Hogwarts

      Перед глазами мелькают всполохи жёлтого. Она не знает, почему, но её магия всегда разливалась в воздухе оттенками жёлтого: распадалась на тягучие капли мёда, закручивалась в шафрановые спирали, струилась янтарной смолой.       Хельга видит цвета.       Позже, кажется, веке в тринадцатом, кто-то назовёт это аурой, но у неё каждый человек чётко ассоциируется с определённым цветом и даже оттенком, и она всегда принимала это как нечто, само собой разумеющееся, как то, что каждое утро она пьёт на завтрак тыквенный сок, или как то, что стены их замка построены из камня и магии.       — И какого же цвета я? — тонко улыбаясь, спрашивает Ровена. Она расправляет складки медного платья, отливающего золотом, и с видимым удовольствием кладёт в рот кусочек сыра. Хельга недовольно качает головой — оттенки багра с Райвенкло совсем не сочетаются, они ей чужды, как снег — палящему солнцу.       — Синего, — серьёзно сообщает она и слышит, угадывает, усмешку где-то совсем рядом.       — Тебя что-то не устраивает, Салазар?       Слизерин ей не нравится. Слизерин красив до умопомрачения и дьявольски хитёр, но он обжигающе-холодный; Хаффлпафф, кажется, замерзает от одного взгляда на него. Хельга отлично знает, как сильно привязана к нему Ровена, и эта привязанность однажды её погубит; Хельга знает наверняка, знает, но молчит и не осуждает. Она не в праве кого-то судить, но она переживает искренне — в подруге, кажется, день ото дня всё меньше её знаменитого здравомыслия и всё больше больной потребности в этом высокомерном человеке.       — Вовсе нет, Хельга, — усмешка вновь искривляет до абсурда идеальные губы, — Может, ты и меня видишь насквозь?       — Никому не дано видеть другого человека насквозь, Салазар, и даже чтение мыслей не даёт такой возможности, тебе это известно не хуже меня, — холодно отвечает Хаффлпафф и делает глоток вина, — Всегда остаются потайные уголки, душу не дано познать, если только ты добровольно не вывернешь её наизнанку. Но я могу сказать твой цвет, если тебе интересно.       — Изволь, — Слизерин учтиво наклоняет голову и добавляет стали во взгляд чёрных глаз, скрывая внезапно возникшую робость. Хаффлпафф всегда была простой и понятной, как кристально-чистая вода в прозрачном бокале, однако, порой она могла видеть куда дальше, чем любой из них, и именно поэтому он всегда считал, что из них четверых именно Хаффлпафф — тёмная лошадка, и по-своему её слегка... опасался.       — Изумруд. Величественный и холодный.       Салазар мельком глядит на изумрудный фамильный перстень и пожимает плечами.       — Ты ведь не будешь спорить, — уверенно говорит Хельга, и Слизерин вновь пожимает плечами.       — Может, ты и права, — нехотя признаёт он и смотрит куда-то за окно. В Шотландии снежно в это время года, и Салазар с удовольствием созерцает девственно-белые просторы.       И тут же немного морщится, словно вспомнив что-то неприятное.       — Полагаю, ни у кого не возникнет вопроса насчёт цвета Гриффиндора?       Ровена и Хельга, переглянувшись, в один голос с улыбкой припечатывают:       — Красный!       Слизерин тоже чуть улыбается, а по территории замка, нарушая целостность идеально-ровных сугробов, вышагивает вернувшийся с охоты Годрик в рубиновом плаще.

***

      — Хельга!       Хаффлпафф вздрагивает и поднимает голову на вошедшего.       Гриффиндор стягивает тяжёлый плащ и бросает его на скамью, устраиваясь напротив колдуньи. Её порой ужасно раздражает его бесцеремонность, но Годрик удивительно живой, он дышит полной грудью, он искренне чувствует и согревает своим жизнелюбием всех вокруг.       — Обязательно так кричать, Годрик? Это ведь библиотека, — притворно сердится Хельга, но Гриффиндор отлично знает, что она не может злиться долго, особенно — на него.       — Ты уже решила насчёт гостиной своего факультета?       Хаффлпафф вздыхает и откладывает книгу в сторону. Очевидно, он не даст ей поработать, особенно, если что-то для себя решил.       — Да, я уже всё спланировала.       — И?       Хельга улыбается нетерпению Годрика — он кажется любопытным ребёнком, ещё немного и начнёт елозить на неудобной деревянной скамье. Она едва удерживается, чтобы не протянуть руку и не взлохматить тёмные волосы, лежащие кое-как.       — И в ней будет очень уютно и комфортно всем моим студентам, — пожимает плечами Хаффлпафф, — Не понимаю, что ещё тебя может интересовать.       — Я не знаю, как сделать хорошую гостиную, — наконец признаётся мужчина, и Хельга видит, что это признание даётся ему нелегко. Гриффиндор, бесстрашно сражающийся с драконами, опускает глаза и выглядит таким уязвимым, что она не сдерживает улыбки, — Я не силён во всех этих ваших штучках... Ну, знаешь, в том, как создавать уют.       Хаффлпафф переливчато смеётся, взмахом палочки отправляет на места все книги, которые лежат у неё на столе, и смотрит на него со смешливыми янтарными искорками в тёпло-зелёных глазах.       — Давай начнём с того, что уже есть у тебя в голове, — предлагает она, и Годрик чувствует, что неуверенность отступает под натиском её спокойствия. Хельга берёт оставшийся от её замёток кусок пергамента, переворачивает чистой стороной и в несколько штрихов набрасывает просторную комнату.       — Там должен быть камин.       — Разумно, — кивает Хаффлпафф, — зимой в замке холодно. Перед камином нелишним будет ковёр, к нему добавим несколько кресел, — её рисунок обретает форму и обрастает деталями; Годрик наблюдает, словно заворожённый, — На стенах обязательно портреты и подумай, как защитить проход в гостиную.       — Непременно, — задумчиво кивает Гриффиндор, — а что насчёт цвета?        Хельга смотрит на него с весёлым удивлением, словно он сморозил какую-то глупость, и Годрик чувствует, что у него, кажется, ёкает сердце.       — Красный, конечно!

***

       Она ставит на тумбу букет, в котором амариллисы и ранунклюсы образуют рубиновую палитру; Хельга поправляет цветок, добавляет веточку и отходит на пару шагов.       — Ты волшебница.       Хаффлпафф оборачивается на звук и улыбается Гриффиндору; его облик пышет благодарностью и неподдельным восторгом. Он восхищенно разглядывает стены, отделанные коричневым кирпичом и магией тепла, и думает, что у Хельги особый дар в создании атмосферы, которую не хочется покидать.       — Я рада, что тебе нравится.        Годрик кивает и с удовольствием усаживается в мягкое кресло.       — Спасибо.       Хаффлпафф вновь улыбается и торопится тихонько исчезнуть из гостиной; он задерживает её в самом проходе, неловким движением касаясь руки.       — Годрик, — шепчет она, и стоит так близко, и пахнет мёдом и корицей — у него едва не мутится рассудок, — не стоит.       И отступает от него, выходит за пределы гостиной, глядя на него с мягким укором в янтарных глазах.       — Нам хватает проблем с Ровеной и Салазаром. Не нужно их множить.       Гриффиндор прикрывает глаза, не желая смотреть вслед удаляющейся Хельге. Ему чертовски повезло влюбиться в тёплую-тёплую Хаффлпафф, которая, как ни забавно, бывает холоднее ледяной Ровены.       Он, впрочем, надеется её растопить.