В странном доме

      — Я боюсь его, — раздаётся шепчущий девчачий голосок. Он тихий и будто невольно вырвавшийся, после чего девочка сразу закрыла себе рот.       — Да он не страшный. Просто очередной воспитатель. А ещё я слышал, что он пристаёт к горничным.       — А я слышала, что он украл платье у одной горничной, чтобы надеть на себя, после чего пошёл пытать наказанных! — громким шёпотом говорил ещё кто-то.       Это были обычные разговоры среди маленьких компаний детей. Ацуши старался не подслушивать и зарываться носом в свой учебник, чтобы на него не смотрели. У него нет компании и не может быть. Никто не станет играть с ним, да никому и не надо. Если, конечно, их новый воспитатель…       Няня. Ацуши предпочитал мысленно называть этого человека няней. На воспитателя он совсем не походил — ни на одного из их взрослых. Да и вообще, Ацуши сомневался во «взрослости» этого человека. Тёмный костюм, бинты с повязкой на глазу — это отвлекало на себя внимание, но… Ацуши бы всё равно не дал няне больше двадцати. Он самый молодой здесь из взрослых.       Появился он внезапно. В один тёмный и пасмурный день, когда Ацуши сидел в подвале, кто-то скрипнул ключом и зашёл к нему. В комнату, не в клетку. Ацуши даже головы не поднял — после сеанса пыток ему некоторое время было плевать на всё и вся.       — Накаджима Ацуши, — тихо сказал незнакомый голос, заставив чуть встрепенуться и напрячься. Мелодичный. Молодой. Ленивый и скучающий. — Одиннадцать лет, успеваемость средняя, наказывают чаще всех, за плохое поведение. Ты довольно милый ребёнок. Почему ведёшь себя плохо?       Ацуши пришлось поднять взгляд на парня, которого он почему-то легко разглядел в темноте. Тёмные кудряшки обрамляли чужое красивое и нестрогое, но ничем не заинтересованное лицо, один глаз закрывали бинты. Поранился, наверное. Ацуши, наивная душа, принял его за одного из новеньких детей. Накаджима поднялся на дрожащих ногах, держась за решётки. Он хотел поздороваться, но вышло только прошептать: — Можно воды?..       Про еду он даже не заикался. И не скажет сейчас, почему попросил у другого воспитанника (как он тогда думал) дать ему воды. Может, предчувствие всё-таки сказало маленькому Ацуши, что тот ошибается.       — Конечно, — незнакомец залез в свою сумку и достал фляжку, открыл её и протянул Ацуши. Накаджима готов был забыть про всё, только… — Клетку я открыть не могу, прости. Так что придётся так, — он просунул горлышко фляги между решётками, протянув как можно дальше. Ацуши, вроде, успел только быстро-быстро кивнуть, прежде чем броситься пить.       Это могло быть что угодно: яд, кислота, мыльная вода после стирки. Но это была обычная вода, которой Ацуши хлебнул и закашлялся.       — Не спеши, — сказали ему спокойно и размеренно. Незнакомец протянул руку и взял его за подбородок, приставив к горлышку фляги губы Ацуши. Прикосновение не было требовательным, но Ацуши вздрогнул. Его изучали. Мальчишка закрыл глаза от смущения. И так, пока всё ни выпил.       — Простите, — прошелестел Ацуши и сел на колени снова. Его седая головка качнулась вниз удручённо и задумчиво, что не скрылось от внимания Дазая.       — Прощаю, — хихикнул незнакомец. Он затряс ключами, когда Ацуши не понял шутку и посмотрел на него. — Ладно, сейчас ты выходишь, и я провожу тебя в твою комнату.       — Что? Ты помогаешь мне сбежать? Если это побег, то я останусь здесь! Мне не нужны новые проблемы! — отшатнулся Ацуши. Его руки затряслись, едва Накаджима представил последствия. — Уходи! — слабо вскрикнул он. Так слабо, словно это был всхлип.       — У меня есть разрешение, никакого побега, — незнакомец достал из кармана лист. Ацуши сразу вцепился в него взглядом, пока чужие руки разворачивали плотную бумагу. Документ с подписью директора, на котором, помимо витиеватых слов, непонятных для Ацуши, было разрешение выпустить мальчишку. — Кстати, невежливо «тыкать» помощнику воспитателя.       Так это… помощник? Нет-нет, значит, точно произойдёт что-то плохое и Накаджиму отведут вовсе не в комнату, а туда, где с ним снова что-нибудь сделают, побьют, свалят на него какое-то хулиганство или воровство. Когда ключ щёлкнул в замке огромной клетки подвала, личной тюрьмы Ацуши, мальчик бросился вперёд, к собеседнику. Он почти уткнулся носом в чужой живот. Поднял лицо наверх, собираясь посмотреть в чужой глаз, не прикрытый повязкой.       Тогда этот человек показался Ацуши демоном.       — Нам никогда не говорили, что у воспитателя есть помощники, — тихо сказал Ацуши. Он опустил голову. Он должен знать своё место, даже если его обманом вытаскивают из заточения.       — Я пришёл только сегодня. Завтра меня должны вам представить, но… Важное дело заставило меня показаться тебе раньше.       И незнакомый человек ему улыбнулся. Просто на короткое мгновение посмотрел на него, смеясь, и сразу же начиная куда-то идти. Пришлось бежать, чтобы догнать быстрого помощника воспитателя, хотя Накаджиму никто и не подгонял. Они поднялись по ступенькам (Ацуши посмотрел на окна — глубокая ночь), прошли мимо воспитательницы, заставившей Ацуши сжаться и идти по стеночке. Ничего не случилось, Накаджима поздоровался с ней с запозданием, и это тоже никак не прокомментировали. Тогда он нагнал Дазая.       — Вы рады, что будете работать, здесь, да? — спросил Ацуши бессмысленно, переставляя свои худые ножки как можно быстрее. Может, он ослабел из-за нахождения в подвале или отсутствия еды, может, долго не гулял. Брюнет обернулся на него, и хотя лицо было удивлённым, улыбка всё равно появилась.       — Да, я рад. Мне нужно работать здесь, но теперь я считаю это интересным, — его голос пробирал до дрожи своими светлыми нотками. Ацуши неуверенно мялся.       — И почему? — выдохнул Накаджима. Они почти пришли в его комнату — у Ацуши она была отдельной от спальни всех остальных детей.       — Ваш приют ужасен, — просто ответил незнакомец. Это шокировало. Он мог улыбаться, беззаботно и искренне, когда говорил о таких вещах. Для него это было лишь хорошей шуткой. Сам Ацуши был для него шуткой.       —…И вряд ли вы собираетесь… изменить это, — Ацуши прижал кулачок ко рту, тихо бормоча. Чувствительность словно возросла до предела, когда его грудную клетку на секунду сковала боль.       — Да, ты прав, — помощник воспитателя отвёл взгляд в сторону, а его улыбка бесследно пропала. Рука в бинтах потянулась к нему, а Ацуши слишком задумался о том, зачем кому-то бинтовать и голову, и руки, и шею, подвис, прежде чем заметил почти-прикосновение.       — Не трогайте!       Крик Ацуши огласил коридор. Наверное, не стоило так кричать, он оступился, сделал всё неправильно и получит нагоняй, если не что-то похуже. Брюнет так быстро убрал руку, словно ничего и не собирался делать. Он мотнул головой и отпер комнату Ацуши. Не ударит?..       — Хорошо. Не кричи, всех разбудишь и снова в подвал попадёшь, а мне бы не хотелось этого.       Мальчишка, убрав кулачки от груди, мог только недоумённо последовать за этим человеком в свою комнату. «Хорошо» было странным и непривычным. Если бы это было наказание, то никто не остановился бы, если его хотели ударить, то ничего бы не помешало.       Комната Ацуши встретила их лёгким сквозняком и темнотой. Горел только фонарь на тумбе. Кажется, его зажёг незнакомец.       — Спасибо, — послышалось от Ацуши достаточно громко. Дазай лишь слегка повернул голову.       Не зная, что ему делать теперь, Ацуши стал разбираться с постельным бельём для своего футона — кто-то оставил простыни возле него. Помощник воспитателя не вселял доверия, он даже больше пугал Ацуши. Неизвестно, что от него можно ожидать, непонятно, почему он вообще появился. Он не бил. Лишь наблюдал и всё ещё наблюдает.       — Почему вам бы не хотелось, чтобы я остался в подвале? — осмелился спросить Ацуши. Он был готов и к грубости, и к удару. Пока были силы, даже если это глупо, он хотел узнать как можно больше о причине доброты к нему. Ведь появлялась надежда обрести что-то получше, чем существующее пренебрежение к Ацуши и его жизни.       — Было бы не очень весело ночевать там вместе с тобой. А в комнате следить гораздо приятнее, — парень уселся на подоконник и закинул ногу на ногу. Точно, как можно было подумать иначе? Этот улыбчивый и по-странному жуткий человек просто выполнял свою работу. И делал всё лучше для себя. — Ты любишь колыбельные, или уже слишком вырос? — неожиданно задал вопрос брюнет. С усмешкой, но не издевательской. Даже забавной. Ручки Ацуши слегка задрожали от непонимания.       — Я не помню, чтобы нам тут пели колыбельные, хотя читал про них в книжках. Это помогает заснуть, да? Вам не нужно петь мне ничего, — замахал Ацуши руками панически. Постельное, наконец, он поменял.       — Да? Но я думал, что это часть моей работы… О-очень странное место, раз тут не поют детям колыбельных. Стой, я одну вспомню, и ты скажешь, петь её тебе, или нет! — этот странный, непонятный человек приложил ко лбу руку, что-то утвердительно мыча. Ацуши захлопал ресницами. Раз — помощник поднял палец, покивал головой и обратил взгляд на Ацуши. С каждой секундой он был больше похож на простого чудака. — Чтоб забылось всё плохое, чтоб забылось всё плохое, а хорошее осталось…       Это вообще была не колыбельная, лишь какие-то слова, пропетые абы как, совершенно неподходящим для этого темпом и немного фальшиво. И Ацуши не смог сдержаться от смеха.       — П-простите, — всё ещё хихикал он. На него уставились в глубоком возмущении, но с весёлыми искорками в глазах. — Вы очень смешно поёте. Да и я уже не маленький. Не нужно… В общем, спокойной ночи… Эм, мне называть вас сенсеем?       — Я так и не представился, да? — лениво улёгся на подоконник, вытянулся. Очень странный, плавный. Будто контролирует каждое своё движение и ни одно из них не случайно. Ацуши даже нравится это, в какой-то мере. И неужели человек правда представится? — Меня зовут Дазай Осаму.       — Тогда спокойной ночи, Дазай-сама, — быстро ответил Ацуши и нырнул под одеяло. Тогда… брюнет перестал казаться демоном. Любопытство Ацуши зашевелилось снова, он даже улыбнулся. Дазай не похож на воспитателей, с ним можно позволить себе немного вольности. Он как таинственный «мистер Кин» из книги, что Ацуши читал недавно — не плохой и не хороший, но что-то явно замышляющий. Кажется, сегодня Ацуши в относительной безопасности. — Дазай-сама, то, что вы хотели сделать… вы можете, если хотите, — на пробу сказал Ацуши с интересом.       Ему ничего не ответили, а Накаджима прикрыл глаза. Было легко заснуть, ведь он не ел, и слабость колола в пальцах.       — Ты очень странный мальчик, Ацуши-кун, — послышался голос Дазая над самым ухом. Было время лишь чуть приоткрыть глаза, а потом снова закрыть их, убедившись в своей безопасности, когда забинтованная ладонь всего-то коснулась волос и провела по ним пару раз. Ацуши вздрогнул, крепче в одеяло вжался, как от него тут же отошли.       «Вы страннее», — на такой мысли остановился мальчик. Его немного волновало, что он останется на ночь в одной комнате с этим странным человеком, Ацуши выручал лишь чуткий сон. И ощущение, будто он знает, в какой части комнаты сейчас находится Дазай. Он не помощник воспитателя, нет. Скорее всего, он сиделка для Ацуши.       «Если это значит больше не быть наказанным, я согласен!» — конечно, его никто не спрашивал. Для Ацуши это было маленькой надеждой.       Таким ему был представлен Дазай Осаму. Человек, выдающий себя за помощника воспитателя и не требующий называть себя сенсеем.       Но на следующее утро всем детям представили не Дазая Осаму с хитренькой улыбкой и дурашливыми манерами, а помощника воспитателя, безумно улыбающегося с диким азартом в глазах. Ацуши стоял в одном из первых рядов. На поясе у помощника воспитателя, которого так же, как и остальных взрослых, требовалось называть сенсеем, демонстративно висел огромный тесак, заострённый ближе к верху.       Этот человек был лишь карикатурой на Дазая Осаму, который представился Накаджиме. Его ухмылка, когда мальчик взглянул на нож, была уж больно дикой.       — К нам любезно прислали помощника из-за проблем с вашей дисциплиной, дети. Он может делать всё то же, что и мы: поощрять вас и давать баллы, либо наказывать за проблемы, которые вы приносите приюту. Весьма сурово. На помощника жаловаться бесполезно, он знает, что делает. За непослушание и игнорирование в его сторону так же последует наказание.       «Обращайтесь к нему «сенсей».       Ацуши не знакомился с новым сенсеем. Тот сам нашёл его, подкараулив в библиотеке спустя несколько дней. Растянул рот в улыбке такой злой, что Ацуши даже прятаться не пытался. С ножа на поясе на чужой строгий костюм текла кровь. Очень много крови.       Темно и страшно… Как в глазах нового сенсея, в этой резко потерявшей дружелюбие библиотеке и на кончике чужого ножа. И холодно.       — Что я сделал не так?.. — тихо пробормотал Ацуши, прижимая к себе книгу.       — Я пришёл сказать, что я не только помощник воспитателя, Ацуши-кун. Ещё я буду проходить с тобой периоды наказания и охранять твой сон. Это так же входит в мои обязанности, — неожиданно спокойно ответили ему. Ацуши с опаской посмотрел на Дазая, ставшего самим собой, и протянул к нему руку. Ацуши и сам не знал, что сделать собирался.       — Почитаете мне?       Вытянул шею, заглядывая в чужое лицо и ожидая ответ. Книгу Ацуши тоже протянул Дазаю, застенчиво отводя глаза. Сердечко сильно билось с нетерпением, а чья-то кровь медленно капала с тесака. И Ацуши с чего-то был абсолютно уверен, что Дазай всего лишь зарезал одну из кур, оставив кровь для виду. Пусть все боятся.       Лишь Ацуши не боялся. И понял, что ни капли не верил слухам.       — Ты знаешь не все иероглифы? — наклонил голову Дазай, вопрошая. Он не отказался, а взял книгу в руки, к дивану направился и позвал Ацуши за собой. Накаджима неверяще поспешил за старшим, что вытер и руки, и нож о свой фартук.       — Нет. Я уже читал эту книгу, просто… Есть что-то особенное в том, что тебе читает кто-то другой. Это… весело, — признался Ацуши, имея ввиду не веселье, а какое-то странное ощущение спокойствия. Дазай смотрел в ответ недоумённо — пусть. Ацуши улыбнулся.       Чтобы положить книгу на колени, Дазаю пришлось снять фартук — иначе бы запачкалась. Осаму положил его где-то в углу дивана и похлопал по месту рядом с собой. Ацуши почти сразу туда прыгнул и уткнулся в книгу глазами, дёргая Дазая за рукав. Побуждая читать.       — Только несколько первых глав, потом мне нужно идти, — пробормотал Дазай. Он непринужденно откинулся на спинку дивана, пока мальчишка рядом сидел как на иголках.       — Вам ведь что-то нужно здесь? — пробормотал Ацуши, едва кончилась короткая первая глава. Это время пролетело незаметно, ведь Дазай прекрасно читал вслух. Или Ацуши чувствовал умиротворение и радость возле этого человека, потому даже задал вопрос, что стал мучать. Дазай тут же удивлённо посмотрел на него и… рассмеялся.       — Если тебе интересно… — хитро протянул он, размяв шею. Накаджима потянулся, чтобы слышать лучше эти тихие слова. — Приходи сегодня в кладовку на первом этаже. Но если сомневаешься и боишься, то лучше тебе туда не соваться, — ещё хитрее сказал старший, повязал обратно окровавленный фартук и отдал мальчишке книгу. Почему же ему не стоит идти, раз он сомневается? Неужели только из-за этого их поймают? Даже если он сомневается и боится, что это станет лишь очередным наказанием, Ацуши придёт.       — Может, это просто проверка на то, нарушу ли я правила, но… — Накаджима задрожал, наблюдая за чужим удивлением снова. Ему многого будут стоить эти слова, если догадка верна. — Я просто хочу вам верить.       (А Осаму хотел верить, что Ацуши не один из доносчиков директору. Потому усмехнулся).       — За час до отбоя в кладовку, держись левого коридора, а то поймают, — шепнул Осаму, подмигнул и мазнул рукой по чужой щеке, прежде чем уйти, будто пританцовывая и слегка размахивая ножом.       — Дазай-сама!       Осаму пришлось развернуться, когда мальчишка схватил его за рукав, смотря как-то отчаянно. Дазай улыбнулся мягко и снисходительно.       — Я должен сказать вам что-то важное. Мы ведь точно встретимся? Вы придёте? — Ацуши переспросил, а его руку чуть отстранили.       — Обязательно.       И Осаму всё-таки ушёл. Накаджиме оставалось лишь вновь зарыться в книги, перечитать в очередной раз «Таинственный сад», мечтая сбежать в этот мир грёз, но Ацуши отложил роман. В реальном мире, прямо у него под носом, происходило кое-что важное, о чём он ещё не догадался.       Как помощник воспитателя, Дазай должен был делать много разных вещей, о которых Ацуши примерно знает. Как минимум, новый знакомый должен получать инструкции, но не получает их. Он даже не подходит к другим воспитателям и действует в одиночку, больше болтая с персоналом вроде пары горничных и поваров. Ну, как болтая…       Судя по тому хаосу, который Накаджима увидел на кухне, когда пробрался на неё (и как только смелости хватило!) Дазай сделал нечто очень нехорошее. Обрывки холщовых мешков и горы муки на полу, качавшаяся на крючках посуда, злые повара и посудомойки… И Дазай, как ни в чём не бывало, выходящий из кухни и заметивший мальчика. Он тут же переменился в лице.       — Серьёзно? — спросил он тихо и раздражённо.       — Что «серьёзно»? — Ацуши сжал руки за спиной и улыбнулся, прямо ощущая чужой мыслительный процесс, мечущийся от гнева до принятия. Может, и не стоило хвостиком ходить за Дазаем… Ну, когда Ацуши его всё же нашёл.       — Чего на проходе встал? — недовольно воскликнул кто-то с кухни. Ацуши зажал в испуге рот — его увидят, и всё: конец.       — Да ухожу уже, — бросил Дазай. Он сорвался с места и схватил за шкирку Ацуши, крепко прижав его к себе (не давая даже пискнуть), понёсшись куда подальше, чтобы их не заметили. Накаджима жмурился, чувствуя, как Дазай не останавливается и бежит от кухни. Они словно двигаются несколько минут, петляя различными поворотами. Нож бьётся о бедро Дазая и немного позвякивает. Звяк. Звяк. Ацуши как будто успокаивает этот звук, хотя долгий бег ему не нравится — слишком странно и подозрительно. Дазай наконец остановился возле его комнаты и отпустил. Старший перевёл дух, отряхиваясь.       — Спасибо, — только и может ответить Ацуши, бегая глазами. На него недовольно смотрят и вздыхают, чуть притоптывая ногой. Это вызывает страх — Ацуши ещё не видел Дазая раздражённым или злым. И только червячок сомнения галдит, что злится Дазай не на мальчишку. — Нас ведь не должны часто видеть вместе, да? Я должен вас бояться, — пробормотал Накаджима и самому себе понятливо кивнул.       — Именно. Непослушных детей наказывают, — Дазай задумчиво провёл пальцами по лезвию ножа и даже поцарапал себе кожу. Стало страшно снова. Его ведь сейчас, мягко говоря, обидят, да? —…так что сделаем вид, что я тебя сегодня вообще не видел. И будь паинькой до нашей встречи, ладно? Не делай ничего, за что тебя могут наказать. Что ты обычно делаешь в это время?       Раздумывая, Ацуши кинул взгляд на часы в коридоре. Он привык их не замечать, ведь они всегда тут стоят и круглосуточно тикают, так, что не слышно, если не прислушиваться. Примерно четыре часа дня — близилось время полдника.       — Я должен помочь расставить посуду, — тихо сказал Ацуши. Тяжёлыми движениями он развернулся и побрёл на нижний этаж в столовую. Теперь Дазай подкинул ему мысль, что Ацуши может подставить нового недо-воспитателя своими выходками. Накаджима не знает ничего о делах взрослых, о делах приюта, и из-за этого может, даже не замечая, помешать кому-то. Ему тогда нужно дать Дазаю действовать самостоятельно и не преследовать, не интересоваться специально… Иначе говоря, если старший захочет что-то рассказать ему, то найдёт или позовёт. Сегодня, например, Ацуши мог пойти в кладовую, как его и попросили. У него всё ещё столько надежд на этот визит!..       В столовой он возвращается к тому, к чему привык. Тяжёлые сверлящие взгляды и неслучайные подножки, пока Ацуши носит тарелки со стаканами от кухни и до обеденных столов. Чувство, будто его окружают лишь ненависть и боль. Но сегодня как-то получается не замечать этого, думая о помощнике воспитателя. О его тайне. Получается лишь слегка вздрагивать при подножках и перепрыгивать их. Ацуши был собран, почти спокоен. Сегодня он должен не получить наказаний. Ни одного.       