***
Макс переключает каналы на экране телевизора, когда слышит щелчок открывающейся двери. Доктор Уайт проходит, ее каблуки звонко стучат по полу. — Как ты себя чувствуешь, Макс? — она здоровается с ней, желая, чтобы с ней только и делали что здоровались, а не все время расспрашивали о ее самочувствии. — Я в порядке, — отвечает она и выключает телевизор. — Ты так и не сказала мне, что думаешь о терапевтической группе, — продолжает мисс Уайт, придвигая к ее кровати стул из угла комнаты. — Все было нормально, — говорит Макс, вертя пульт в руках. Она сосредотачивается на потертых цифрах, на кнопках, нажимая на каждую, просто чтобы почувствовать что-то своими пальцами. Эти кнопки совершенно обычные и простые. Ничего не меняется, когда она их нажимает, и ей это нравится. Доктор Уайт улыбается, но не подглядывает. Вместо этого она открывает папку у себя на коленях и просматривает ее прежде, чем снова обратить внимание на Макс. — Расскажи мне о своих вневременных путешествия, странница Макс. — Это не было правдой, — говорит она, потому что это выход на свободу, но доктор Уайт продолжает улыбаться, шевеля пальцами в непрерывном движении. — Я не знаю, что еще вам сказать. Доктор Уайт закрывает папку. — Что ж, очевидно, это казалось достаточно реальным, чтобы сбить тебя с толку. Для этого нужно много времени. Не знаешь ещё, что в этом заставило тебя почувствовать это реальным? — Всё, — говорит она, потому что нет ни одной конкретной детали, которую она могла бы назвать. Выражение лица доктора Уайт не меняется; она просто сидит рядом с ней и ждет. — Это было так же реально, как и то, что я сейчас сижу рядом с вами. Единственная разница заключалась в том, что я могла протянуть руку и перемотать время, когда мне было нужно. Доктор Уайт кивает. — Иногда, когда мы достигаем предела, трудно отличить то, что реально, от того, что у нас в голове. Кажется, что все на одной волне. — Я могла в это поверить, — Но Макс не знает, какой у этого был предел. Она не помнит, чтобы испытывала стресс больше обычного. — Как ты думаешь, когда это началось? — Октябрь, — многозначительно шепчет сама себе Макс, но доктор Уайт качает головой. — Макс, сейчас август. — Нет, этого не может быть. Я была в Блэквелле два месяца. Это был определенно октябрь, когда я нашла Хлою и Нейтана в уборной, — она быстро зажмуривается. Дерьмо. — Нейтана? Значит, вы встречались раньше? — она снова начинает постукивать по подбородку. — Я так и думала, — бормочет Макс, качая головой. — Во всяком случае, не здесь. — Лента новостей? Ты видела его на фейсбуке? — Доктор Уайт хмурится. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. — Э-э, в другое время. — Путешествия во времени? Макс не отвечает. — Макс, ты понимаешь, что это не временная ветка? Здесь нет альтернативных миров. На самом деле ты никогда не посещала Блэквелл и определенно не училась там два месяца. Сейчас август. Ты только отучилась в школе, — листает она папку снова. — За неделю до начала инцидентов. Скаутская честь, — она указывает на окно. — Посмотри на улицу. Осенних листьев еще нет. Улица по-прежнему выглядит по-летнему. Макс не говорит ей, что она могла бы легко перемотать два месяца назад. Вместо этого она просто кивает. — Как дела в школе? Что было до того, как начали происходить эти инциденты? Макс не нравится, как все продолжают называть ее так называемые галлюцинации инцидентами. Это кажется удивительно личным и осторожным, как будто все пытаются приукрасить этот термин, чтобы не обидеть ее. Она полагает, что это лучше, чем напоминать ей, что последние два месяца ей приснились. — Не знаю. Ничего не помню, — признается она. — Что ты помнишь? — Доктор Уайт исследует чертоги ее сознания методом заваливания сотней бесполезных, по мнению Макс, вопросов. — Инциденты, — отвечает Макс, и доктор улыбается. — Зато достаточно честно, — говорит она, откинувшись на спинку стула. — В твоем досье сказано, что тебе было трудно заводить друзей. Несколько девушек издевались над тобой. И вскоре после этого ты начала терять чувство реальности. — Что это должно значить? — Макс говорит