Не говори мне «нет», не говори мне «нет», Ведь радуги моей так не надёжен свет. А мне ещё идти, теряя светлый след, И снова молча ждать. Не говори мне «нет». Ты – трепетный огонь, ты – чистая вода, О, боже упаси, не говори мне «да»... Что, если лёд в душе растает навсегда? Чем остудить смогу безумные года? «Романс»
Мы смогли обнаружить зацепку. Одна и та же подозрительная фигура маячила на видео с наших камер, когда мы пытались найти кадр с лицом почтальона, и с камер торгового центра, где Кловис встречался с посредниками. Этот человек (скорее всего нет) держался в тени, стараясь не попадать в объектив. Неудивительно, что мы не обратили на него никакого внимания... И сейчас, если бы Артур не нажал на перемотку, а потом ещё раз... И ещё... Пока я наконец не увидел. — Да что с тобой, Виктор? Ты сам не свой. — И бледен... — вкрадчиво включается в диалог София. — Говорить о бледности вампиру несколько нетактично, не находишь? — Чрезмерно, Виктор, — о, я узнаю эти интонации, — словно луна из русского романса, «грустна, задумчива, бледна и безнадёжно влюблена»¹. — София, ты переходишь границы, — холодно отрезаю я. Вампирша тут же замолкает, подняв руки в примирительном жесте. — Отчасти она права, — Артур, и ты туда же, — выглядишь и впрямь неважно. — Непозволительно долго был на солнце сегодня, — и это правда (и тоже отчасти). — Вернёмся к делу. Мы, конечно, что-то нашли, но в сущности – ничего. Лица не видно. А волосы и одежда – приметы ненадёжные. — Можем немного поколдовать, есть программки... — Поколдуйте, Артур. София, — фон Гельц выжидающе смотрит на меня, — попробуй узнать, кто из вампиров прибыл в Штаты из Европы за последние полгода. Ксандр, конечно, выяснил, кому из Князей моё правление неугодно (и список этот довольно обширен). Но масштаб происходящего не княжеский: слишком мелко. Более походит на личную вендетту... Или мы кому-то здесь перешли дорогу в стремлении к титулу... — Кроуфорд? — Едва ли, Артур. Подозрения бы пали на него в первую очередь. Это был кто-то, кто не входил в ближайшее моё окружение, но при этом неплохо знал факты моей биографии, знал, на что можно давить... — Больше записок не было, Виктор... — Артур смотрит на меня, ожидая подтверждения собственным мыслям. И получает его. — Затаился, — констатирует он, — а возможно, уже покинул страну. — Первое – возможно, второе – бессмысленно. — Отчего же? Инстинкт самосохранения, Виктор. Если он знал о том, что произошло тогда, ему наверняка известно о последующих событиях... — Бессмысленно покидать страну. После нападения на Мию я найду его... — Мы найдём его, — уверенно подтверждает Артур, забирая видеоматериалы. — Не сомневайся, — откликается фон Гельц, — сделаем всё от нас зависящее. — Нисколько не сомневаюсь, София. — Виктор, — почти у порога Артур обращается ко мне, — сегодня новой информации скорее всего не будет. — А завтра, Князь, нам пригодятся ваши силы и таланты, — мягко, но убедительно вторит другой голос. — Спланированный или стихийный саботаж? — усмехаюсь я. — Мы лишь печёмся о твоём благополучии, — льёт елей вампирша, — и, если есть возможность ненадолго отвлечься от дел, почему бы ей не воспользоваться? — Что ж... На сей раз я так и поступлю, — удивляю соратников внезапной покладистостью. Мне и в самом деле необходим тайм-аут. И не только для того, чтобы собраться с силами. Последние дни выдались напряжёнными. Ты пропадала в колледже и в редакции, я – в «Новой жизни», возвращаясь домой, когда ты уже спала, и уходя, когда ты ещё спала. Сегодня я застал твоё пробуждение… Несколькими часами ранее… Зайдя в спальню, чтобы оставить невесомый поцелуй на твоей щеке или губах, встречаюсь со внимательным, ожидающим взглядом. — Ещё очень рано, милая, спи, — подхожу, присаживаясь на край кровати. Почти незаметно для меня выныриваешь из-под одеяла, добровольно отдаваясь в плен моих рук. — Снова убегаешь, Вик? — Обязанности, дела... — Последнее время мы почти не видимся, хоть и живём под одной крышей. — Знаю, милая, потерпи... — Я терплю, — тихая, немного грустная улыбка. — Даже не говорю о том, как мне не хватает этого взгляда (легонько касаешься виска, и я прикрываю глаза, поддаваясь мимолётной ласке), этих губ (пальчики спускаются ниже, очерчивая контур и замирая в уголке рта), рук, наших вечеров, тебя, Вик... — Совсем не говоришь, терпеливая моя девочка. — Виктор, — отстраняешься от меня, принимая обиженный вид, — ты смеёшься надо мной! — Никогда, — снова возвращаю тебя, заполняя болезненную пустоту, — и не требую от тебя молчания, тем более об этом. Я постараюсь закончить все дела