И вновь возвращаясь к тебе

      Счёт начался, дело запущено.       Гайра провел пальцами по чужому воротнику, поправляя белый галстук. Он был комично высоким по сравнению со своим лордом, и намного массивнее, что, впрочем, и подобает Молящейся руке Умбры. Перехваченный момент, просто делай то, что должен. — Сегодня вы выглядите более отстраненно, мой лорд.       Бондрюд поднимает взгляд, его уголки рта растягиваются в ухмылке. Как и всегда, отчужденно, сухо, холодно, бездумно. Все таинство внутри, и внешняя оболочка никогда не покажет свое содержимое. — Могу я надеяться, что мой облик приятен твоему взору? — Разумеется.       Эта близость не была их обыденной рутиной, скорее исключением из правил. Весь мир будет ждать, пока он напивается этими минутами, жадно глотая каждое слово хозяина этого безжизненного места. Жители Идофронта похожи на свою базу, как члены корабля похожи на свое судно. Гайра наклонился ближе, переплетая их пальцы между собой.       Бондрюд отвечает взаимностью, слабо сжимая чужую руку. Холодные изящные пальцы, обжигающие сквозь перчатку. Чужое превосходство; идол, высеченный на его черепе. Лорд прикрыл глаза в ответ на этот неожиданно нежный жест со стороны руки Умбры, но позволил ему продолжать касаться своего тела, даже слегка наклоняя голову в знак поощрения. — Что у вас на уме?       Он потирает чужую руку, сохраняя в этом жесте почтение, внимательно всматриваясь в чужой облик. Разум, что давит на его горло, попытка задохнуться на суше. Как рыба, которую выкинули на берег. Просто вспори тонкое брюхо, и возможно найдешь там икру.       Лорд рассвета позволяет касаться себя, гладить изгибы, на его губах снова появляется ухмылка, в этот раз более усталая и грустная. Тонкий отсвет, как свеча на морозном окне, сигнал в оборванном проводе. Он отвечает ему, прижимаясь ближе, его голос становится тише, более мягкий и игривый тон стекает по губам. — Ничего особо важного. Ничего, что я мог бы озвучить. — Могу ли я чем-то помочь вам?       Спрятать от мира, укрыть в своем плаще, подальше от чужих глаз. Пригреть на груди змею и дать себя задушить, подчиниться чужой воле, добровольно сломав свою. Тонкие губы, которые он хотел поцеловать.       Словно чувствуя чужие желания, Бондрюд наклонился ближе, их силуэты слились, а лица оказались так близко, что если бы не маски, то можно было почувствовать чужое сбитое дыхание. Играй со своей добычей, как хищник, словно паук, медленно запутывающий жертву в свою паутину. Таких будет ещё много, голод утолен лишь на время. — Ты уже помог своим присутствием.       Сердце молящейся руки замерло, когда лорд рассвета оказался так близко. Ему хотелось сомкнуть их губы, долго, чтобы сохранить вкус на языке. Он ласково коснулся его маски пальцами, притягивая лицо лорда за подбородок, не решаясь ее снять. Богохульство, сладкий плод чужой ухмылки. Безучастно, жестоко, искажение его бедного разума.       Бондрюд знал все, что происходило в стенах и рамках пятого слоя. Чертоги чужого сознания открыты перед ним, как карта, которую он исчертил заметками и линиями под линейку. Впрочем, карту тоже он нарисовал.       Он не позволил сделать следующий шаг, одаривая Гайру лишь своей чарующей улыбкой, от которой пробегали мурашки, отстраняясь. Не то, чтобы он придавал этому значения. — Не сейчас, — он легонько похлопывает копию по плечу. Каждый хлопок как удар, приводящий в сознание. Очнись, разве ты не знаешь, кто перед тобой стоит? — Позже, когда будет время. Пора возвращаться к работе.       Он выпрямился, убирая руки на спину. Статная фигура, на которую он молился и с которой сдувал пылинки. Молчаливое повиновение, металлический привкус во рту, чувство плавленного воздуха. Ты будешь играть по правилам, даже если считаешь их несправедливыми.       