Неодолимый яд

Отравленное вино небес; Неестественная любовь, и ненависть еще фальшивее.

Гарри старался ступать как можно тише, направляясь к Совятне. Он был один и поминутно беспокойно оглядывался через плечо. Мягкий шелест травы под ногами лишь подчеркивал тишину в голове, а искривленные деревья Запретного леса возвышались зловещими черными силуэтами на фоне бездонного темного неба, наполняя Гарри тревогой. Без плаща-невидимки он чувствовал себя обнаженным, уязвимым, словно тени расступались перед ним, оставляя беззащитным под лунными лучами. Плащ он отдал Сириусу, который все еще скрывался и нуждался в покрове невидимости намного больше Гарри. С тех самых пор ночные вылазки пришлось прекратить, но сегодня он никак не мог уснуть и решил вместо этого отослать письмо Сириусу. Дождавшись, когда Рон заснет, Гарри выскользнул наружу. Ночной воздух был свеж, пах росой и свежескошенной травой и едва заметно отдавал пряным ароматом экзотических цветов, доносившимся из Запретного леса, до которого отсюда было рукой подать. Гарри глубоко вдохнул тонкий запах самой сути живущего своей жизнью леса, странным образом одновременно свежий и тяжело дурманящий. Неожиданно его внимание привлек серебряный проблеск чуть справа, пропавший так же быстро, как и возник. Гарри вгляделся, и тихий шорох подтвердил его подозрения. В кустах неподалеку что-то двигалось, и, держа палочку наготове, он направился в ту сторону. Когда он подошел поближе, черные тучи над головой немного разошлись, позволяя луне щедро плеснуть на землю своим светом, и челюсть Гарри отвисла, когда он осознал, что именно оказалось у него перед глазами. — Малфой?! Стройная фигура порывисто обернулась в ответ, и Гарри уловил серебряные искры, сверкнувшие в знакомых глазах, сейчас затуманенных непривычным выражением искреннего изумления. Глаза Гарри расширились, когда его взгляд скользнул вниз по телу Малфоя, и увиденное заставило его на мгновение потерять от потрясения дар речи. Когда слова наконец слетели с губ, его голос дрожал. — Малфой, что ты здесь делаешь… голый? *** Он хотел стать невидимым. Стоя на краю ночи — граница Запретного леса змеилась впереди, и справа и слева исчезая в пелене тьмы — он еще никогда не чувствовал себя ближе к этому. Бархатное небо нависало над головой, и бледные лунные лучи слабыми мазками расцвечивали бескрайний черный холст ночи. Но, конечно, если посмотреть с другой стороны — скажем, с высоты полета молчаливых сов, скользивших над головой, — он был далек от полного слияния с ночью, жившей своей жизнью. Его светлые волосы отливали жидким серебром в лунном свете, а бледное лицо приобрело совершенно неземной оттенок, словно лучась изнутри — сияющий абрис на фоне безупречной тьмы вокруг. Он выделялся на окружающем фоне, но делал это без смущения и стыда за то, что не умел спрятаться, а напротив — с надменной уверенностью того, кто особенный от рождения. Ботинки Драко с трудом отрывались от чавкающей грязи под ногами, и трава приветственно шелестела, пока он приближался к Запретному лесу, сверкающему и бурлящему жизнью в безмолвной ночи. В правой руке он крепко сжимал небольшой пузырек с бесцветной жидкостью, на вид — кристально прозрачной, но все же непроницаемой для лунного света Судорожно стиснув пальцами сосуд, Драко не спускал глаз с его драгоценного содержимого, осторожно подходя к лесу. Он работал над этим зельем в строжайшем секрете последние несколько недель, скрупулезно собирая все необходимые компоненты — таская их из личных запасов Снейпа, скупая у подозрительных личностей, шныряющих в переулках Хогсмида. Он не знал, что зелье может быть таким сложным, не знал, зачем нужны те или иные ингредиенты, но рецепт был достаточно ясен, и Драко неукоснительно следовал ему. Несколько раз он спрашивал себя, стоил ли результат всех проблем и хлопот, и всякий раз ответ был «да». В жизни Драко интересовало немногое, и, если отвлечься от того, что занимало его в связи с собственной персоной, и того, что естественным образом вытекало из его происхождения, то одним из самых стойких было желание стать невидимым. Драко мог с полной уверенностью утверждать, что оно не имело ничего общего со страстью к подглядыванию — желание