Поцелуи

«Даже небо выцвело» – думает Какаши. Сидеть на руинах мира в одиночестве… как это можно описать словами? Мягко говоря, Хатаке с удовольствием отказался бы от такого опыта. Вокруг только развороченная земля и огромные побеги божественного древа. На последних десятки, если не сотни коконов. В каждом из них – человек, который, если Какаши правильно помнит, должен видеть свою лучшую жизнь. Воплощение заветных желаний. Да, еще Сакура, спящая рядом. Какие сны подарил ей Саске, Какаши не знает. Хотя, пожалуй, небо выцвело не так уж сильно, между облаками видны голубые просветы. Просто пыль от разрушений еще не до конца осела, наверное. Хатаке заставляет себя думать об этом. О небе. Не о Мудреце Шести Путей, что недавно растаял в голубых языках чакры, а до того говорил с Какаши о любви и ненависти. Не о Саске, который снова выбрал путь смерти, на этот раз назвав его революцией. Не о том, сколько лет одиночества и боли переступил Обито, чтобы спасти жизнь Какаши, и не единожды, и не только его… И точно не о том моменте, когда в сторону Штаба был направлен чудовищный удар. Нет, если он будет думать об этом, его сердце просто остановится. Просто откажется продолжать биться. Добрый прищур карих глаз и шрам, который будто подводит под ними черту… Широкая улыбка. Очевидно, Ирука не сумел задержать Наруто в том месте, где пять Каге собирались спрятать его от войны. Но что сенсей сделал дальше? Остался в Штабе? Или решил вернуться в Коноху? А может быть, присоединился к боевым действиям? Не думать! Тело Какаши как будто помнит только бесконечную боль и безграничную усталость. Превозмогая, раз за разом выходя за рамки, сражаясь на пределе… Тогда думать было не о чем. Можно было только делать все возможное, защищая будущее до последней капли крови. Но он выжил. Он не должен был, это совершенно точно, но он выжил. И сейчас вокруг Какаши звенит такая оглушительная тишина, какой этот мир не слышал еще никогда. Все на свете спят, кроме двух его глупых практически всесильных учеников… Каждый живущий. Наверное, даже младенцы. Вся эта реальность, с ее радостями и тяготами, чуть не была стерта в порошок, но никто толком не знает об этом. Судьба мира все еще решается, но никто, кроме Какаши, не знает об этом. А он уже ничего не может сделать. Когда на котлован налетает облако пыли от отдаленного боя, все, что Какаши может сделать – укрыть собой спящую Сакуру. Снова – без лишних мыслей. Все существование Хатаке – одни рефлексы в звенящей, мертвой тишине. Коконы зловеще раскачиваются на ветвях. Не думать о том, как Саске и Наруто в этот самый момент вымещают свои раны на теле планеты и какие раны наносят друг другу. Но непрошенные и невысказанные слова возникают в голове: «Наруто, тебе лучше бы выжить, иначе Ирука меня не простит». Какаши улыбается. Он никуда не может деться от них. «Потеря любви ведет к ненависти» – сказал Мудрец Шести Путей. «Но я надеюсь, что любовь еще можно вернуть» – добавил он. Какаши смотрит на то, как остатки бури на горизонте рассеиваются в голубом небе. Ему не страшно. Он не испытывает отчаянья или вины – впервые за долгое время. Он чувствует бесконечную боль, безграничную усталость и безусловную любовь. «Не теряй веры» – сказал Мудрец Шести Путей. Какаши верит в Наруто. Какаши верит в то, что Саске одумается. И Какаши верит в то, что Ирука жив. Иначе во всем, что только что произошло, просто не было бы смысла. *** Долгие часы после пробуждения (Ирука устал считать, сколько именно) реальность остается довольно странной и сумбурной. Штаб был уничтожен, и в Скрытом Облаке почти не осталось сенсоров. И связистов. Справедливости ради, вообще шиноби почти не осталось. Приказов никаких, никаких новостей. Работы, правда, довольно много. Выжившие отправляются расчищать