Надо лишь быть правильным и полезным. Это просто — уверяет себя Ацуши.       Дазай на полдник не приходит. Остальные взрослые не выказывают беспокойства, ведь на обед, завтрак и все предыдущие приёмы пищи в другие дни Дазай так же не приходил. Ацуши нужно ещё разнести грязную посуду, помыть её и приготовить постели для остальных детей. Последнее нужно обязательно сделать заранее, лишь бы успеть на встречу у кладовки. Накаджима даже справился с посудой быстрее обычного. У него была мотивация.       Когда же Ацуши на всех порах нырнул в левый коридор, заглянул за угол, а дальше побежал на чистом чутье… ему чуть голову не снесло от боязни, ожидания чего-то ужасного или обмана. Он пришёл на несколько минут раньше, а Дазай появился спустя секунд пятнадцать. Без своего уже привычного окровавленного фартука, но всё ещё с ножом.       — Итак, ты всё-таки пришёл, Накаджима Ацуши-кун, — первое, что услышал Ацуши за своей спиной. Слегка мурлычущее и ленивое. Ацуши много о чём мог бы подумать в этот момент, но думал о расползавшихся по телу волнении и тепле. Ему не нравилось своё собственное имя, но если таким тоном… то, может быть, и неплохо звучало.       Дазай не повёл их в кладовку. Он показал в сторону другой двери и приложил к губам палец, а затем подал руку. Ацуши протянул свою небольшую ладошку к чужой и неуверенно сжал.       Ладонь у Дазая была тёплой, бинтованной и неожиданно тонкой. Чуть длиннее, чем у Ацуши, только и всего. Совсем на немного больше. Да и сам Дазай высоким ростом не отличался, лишь всегда имел при себе нож и сумасшедший взгляд, чтоб в нём не сомневались. Это по-странному успокаивало. Больше всего на свете Ацуши доверял своей интуиции, которая гласила, что Дазай не хочет причинять вред. По крайней мере, конкретно Накаджиме.       — Мы идём в мою комнату, — уточнил Дазай, посмотрев на него своими тёмными и хитрыми глазами. Карими. Такой же цвет глаз был у большинства мальчишек, что задирали Ацуши, но ребёнок предпочёл запомнить более приятный образ.       «Своей комнатой» Дазай назвал какой-то архив, в котором Ацуши сразу чихнул. К сожалению, его руку отпустили. Накаджима печально проводил тонкие пальцы взглядом, прежде чем спрятал собственные руки за спиной.       — Вам тут что-то нужно… Потому что такие целеустремлённые люди никогда бы не хотели посвятить жизнь работе здесь. Вы будто всё время что-то ищете. Я чувствую, — ребёнок продолжил библиотечный разговор, сжимая сзади свою серую форму. Рукава, низ кофты. Он закусил губу, бесконечно волнуясь.       — Ты просто слишком сильно приглядываешься. Сомневаюсь, что другие дети догадались. Или что им есть до меня дело, — Дазай уселся на стол, а потом и разлёгся на нём, зевая. Он излучал что-то расслабленное и контроль. Накаджима подошёл лишь ближе и уселся на стул. Он слушал внимательно. — Ацуши-кун угадал. Воспитатели тоже знают о моих поисках, поэтому, как понимаешь, обязанностей у меня немного…       — Ну, вы следите за мной, пока я сплю, — перебил Ацуши неосознанно. Они не говорили об этом раньше. Каждую ночь за спиной был непривычно молчаливый страж, только иногда мычащий что-то самому себе. Как будто бы мелодию. Дазай потянулся на его словах и зевнул снова. Говорил он быстро и не задумывался.       —…только вот они не знают, что я ищу. И боятся: вдруг я найду что-то не то? А тут и искать не надо, лишь покопать немного. Но нужно мне не это, не ваши местные законы и зверства.       Резко замолчал. Он дал Ацуши слегка подумать. Этот человек говорил только о том, что его интересовало, говорил лишь то, что собирался сказать в самом начале беседы. Ацуши сейчас находился с ним в одной комнате, но был бесконечно одинок. Дазай для него недосягаем.       — И что же вы тогда ищете?.. — запнуться и стушеваться от как будто тёплого взгляда. Или изучающего? Ацуши не знал.       — Я ищу человека, из-за которого воспитатели на взводе. Ищу важное звено среди детей.       Осаму улыбнулся, пока Ацуши обдумывал ответ. Тогда, его новый знакомый занимался наблюдениями всё то время, что находился здесь. Слово «звено» уязвляет, но… внезапно удалось кое-что понять, о чём Дазай вскользь упомянул сам. Воспитатели его боятся. Цели у него другие. И занимается Осаму вовсе не тем же, чем другие взрослые. А если подумать, то откуда взялся этот «Дазай»? Почему его так внезапно приняли на работу и не смогли отказать?       …вопросов появилось лишь больше.       — Дазай-сама, а за мной вы следите потому, что подозреваете?       — Подозреваю, но так же, как всех. Я слежу за тобой потому, что тебя тоже боятся воспитатели. В этом мы похожи, Ацуши-кун. О, и ты мне нравишься, — Дазай широко улыбнулся его ступору и спрыгнул со стола. — Не рассказывай никому о произошедшем здесь, ладно? У нас нет причин друг другу доверять. Пусть так считают взрослые.       