существовало, сколько он себя помнил, и тоска именно по этой способности с годами только крепла, хотя были здесь и корыстные мотивы. Все, чего он хотел — это исчезать на какое-то время, прятаться и ненадолго оставаться наедине с самим собой. Он хотел иметь возможность в любой момент отступать на шаг и наблюдать за остальными — незамеченным, ускользать прочь, чтобы никто не знал, куда он идет. Конечно, невидимость открывала и иные перспективы — розыгрыши, начиная с безобидных и заканчивая самыми недобрыми проделками — но вовсе не это было основной причиной, чтобы мечтать о ней так отчаянно. Он нашел книгу заклинаний летом в личной библиотеке отца — ветхую и рваную, такую древнюю, что страницы были пронумерованы еще римскими цифрами. Поддерживаемая только тонкой, хрупкой от старости лентой, она вся распадалась. Когда же Драко попытался открыть книгу, лента сразу же порвалась, и листы пожелтевшего пергамента разлетелись по полу. Он торопливо собрал их все и поспешно унес к себе в комнату, чтобы изучить повнимательнее. Страницы были засалены, истрепаны, в пятнах, и не все из них были четко пронумерованы, потому что с годами пергамент обтерся по краям, но Драко сумел разобраться, что к чему, и, к своему глубочайшему удовлетворению, отыскал разорванный пополам лист с выцветшим текстом. Описание зелья потери сущности — то, что нужно. Рецепт оказался невероятно запутанным — но, если бы могущественные темные чары оказались простыми, как взмах палочки, он первым заподозрил бы неладное. Подстегиваемый упрямой решимостью, Драко сумел собрать все компоненты, необходимые для окончательного завершения зелья. Все, кроме одного. Дикая черная роза. Достать ее оказалось труднее всего; он обыскал все цветочные магазины в Хогсмиде в поисках дикой розы, которая была бы черна по самой своей сути, а не выкрашена или выращена с помощью магии. Он даже послал сову в «Бутон и Лепесток», самый солидный цветочный магазин совиной доставки в окрестностях, но их расценки были слишком высоки даже для него, учитывая то, что в это время года такие розы цвели только в Шотландии. В конце концов ему сказали, что есть все шансы найти розу в Запретном лесу, в котором великое разнообразие растений (включая и самые редкие из них) цвело круглый год, особенно после наступления темноты. Поэтому-то он и оказался там сразу после полуночи, двигаясь к лесу без тени сомнения и моля про себя розу найтись где-нибудь на опушке, чтобы ему не пришлось углубляться в чащу слишком далеко (с самого первого года в Хогвартсе в нем жил глубоко запрятанный внутри страх перед ночным лесом). Словно вняв мольбе, удача улыбнулась ему; и сердце екнуло, когда взгляд Драко упал на темный цветок, угнездившийся в тени Хваткого куста. Стараясь не задеть капризный куст, Драко опустился на колени и прищурился, с трудом различая контуры лепестков розы, почти сливающихся с окружающей ночью. Его пальцы слегка дрожали, когда он дотронулся до цветка, ощущая, как твердые шипы царапают кожу. Драко потянул розу, отделившуюся от земли с удивительной легкостью, к себе. Стряхнув комочки прилипшей земли со стебля, он поднес его к глазам, чтобы рассмотреть получше — бархатные лепестки безупречного черного поймали молочный свет, не отразив ничего. Драко удовлетворенно улыбнулся. Самая прекрасная на свете, его роза цвета ночи. Он позволил себе секунду полюбоваться совершенным цветком в руке, прежде чем приступить к делу. Для зелья требовались только лепестки, поэтому Драко осторожно отделил их (под пальцами — словно черный атлас) и один за другим опустил в склянку с почти готовым зельем. Прозрачная жидкость немедленно окрасилась красным — ни следа черного от розы, только чистый, пронзительный алый, яркий, как свежая кровь. Зелье было готово — и должно было быть выпито немедленно. Пути назад не было, уже нет. Глубоко вздохнув, Драко закрыл глаза и одним глотком осушил сосуд. Оно жгло. Оно жгло, как жидкий огонь под кожей, обнажая нервы, наполняя незнакомыми ощущениями, заставляющими его задыхаться. Кровь — как реки льда под теплой кожей и волны жара по замороженным венам. Он рискнул открыть глаза, затем опять зажмурился, когда накатило головокружение, стирая видение окружающего до мутной