Бум
— Макс, мне нужно, чтобы ты успокоилась. Помни, здесь нет ничего, способного причинить тебе вред. Но если ты не в силах успокоиться самостоятельно, нам придется ввести препарат, который сделает это за тебя. Мы не хотим, чтобы ты поранилась. Я думаю, ты тоже не хочешь этого. Верно? — То, как он говорит это, подразумевает, что они проходили это раньше. Она вспоминает, как доктор говорил ей, что она здесь уже две недели, и ей интересно, не впервые ли она так просыпается и требует знать, что происходит. Она закрывает глаза и закрывает рот, но крик все еще звучит, нарастая в горле. — Макс! О, Макс! — Ванесса Колфилд врывается в дверь, пока Райан заходит следом, и та обнимает дочь с такой силой, что Макс ахает. — Ты в порядке, милая? Знаешь, где ты? Врач отмахивается от троих ворвавшихся санитаров. Не в этот раз, говорит он. Макс задается вопросом, сколько раз происходило подобное. — Я не знаю, что происходит, — шепчет Макс и снова закрывает глаза, желая просто вернуться туда, где она была раньше. Она протягивает руку, чтобы перемотать время назад, в надежде, что это получится, но не происходит ничего, кроме появления звукового сигнала монитора и бормотания взрослых, окружающих ее. Она безвозвратно застряла в этой адской дыре. — … Оставьте ее здесь еще на несколько дней, чтобы мы могли проследить за ней, но если ей не станет лучше, нам придется ее перевести, — говорит доктор Адамс, и слово «перевод» нависает над головами всех как гигантский восклицательный знак. — Нет, — Райан отвергает эту идею. — Мы не позволим положить ее в психиатрическую больницу. Ванесса закрывает уши Макс, будто боится, что услышанное сломает ее. — В таком случае, — продолжает доктор, — ей потребуется больше ухода, чем мы можем предоставить в данный момент. Мы еще раз обсудим эту концепцию позже. Давайте просто посмотрим, как она сейчас поживет. — Макс отключается, позволяя словам соединяться вместе и сосредотачивается на вазе с ромашками, стоящей на столе справа от нее, пока у нее есть на это силы. Открытка — универсальная, с большим розовым сердечком. Вокруг нее множество других открыток, вероятно, размещенных здесь руками ее скучающей матери, пока Макс была «вне дома», спала или «забыла». Если бы это можно было так назвать. Она снова пытается связать временные рамки, чтобы определить последнее, что она может вспомнить, прежде чем открыть глаза, но все, что она видит, — это лицо Хлои. Это вызывает у нее боль в груди, но не говорит ей о том, где и когда она находится. — От одноклассников, — мягко говорит Ванесса, указывая на открытки, на которые обратила внимание Макс. — Я не знаю, помнишь ли ты кого-нибудь из них. На самом деле ты ничего не помнишь, — она делает паузу, и Макс думает о докторе, который растягивал слова перед ней всего мгновение назад. Интересно, — умозаключает она наконец, полагая, что это поможет ей понять, как вести себя здесь. — До этого ты ни с кем не сближалась. — Итак, Макс, — прерывает доктор Адамс, но Макс уже закончила слушать об открытках и людях, о которых она не знает, поэтому она лишь откидывает голову на подушку и позволяет взгляду скользить по потолку. — Если ты хочешь уйти отсюда, то нам всем придется работать вместе. Это означает, что тебе придется привыкнуть к своему распорядку приема лекарств, терапии. Мы хотим разобраться, почему произошли все эти события, и как мы можем оставить их позади, но это займет время. Пока ты этого хочешь, и все мы будем работать вместе, у тебя будет больше шансов снова вернуться к своей повседневной жизни. Макс моргает и переводит взгляд на доктора, который вновь смотрит на нее с осторожной улыбкой. И единственное, что она может сделать, это кивнуть. — Я хочу спать, — шепчет она, и доктор обращает свой взгляд на ее родителей, которые кивают ей в ответ. Она задается вопросом, сколько раз она переживала этот самый момент, сколько раз она просыпалась, обратно засыпала и снова просыпалась, чтобы оказаться в таком же положении, забаррикадированной колючим одеялом и находящейся в плену полупрозрачных трубок, которые под действием препаратов ее словно обматывают поверх одеяла, в своем белом пристанище, где свет с потолка рябит и режет ей глаза своей яркостью. Она вздрагивает и поворачивает голову, ее пальцы тяжело парят над связкой трубок и чуть позже сжимают другое ее запястье. А потом она закрывает глаза и вытесняет все из головы, что было только возможно. Может быть, она сможет заставить себя проснуться в своей комнате в общежитии или даже в своей постели дома. Она с радостью выбрала бы любой из этих вариантов.***