И он подмигнул. Ацуши же не мог перестать думать: почему его боятся воспитатели? Как они вообще могут его бояться?       — Хорошо, но я хочу встретиться ещё раз. Не только во время сна, — Осаму едва расслышал бормотание мальчика, и всё равно кивнул, слегка подумав. Этот ребёнок мог быть шпионом воспитателей, но с меньшей вероятностью, чем другие. Дазай бы присмотрел за ним ещё немного. А ещё он, скорее всего, был тем, кто и нужен Дазаю.       Ацуши о чужих мыслях не знал. Его вытолкнули из архива в узкий коридорчик, из которого Ацуши вышел в главный коридор. Он чихнул и только-только заметил, как продрог в сыром архиве. Рядом доносились голоса воспитателей и директора, и…       Чёрт, а как же Ацуши не наткнуться на них?! Дазай об этом не сказал ни слова, и мальчишку могут поймать. По идее, ему можно быть здесь, просто это было бы странно. А за всё странное… наказывают.       Ацуши по стенке за тяжёлой шторой прокрался по коридору, пока в противоположную сторону шли воспитатели. Накаджима выдохнул, когда стих шум чужих шагов, и вылез. Он наткнулся взглядом на высокую женщину в форме воспитателя… Она тоже окинула его взглядом, но даже не остановилась, а прошла дальше за своими коллегами.       Проигнорировала?.. Или пошла доложить. Как помнит Ацуши, раньше его даже слабое неповиновение с рук не спускали. А он должен быть в своей спальне сейчас. Изгой. Недостойный играть с другими детьми до отбоя. Оставалось Накаджиме лишь пойти вперёд, в спальню, чтобы обдумать происходящее. Часы, натыканные по приюту тут и там, тикали в один тон, раздражая. Никогда они не тикали так громко.       Слабое тело Ацуши упало на застеленный футон, хотя мальчик уж точно даже не прикасался к своим постельным принадлежностям. Горничные к нему никогда не ходили. Да и у других детей застилали две-три кровати.       Что-то не так. И «не так» что-то стало после появления Дазая, к которому Ацуши немного притягивает. Совсем чуть-чуть.       Его редко можно увидеть в библиотеке или в других местах, часто посещаемых Накаджимой. Честно говоря, Ацуши и воспитателей видит только за приёмами пищи и подготовкой к ним. Они, должно быть, заняты. Так сильно, что не могут обращать внимание на Ацуши.       Даже если Ацуши что-то спросит (да, он набрался смелости!) во время урока, перерыва или перед отбоем, ему не ответят. Воспитатели словно дружно забыли про него, Ацуши призрак, растворился. Это было замечательно. И очень страшно, до холода по телу — ведь Накаджима ждал бури после такого заметного затишья.       На нём давно нет синяков. Странно, что теперь это пугает.       Ацуши застенчиво жался к футону, изредка посматривая на своего надзирателя-сиделку-няню. Мальчишку нельзя увидеть, увидеть его взгляд — темно. Тот посапывал на подоконнике, иногда еле различимыми движениями оттягивал бинты со своей левой руки, даже не смотря на неё. Как от скуки. Накаджима сглотнул.       — Если у вас есть дела, то вы не обязаны оставаться со мной. Как я понял, это из вашей собственной прихоти… — тихо сказал мальчик, кутавшийся в одеяло. На него посмотрели и лениво спустились с окна. Вместо этого Дазай сел у стены рядом с окном, ничего не ответив.       Некоторое время Ацуши смотрел на него, уже не таясь. В темноте удалось вдруг увидеть, что его знакомый выглядел устало и даже разбито. Или, скорее… пусто и хмуро, как предмет мебели. Тёмно-серый.       — Дазай-сама, что-то происходит, — решился Ацуши выдохнуть. Помощник воспитателя терял краски, смотрел в никуда, а Накаджиму это заставляло говорить и говорить. Может, это он виноват. Может, он глупый ребёнок, раздражающий Дазая. Вот и всё, а тот только пытается быть вежливым.       — И что же? — незаинтересованно ответил вопросом на вопрос.       — Скоро всё сломается. Всё-всё, чем я живу, — пылко сказал Ацуши и вынырнул наконец из-под одеяла. Его колотило немного от дрожи — ведь он сказал, признал, а после признания идёт и осознание. Наконец, он удостоился взгляда Дазая. И хмыканья. Хоть так, ему удаётся расшевелить возможного друга.       Друг. Дазай может им стать — поэтому Ацуши больно и холодно, когда старший похож на каменное изваяние?       — А разве это плохо? — бормочет-бормочет, а всё равно лукаво усмехается. Но даже этого недостаточно! Дазай слишком холоден. Слишком странен. Может, он такой сам по себе, но Ацуши ведь знает, что любой человек может испытывать радость! И Дазай сделал его жизнь немного лучше. Только сам как будто выцветает и осыпается.       — Я не знаю. Было не очень хорошо, согласен, но вдруг дальше… — голос садится, показывая несвоевременную слабость и страх. Ацуши сглотнул и отвернулся от Дазая, вновь укутавшись в одеяле. Осаму слегка разочарованно взглянул на мальчишку.       «Чего ты добиваешься?», — подумал Осаму, глядя на ребёнка, документы о котором передал мафии два дня назад. Осаму не рассматривает людей с миссий как личностей, обычно они для него — набор характеристик. И в этот раз так же. Понятно, что Ацуши почувствовал к нему симпатию…хотя нет. Совсем непонятно. И это напрягает. Дазай не сделал почти ничего, чтобы заполучить симпатию мальчишки.       