днём, освободив для нас вечер. — Было бы чудесно! — совершенно иная улыбка озаряет твоё лицо. — Кстати, сегодня последний день занятий в колледже. Останется сдать экзамены. А потом попрошу у мистера Боу отпуск... — Устала. — Немного. Но впереди лето... И наш сегодняшний вечер. Настоящее время… Впереди наш вечер. Такой обыкновенный. Такой особенный. Почему именно сегодня? Почему я не дождался более подходящего, спокойного момента? Возможно, я начал принимать особенности нашего сосуществования, милая... А быть может, это и есть наиболее подходящий момент... Девочка моя... Девочка... Чуть больше двадцати. Совсем юная... Чистая, нежная... Такие мечтают о благородных принцах, рыцарях без страха и упрёка... Уверен, ты мечтала... Но Вселенная откликнулась весьма причудливо, вместо принца преподнеся дракона. Не я должен был спасать тебя – следовало спасать от меня. Есть в этом горьком парадоксе перепутанных амплуа немалая доля моей вины. Чаша грехов моих не оскудеет. Я должен был тебя оттолкнуть. Я приложил все усилия... Правда в том, что у меня не было шансов. Упрямая, отчаянно смелая, открытая, настоящая... Живая. Ты не отступилась. Разглядела, разбудила свет в непроглядной тьме. Ты заставила биться вновь давно глухое, замёрзшее сердце. И сегодня я вложу это сердце в твои маленькие ладони. Твоё истинно, рукотворное, оттого и вольна... Один из уготованных даров. Другой – кольцо, созданное по моему эскизу и увенчанное чистейшим бриллиантом в три карата. Оно совершенно не похоже на то, что давно украшает незабвенный, неприкасаемый прах... Иное. И иной будет его судьба. «...Я знаю того, кто и звезду с неба достанет, если потребуется…» Теперь она будет у нас, милая (Винченцо бы назвал этот жест прекрасным безумством). Я не знаю, как ещё приблизить, сделать более осязаемым для тебя представление о нашей вечности. И свет её, обещаю, не погаснет для тебя одной. Она наша. И нам двоим гореть, остывать и взрываться сверхновой... Всё это станет твоим сегодня. Если, конечно, ты пожелаешь принять... Эта мысль давно уже подспудно бьётся за моей нарочитой уверенностью, холодным спокойствием... Именно она и есть истинная причина моего странного состояния, которое отметила внимательная София. Ведь иной исход возможен... Но всё, что я вижу, нахожу в тебе, чем ты звучишь, отвечаешь, говорит об обратном!.. Возможен. И тогда... Что тогда, Виктор?.. Некого обвинять, некому мстить... Только ты и я. Да или нет. И всё на кону.***
Безжалостное послеполуденное солнце конца мая, все эти размышления... Домой я приезжаю совершенно разбитый. Не к лицу. Без малого два века, Виктор... А ты словно «юноша бледный со взором горящим»... Ванна. Определённо. Несколько капель эфирных масел, вода, пламя камина довольно быстро возвращают возможность сохранять хотя бы видимость спокойствия... И очень вовремя. Слышу твои лёгкие шаги по лестнице, короткий стук в дверь и... — Привет. На пороге возникает изящный девичий силуэт в чёрном ажурном вечернем платье. Терпение не самая сильная твоя сторона, мы это выяснили ещё вначале. — Здравствуй. Но ведь ты здесь не затем, чтобы поздороваться. Ты готовилась к нашей встрече, милая. Впрочем, едва ли представляла, что она произойдёт так. Даже я не представлял. Но тот, кто тщательно подготовился, имеет возможность импровизировать... Легко поднимаюсь из воды, перешагивая через бортик ванны. Приближаюсь к тебе. Ты смотришь на меня безотрывно... Приподнимаю твой подбородок и, мягко касаясь губ, слышу пробуждающееся желание. — Разденься, — произношу я негромко. Ты смотришь в мои глаза и находишь в них ответ, я знаю. Плавно, не торопясь освобождаешься от одежды. Любуюсь, ловя каждое твоё движение... — Прелестное бельё, однако его тоже следует снять. Движение рук – и ты переступаешь через упавший на пол клочок ткани. Теперь нас ничего не разделяет, ничего... Мои пальцы очерчивают контур лица, касаются губ – они тут же маняще приоткрываются – языка... Гладя, хищно сдавливают шею, затем ложатся на грудь... Я слышу, как сбивается твоё дыхание... Не тороплюсь, дразня, играя, наблюдая реакции твоего тела на мои ласки, вызывая первый стон... — Ножки чуть шире... И одно бережное, деликатное прикосновение, кажется, совершенно лишает тебя точки опоры. Ты подаёшься навстречу, обхватывая мои плечи... Чувственная... Целую жадно, глубоко... В моих руках, в моей власти... Моя... Страсть берёт верх над рассудком, но сейчас я желаю пойти до конца... Поднимая тебя на руки, делаю несколько шагов и опускаю на широкий борт ванны. Отступаю назад... Твоё желание, потребность во мне буквально