картинки. Волосы встали дыбом, и все тело запылало от нежданного жара, словно от горячего дыхания, пронесшегося по позвоночнику, изгоняя прошлый холод, будто сама кровь вскипала. Задыхаясь, Драко гадал, значило ли это, что зелье начало действовать, и затеребил пуговицы рубашки, рванув воротник и принимаясь дышать чуть свободнее, когда холодный ночной воздух устремился к его обнаженной, блестящей от пота груди, унимая жар, поднимающийся изнутри. Его пальцы торопливо разделались с оставшимися пуговицами, и белая рубашка слетела на землю, в полутьме походя на призрака. Вытянув руки перед собой, Драко скосил глаза, пытаясь определить, не исчез ли он еще, но непрекращающийся гул в голове мешал сосредоточиться. Жар все еще терзал тело под одеждой, и Драко уже собрался было раздеться полностью, когда громкий хруст веток под чьими-то ногами заставил его замереть. Кто-то приближался. *** Драко обернулся и нос к носу столкнулся с Гарри, в темно-зеленых глазах которого застыло ошеломленное выражение. Рот гриффиндорца был приоткрыт, и он неверяще пялился на Драко. — Малфой, что ты здесь делаешь… голый? Изумление исказило черты Драко, отчасти скрадываемые темнотой, и на миг установилась напряженная тишина, прерванная его голосом. — Ты… ты меня видишь? — он не мог скрыть свое замешательство, словно в зеркале отразив изумление Гарри. Теперь на лице Гарри появилось отвращение. — Конечно, я вижу тебя. То, чего я не вижу — это твоей одежды на подобающем ей месте, и в этом вся проблема. Какого дьявола ты здесь вытворяешь? Малфой оглядел себя со смешанным выражением тревоги и непонимания, затем опять поднял глаза на Гарри. — Ты в самом деле видишь меня? — повторил Драко в замешательстве. Инстинктивно он потянулся за рубашкой, лежащей на влажной траве. — Ты стоишь голышом на открытом пространстве, такое трудно проглядеть! — голос Гарри звучал раздраженно, и в конце концов он отвернулся. — Надень что-нибудь, а? — Я не голый, — огрызнулся Драко со всем достоинством, которое доступно человеку, поспешно натягивающему на себя одежду. — Ниже пояса я очень даже одет, если ты не заметил. — Нет, я не заметил, и слава Мерлину! — Гарри умолк и украдкой бросил взгляд на Драко, который был слишком занят, путаясь в пуговицах на рубашке, чтобы это видеть. — Какого черта ты затеваешь, Малфой, полуголым расхаживая по лесу посреди ночи? Какие-то ритуальные пляски в честь лунных богов? Совсем с ума сошел? — Гарри покачал головой с картинным недоумением. — У меня всегда были подозрения на твой счет, Малфой, но я никогда не думал, что ты окажешься таким психом, чтобы бегать вокруг Хогвартса в чем мать родила. — Да, потому что я могу наткнуться на Филча, а он в этом деле не терпит конкурентов, не так ли? — огрызнулся Драко, поправляя перекосившийся из-за неправильно застегнутых пуговиц воротник. — Ценю твое беспокойство, Поттер, но ты обяжешь меня еще больше, если просто исчезнешь отсюда прямо сейчас. — Я могу донести на тебя, — спокойно заметил Гарри. — Да, и заодно объяснить, что ты сам делаешь в лесу в такое время, — раздраженно отозвался Драко. Ему не терпелось отделаться от Гарри как можно скорее, потому что он понятия не имел, как скоро подействует зелье, и объяснять пришлось бы не в пример больше, увидь Поттер, как Драко растворяется в воздухе прямо у него перед носом. Гарри не дрогнул. — Что ты здесь делаешь, Малфой? — повторил он сдержанно сквозь стиснутые зубы. Теперь, когда Драко был одет, Гарри казался намного спокойнее, и было очевидно, что уходить без ответа на свои вопросы не собирается. — Не твое дело, Поттер, — процедил Драко, грозно и вместе с тем почти отчаянно. — Проваливай, — пауза, и затем, для пущего эффекта, — или нарвешься на проклятие, и не думай, что я не посмею. — Не думай, что я не дам сдачи, — в голосе Гарри проскользнули нотки гнева, и он сузил глаза, стараясь разглядеть Драко в темноте. Трудная задача, когда луна уже скрылась за темными облаками, и скудный свет висел между ними, словно дымка. Гарри шагнул вперед, покрепче сжав палочку. Драко напрягся. Каждый мускул его был готов к действию, наполняясь растущей силой от зелья, струившегося по венам. Это странным образом возбуждало; он ожидал, что будет