Скованная цепями

Я почувствовала его впервые на том проклятом приеме — когда республиканцы праздновали победу над демократами и мой отец, как почтенный член партии, был приглашен на него вместе со своей семьей. Мне едва исполнилось восемнадцать, я готовилась к выпускному балу в элитной частной школе и практически не встречалась с реальностью — окруженная любовью и заботой, дорогими вещами, слугами и мнимыми друзьями, я не представляла, что где-то за стенами с дорогой отделкой есть темная сторона жизни, с которой люди моего окружения никогда не сталкиваются, о которой даже не догадываются. Она была далека и от меня, и в тот вечер, когда я едва втиснулась в купленное месяц назад платье и погоревав над своими формами, зашла в роскошный особняк на Форест-Хиллс, я и представить не могла, что он станет роковым для меня. Я улыбалась, светясь от радости и веселья, и тайком пригубляла шампанское, которое добавляло румянца на щеках и блеска в глазах. Я пользовалась своей молодостью и привлекательностью, отлично зная, как моя внешность притягивает взгляды мужчин. Смесь индейской крови от отца и ирландской от матери сделало мою внешность исключительно-экзотической: смуглая кожа, иссиня-черные волосы и на фоне этого изумительно светлые зеленые глаза. Именно они по большей части привлекали внимание, поэтому я всегда старалась их выделить, подчеркивая изящными стрелками и тушью. Меньше всего мне повезло с губами, поэтому в семнадцать, тайком от отца уговорив маму, я чуть-чуть подправила верхнюю, сделав ее более объемной, так что теперь мое лицо можно было назвать идеальным. Впрочем, за кукольной внешностью и стереотипами, привязанными к ней, скрывался вполне пытливый и любознательный ум, который позволил мне стать лучшей в выпуске. Учеба не давалась легко, но упорство и стремление быть первой вынуждало не спать ночами, прорабатывая материал до основания и удивляя преподавателей отчеканенными до автоматизма знаниями. Мой отец гордился мной, а мама, поняв, что я уже достаточно взрослая и со сформировавшимися желаниями, переключилась на воспитание моей сестры, которой еще предстояло пойти в школу. Она была полной моей противоположностью, но, желая быть похожей на меня, уже в пять лет таскала мою косметику и делала на своем лице нечто невообразимое и пугающее, пока однажды мы не договорились с ней о "чистом месяце" — и я, и она не должны были пользоваться ею ровно месяц. И кто первый нарушит правило, будет помогать Нине с поливкой цветов. Естественно, я проиграла, а моя маленькая хитрюга не просто чувствовала себя победительницей, но с гордо поднятым подбородком сообщила, что сможет обойтись без косметики вплоть до Рождества. С тех пор прошло не одно Рождество, а она все еще держит слово. И в этом своем упорстве она с легкостью переплюнула меня. — Ты посмотри на нее, разоделась словно на карнавал, — Хезер толкает меня в плечо, заставляя посмотреть в сторону Бритни Шэлдорс, а я равнодушно кривлю губы. Какая разница, в чем она одета, главное, как бы она не разодевалась и сколько бы не стоил ее наряд, она навсегда останется простушкой-Бритни. Впрочем, Хезер права, слишком много блеска и мелких деталей, превращающих ее платье в карнавальный костюм. Она, как всегда, купается во внимании противоположного пола и это вызывает куда большее отторжение. В конце концов, она не девушка из эскорта, чтобы так откровенно кокетничать с мужчинами. — Я бы на ее месте переживала не за платье, а за свою репутацию. Думаю, мистеру Шэлдерсу за нее неловко. — Брось, он двадцать лет живет с точно такой же деревенщиной. Уж если его жена не смогла привить себе вкус, то что говорить о его дочери, — моя подруга хмыкает, а я делаю небольшой глоток сока и резко выдыхаю. Что-то горячее касается моих оголенных плеч, скользит по позвоночнику вниз, прожигая ткань на ягодицах, и следует дальше: по ногам, вплоть до лодыжек. Меня бросает в жар и я растерянно моргаю, не понимая, с чего вдруг такие ощущения. Оборачиваюсь, пытаясь увидеть, что произошло, и натыкаюсь на совершенно наглый взгляд, который не прекращает изучать меня даже после того, как его обнаружили. Рефлекторно делаю шаг в сторону, а стоящий в другом конце комнаты мужчина прищуривает глаза и слегка, едва заметно, кивает, будто приветствуя меня. Он отличается от присутствующих гостей высоким ростом и крепким телосложением, поэтому даже снующие вокруг люди не могут спрятать меня от его внимания. У него медленные и грациозные движения, когда он, точно как и я секунды назад, подносит бокал к губам. Теперь он смотрит на меня из-под бровей, и от этого тревожное чувство становится еще сильнее, отчего я беру Хезер за запястье и тяну ее в сторону. — Ты не знаешь, кто это такой? Только сделай это не так откровенно. Он стоит позади нас, — шепчу ей на ухо, смотря куда угодно, только не в его сторону, и Хезер следует моей просьбе: как бы между прочим выискивает кого-то в толпе, а потом смотрит назад. — Нет, но судя по тому, как под него прогибаются, он не простой смертный. Я вновь возвращаюсь к его персоне и удивленно наблюдаю за тем, как лебезит перед ним хозяин дома — один из видных политических деятелей. Он даже разговаривает с ним слегка склонив голову и плечи, этой позой показывая почти что раболепие. Не помню мистера Ладжерса таким шелковым, обычно, пользуясь своим положением, он требовал это от других, включая и моего отца, но сегодня... сегодня он уступил свое место этому странному мужчине, который не удосуживается даже взглянуть на него. Он просто слушает его, изредка кивая головой и произнося короткие фразы. Его можно бы было назвать красивым, если бы не крупный шрам, проходящий от виска к уголку плотно сжатых губ. Темные волосы, темная щетина, ничего необычного, если бы не строгость линий и резкость взгляда. ..