осязаются... — Попроси. Идёшь по краю, Ван Арт. А во взгляде серо-голубых глаз вожделение сменяется непониманием. — Начни, сказав, чего ты хочешь. Это уже знакомый шаг, правда? Ответ я получаю мгновенно: — Тебя. Знаю, милая, но мне нужно больше: — Точнее. — Я хочу, чтобы ты взял меня, Виктор Ван Арт. Не двигаюсь с места… но чего мне это стоит! Гордо вскидываешь голову, закусывая губу... И я вижу, как глянцево сочится в уголке рта запретный кармин... Этот одурманивающий запах... Этот взгляд, в котором смущение и злость, покорность и вызов, желание, страсть сплелись воедино... — Прошу... Никогда, милая, ни единого мгновения я не сомневался... Не было этого!.. За взглядом твоим, за голосом, лишь по мановению руки – и в огонь, и в воду!.. И сама ты – дитя, воплощение стихий. И я готов сгореть в твоём опаляющем пламени и принять исцеление, чистое, первородное... Мой рассудок, власть, сила – забирай, любовь моя!.. Нет ничего кроме... После, обессиленную, но удовлетворённую, я отнёс тебя в гостиную. Ты привычно устроилась в любимом кресле, перекинув ноги через подлокотник. Я налил немного вина, поправляя дрова в камине... Первой молчание нарушила ты, спросив о Дастине. По моей просьбе, повторила фразу на китайском... И ещё раз – интонирование по-прежнему твоё слабое место. Ты явно не была согласна с моим решением отправить брата в Принстон, но спорить не решилась. Вместо этого в который раз преувеличенно возмущённо констатировала невозможную сложность китайского языка... Мы настолько сосредоточились на китайском, что это вызвало у тебя обоснованные подозрения. Я наконец раскрыл свои планы – держать их в секрете далее уже не имело смысла – относительно нашей скорой поездки в Азию... Я был уверен, что с тайным недоброжелателем к этому времени будет покончено. И, хотя надолго покидать Штаты неразумно, поверь, мы успеем посмотреть и небоскрёбы Куала Лумпура, и Филлипинские острова… и то, что хотел бы показать тебе я изначально... Узнаю, что ты собиралась преподнести сюрприз, появившись в «Новой жизни», но, по понятной причине, меня не застала. Я благодарен, Мия. Просто за стремление порадовать... Мы ещё долго беседовали. Я рассказывал тебе про культуру, обычаи азиатских стран. Ты внимательно слушала, порой искренне удивляясь, восхищаясь или едко комментируя... Просто, уютно и легко... Наш обычный вечер... Время близилось к полуночи... Телескоп уже должны были установить и настроить. — Мия, тебе понравился наш вечер? Ты смотрела на меня недоумённо: — Конечно. Почему ты спрашиваешь? — Их будет много, таких вечеров. Вскоре они превратятся в обыденность... Вслед за непониманием во взгляде твоём проступила тревога... — Однако важно понимать, — продолжил я, — жизнь состоит из этих самых обычных вечеров. Именно они представляют исключительную ценность... Пора. — Пойдём. Я протягиваю тебе руку, и ты без сомнений вкладываешь свою ладонь, следуя за мной. То, к чему я веду тебя, прячется за небольшим изогнутым деревцем. Увидев телескоп, ты растерялась окончательно. — Взгляни, — предложил я. Послушно примкнула к окуляру. — Ровно посередине, в перекрестии, ты видишь звезду... Мы можем дать ей имя. Теперь она у нас одна. Кажется, я перестал слышать твоё дыхание. Кажется, я и сам забываю, как дышать, опускаясь на колено... Ты оборачиваешься ко мне... — Ты мой смысл. Всё, для чего я существую, — я вижу, как глаза твои странно блестят, ощущаю твоё смятение, волнение. — Я предлагаю сердце, которое тебе уже принадлежит, и руку, на которую ты всегда сможешь опереться. Я люблю тебя. Ты станешь моей женой? Нет, милая, нет... Отчего ты плачешь? Мия, неужели... — Да, — тихий, но твёрдый ответ. Да. Да!.. О, Мия... Без сомнений, сожалений, раздумий. Ты смелее меня, девочка! Надеваю кольцо на безымянный палец – твой крепкий сон позволил мне не ошибиться с размером – ощущая дрожь твоих рук... Милая моя... — Я не хочу видеть сны, если в них не будет тебя, — слышу слова, даже не слышу... чувствую своим живым теперь сердцем... — Закрой глаза. Посмотри туда, куда не дотянуться обычным взглядом. Почувствуй вечность. Там далеко, рядом с тобой, буду я. Мы долго стояли. Я держал тебя в объятиях, глядя в ночное небо... Я верил: пройдут годы, столетия – но там, далеко, ты будешь рядом со мной. В небе, величественном и чарующем, волшебно мерцали звёзды... И я вновь учился мечтать... _______________ Она не страшилась возмездья, Она не боялась утрат. – Как сказочно светят созвездья, Как звёзды бессмертно горят!² _______________ ¹ А. Вертинский «Прощальный вечер» ² К. Бальмонт «Она отдалась без упрёка»