ТРЕТЬЯ ПЕЧАТЬ

Утро наступает быстро. Когда хочешь продлить ночь. И часто это не идёт на пользу тем, кто надеялся, что рассвет задержится хотя бы ненадолго. Драко нашел себя решительно шагающим в сторону своей комнаты, от прошедшей бурной ебли остались только легкие и приятные воспоминания. «Нехуево меня пробрало. Откуда столько романтики в юном слизеринском организме? Надо с этим завязывать! Секс, огневиски и никакого Гриффиндора. Блядь, представляю, как посмотрел бы на всю эту хуйню отец. Нет, я даже представлять себе этого не хочу. «Папа, помнишь Грейнджер, о которой я говорил тебе так много дерьма. Так вот. Грязнокровка… моя девочка», — Малфой захохотал, эхо дико шарахнулось от старых стен и вернулось к нему обратно, ударив по ушам, — «Да ладно отец! Волдеморт вообще бы охуел от таких известий. Авада — в честь локального пиздеца — две штуки, завозите!». Огневиски стоит исключить из списка. А то присунешь Пэнси, а вынешь, внезапно, из Герми. Доверять нельзя, в первую очередь, себе. И с дрочевом надо завязывать. Только — живое, горячее женское тело. *** Гермиона нехотя открыла глаза. Мммм, приятный день, в теле такая нега, хочется поваляться. «Драко?», — тишина, кровать пуста, только луч ноябрьского солнышка лежит сейчас на подушке, где совсем недавно находились взлохмаченные белые волосы. Она с улыбкой прикоснулась к месту, где он лежал, вдохнула аромат его парфюма, зажмурилась счастливо. Как же он пах, этот запах хотелось сохранить, положить в самое глубокое место, туда, где сердце, душа… Нечто сладковато-полынное, с примесью горчинки. Слизеринец и не мог пахнуть ванилью или мятной жвачкой. Это был очень сложный, такой же, как сам Малфой, аромат, немного отталкивающий поначалу, но потом разливающийся высокими нотами какого-то животного желания, жаждой обладания. «Первый раз мне совершенно не страшно будет смотреть ему в глаза. И не стыдно. Потому что вчера… в них было видно многое. Слова лгут, но глаза и руки не обманут». Счастливая, она побежала на занятия по Зельеварению. Опаздывая, впрыгнула в аудиторию, ища его глазами. Нет. Легкое разочарование, но это нестрашно. Скоро она его увидит и поймёт, что всё отлично… Извинившись перед профессором Снейпом, поприветствовала Рона и Гарри. Гарри улыбнулся ей в ответ, на лице его читалась радость. Наконец-то подружка довольна, не грустит, что бы ни происходило — это плюс, он всегда поддержит Гермиону. Дамиру она тоже улыбнулась, но чуть сдержанней, чем хотелось. Вот перед ним она чувствовала вину и некоторое смущение. Воспоминания о метаниях страсти после вина заставляли ее щеки розоветь. Ей хотелось всех обнимать и целовать, после проблем наконец-то наступил долгожданный просвет. Наклонилась к Гарри, быстро шепнула: — Знаешь, я кажется… — Это точно не Рон, — они тихонько прыснули, бросив взгляд на озадаченно возившегося над котлом рыжего, из чьей головы в настоящее время пытался вынуть зачатки знаний профессор. Могло показаться, что знания активно сопротивлялись, но друзья-то понимали, что их туда не завозили первоначально, — Знаю его? Гермиона промолчала, рассеянно улыбаясь в ответ. -Герми, не томи. -Я скажу… потом. Тебе это не очень понравится… -Дамир? Я давно вижу этот взгляд, куда бы ты ни пошла… Грейнджер только вздохнула. Она видела и взгляды, и намёки, и… да много чего еще. Между занятиями они решили подышать свежим воздухом во дворе, где собрались сейчас все факультеты. — Драко! — девушка помахала рукой, побежала через весь двор в сторону слизеринцев, стоявших отдельно от всех плотным кружком. «Я знал. Хоть и не хотел в это верить», — Гарри, пожав плечами, шел следом, чтобы не оставлять её одну, — «Такая беззащитная… и глупая. Где твои рациональные мозги, подружка?!» — Оооо! Драааако! Что бы это ни значило, мне интересно, — промурлыкала Пэнси, — Гриффиндор охуЭвает. Поясни, малыш? Всё встало на свои места: отстраненное выражение на его лице, смешанное с неприязнью, губы презрительно сжаты, главное — его рука лежит на плече Пэнси, на шее засос — его не было — наливается кровью, обмазанный вульгарной ярко-красной помадой, всё как во сне. -Что тут пояснять, — пожал плечами, — сучка под парами из мрачных котлов Снейпа. Попутала мечты с реальностью, текла ж по мне всегда. Сыворотки правды отхлебнула? Что ж, бывает. Эй, Поттер! Оттащи от меня эту припадочную, а то отмываться придется. Смех. Все смеются над ней. Кто-то аж пополам согнулся. Драко увидел звёзды. И проявились они от мощной пощечины. Среагировать не успел, только, не веря, смотрел в спину спокойно уходящей девушки. В первый раз она не бежала от него, а просто шла через двор, провожаемая многочисленными взглядами и наступившей тишиной. Это, блядь, всё. Оно и к лучшему. Пэнси попыталась дёрнуться, побежать вслед за обидчицей, унизившей её парня, но Малфой крепко, до боли сжал её руку, замяукала что-то, пытаясь вырваться, но быстро сникла под его злым взглядом. Никто его больше ни о чем не спросил. Забини смотрел сочувствующе и как-то странно. Друг