это, потому что она не может точно определить время, когда реальность настолько отклонилась от той, что она помнит. От любой, какую она знает. Доктор Уайт хмурится, снова просматривая папку. — Ну, предположительно, это началось с разговоров с самой собой. Твоя мама сказала, что ты завела друзей в своей голове и говорила с ними, разговаривая за обе стороны, отвернувшись к стене. Она сказала, что ты скучаешь по своей старой подруге Хлое, и разговаривала с ней до этого момента. А потом были путешествия во времени, в которых часто она участвовала. Можешь ли рассказать мне, как вы, ребята, поссорились? Лицо Хлои настолько реально в ее сознании, что Макс трудно понять, что она является чем-то воображаемым. — Ее отец умер, — мягко сказала Макс. — И мы переехали в Сиэтл. — Мне жаль это слышать. Похоже, вы были близки. Как долго вы общались? — Мы этого не делали продолжительное время. Я… ну, после переезда с ней особо не разговаривала. Макс кладет голову на ее колени, подпирающие бортик кровати. — Но ты ведь много путешествовала во времени ради нее, не так ли? Обычно в этих инцидентах есть общая тема или цель. В чем-то, на чем пытается сосредоточиться наш разум. В твоих путешествиях во времени была ли общая цель? Ты пыталась достичь чего-то каждый раз, когда возвращалась во времени? Она практически видит, как в голове доктора крутятся шестеренки. А потом воображает себе щелчок. — Да. Обычно это было связано со спасением Хлои. — На лице доктора победная улыбка. — Хорошо, я дам тебе подумать об этом. Надеюсь, если все получится и тебя выпишут, мы встретимся в моем офисе на следующей неделе и продолжим этот разговор, — она встает со стула и возвращает его на место в угол. — Но, Макс, не будь так строга к себе. Мы все по-разному справляемся с трудностями. Иногда наш мозг прибегает к более творческим способам, чем другие. Это ни в коем случае не означает, что ты сумасшедшая. Она вспоминает слова Нейтана, то, как он наклонился к ней со своей насмешливой ухмылкой — Я не говорил, что был. — Ну, еще ты не говорил, что не был. Она уходит, и Макс снова чувствует дискомфорт в животе.Глава 2
11 ноября 2020 г. в 19:00
— Нейтан? — шепчет тому Макс, ловя взгляд парня на себе.
Он выглядит удивленным вдруг заданным ему вопросом и наклоняет голову, рассматривая ее худое лицо и миниатюрное тело. — Мы знакомы? — спрашивает он. Когда она не отвечает сразу, он переключает внимание на свои руки, теребя заусенец на указательном пальце.
— Я… я… — она не знает, что и сказать. Макс не должна знать этого паренька, который сжигал миры в нескольких других временных линиях. Он был таким же, как раньше. Такие же зачесанные назад волосы, с одной-единственной, не уложенной гелем, волнистой сахарно-светлой прядью, спадающей на правую бровь, он точно так же сутулится в кресле, не собираясь, по всей видимости, выпрямлять спину. И, наконец, ухмылка, столь же взрывная, как и его личность. Теоретически, он не настоящий, чертова голограмма. Но вот он сидит рядом с ней, кусая бедный, уже обкусанный в мясо палец, и раздраженно поглядывает в ее сторону, пока она продолжает заикаться.
— Что ты там пищишь? Либо выскажи, либо заткнись, — ее челюсти сжимаются, и Прескотт ухмыляется, задерживая взгляд на ней еще немного. — Подожди, кажется, я видел тебя в Блэквелле. Да, сумасшедшая сучка. Разговариваешь с собой в коридоре. Шла спиной через дверной проем, говоря, что умеешь «перематывать время». Скажи мне, каково было биться головой о стену, когда ты поняла, что больше не можешь «перематывать назад»? Чувствовать, как вся эта кровь вперемешку с соплями течет по твоему лицу?
— Нейтан, — возникает вблизи строгий голос, они поднимают глаза вверх и видят женщину, стоящую перед ними, скрестив руки на тонкой груди. — Этого вполне достаточно. Если ты не можешь находиться здесь для того, чтобы мы могли поддержать тебя, и ты, соответственно, мог сделать то же самое, то вот дверь, — Она неопределенно указывает на все еще открытую дверь, но Нейтан остается на своем месте, скрестив руки на груди, проецируя ее телодвижение, сделанное секунд пять назад.