руины, надеясь, что кого-то еще можно спасти, а если нет – то хотя бы обеспечить достойные похороны в родной Деревне. С Ирукой – несколько шиноби из Листа. Некоторые, не дождавшись указаний, решают покинуть Облако, в основном те, у кого в Конохе семья. Они спешат убедиться, что с родными все хорошо. Другие объединяются с представителями остальных деревень и общими силами планируют разведку на последнюю известную точку боевых действий. Ирука решает оставаться на месте. Приказ, полученный им, был совершенно ясен, новых не поступало. И так будет больше всего шансов не разминуться… он даже не может сказать, с кем или чем. С информацией. С любыми крупицами информации о том, что произошло. Заснуть не выходит, даже когда появляется время. Ирука невольно гадает – как давно Мадара завершил свою технику? Сколько они уже спали? Неделю, месяц, десятилетия? В Облаке такой ландшафт, что трудно сказать даже, не изменилось ли время года. Впрочем, местные говорят, что не изменилось. Нет причин им не верить. И в домах даже не успела скопиться пыль. Ирука не знает, сколько прошло часов. Знает, что он очнулся днем, а сейчас ночь. Время от времени ему кажется, что он сходит с ума в образовавшемся вакууме. Когда в голове сенсея начинает звучать голос Ино, это ощущение не отступает, а только усиливается. Она говорит, что война окончена. Она говорит, что Наруто сражался и победил, что он жив. Она говорит, что теперь все в безопасности. Когда Ирука убеждается, что это правда, что другие тоже ее слышали, он находит себя буквально рыдающим от облегчения. Он даже не подозревал, сколько напряжения в нем скопилось. Скоро можно будет вернуться в Коноху. Сказать Наруто, как он гордится им. Обнять Какаши. В том, что Какаши жив, Ирука не сомневается. С тех пор, как они вместе, Ирука просто привык считать, что Хатаке бессмертный или что-то вроде того. Иначе у него было бы слишком много причин потерять разум от беспокойства. И сейчас эта привычка очень помогает сенсею. Он начинает собираться домой. *** Какаши сбегает из госпиталя. Обычно он так не делает, потому что старается быть ответственным шиноби. Чем точнее следуешь указаниям врачей, тем скорее пойдешь на поправку. Но сегодня Хатаке не важно, как скоро он поправится. Есть вещи гораздо более значимые. Ирука прыгает по ветвям, слаженно двигаясь в составе небольшой группы шиноби, которые возвращаются из Облака в Лист. Он знает, что разумно – держаться вместе и беречь силы, но не понимает, откуда в нем столько силы воли, чтобы слушаться разума. Хочется бежать быстрее, до горящих легких, до отнимающихся ног, только бы попасть домой хотя бы на пару минут раньше… Кровь закипает у него в венах. Какаши замирает на дереве в тишине, в засаде. Он не знает, сколько ему ждать, но не открывает книгу. Просто слушает, как мир звучит, когда он живой. Пение птиц. Отдаленно гудящий голосами улей Конохи. Побывав на грани и за гранью, внезапно начинаешь ценить простые вещи. Но ждет он звука шагов. Ирука убеждает себя, что глаза слезятся от бега, а не от облегчения и предвкушения встречи. Из-за этой пелены он чуть не пропускает вспышку серебра в темной лесной зелени. Но все-таки не пропускает. Момент идеально рассчитан: до Деревни буквально рукой подать, но стен еще не видно. Если бы Ирука увидел их, он бы забыл обо всем на свете. А пока он еще может коротким кивком обозначить товарищам, что он отстает от них, и сойти с курса. Какаши спускается с дерева одним плавным прыжком. Тело отвечает глухой болью даже на такие простые вещи, но эта боль – ничто. Он видит перед собой Ируку, целого и невредимого Ируку, который метеором несется к нему. Какаши кажется, что сенсей сейчас врежется в него, и он непроизвольно группируется, чтобы ослабшие мышцы выдержали. Готовится ловить этот