явно знал больше, чем того хотелось Драко. *** Дамир битый час пытался всунуть пипетку с лекарством то ли в ухо, то ли в зад Гигантского Мозгоплюя. Мозгоплюй, на самом деле, был очень маленьким, но непонятно состряпанным созданием. Ему было слегка нехорошо, но он упорно не выдавал местонахождения нужного для лечения отверстия. «Нет, это мозгоёб какой-то», — Дамир знал ненормативную лексику довольно-таки неплохо, — «А гигантская у него только одна составляющая — наглость, граничащая с подлостью». Дверь распахнулась, Мозгоплюй полетел, курлыкая во всё что-у-него-там-выросло, а на Дамира обрушился шквал — что-то тёплое, пушистое, красивое и абсолютно несчастное. Сквозь слезы — обрывки слов, разъяснения, заикается, плачет, ну, вот, икота напала. Обнял, усадил на стул, налил малинового чая, успокоил, узнал, то, что хотел и чего предпочитал не знать. — Дамир, я тебя прошу, умоляю, прости… Надо было сразу решиться и не творить глупости! Ведь ты мне понравился, ты добрый, красивый, всё могло быть иначе. А Малфой настоящее чудовище — избалованный эгоист, которому сломать чужую жизнь ничего не стоит, истинный сын своих родителей! Можешь ли ты теперь быть со мной, дать свою защиту? Ты хоть что-то чувствуешь ко мне? Хотя… Разве я могу говорить о твоих чувствах…. — Послушай меня… Только не перебивай… Давно, мне кажется, всю жизнь… я люблю тебя. Ты знаешь, почему молчал. Но сейчас больше нет смысла. Давай проживём то, что мне осталось, вместе. Хочу просто чувствовать тебя рядом. Я постараюсь залечить твои душевные раны. Он притянул её к себе, посадил на колени, прижал её кудрявую голову к своей груди и слегка покачивал, успокаивая, как ребенка. И она молча слушала, подпитываясь его заботой, глядя на эти красиво очерченные губы, лучащиеся светом глаза. И верила ему. Окончательно. В какой-то момент она прижалась своими губами к его, он ощутил сладкий привкус малины на языке, руки её сжались вокруг его шеи, касаясь чувствительной части у кромки волос, языки их ласкали друг друга медленно, глубоко. Эта пара как будто пыталась спастись за счет любви от всего мира, от его зла и невзгод. Этот поцелуй длился минуту, но сделал их ближе, родней. Его тело было знакомо Гермионе, но душу она поняла только сейчас. -Не торопи меня, Дамми. Я была твоей под эликсиром Судьбы… А это говорит о многом. *** Хорошие новости могут оставаться долго незвестными, плохие долетают быстро, а вот охуенные сплетни, ставшие реальностью, взрывают общество изнутри за считанные часы. Дамир и Гермиона вместе. Смотрят только друг на друга, прячутся от посторонних глаз, обнявшись, слоняются по округе, пьют сливочное пиво в «Трёх мётлах», развлекаются. Больше никто не нужен и ничто не имеет значения. Малфой тоже развлекался. По-своему. Трахал всё, что шевелится. И пошел уже по третьему кругу. Без эмоций, жёстко, не получая никакого кайфа, но планомерно, не останавливаясь. Девчонки были рады такой внезапной удаче. До некоторых красавчик не дошел бы никогда. Но сейчас руки дотянулись. Плохо, что он напрочь отказывался целоваться, но зато готов был предоставить им свой великолепный член, на который с радостью бросались, надеясь, что уж одна из них точно захомутает его и получит приз, удивив его своими умениями и старанием. Ни хрена. Удивлялся он только своему пофигизму. Шатенки, брюнетки, блондинки, рыжие — все шли в дело. Ночью перед глазами проносился калейдоскоп из лиц, задниц, сисек, бесстыже распахнутых перед ним ног. Лекари по женским недугам за свою жизнь просматривают меньше кисок, чем пересмотрел за эти три нескончаемых недели Малфой. Забини беспокоился за друга и старался хоть чем-то помочь и отвлечь от этого бреда, опасаясь, что снадобий мадам Помфри не хватит в случае, если его братан подцепит подарочек от доступной барышни. Он даже хотел подойти к Грейнджер и высказать ей всё, что накопилось. Но она никогда не отлипала от своего принца, и вклиниться в их радостное чириканье было невозможно. Да, девочка явно расцветала. Любовь превратила ее из заморыша, маленькой и незаметной заучки в красивую, уверенную в себе девушку. Дамир не жалел на нее денег, осыпал ее нарядами, цветами и пытался добавить в эту кучу и драгметаллы. Но Гермиона категорически отказывалась. Одеваться же она стала гораздо женственней: платья, юбки, чулки, тончайшее кружевное белье всех немыслимых расцветок, картину дополнял дорогущий парфюм с нотками персика, розы, перца. Да, стало понятно, на что запал Кхалиб. Яркая пара. Восточное воспитание не позволяло Дамиру целовать обожаемую девушку на людях, но никто не сомневался, что в его покоях творятся безумия. Фантазии на эту тему будоражили всю школу. Народ получил два незабываемых шоу сразу: схлестнулись лёд и огонь. Распутство Драко только разрушало его, а любовные игры сладкой парочки делали лица Дамира и Гермионы прекрасными. *** Первым сдался Малфой. Одной из холодных и вьюжных ночей он покинул Хогвартс, только тепло мэнора могло его спасти, вылечить нервы и нарастающую хандру.