— Максимус! — Позади нее раздается голос, и Макс поворачивается на него, успевая заметить Уоррена, бегущего к ней, вероятно, по коридору. Она отпрыгивает назад, ударяется головой о дверь шкафчика и закрывает ее дрожащей рукой. Когда она сюда попала? Колфилд оглядывает коридор, в котором она снова оказалась. Вокруг нее крутилась та же толпа студентов. Она слышит, как Виктория и Тейлор смеются над чем-то позади нее. Мисс Грант отчитывает кого-то на пороге научного класса. Уоррен, ухмыляясь, прислоняется к ее шкафчику, и она пытается сдержать свое волнение, но все еще, сказать честно, находится в полной растерянности от происходящего. — Чего это ты улыбаешься? — спрашивает она. Его улыбка на мгновение дрогнула, прежде чем он просто закатил глаза и попытался отмахнуться от ее вопроса. Когда Уоррен понимает, что мысль закончена, его улыбка снова гаснет. — Давай, Макс. Поездка в автокинотеатр? Сегодня? Ты ведь не забыла, правда? — Конечно нет. Думаю, я просто потеряла счет времени. Слишком много домашней работы или что-то в этом духе, — говорит она, почесывая руку. Кожа под ногтями кажется настоящей, такой же реальной, как пол под ее по-детски небольшими ногами. — Как долго я стою здесь? — бормочет она больше себе, чем Уоррену, но тот пожимает плечами и мягко хихикает. — Ты себя хорошо чувствуешь, Макс? — Он постукивает по ее кроссовку кончиком своего ботинка, и она просто окидывает его взглядом сверху вниз, пытаясь запомнить то, как его ступня касалась ее. У неё получилось. Это не сон. — Проводишь меня в класс? — спрашивает она, потому что ей нужно выбраться отсюда, и она понятия не имеет, в какой класс ей нужно. — Конечно, — говорит он и с преувеличенным жестом предлагает локоть. — Было бы честью сопровождать вас, миледи. — Правда? — смеется она, и звук заставляет ее отступить на шаг. — Эта леди сейчас находится в зоне «без помощи рук». Или «без локтей». Я не знаю. Я просто чувствую себя немного странно сейчас. Брови Уоррена неестественно опускаются вниз, когда он рассматривает ее, но она отмахивается от его вопроса, прежде чем он задает его. — Я в порядке. Понятия не имею, что сейчас со мной. Может, я не наелась, когда завтракала или что-то в этом роде. — Что ж, хочешь ты этого или нет, возьми меня за руку, чтобы я знал, что ты не упадешь в сторону или что-то в этом роде, — настаивает он, протягивая руку. Она собирается снова отказать ему, но стены начинают кривиться. Едва заметна легкая волна в остальной прямоте стен и таких же ровных полов, но она есть, головокружительная и дезориентирующая. Макс крепко берет Уоррена за руку, и он осторожно тянет ее через толпу, останавливаясь только тогда, когда они подходят к выходу из академии. — Ты уверена, что не хочешь пропустить пару уроков? Отдохнуть? Или сходить к медсестре? — Нет, я в порядке, — возражает она и оттаскивает его от дверей. Уоррен ведет ее в класс Джефферсона, и она колеблется, когда они подходят к двери. Она видит профиль Марка за ребристым стеклом в двери и пятится на Уоррена, который спотыкается из-за этого. — Что не так? — спрашивает он и слегка подталкивает Макс к двери. Джефферсон мертв. Джефферсон в тюрьме. Джефферсона здесь нет. Когда он появился здесь? Она не может вспомнить ветки, в которых она побывала, и в какой из них она должна быть сейчас. — Я не могу этого сделать, — шепчет она и оборачивается к Уоррену. — Макс? — Не отступает Грэхэм. Его взгляд впился в нее, и он сжимает ее руки достаточно крепко, чтобы вызвать вспышку боли в ее запястьях. — Уоррен, что ты.? Ты делаешь мне больно. Отпусти меня, пожалуйста, — Она снова пытается вытянуть свои руки из его железной, на удивление, хватки, но он наоборот притягивает ее к себе. — Ты не можешь уйти, Макс. Ты должна остаться. Здесь дорога заканчивается, — Он отпускает одно ее запястье, чтобы показать две таблетки в своей ладони. Одну большую — вытянутую пилюлю в гелевой оболочке, и другую — маленькую и округлую. — Никогда не бери маленькие, Макс. Только длинные, — говорит он и одним ловким движением хватает ее за подбородок, заставляя открыть рот, чтобы закинуть внутрь одну из таблеток. Колфилд пытается выплюнуть ее, но затем рот Уоррена оказывается напротив ее собственного, его язык толкает препарат глубже, заставляя ее глотать, его рука обхватывает ее горло. Она чувствует, как таблетка застревает у нее внутри, и когда он отстраняется, и она начинает задыхается, стараясь откашлять не пойми что, которое он в неё затолкал, таблетка проскальзывает вниз. — Пойдем, — приказывает он и снова подталкивает ее к двери, которая теперь открыта. Джефферсон стоит перед ней, его улыбка приветствует ее, и Уоррен толкает ее снова, заставляя споткнуться. Но когда она падает в помещение, класс исчезает, превращаясь в пустые белые стены и раздраженную медсестру, которая цокает ей языком. — Я не собираюсь заставлять тебя принимать их. Но если ты этого не сделаешь, я скажу доктору Адамсу. Я не пытаюсь причинить тебе боль, Макс. Я просто хочу помочь, — Медсестра выжидающе смотрит на нее, держа перед собой руку. Белый бумажный стаканчик и маленькая круглая таблетка внутри.Не бери маленькие, Макс