смуглый сгусток любви в объятия, прямо на свою рассеченную раной грудь, какая вообще разница? Но в последний момент Ирука замирает. Ровно в шаге от него. Солнце, пробивающееся сквозь листву, оставляет пятна-поцелуи на смуглой коже. Прямой. Безупречный. Ни пряди не выбилось из хвоста после долгого бега. Говорит: – Я думал, ты в госпитале. Какаши неловко скребет в затылке: – Да вот, решил тебя встретить. Ирука стоит и боится дышать. Вот Какаши прямо перед ним. Такой же бледный и сутулый как обычно, руки в карманах. Но при этом так… изменился? Что ему пришлось пережить там, в самом пылающем сердце войны? Неужели что-то, к чему не был готов даже такой, как он? Ирука настолько заинтригован неуловимым, что не сразу замечает самое очевидное. – Твой глаз, – шепчет он и тянется рукой к шраму, рассекающему левую половину лица Какаши. Трогает. Кожа теплая, мягкая. Живой. – Нравится? – усмехается Хатаке. – Это твой любимый ученик постарался. Но Ирука уже не слушает. Он кладет вторую ладонь на щеку Какаши, гладит его лицо, и они в синхронном жесте припадают друг к другу лбами. – Расскажешь мне все, – говорит Ирука и улыбается, а по щекам у него текут слезы. Какаши впитывает тепло Ируки и впервые действительно чувствует, что мир спасен. Он стягивает маску и сцеловывает дорожки слез со щек сенсея. Их соленый вкус пьянит сильнее, чем сливовое вино. Этот момент стоит всего. Каждой секунды боли и отчаянья, не только в последнем бою, а за всю жизнь Хатаке. Он обвивает Ируку руками, будто собрался никогда больше не отпускать его. Он жив. Он жив. Ирука тает в объятиях Какаши, утыкается лицом ему в плечо и плачет уже навзрыд. За них обоих и все, что им пришлось пережить. За всех, кого они потеряли. За все кровавое прошлое мира шиноби, полное ошибок, недоразумений и слишком ранних разлук. Больше этого не будет. Теперь все будет хорошо. Ирука знает, что это звучит слишком просто, что так не бывает, но в эту секунду он не просто верит в это – он знает. Теперь все будет хорошо. Все еще заплаканный, сенсей поднимает голову и смотрит в глаза Какаши. В эти два раскосых глаза цвета грозового неба. Смотрит так внимательно, будто в мире нет ничего важнее. А потом Ирука опускает ресницы и целует его, как в первый раз в жизни – мягко, порывисто и немного неловко. Когда они, наконец, понимают, что могут отпустить друг друга, Какаши признается: – Теперь, пожалуй, мне правда нужно вернуться в госпиталь. С этими словами он немного покачивается, и Ируке приходится подхватить его, чтобы не упал. – Какаши! – Маааааа… Все в порядке, просто голова закружилась. Карие глаза сужаются, глядя на него с недоверием. Какаши возвращает маску на лицо и поднимает руки в примирительном жесте: – Но ты можешь проводить меня до палаты, если переживаешь. Заодно повидаешь Наруто. А то, я боюсь, он смертельно обидится, если узнает, что я рассказал тебе всю историю раньше, чем он смог это сделать сам. При упоминании Наруто Ирука чувствует, как его сердце подскакивает в груди. Конечно, он хочет как можно скорее увидеть Наруто! Умино уже представляет восторженный блеск голубых глаз мальчишки, когда он будет совершенно бессвязно рассказывать о том, как спас всех людей на планете. Нашел ли он письмо, которое Ирука поместил под протектор? Не злится ли он за попытку задержать его на острове? Какаши замечает оживление сенсея и посмеивается: – Кстати, давай я тебя сразу предупрежу… Я, конечно, вернул его живым, но не то что бы совсем целым. *** Над Конохой стоит погожий и солнечный день, такой, что легко поверить, что все ужасы позади, и ничто не предвещает беды, кроме крика, который разносится над окрестным лесом, вспугивая птиц с ветвей: – Что значит «не совсем целым»?! Хатаке!!! ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ?!