— Блять, мы все здесь в дерьме. Это не имеет значения, — Он наклоняется к Макс, насмехаясь: — Добро пожаловать на темную сторону, сумасшедшая сучка.
Макс непонимающе хлопает глазами и ерзает на стуле, увеличивая между ними расстояние еще на несколько дюймов. Он такой же устрашающий, каким она его помнит. Его слова вызывают в ней такое же ужасное отвращение, как если бы ее заставили есть собственную рвоту. Неужели она действительно шла задом наперед по коридору, пытаясь перемотать назад? Ударилась головой об стену? Она помнит носовые кровотечения и ослепляющие головные боли, но не может оправдать то, что навлекла их на себя. Она не может ничего из этого оправдать.
— В этой комнате никто не сумасшедший. И я не потерплю здесь унижений, — женщина указывает на Нейтана, который закатывает глаза, но пожимает плечами, извиняясь в сторону Макс. — Ты, должно быть, Макс Колфилд. Твой санитар, Алекс, подумал, что ты, возможно, присоединишься к нам сегодня. Очень рада, что у тебя получилось. Я доктор Уайт, и это своего рода наше маленькое убежище. Мы просто тусуемся и разговариваем. Иногда о том, что беспокоит нас. Иногда о том, как мы можем преодолеть определенные или неопределенные препятствия, встречающиеся на нашем пути к выздоровлению. Иногда мы просто болтаем о фильмах, которые смотрели, — Прескотт усмехается, и доктор Уайт указывает в его сторону, прежде чем он успевает заговорить. — Кроме Нейтана. Он потерял право говорить о фильмах.
— Не моя вина, что вы, уроды, не можете принять Человеческую многоножку, — он пожимает плечами, и доктор Уайт снова отмахивается от его слов.
— Не тогда, когда тебе так интересны детали, Нейтан. Итак, Макс, почему бы тебе не начать и не рассказать нам свою историю, — улыбается она Макс, и внезапно еще десять пар глаз начинают изучать ее.
Она застывает на стуле и откашливается, но понятия не имеет, что сказать. — Я Макс, — начинает она, и младший из Прескоттов громко смеется, когда она от нервов и имени своего вспомнить не может. — Я… я не знаю своей истории.
— Она перематывает время, — многозначительно добавляет Нейтан, постукивая по виску, и доктор Уайт бросает на него еще один предупреждающий взгляд.
— Да, думаю, да. Или могла. Полагаю, я больше не могу, — она борется со словами, выражающимися на лицах, которые начинают переглядываться друг с другом, когда она пытается сосредоточиться на них. — Я не знаю, что происходит.
— Все в порядке, Макс, — мягко говорит доктор Уайт. — Иногда требуется время, чтобы понять это. Все с чего-то начинают. Лорен, почему бы тебе не продолжить? — она указывает на девушку напротив, чьи торчащие и взлохмаченные волосы, кажется, блестят в резком освещении больницы.
— Хорошо, — отвечает девушка и корчится на стуле. — Ну, прошлой ночью у меня был еще один случай. Это было недолго. У меня просто было ощущение, что я могу летать. И я боролась с этим так долго, как только могла, но потом, я не знаю. Внезапно я… Я оказалась на верхнем балконе, и почувствовала, как ветер протекает через меня, и это было… волшебно.
Нейтан тоже корчится на стуле, его рука крепко прижимается ко рту. Слышен легкий смешок, но он откашливается и смотрит в сторону.
— А потом что случилось? — спрашивает доктор Уайт тем же мягким голосом.
— Я… э… я села на балкон, и моя мама нашла меня. Она села рядом со мной, и мы просто… поговорили, я думаю. Говорили, пока это чувство не исчезло. Иногда это срабатывает.
— Должно быть, мило, — бормочет Прескотт из-под ладони, но не смотрит на нее. Он смотрит на свои туфли, стучащие носком по кафельному полу.
— У тебя есть что добавить, Нейтан? — Доктор Уайт вздыхает и перенаправляет все внимание на него.
— Мне однажды приснился сон, что я был гребаным чизбургером, но я не проснулся и не попытался сожрать себя, — насмешливо говорит он.
