Скованная цепями

Я смотрю на свое бледное, в кровавых разводах лицо, с загнанным одичалым взглядом, распухшим носом, ярко-малиновыми раздраженными губами и не узнаю красавицу Норин Лэйн, которая купалась во внимании мужчин. Сейчас я готова отдать последнее только для того, чтобы на меня никто не смотрел, никто не желал, никто не трогал. Я не знала, что чувства мужчины к женщине могут быть настолько грязными, потому что перед глазами всегда стояло трепетное отношение отца к маме, их взаимная любовь и забота. Но, оказывается, существует порочная сторона отношений, где первобытные животные инстинкты оказываются сильнее человеческих чувств. Подставляю руку под струю воды и оттираю присохшую кровь с подбородка, шеи, ключиц. Мы приехали в этот мотель только к утру, и сейчас в маленькое оконце душевой пробивается неясный свет зарождающегося дня. Я знаю, что Димитрий находится за этой дверью, и специально тяну время, чтобы отодвинуть неизбежное. Как бы сказал Анвар Росс, я была очень даже красноречива и наговорила того, что не должна была говорить, но на тот момент это казалось единственным выходом. Я до тошноты боюсь выходить, но Димитрий не оставляет выбора, осторожно стучась и спрашивая, долго ли я еще. Долго ли? Да я готова провести здесь остаток жизни, чтобы не ложится под него. Выхожу все же и натыкаюсь на него, стоящего тут же, под дверью. Он подозрительно оглядывает меня, а потом указывает на стол. — Там завтрак, перекуси, — он выглядит уставшим, под глазами ярче выделяются морщинки и взгляд уже не такой живой, как до этого. Он не спал сутки, чтобы увезти меня как можно дальше от Росса. После произошедшего в машине мы не разговаривали, совсем, потому что я предпочла закрыться в своей боли и зажать кровоточащие раны тисками тишины. — Спасибо, — я боюсь его провоцировать, поэтому предельно осторожна, как только он уходит в душ, на носочках подкрадываюсь к двери и дергаю за ручку, надеясь вырваться из ловушки. Но Димитрий предусмотрел... Устало опускаюсь на стул и смотрю на нарезанные ветчину, мягкий сыр и лепешку с начинкой, но ни то, ни другое не вызывает во мне желание есть. Боль в руке постоянно дает о себе знать, и я совершенно вымотана бессонной ночью и обреченным мыслями. Я не хочу думать, что моих родных больше нет. — Нужно было купить тебе что-нибудь, — Димитрий выходит из душа обновленный, с каплями воды, стекающими с висков по скулам, он вытирает голову полотенцем по дороге до стола и точно так же, как я, устало бухается на стул рядом. Он сменил одежду, а я так и продолжаю сидеть в больничной сорочке, заляпанной бурыми пятнами. — Прости за это, — он указывает пальцем на грудь, и я киваю. — Это он сделал? — смотря на мою руку, спрашивает он, и я опять киваю. Не могу говорить, когда горло содрогается в спазмах. Я настолько запуталась в страхе, что не знаю, чего боюсь больше: узнать, что моей семьи больше нет, предстоящего секса с Димитрием или гнева Анвара Росса, который, я уверена, найдет нас и накажет обоих. Впервые я хочу, чтобы он сделал это — нашел нас поскорее, чтобы сказать ему, я не сбегала, не нарушала правил. — Не удивлен. У нас есть несколько часов для сна, а потом нам нужно вновь ехать. Без остановки. Пока не доберемся до Крушеваца, там живет мой брат, он поможет залечь на дно. — Мне нужно позвонить домой, — мой голос охрип, и я смотрю в одну точку на столе, пока Димитрий, отломив кусок лепешки, не кладет ее передо мной. — А смысл? — Я хочу знать, все ли с ними в порядке, — наблюдаю за тем, как он принимается за еду, и презираю его, он совершенно бездушен, ему все равно до моей семьи и до моей боли тоже. — Кажется, ты не представляешь, с кем имеешь дело. — Да! Не представляю, потому что я не знаю, кто такой Анвар Росс! Что он за человек, раз о нем говорят только шепотом! — Тшш, замолчи, сбавь обороты, Норин, — Димитрий обеспокоенно смотрит на дверь и прижимает палец к своим губам. — Не произноси его имя без нужды, ты же не хочешь проблем. Он чистильщик, вот кто. Каратель. Убийца. Называй его как хочешь. Он присматривает за криминальным миром и сохраняет баланс, никто не может держать в своих руках абсолютную власть, но он держит, и вовсе не для того, чтобы подмять под себя всех, а для того, чтобы не дать другим больше, чем они могу унести. Он может одарить, а может забрать. Он решает, кто выходит из игры, а кто делает следующий ход. Кто его знает, откуда он взялся, но, поговаривают, в него вселился сам дьявол. Издаю