в чайнике бурлила вода, а Алья и Адриан листали один из изрисованных альбомов, Натаниэль копался во все той же тумбе, стараясь найти коробку с монополией. — Даже не верится, что ты никогда не играл в настольные игры. — Шепнула Сезер, перелистывая страницу с рисунком огромной лягушкой, поедавшей башню из стекла. — Это ведь не вредно. Адриан про себя восхитился чужими рисунками. Стиль Натаниэля, нечто среднее между американскими комиксами и аниме, завораживал. Про себя Агрест подумал о том, насколько наглым будет просить свой портрет. — Отец не против, но мне играть не с кем. Ребята с работы вечно заняты, Феликса я не видел несколько лет, а Клод терпеть не может все настольные игры. — А что он вообще может терпеть? — Алья невесело усмехнулась. — Он, мне иногда кажется, против всего человечества. — Ему нравится рыба. — Недолго думая, ляпнул Агрест. — И суши. И мюзиклы. И… — Монополия. — Буркнул Натаниэль, хлопнув картонной коробкой по столу. — Кажется, тут может не хватать нескольких фишек. Но это было ложью. Необходимой ложью. Пространство, исторически свободное от Клода Буржуа, не должно было меняться. Адриан с замиранием сердца посмотрел на короб. Почти новый, пусть и покрытый тонким пыльным слоем. Все естество Агреста замерло. На мгновение Адриан почувствовал себя ребенком, который вот-вот откроет долгожданный подарок. Алья резко захлопнула альбом. Увлеченный игрой, Адриан не увидел того, что смутило журналистку. Натаниэль непонимающе посмотрел на одноклассницу, после чего забрал альбом себе. За этот короткий временной промежуток лицо художника успело сменить несколько оттенков белого. «Неужели я дал не тот альбом?!» Если да, то существовал риск, что новоявленные друзья тут же разбегутся, едва увидев рисунки не для посторонних глаз. Натаниэль нахмурился. Изрисованные страницы вереницей летели перед глазами. Все, как один, беззубые и не особо интересные, они не вызывали ровным счетом ничего. — Ты красиво рисуешь. — Смущенно кашлянув, пробормотала Алья. Когда пошли последние страницы, Натаниэль все понял. Куртцберг прикрыл альбом. Щеки его загорелись. — Это в прошлом. Сейчас Маринетт мне безразлична. Тень прошла по лицу Агреста. Одноклассник лгал. Обида пересилила влюбленность. Смотря на одноклассницу, художник не испытывал ничего, кроме разочарования и легкой злости. Ему было жаль и потраченного времени, и бумаги, и карандаша. — Она этого не стоит. — Адриан похлопал одноклассника по спине. Но легче от услышанного не стало. Натаниэль как-то нервно улыбнулся. — Просто реальные девчонки — это не мое. — Попытался пошутить Куртцберг. — С 2D легче. Кстати, ты когда-нибудь играл в дейт-симы? Адриан отрицательно кивнул, в то время, как Алья растерянно посмотрела на короб с настольной игрой. Почему-то имя Дюпэн-Чэн вызывало странную тоску. Маринетт вызывала у Сезер крайне странные, почти противоречивые чувства. Как минимум — игнорировать швею не выходило. Она то вызывала жалость, как девочка-подпевала из плохого ситкома, то раздражала своей мягкостью, то восхищался чем-то, что было выше понимания самой журналистки. Из-за обилия неясных и противоречивых эмоций Алья старалась держать на расстоянии от Маринетт, но даже так, выходило не очень хорошо. В глубине души Сезер искренне хотелось оттолкнуть Лилу в сторону и предложить однокласснице свою дружбу. Это было лишено всякой логики, но все же сердце ныло время от времени. -…ну не знаю, мне нравятся в себе уверенные девушки. Алья моргнула. С нее будто спал морок. Адриан, совершенно не стесняясь, перечислял качества идеальной пассии: — Она должна быть доброй, справедливой и уверенной в себе. Быть может, даже немного серьезной и занудной. Ей должны в тайне нравиться мои шутки, хотя вслух она будет ворчать. И да, она очень ответственная! Может, даже везучая? Натаниэль молча взглянул на Алью. Адриан тут же покраснел и активно закивал головой, словно отгоняя все подозрения. — Нет-нет-нет. Алья — чудесная! Правда! Она прекрасная подруга, но та девушка… — Адриан так и не закончил предложение. Шумно вздохнув, Агрест откинулся на спинку кресла и мечтательно посмотрел в сторону. Сладкие грезы тут же наполнили голову. — Ей бы шел красный цвет и черный горох. Комнату Натаниэля окутало молчание. На мгновение Алье показалось, что она более чем знает девушку из головы Адриана. Натаниэль неуютно заерзал на месте. Фантом из головы друга ему показался знакомым.***