Доктор Уайт просто указывает на дверь, и Нейтан снова замолкает.
— Хорошо, хорошо. Мне жаль, что у тебя не получилось полететь, Лорен, — его пальцы снова прикрывают рот.
Доктор Уайт вздыхает и поворачивается к нему спиной.
Остальной час проходит на удивление быстро. Все, что происходило, было не таким серьезным, как признание Лорен. Кто-то еще обдумывает сюжет книги, которую он читал, но Макс отключается мысленно от этого диалога через пару минут. Одна девушка хочет знать, как лучше всего пригласить подругу на танцы в эти выходные. Другой мальчик жалуется, что больше не может отвечать на телефонные звонки, потому что каждый раз слышит призраков. Нейтан отказывается добавлять что-либо конструктивное к разговору, но его комментариев предостаточно. Макс задается вопросом, когда доктор Уайт сдастся и вышвырнет его, но она терпит его, пока не истечет час.
— Да, свобода, — заявляет он, вскакивая со стула. — До скорого, уебки, — он грубо похлопывает Макс по макушке, прежде чем выскочить за дверь, доктор Уайт осторожно смотрит ему вслед.
— Он всегда такой? — спрашивает Макс, когда остальная часть группы медленно поднимается со своих мест и плетётся по палатам. Но она уже знает ответ.
— Да, — она снова устало вздыхает. — Ну, ему стало лучше. Раньше он не оставался на целый час. Иногда не проходило и пяти минут, прежде чем я вырывала у него стул из рук. Вот почему у нас есть правило не прикасаться к стульям. В основном для него, но если я включу всех, он с большей вероятностью будет его соблюдать. Добро пожаловать на темную сторону, — она улыбается и предлагает ей печенье из контейнера для посуды позади нее. — Не говори никому. Я хотела раздать их после обеда, — Макс улыбается в ответ и принимает его, кусая после этого.
— Я зайду к тебе позже, и мы сможем поговорить еще. Подумай пока, как сформулировать свое представление о том, что происходит с тобой. Я рада, что ты заглянула к нам сегодня. Я думаю, это действительно может тебе помочь, — продолжает доктор Уайт, пряча контейнер для печенья обратно в сумку.
— Спасибо, — тихо говорит Макс, потому что не знает, что еще сказать.
Доктор Уайт снова улыбается и жестом показывает ей выйти перед ней. — Мы встречаемся каждую неделю, если ты захочешь присоединиться к нам снова. Думаю, Нейтану это понравилось бы. Давненько у него не было того, над кем он мог бы снова подшучивать.
Над, а не с, — отмечает Макс, — и мысль о том, что ей придется провести еще час, сидя рядом с Нейтаном Прескоттом, заставляет ее нервничать.
— Э-э, в какую сторону… — начинает она, оглядывая коридоры, чтобы найти свой.
— Привет, Безумная Макс. Нужна помощь? — Макс вздрагивает от голоса, но это только медбрат, Алекс, который ранее привёл ее.
— Просто Макс в порядке, — бормочет она.
— Хорошо, Просто Макс, — он показывает путь до ее комнаты. — Давай вернём тебя обратно, прежде чем доктор Адамс придет на обход. Где ты взяла печенье?
Доктор Уайт проносится мимо, подмигивая Макс, прежде чем исчезает за углом.
— Э-э, группа, — это все, о чем Макс может сказать Алексу. Дальше она следует за ним в свою комнату, которая кажется намного меньше, чем час назад.
— А, значит, они сейчас прибегают к взяточничеству. Что ж, полагаю, это работает, — и когда Макс снова устраивается в постели, он слегка машет рукой и уходит.
Она доедает свое печенье и протягивает вперёд руку, которая теперь испачкана ярким синяком от капельницы, снова пытается перемотать назад, но, как и в прошлый раз, ничего не происходит. Такое ощущение, что и вчера, и сто лет назад она бродила по коридору в Блэквелле, что они с Хлоей раскрывали убийство Рэйчел. Она вздыхает и устраивается на одеяле, глядя на стену достаточно долго, чтобы она ярко вспыхнула у нее перед глазами. Может быть, ей удастся сбежать отсюда, если она придумает, как вернуться назад. Это единственный шанс, который у нее есть.