— Нет, — кричит она и прижимается к изголовью кровати, ударяясь головой о твердый пластик. Она оглядывается в поисках Уоррена, Джефферсона, да даже шкафчиков, что были в коридоре, но, конечно, ее окружают только белые стены, а уши обволакивает раздражающий сигнал монитора. Она все еще чувствует на себе взгляд Уоррена, заглядывающий в ее сузившиеся от страха зрачки, и оттого продолжает сжимать грудную клетку. Он был так непохож на тот его беззаботный взгляд в те моменты, когда Грэхэм раздраженно закатывал глаза в то время, когда они обменивались своими локальными и по-задротски глупыми шутками. У нее все еще болят запястья в тех местах, где он сдавливал их, но когда она посмотрела вниз, она увидела, что сама же сжимает свои запястья настолько сильно, что точно останутся бурые продолговатые пятнышки. Медсестра выглядит удивленной ее вспышкой и снова цокает языком. — Что ж ты так завелась, а? Обычно ты просто смотришь на меня, когда приходит время принимать лекарства, — она встряхивает крохотную баночку, где гремит дневная дозировка Макс. — Ничего, что может тебе навредить, обещаю. Мне приходилось раздавать это несколько раз сегодня, и никто не умер и не выпрыгнул из окна. — Я… я была где-то еще? — Макс заикается, затем качает головой, потому что, даже если бы она путешествовала во времени, медсестра не смогла бы ей ответить. — Извини, Доктор Адамс упомянул, что, может быть, ты захочешь немного прогуляться, но сначала ты должна придерживаться плана, — ее глаза горят озорством и мелким подкупом. Это ненастоящее, — говорит она себе и со всем вселенским усилием вытягивает руку, чтобы взять баночку. Это неправда, — говорит она, проглатывая таблетку, запивая одним большим глотком воды из стакана, стоящего все время на прикроватной тумбе. Это была ложь, — думает она, откидывая голову на подушку и снова закрывая глаза. Она больше не знает, что такое настоящее.***
— Вставай, вставай, — глаза Макс разлепляются, когда слух режет незнакомый прежде голос. Перед ней стоит новый санитар, мужчина с кривой улыбкой. — Доктор Уайт зайдет позже, но я подумал, что ты хотела бы проверить терапевтическую группу до ее прихода. Они намереваются собраться в комнате три-семнадцать. Она почти отказывается, но мысль покинуть её небольшой палатный кокон слишком заманчива. Между переходами от одной реальности к другой, она не знает, когда на самом деле вышла из комнаты. Капельница и кардиомонитор исчезли. Она не уверена, что может сказать, когда они их сняли, но медбрат отодвигает вышедший из употребления монитор, чтобы она могла облокотиться о кровать. Медбрат протягивает руку, все еще улыбаясь, и Макс одергивается, самостоятельно вскакивая на ноги. Он помогает ей устоять и держит за плечи, пока она не перестает раскачиваться на ногах. — Проводить? — спрашивает он, и Колфилд отчаянно качает головой. — Что ж, очень плохо, потому что я все равно пойду. Я хочу убедиться, что ты не кренишься в сторону, — На мгновение она чувствует, как рука Уоррена сжимает ее горло. Она застывает и думает о том, чтобы сбежать по коридору. — … Определенно ты полюбишь этих ребят. Держу пари, ты видела одного или двух в своей школе. Все они живут здесь. Это отличная группа. И доктор Уайт веселая. Тебе она понравится, — говорит санитар, мягко подталкивая ее вперед. И паника снова утихает. Ее нет в коридоре Блэквелла. Уоррена рядом с ней тоже нет. Джефферсона уж тем более. Есть только болтливый медбрат, который сейчас шутит с одним из проходящих мимо пациентов, запах антисептика и приглушенные диалоги прохожих. — … А здесь три-семнадцать. Найти довольно легко. Ты можешь оповестить одну из медсестер, если понадобится помощь, чтобы вернуться, или если ты снова начнешь терять сознание, — Она слышит его слова, но пропускает их мимо ушей, кивает и входит в комнату. Небольшая группа сидит в беспорядочном круге, стулья повернуты в произвольном направлении. Хотя подростки на них, кажется, не возражают, поворачивая свои тела в разные стороны, чтобы поговорить друг с другом. Будто никто не хочет двигать стулья. Она находит пустой и буквально падает на него, оглядывая группу вокруг себя. На самом деле она никого не узнает. Перед ее глазами поле обычных лиц, некоторые из них дружелюбные, некоторые более настороженные. Мальчик рядом с ней нервно ерзает на таком же стуле и скрещивает ноги, нетерпеливо постукивая по воздуху острым носком ботинка. Она клянется, что видела эти туфли раньше, и когда она смотрит на его лицо, то чувствует, как паника снова заполняет ее вены. Рядом с ней сидит очень рассерженный Нейтан Прескотт.