истеричный смешок, и Димитрий замолкает. Слава богу, потому что его слова вызывают смех. Большего бреда в жизни не слышала. Мотаю головой, улыбаясь, а Димитрий с шумом ставит чашку на стол. — Ложись спать, — говорит сухо, жестко, и я сжимаю губы, кусая их изнутри. — Мне нужно позвонить. — Да блядь! — он ударяет ладонью по столу, отчего я вздрагиваю, и вскакивает со стула, отправляя его на пол. Вновь впивается в мои волосы ладонью и шепчет, запрокинув мою голову вверх, к своему перекошенному от ярости лицу. — Ты, видимо, не понимаешь, глупая американка. Я пошел против всех и каждый говнюк в этом сраном мире будет рад сдать меня Карателю. Могу поспорить, что ищейки Алека разбросаны по всему полуострову, а ты сидишь и улыбаешься, думая, что все это шутка. Хочешь знать, что будет дальше? Нет? А я скажу. Сначала он пришьет твою семью, начиная с отца и заканчивая хуй знает какими тетками, затем придет за Александром и сотрет его в порошок, а потом, если ты не будешь слушаться меня, придет за нами и тогда бордель Алека покажется тебе раем по сравнению с тем, куда опрокинет тебя Росс. А теперь ложись на эту чертову постель и сделай так, чтобы я не пожалел о своем поступке. Он отталкивает меня, с силой, отчего я чуть не падаю на пол, но вовремя успеваю ухватиться за край стола. Димитрий не стабилен, он взрывается яростью мгновенно, и я подозреваю почему, потому что сам пробует препараты, что они вкалывают девушкам. Меня колотит от пережитого страха, и я задыхаюсь, чувствуя в горле ком подступивших слез. Мне так страшно, что я не знаю, кому молиться и кого звать на помощь. — Я не хочу! Пошел ты к черту! — кричу в отчаянии, и его накрывает разрушительная злость, он с легкостью подхватывает меня под бедра и швыряет на кровать, на которой я подскакиваю, а потом по инерции возвращаюсь обратно. Я забываю про поврежденную руку, отползая назад и пиная схватившего меня за ноги Димитрия.Он весь красный от ярости, вены на его лбу вздуваются и челюсти плотно сжаты, когда он усаживается на мои бедра сверху, давая мне возможность ударить его по лицу. Со всей силы, что еще осталась во мне. Я кричу, но ответный удар обрывает, он на миг опускает меня в темноту, а после в вязкую пелену, которая делает меня совершенно бессильной, мягкой, податливой. Руки уже не слушаются меня, и я тихо стону, когда, не встречая сопротивления, он рвет сорочку на груди. Перед глазами расплываются разноцветные круги, и я ничего не чувствую, только тяжесть его тела, которое пригвождает меня к кровати. Я не чувствую, как он мнет мою грудь, целует соски, как коленом раздвигает ноги и подстраивает под себя, впиваясь в ягодицы жадными пальцами. Мне не больно, совсем, только обидно, что я не смогла себя защитить. Никто не смог. Ни папа, ни мама, ни Анвар Росс, всесильный и пугающий Каратель, которого боится преступный мир, но против которого пошел Димитрий. Ради меня. Но я не оценила. Ухмыляюсь и вдруг ощущаю легкость, она приходит вместе с Россом, которого я вижу во сне. Он все такой же большой и высокий, укутанный тьмой, источающий ее клубами дыма. Во сне я не боюсь его черных глаз, не боюсь ярости, пламенной, ядовитой, оставляющей на коже ожоги. Я безразлично наблюдаю за тем, как он поднимает Димитрия одной рукой, сдавливая его шею, вонзая в него искры пламени. Димитрий барахтается, пытаясь ударить Анвара, но Каратель недосягаем, он откидывает его к стене, и я перевожу безучастный взгляд вслед за тенями. Они сливаются в комок, а затем вновь приобретают очертания человеческих фигур. Выстрел, еще один, еще, еще, пока голова Димитрия не превращается в кровавое месиво, не растекается густой лужей под ногами Росса. Я не боюсь. Во сне он не сможет причинить мне вреда. Он склоняется надо мной, пробираясь под спину руками, чтобы приподнять, и только ощущая его физически, я осознаю, что это не сон. Что Анвар Росс реален. — Анвар, я не хотела, не сбегала, не трогай их, — шепчу, не зная, слышит ли он меня, голова идет кругом и тошнота подступает к горлу, когда меня поднимают. Я пытаюсь ухватиться за его плечи, но руки беспомощно виснут, так же, как голова, которую я откидываю назад. И сейчас, вверх тормашками, я отчетливо вижу, во что превратился Димитрий — в кроваво багровое пятно, без лица и без жизни. Я закрываю глаза, чтобы скинуть алые всполохи, и проваливаюсь окончательно, уже не видя, как бешеное пламя сжирает отель, глотает его жадно, до основания, оставляя после себя только запах гари и пепел.