— Хорошего дня! Приходите еще! Едва колокольчик над дверью звякнул, как Маринетт рухнула на стул по ту сторону прилавка. Никаких моральных и физических сил продолжать работу не было. Швея лениво взглянула на часы и горько разочаровалась. До конца рабочего дня было целых сорок минут. Швея чувствовала себя морально выжатой. Лениво начинавшийся день очень быстро перетек в нечто наполненное активностью. Бессмысленные разговоры с одними клиентами убивали. Без Лилы было так тоскливо! Маринетт, не так давно молящая о тишине, оказалась не готова столкнуться с одиночеством. Сегодня Росси ушла к Аликс по какому-то секретному делу. Впервые за всю дружбу Дюпэн-Чэн ощутила нечто, что отдаленно напоминало ревность. Это напрягало. — А ты сегодня выложилась на полную. — Голова Тома вылезла из дверного проема. От неожиданности Маринетт дернулась и ударилась коленом в выступающую на прилавке полку. В копилке ссадин пришло пополнение. — Не пугай меня! — Дюпэн-Чэн отчетливо слышала стук собственного сердца. В попытке успокоиться, Маринетт вцепилась в прилавок. — У меня сердце едва не остановилось! Отец игриво задергал усами, а Маринетт поймала себя на мысли, что отсутствие Лилы — это не худшее стечение обстоятельств. Рожицы папы иногда вызывали стыд. — А ты не летай в облаках и все будет в порядке. — Том посмотрел на пустующее пространство. — Кстати, принцесса, твоя улыбка — очаровательна. Улыбайся чаще. Клиентам это нравится. Швея потупила взгляд и нервно засмеялась. От дежурных улыбок болело лицо, а от болтовни ушедших посетителей все еще пухла голова. Обрывки чужих фраз зловещим эхом раздавались в голове, временами пересекаясь с голосом Калин Бюстье. В одном черепе смешались люди, кони, рассказы о чужих детях и причины начала первой мировой. Маринетт закрыла глаза. Материалы к грядущей контрольной по истории срочно требовалось повторить. — Если мое лицо не лопнет, то обязательно. — Отличный настрой! — Том оттряхнул фартук и прошел к дочери. Маринетт зажмурилась, когда могучая отцовская рука обвилась вокруг тонких плеч. — Знаешь, вот поэтому и нужно иметь друзей. Они заряжают энергией и вдохновляют на подвиги. В том числе и трудовые. Том подмигнул, а Маринетт поспешила вяло кивнуть головой в знак согласия. Будь ее воля, то и ноги Дюпэн-Чэн тут не было. Маринетт чувствовала себя истощенной как морально, так и физически. Страшно хотелось спать. Царствующая погода высасывала и без того скудные силы, но не проявлять себя в семейном деле Маринетт не могла. Сердце тревожно забилось, а в голове послышался чей-то призрачный голос: «Ну же! Давай!». Дюпэн-Чэн резко перевела взгляд на раскрытую сумочку, что лежала внутри прилавка. Некая маленькая, совершенно крошечная часть души ожидала увидеть во мраке блеск темных глазок, но нет. Снова пустота раскрыла свои объятия. — Кстати, о друзьях… — Маринетт сцепила пальцы между собой. Стук сердца эхом раздавался в голове, отогнав собой все тревожные мысли. Раньше Дюпэн-Чэн не приходилось озвучивать таких просьб. — Па-а-а-п, тут такое дело. Посреди горла встал ком. Маринетт будто подавилась крупным жестким мячиком. Маленькие глаза Тома подозрительно сузились. Стало неспокойно. Живот неприятно заныл. «А вдруг он скажет «нет»?» — Собственный рассудок повел себя хуже самого злейшего врага. Дрожь проскользнула сначала вдоль спины, потом перекинулась на плечи. Маринетт показалось, что ее мучает холод. Волнения стало только больше. — Что-то произошло? Это касается учебы? Может, тебе плохо? — Рука Тома тут же шлепнулась на лоб. В ушах Маринетт зазвенели невидимые колокольчики. — Так и знал, что после всего того кошмара нужно… — Пап, меня Лила пригласила на концерт! Маринетт и моргнуть не успела, как все оказалось сказано. Едва слова вышли по горлу, как на швею навалилось томительное ожидание ответа. «Точно откажет!» В голове тут же вспыхнули обещания. Маринетт могла мыть посуду за всей семьей в течение месяца, убирать весь дом вместе с магазином, самостоятельно покупать продукты или делать все сразу. Дюпэн-Чэн просто не могла упустить выпавшего ей шанса! Любимый исполнитель и мальчик, который ей нравился. Отказываться от подобного было тем же самым, что перед камерами порвать выигрышный лотерейный билет и отказаться от денег, мотивируя это ошибкой. — Всего-то? — Том хохотнул. — Ладно, принцесса. Оценки у тебя улучшились. Домой тебя привезет папа Лилы? Клод мог подбросить. Маринетт, во всяком случае, надеялась на это. Или, как вариант, Дюпэн-Чэн могла взять такси. Или пойти пешком. В любом случае, швея бездумно закивала. — Тогда вопрос исчерпан. Когда отправляешься на бал? Все еще не ожидавшая, что все закончится так быстро, Маринетт пробормотала: — Двадцать пятое марта. — Стой! — Том дернулся. — Двадцать пятое?! Ничего не могло пойти с первого раза. Внутренне Маринетт приложилась лбом о стену. — Да. Крупное веселое лицо тут же переменилось. Том отрицательно кивнул. — Прости, принцесса, но, может быть, в другой раз? Двадцать пятого у твоего дяди соревнования. Ты ведь помнишь, что мы приглашены? К коням, людям, детям и историческим личностям прибавился еще и дядя. Маринетт ощутила себя совсем глупой. — Какого дяди? Том внимательно посмотрел на дочь, не понимая, шутит ли та или действительно забыла. — Брат твой мамы. Помнишь дядю Ван-Чэн, он в последний раз приезжал… Прочие отцовские слова исчезли. Маринетт отлично помнила дядю и воспоминания эти ей совершенно не принесли никакого удовольствия.