Qui tacet, consentire videtur. — Как скажете.       Огорченный вздох, впрочем, он все равно скоро об этом не вспомнит. Отпусти маску, напоследок проведя пальцами по чужой шее. Возможность задушить кого-то приводит в восторг, и, к сожалению, не того, кто это будет делать. Больные мысли, но как насчет попробовать задохнуться во время близости, это то, что пугает тебя, верно? Смесь боли и удовольствия, давление внизу живота, пока кислорода стремительно не хватает. Гайра смотрит вслед скрывающейся ухмылке, пропадающей среди коридоров. Удивительно, как при таких габаритах можно передвигаться так мягко, как дикий зверь, крадущийся в степях. Знакомый растянутый вздох, похожий на низкий звук «Наа».       Он обернулся, встретившись взглядом с Наначи. Ее роль была загадочна для рук Умбры. Ученица, пленница, сожительница, может просто очередной интерес белого свистка? — Отвратительно, — детский голос, наполненный ядом, милый облик с обречённым взглядом. Гайре нравилась ее компания. Правда ее вид пробуждал в нем голод, старое чувство вкуса сырого мяса. Маленький кролик у отравленной поилки. — Вы оба просто омерзительны. — Думаю, да.       Он соглашался.       Счёт отбил четное число.       Их уединение лишь вопрос времени. Обычная животная потребность, близость без обязательств, по крайней мере, Гайра предполагал, что для Бондрюда это так. Если он попробует распутать чужой комок мыслей, то запутается сам. Чужие губы изучают его шрамы, блуждая по телу, и если понадобится, он расскажет о каждом из них. Тебе знакомо это чувство, просто забудь о том, что сейчас происходит, как делаешь всегда. Эти крупицы памяти похожи на мусор, который небрежно стряхивают рукавом, он ничего не может с этим сделать.       Долгий чуткий поцелуй, переплетение языков. Он длинный, обводящий чужие зубы, проникающий глубже.       Пальцы в мягком нутре, чужая ухмылка становится шире, наблюдая реакцию. Бондрюд был способен на чувства и нежность, вопрос был лишь в том, как они проявляются. Ритмичные движения, нарастающее чувство в паху.       Просто закрой глаза и утони в чужой постели.       Счёт начался, дело запущено.       Гайра привычно провел пальцами по чужому воротнику, поправляя белый галстук. Знакомое действие, мышечная память. Он был комично высоким по сравнению со своим лордом, и намного массивнее, что, впрочем, и подобает Молящейся руке Умбры. Перехваченный момент, просто делай то, что должен. — Сегодня вы выглядите более отстраненно, мой лорд.       Бондрюд вновь поднимает взгляд, его уголки рта растягиваются в ухмылке. Как и всегда, отчужденно, сухо, холодно, бездумно. Все таинство внутри, и внешняя оболочка никогда не покажет свое содержимое. — Могу я надеяться, что мой облик приятен твоему взору? — Разумеется.       Прерванный поцелуй, сакральное объятие. Он хочет задушить его, съесть, как животное, жаждущее максимальной близости, и не может себе этого позволить. Он не отступник и не Искариот, чтобы надругаться над идолом. Его сердце заперто в клетке из чужих ладоней. Он любит эту беспомощность. Чувство опустошенности.       Он одержимо любит этого человека.       «Не сейчас» -, он легонько похлопывает копию по плечу. Каждый хлопок как удар, приводящий в сознание.       Гайра вновь смотрит вслед скрывающейся ухмылке, пропадающей среди коридоров. — Отвратительно, — хриплый детский голос. Наначи держит в руках несколько листов с рисунками. Митти — ее муза, и ее бремя. — Даже для слуги с привилегиями ты слишком наглый.       Он соглашается.       Счёт оборван, дело закрыто. Кажется, они снова в нулевой точке.