Который вновь зависает на мне. Я вздрагиваю от неожиданности, и Хезер, наигранно улыбаясь, шепчет: — Да уж, жуткий тип. Попытаюсь узнать, кто это такой. Минуточку, — она оставляет меня одну, а я ухожу в другую комнату, где выгляжу совсем уж неуместно: здесь стайками собрались мужчины, как всегда обсуждающие политику и бизнес. Бизнес и политику. Стоит вернуться назад, но в кругу знакомых лиц я чувствую себя более безопасно. Встаю у окна, чтобы не привлекать внимание, и делаю вид, что копаюсь в телефоне. Опираясь плечом о стену, я вижу лишь небольшой участок перед собой, поэтому и пропускаю момент его приближения. Лишь горький тяжелый аромат выдает то, что я уже не одна. Испуганно застываю и мой палец так и остается в положении дюйма от экрана. Вот же черт. — Не делайте вид, что меня не существует, это не совсем вежливо, — у него приятный баритон, тихий, ласкающий, но от этого голоса по коже вновь соскальзывают горячие мурашки. Натянуто улыбаюсь и, наконец, оттаиваю, поднимая голову и встречаясь с его пристальным взглядом. Мой рост пять футов четыре дюйма плюс каблуки, но в непосредственной близости он выглядит настоящим гигантом, отчего мне приходится задрать голову и ощутить собственное ничтожество. Не могу не проследить по дорожке его шрама, который едва заметно приподнимает один уголок губ и придает его лицу легкую ассиметричность. Не очень приятный нюанс. Даже отталкивающий. — Простите, я увлеклась. — Друг? — он бросает быстрый взгляд на экран телефона, где в фейсбуке открыт профиль знакомого, и я судорожно закрываю вкладки, ощущая возмущение от его наглости. — Просто знакомый, — неловко пожимаю плечами и обвожу взглядом комнату, пытаясь найти хоть кого-то из близких. Мне неуютно рядом с ним, и это странное навязчивое внимание... пугает. На вид ему чуть более тридцати, но хмурое выражение лица и тяжелый взгляд прибавляет в возрасте. — Хотел предложить вам прогуляться, мисс Норин Лэйн. Я знаю вашего отца, — замечая мой скорее испуг, чем удивление, поясняет он, а я кусаю губы от волнения и желания покончить с этим раз и навсегда. Меня не интересует даже то, что я могу его обидеть. — Простите, мистер..? — Росс. Анвар Росс. — Хорошо, мистер Росс. Я не хочу вас обманывать: я не желаю продолжать это знакомство, вы мне не нравитесь, простите, поэтому будет здорово, если вы оставите меня в покое. Прошу, не обижайтесь, но я не хочу тратить ни ваше, ни свое время, — при этих словах уголки его губ чуть подаются вверх, он вновь прищуривает темные глаза, смотря на меня уже более враждебно, но не уходит! Черт, продолжает нависать надо мной, вызывая тревогу. — Вы откровенны, Норин, и мне это нравится. И все же советую вам следить за своими словами. Не всем по душе такая откровенность. — Девочка моя, вот ты где! — голос отца врывается в повисшее напряжение спасительным кислородом, и я с облегчением выдыхаю, в то время как Анвар даже не реагирует на его появление. Он настолько пристально смотрит на меня, что от смущения меня накрывает волной жара. — Пойдем, тебя зовет мама, — и только когда рука папы касается моего предплечья, Анвар переводит на нее недовольно раздраженный взгляд, а затем и на самого отца, когда он задает ему вопрос: — Вы ведь не против, мистер Росс, если я заберу Норин? — Против. Округляю глаза от скрытой во фразе угрозы, и, смотря то на отца, то на Анвара физически ощущаю, как от него исходит опасность. И я не уверена, сможет ли защитить меня отец, если вдруг Анвару вздумается меня задержать. Он пару секунд смотрит в лицо отца, а потом переводит взгляд на меня, и, могу поклясться, в нем не осталось ни крупицы дружелюбия, которые были в начале нашего знакомства. Обхватываю папу за локоть и пячусь назад, будто боясь, что меня действительно запрут в ловушку. Длинный подол платья путается под каблуками и мне приходится приподнять его, чтобы не споткнуться. Этот жест привлекает внимание Анвара и он опускает глаза, обдавая жаром щиколотки и стопы, одетые в элегантные босоножки. — И все же мы пойдем. Давай, Норин, мама ждет, — шепчет отец, прижав меня к себе и поддерживая за руку. — Не оборачивайся, не смотри. Сейчас ты поедешь домой. И без возражений. Он шутит? Какие могут быть возражения, когда кроме как спрятаться в своей комнате я больше ничего не хочу? — Кто он, папа? — Неважно. Но помни одно, ты не должна с ним пересекаться. Ни в коем случае. Мы приедем позже, не жди нас и ложись спать, — папа провожает меня до машины, замечая, как меня трясет от пережитого, накидывает на мои озябшие плечи пиджак, и, целуя в лоб, ободряюще улыбается. Мне хорошо с ним, спокойно, но теплые объятия не могут полностью избавить от прилипшего к коже страха. Кто этот человек и что ему было нужно? — Все хорошо, моя девочка, — он открывает передо мной дверцу и я сажусь в теплое нутро машины, облегченно откидывая голову на подголовник и прикрывая глаза. Ну и вечер. Надеюсь, я больше никогда не увижу этого жуткого, в прямом смысле слова, типа.