дешевое искусство

— У меня Артём спит, будь потише, а. Олег кивает с закрытыми глазами и мысленно обещает Ире не загадить ее белый ковёр, который переехал вместе с ней из старой гостиницы. нахуя она вообще затеяла переезд? Игнатенко открывает два замка двери, перекладывает его руку себе на плечо и всё-таки проходит в квартиру, стараясь не разбудить сына. дома тишина светло-серые обои и удобная табуретка в прихожей Шепс разувается неуклюже и даже старается не материться, пока Ира уходит куда-то в глубь комнат. в квартире холодно кондиционер работает на полную Он вешает свою куртку на странную вешалку в форме рогов и думает, что Ира чокнутая, и не зря от неё все мужья сбегают сразу же. не каждый выдержит квартирку в таком стиле Игнатенко приходит через пару секунд и ведёт в спальню, обжигая его талию слишком горячими пальцами. — Я аптечку принесу, обработаю губу. — Не надо, до свадьбы заживет. — отмахивается. Ира губы поджимает, сдерживая очередное язвительное: «а когда там свадьба? в мае, да?», поэтому лишь кивает и помогает снять футболку. Она пытается не смотреть на синяк на животе, который сине-зелёным пятном расплывается на белой коже. мысленно надеется, что нет ни одной трещины — Артём спит? — спрашивает Олег, пока ведьма подушку ему поправляет. — Не парься, отдыхай. Шепс заворачивается в одеяло и усмехается тому, что оно пахнет лавандой. а как же розочки, а, Ир? И медиуму кажется, что тут уместно слово «спасибо» или что-то вроде «извини», но он почему-то молчит, наблюдая, как Игнатенко уходит из комнаты, выключая перед этим свет, и что забавно, не говорит ни слова.

***

— Мам, все хорошо? Артём смотрит своими большими карими глазами и тянет руки к ее лицу, а Ира думает, что ничего хорошего и нет. Ведь ярко-каштановые волосы становятся тусклее, потому они больше не задерживают солнечный свет, а лишь чуть пропускают его, становясь рыжими на ультрафиолете. Ее глаза больше не искрятся ненавистью к другим, а каким-то странным чертовым пониманием, что въедается в радужку все сильнее с каждым днём. Привычный макияж выходит сейчас чуть хуже, чем обычно, но все это легко поправляется парочкой кисточек и большой косметичкой. забавно насколько же все ее искусство на лице фальшиво Она гладит сына по коротким волосам и измученно улыбается. — Артём, одному моему хорошему другу плохо и он сейчас у нас дома. — Это дядя Олег, да? — блять. Игнатенко усмехается и понимает, что сын точно пошёл в неё, а не в придурковатого Андрея. хотя чего она ожидала? Ира же про Шепса двадцать пять на восемь рассказывает, следит за его девушкой с фейка в инстаграмме и даже лайкает их совместные фотографии. пусть блондиночка порадуется бешеной активности — Точно. — поправляет одеяло у ног. — А теперь засыпай. И когда Артём практически проваливается в сон, он бормочет в полголоса: — А я же с ним познакомлюсь, да? Игнатенко останавливается у двери и мысленно отсчитывает от десяти до нуля и уходит, бросая около порога тихое: — Конечно.

***

Олег лежит в чужой квартире, среди чёрных, как уголь, простыней и молчит. и молчит не из-за мелочного словарного запаса с этим как раз проблем нет особенно, если иметь в виду русский-матерный Все из-за убивающей сознание мысли, что он влип в дерьмо под названием ебанные чувства, обрекающие его на медленную смерть по кодовым именем ира. И пьяному Олегу совсем не стыдно: за жалость к себе и хаос в голове при виде Игнатенко, за слабость и грубый поцелуй в машине, над которым даже призраки ухахатываются. олегу просто стало глубоко насрать потому что игнатенко теперь его и ему похуй, что она об этом думает Потому что они были разными до последней клетки, до последнего сантиметра гладкой кожи, до последнего сокращения сердца, до последнего вздоха, спасающего организм. потому что гипоксия с каждой минутой чувствуется все сильнее органы, то и дело, отказывают Олегу казалось, будто они — два полюса одного магнита, два конца старой веревки, две стороны одной золотой монеты. только вот полюса всё-таки притягиваются, концы соединяются, а монета упрямо встаёт на ребро. и шепс вообще не ебет, что ему теперь делать