чувствовать себя призрачным, невесомым, словно качаясь на облаках, пока его физическая оболочка исчезает. То, что происходило с ним сейчас, было совершенно иным — он чувствовал, что стал плотнее, словно жизнь забурлила в теле еще сильнее, чем прежде. Чувства стали острыми, как обнаженные клинки, и тихий шепот неугомонной ночи накатывал волнами, словно пульсируя в такт его собственному сердцу. Это было… странно. И неправильно. Драко отступил на шаг, чувствуя эту странную неловкость. Его переполняли тревога и страх, сравнимые с той паникой, которая возникает, когда где-то на полпути на Аравийский полуостров, сидя на ковре-самолете, ты неожиданно вспоминаешь, что дома забыл выключить душ. И теперь все мысли Драко сосредоточились на том, чтобы избавиться от Гарри прежде, чем что-нибудь случится. — Поттер, клянусь, если ты не… — начал Драко звенящим от гнева голосом, когда тучи над головой внезапно разошлись, вновь открывая дорогу луне. Жемчужно-белые лучи заструились с ночного неба, падая на Гарри, подсвечивая его черты неестественным молочным светом, и Драко мгновенно застыл на полуслове. Ослепляющая вспышка света внезапно полыхнула в мозгу. Боли не было, вместо этого все его существо пронзили иные, неведомые ощущения, сильные и чистые — дурнота и наслаждение, причудливым образом сплетшиеся в одно целое. Окружающее на миг расплылось, затем стало пронзительно четким — и темная стена возвышавшегося неподалеку леса распалась на силуэты отдельных деревьев, искаженных пылким жаром лунного света, и… …и Гарри. Гарри стоял перед ним, нервно наблюдая за странным поведением Драко, и все, что Драко мог, это смотреть на него, беспомощный перед мучительными ощущениями, его охватившими. Голова трещала, но оставалась пронзительно ясной, и каждая клеточка тела с готовностью сдавалась на милость тому пугающему чувству, что поработило его без остатка. Ужас сверкнул в изумленном взгляде Драко, до сих пор прикованном к Гарри, который стоял под лунными лучами, словно под лавиной жидкого жемчуга. — Малфой? — неуверенно начал Гарри, рукой убирая с глаз темную прядь, но для Драко это было все равно, как если бы он вытянул эту самую руку и с размаху вонзил ее в грудь слизеринца, подтягивая его ближе, и он против воли качнулся вперед, теряя над собой контроль. Прежде чем Драко понял, что происходит, он несколькими широкими, стремительными шагами преодолел разделявшее их расстояние. Руки взлетели к потрясенному лицу Гарри, и в следующий миг он уже целовал его: глубоко, страстно и безнадежно отчаянно. Гарри не успел среагировать, и приглушенный протестующий возглас утонул между губ Драко, накрывших его рот, и шок парализовал, не позволяя двинуться с места. Губы Драко были болезненно горячи, прижимаясь к нему с пылом упивающегося гибельной страстью, и Гарри растаял было под яростным напором, когда обрывок мысли «Ты целуешься с Малфоем!» пробился сквозь стену шока и заставил действовать. Гарри резко отшвырнул от себя Драко и отпрянул, тихо задыхаясь, прикрывая рот ладонью и чувствуя, как сладко горят губы. — Малфой! — прошипел он, ошарашенный, почти задохнувшийся от напора Драко. — Какого хрена ты это сделал?! — Гарри обычно не увлекался ругательствами, кроме исключительных случаев, но момент был как раз подходящим. Когда он поднял взгляд, чтобы посмотреть на Драко, то обнаружил, что ужас, плескавшийся в глазах слизеринца, намного превосходит его собственный. На лице Драко появилось выражение крайнего смятения и отвращения, заставившее Гарри умолкнуть на полуслове. Драко явно был в шоке, и его потрясенный вид говорил сам за себя куда красноречивее слов. Он смотрел на Гарри, разрываясь между неверием и отвращением. — Что… что случилось? — его голос дрожал и срывался. — Это тебя надо спросить! — рявкнул Гарри. Шок проходил, уступая место ярости. — Какого дьявола ты здесь пытаешься изобразить, Малфой?! — Я… я только что тебя поцеловал? — тот же дрожащий голос. — Чертовски верно, — дыхание Гарри все еще оставалось учащенным и неровным. Пытаясь вернуть прежнее спокойствие, он прислонился к ближайшему дереву, чувствуя, что едва стоит на ногах. — Что все это значит? — Это отвратительно, — Драко, казалось, не слышал вопроса. Его голос