Он улыбнулся. Ребёнку лишь нужен кто-то, а кандидатура Осаму просто абсурдна.       — Как продвигаются ваши дела? Девочки сказали, вы искали крысиный яд. Хотите отравить того, кого ищете?       — И вовсе нет, — только себя. — Яд мне был нужен для специй в моём утреннем омлете, — улыбнулся, предаваясь воспоминаниям о неудачной попытке суицида, и повёл плечами, тут же меняя тон. — Я уже сузил круг подозреваемых. Осталась самая малость, — обучить и забрать, всего-то.       — Уже?! боже, как… и как яд может быть приправой?       — Ах, ну если добавить яд в нужных пропорциях, то получится вкуснейший…       — Вы мне отчаянно лжёте, Дазай-сама! — Ацуши сел на футоне и сложил на груди руки. Осаму непонимающе наклонил голову, но всё прекрасно понимал.       Да, он отчаянно лжёт. Настолько отчаянно и глупо, что поверить в это может только кто-то по-детски наивный. А Ацуши, ребёнок, не поверил почему-то.       — И откуда ты это знаешь? — его голос непривычно мягок. Он легко может заставить растеряться, но сейчас вопрос вообще не нёс никакой цели. Ему правда лишь было интересно. А Ацуши медлит с ответом.       — Я стараюсь читать всё, что связано со здоровьем… Чтобы помочь себе в случае чего. И то, что вы говорите, никак не может быть правдой. Простите, — боясь, ребёнок ответил, словно его слова могли вызвать шквал отрицания. Не вышло не рассмеяться. Тихо и спокойно. — Что?..       — Ничего. Та же ситуация, — Осаму поднял вверх руку и указал на бинты, отсалютовав какое-то движение. Кажется, мальчишку это успокоило. А Дазай мог снова вернуться к созерцанию окна, раз уж его прекратили расспрашивать.       — А сколько подозреваемых, если не секрет? — всё же долетает до ушей тихий голос. Осаму вздыхает и смотрит на Ацуши.       — Один.       В комнате этого ребёнка достаточно просторно, чтобы чувствовать себя в одиночестве. Кусочек луны жёг глаза Дазая и заставлял щуриться. В такие моменты как никогда чувствуешь, что силы жить покидают тебя. Осаму закрывает форточку, нёсшую сквозняк, и тяжёлыми шагами подходит к футону мальчишки. Почти падает рядом на колени, на самом деле, и кладёт еле двигающуюся руку на серые волосы.       — Ты сегодня долго не можешь уснуть, а уже очень поздно, — тихое бормотание, пробирающее Ацуши до дрожи — грозное. Он лишь пытается что-то возразить, но Дазай не даёт сделать это. — Тш-ш. Всё хорошо. Засыпай. Я просто расскажу тебе небольшую историю.       — Не страшную же, верно? — мягко вопросил Ацуши, привыкнув к прикосновениям на своей голове. От них на щеках расцветает жар, а холодный росток в сердце становится теплее. Это чувство похоже на страх по всем проявлениям и параметрам, только с жаром вместо холода. Такое странное… и приятное. Как съесть шоколад и сразу после этого впервые в жизни погладить котёнка.       — Не страшную, — Дазай прикрыл ему глаза ладонью. И Ацуши послушно их сомкнул.       В истории яркими красками сплетаются правда и вымысел, которые Дазай преподносит тихо и даже увлечённо. Он гладит волосы Ацуши. Снова. Он всё время касается его головы, и заснуть почти невозможно от редких и почти никогда не испытываемых ощущений. Ацуши не подавался к руке. Он задумчиво грелся в одеяле и в историю вслушивался, которая не была, скажем так, оригинальной. Она захватывала сердце по другой причине.       Маленький мальчик родился и вырос в жестоком сером приюте, высасывающем из всего вокруг жажду жизни. Деревья и посевы рядом цвели редкими рядами, приходилось сажать всё больше, чтобы хоть как-то прокормить детей. Они тоже серели и худели, как всё вокруг, взращённое атмосферой жестокости.       — И ненависти, — Дазай сказал это со смешком, прежде чем вернуться к роли незаинтересованного рассказчика.       Мальчик, сам того не зная, обладал огромной силой. Прекрасной, интересной, великолепной — от неё могло перехватить дух, возможно. Но посмертно, ведь почти все, кто видел силу во всей красе, были мертвы. И если мальчик останется один, пока не вырастет, эта сила сотворит с ним что-то ужасное. Станет разрушением и уничтожит всё вокруг. Может, даже самого мальчика.       — Поэтому, — Дазай заправил волосы Ацуши, лежащего на боку, за ухо. Он наклонился (пусть нельзя было этого увидеть, мальчик прекрасно почувствовал лёгкое дыхание у себя на коже), — силу не получилось скрыть. О ней узнали все-все, кому хотелось. Поэтому рядом с мальчиком должен был появиться кто-то похожий, кто научит его пользоваться своей способностью. Только так получится избежать несчастного будущего. Но куда приведут умения — неизвестно, — Дазай хихикнул снова. Он замолчал и прекратил касаться Ацуши, хотя дыхание всё ещё слегка касалось покрасневшего уха ребёнка.       — Совсем неизвестно? — шепнул Ацуши. Он подумал о скором исчезновении Дазая. Подумал, будет ли этот человек хорошим наставником для того, кого ищет.       — Он станет сильным, — от него медленно отстранились. Осаму вновь перевёл взгляд на окно.       — Я тоже хочу стать сильным. Чтобы хоть раз…       — Хоть раз?..       — Не быть бесполезной частью всего этого. И помогать, — Ацуши вздохнул и повернулся лицом к Дазаю. Хоть для него и не было разницы (глаза закрыты).       Только сейчас Ацуши устроился и уснул, подарив наконец Дазаю желанное одиночество. Хотя, он недолго наслаждался этим. Тишина без разговора стала шебуршаще-неуютной и заставила лечь спать на полу рядом. Уснул Осаму на своём собственном пальто.       А утром Накаджима Ацуши проснулся от холода — у него вероломно забрали одеяло, всё до последнего краешка. Дазай даже в ткань не укутался, просто обхватил руками без намерения отдавать. Ацуши поискал взглядом что-нибудь подходящее, укрыться. Но ничего не было, а сквозняк решил всё за мальчика.       Потянуть за краешек, чуть сомневаясь — есть. Ацуши тянул-тянул медленно, отвоёвывая из чужих рук по кусочку. Стало получаться, и он половину у Дазая забрал. Все старания тут же пошли прахом, когда Осаму сделал резкое движение и всё испортил. Он перекатился к Накаджиме. Нет, Ацуши он, конечно, одеялом укрыл, но придавил его.       — Д-дазай-сама, просыпайтесь и слезайте, вы тяжёлый. Я задохнусь сейчас! — неуверенный толчок, которого явно недостаточно, чтобы спихнуть. Осаму лишь проснулся, промаргиваясь.       — Ацуши…кун?..       Осаму был не в самой удачной ситуации. Он выпрямил руки, обвиняюще заглянул в чужое лицо. Дазаю кое-что приснилось, что он не мог точно отнести ко сну. И да, он вполне мог обвинить Ацуши, раз считал свой сон явью — именно мальчишка вытворял там странные вещи.       — Дазай-сама, вы забрали моё одеяло. Я только хотел укрыться, — чужой взгляд не убавил подозрения. Ацуши немного расстроен был такой реакцией. — М-могу отдать.       — Да не нужно мне твоё одеяло, — понял Дазай, что мальчишка не виновен, перевернулся, всё-таки схватив его. Надо бы обратить всё в шутку. Поэтому Дазай начинает его щекотать, а Ацуши, вот удача, к щекотке чувствителен. Извивается и от рук уходит, сначала смех сдерживает. Затем хохочет, оттягивая одежду Дазая и сминая воротник. Всё равно одежда уже вся помялась после сна, так что… Дазай улыбается. Ацуши некуда деться от него, да и не пытается. А ещё у него красивый искренний смех. Приятно порадовать мальчишку хоть раз. Постные лица Дазаю здесь жуть как надоели…       — Ос-станови-итесь, — протянул пискляво Ацуши, уже задыхаясь. Ему, наверное, было больно смеяться, раз он так покраснел и весь нахохлился. Лучше действительно прекратить. Наблюдать, как этот по-непонятному дружелюбный мальчишка улыбается ему. Как же всё-таки глупа и сентиментальна жизнь, раз даже Дазая пробрало от того отношения, которое в Ацуши просыпается к нему. Кажется, он так и не отпустил мальчишку, что даже не вырывался из его рук. В какой-то момент Ацуши выглядел абсолютно счастливым… «…почувствовав себя обыкновенным ребёнком».       — Не принято лежать всяким взрослым помощникам воспитателя с детьми и щекотать их, — Ацуши смущённо возится, а Дазаю приходится подавить зевок. Что поделать — очень раннее утро, а пара ночей у Осаму вообще были бессонными. С лёгкой забавой он снова засыпал, забыв даже о чужом футоне и о ребёнке возле. Настойчивый голос из сна (что важно — приятного) звал его. — Дазай-сама, вы сильно устали? — только голос Ацуши пробирается и сквозь сонную пелену. Обеспокоенный. Как мило… почти без кавычек даже, почти.       — Взрослым? Ацуши-кун, мне пятнадцать, прекрати старить меня! — он недовольно воскликнул, распахнув глаза. Лишь затем, чтобы понаблюдать за чужой молчаливой, но очень красноречивой реакцией. И потоком слов после.       — Пят…пят… Как вас на работу вообще взяли? То есть, я думал, что Дазай-сама просто низкий и худой. Некоторые дети вас старше… Даже многие, — Ацуши неуверенно покосился на Дазая. Сначала было похоже на шутку, но если подумать об этом… Да, Дазай выглядел достаточно юным. И взгляд его сейчас не похож на лживый — уставший и ожидающий. С мешками под глазами, которые Ацуши лишь сейчас заметил. Он слабо улыбнулся и взял Дазая за руки. — Тогда нам легче будет стать друзьями, верно?       И, о боги, он сказал это вслух. Ацуши никогда так сильно себя не ненавидел. Хотя, чужое удивление… явно того стоило.       — Я приготовлю вам завтрак! — нашёлся Ацуши, как нашёл и повод смыться из комнаты рано утром, на кухню. — Хотите омлет?       — Да, было бы неплохо. Только Ацуши-куну нужно избегать монстров по дороге, — широко улыбнулся Дазай, смотря почему-то на их руки, а не Ацуши в лицо. Он имел ввиду воспитателей, и Накаджима понял, раз закивал.       Осаму, конечно, сказал взрослым, что забирает тигра под свою ответственность, что нужды в наказаниях нет и они могут спровоцировать всплеск агрессии, неконтролируемой силы. Но в том, чтобы скрываться, есть своя прелесть, правда?       Сон на чужом футоне смаривает быстро. А странные вещи, которые Ацуши снова вытворяет во сне, это то… что сероволосый мальчишка с искренними жестами становится семьёй Дазая.       «Мы будем заботиться друг о друге, Дазай-сан!».       Осаму чуть сжал ткань под руками. Как же… странно.