был все таким же монотонным, почти бесцветным. Он закрыл глаза, чувствуя странное спокойствие, несмотря на поднимающийся внутри неописуемый ужас. Он знал, что только что произошло, и не хотел думать, не хотел даже помнить об этом. Гарри раскраснелся от возмущения. — Отвратительно? Ты хватаешь меня, набрасываешься, а потом сам говоришь, что это отвратительно? — никогда еще Гарри так не хотелось добраться до Драко и выбить из него всю дурь, но, вспомнив, что случилось, когда они прикоснулись друг к другу в прошлый раз, он передумал, ограничившись тем, что начал неистово тереть рот. — Ты больной ублюдок, Малфой. Драко собирался разразиться длинной цветистой тирадой, состоящей в основном из оскорблений разной степени тяжести, когда слова Гарри проникли в сознание, рождая внутри незнакомую боль, очень похожую на боль, что вспыхнула перед тем, о чем он не хотел вспоминать. Что происходит? Что со мной? Вопросы требовали ответов, но с этим придется немного подождать. Прямо сейчас ему нужно было что-то делать с до крайности разъяренным Гарри, который, казалось, в любой момент был способен наброситься на него с кулаками, а, принимая во внимание свое странное состояние, Драко сомневался, что готов к подобному поединку. Он поднял глаза на гриффиндорца, и это снова произошло — как электрический ток по телу, только еще сильнее и острее, пронзая плоть и доходя до глубины души. Драко открыл было рот, но с губ слетел только тихий вздох; он помнил это жгучее чувство, и оно грозило… Он почувствовал, что тонет в этих холодных глазах, прожигающих сознание — глазах цвета изумруда, цвета желания, и страсти, и ненависти, и ужаса, сплавленных в одну цепь, обвившуюся вокруг сердца, тянущую его к Гарри, или Гарри к нему, он уже не знал, что… Убирайся отсюда. Немедленно. С придушенным возгласом, походившим на что-то вроде «О черт!», Драко с трудом отвел взгляд от Гарри. Внутри немедленно поднялась ноющая боль, и прежде чем Драко забыл, что собирался сделать, он круто развернулся и помчался прочь. Он не старался приглушить свои шаги и пролетел сквозь сад, ни разу не оглянувшись, так быстро, как только мог. Гарри стоял, ничего не понимая и провожая удивленным взглядом спину Драко. «Ненормальный», — подумал он, совершенно сбитый с толку. Затем Гарри рассеянно опустился на влажную траву и подобрал с земли что-то, тускло блестевшее в лунном свете. Это был прозрачный стеклянный пузырек, пустой, если не считать нескольких ослепительно-алых капель на дне. На взгляд Гарри, они подозрительно походили на кровь, хотя он и не думал, что это действительно так. Губы все еще покалывало после поцелуя Драко, и Гарри недоуменно покачал головой. В списке тех, от кого он мог ожидать поцелуя, Драко Малфой уж точно занимал последнее место. Гарри нахмурился. Фу, как мерзко. И, подумать только, именно Малфой! Он решил вернуться в Гриффиндорскую башню, по горло сытый неприятными сюрпризами этой ночи, пока еще какое-нибудь странное происшествие не закончилось чем-то посерьезнее. «По крайней мере, если через несколько лет я сойду с ума или обнаружу, что неизлечимо болен, — мрачно подумал Гарри, — то буду точно знать, в чем причина». Опустив стеклянный пузырек в карман рядом с напрочь забытым письмом Сириусу, Гарри медленно двинулся в сторону Гриффиндорской башни, где тихо проскользнул в спальню и забрался под одеяло. Однако минуло еще очень много времени, прежде чем сон пришел к нему. *** О боже. Что произошло? О боже. Слова болезненной мантрой звучали в голове, и Драко закрыл глаза, ввалившись в ванную и захлопнув за собой дверь, не особо беспокоясь, что разбудит кого-то. Самое странное, что голова оставалась ясной, так что списать все на неожиданную потерю рассудка тоже не получалось, хотя тело терзала странная, призрачная боль — словно воспоминания о ночных кошмарах, отравляющие дневные часы. Он чистил зубы минут пять, не останавливаясь, чтобы избавиться от вкуса Гарри, пока не разодрал десны и они не начали кровоточить. Металлический привкус крови на языке немного отвлек его, и изнутри опять поднялась паника. Что произошло? Он чертовски хорошо знал, что произошло. Он только что поцеловал Гарри Поттера, вот что. От одной мысли об этом Драко стало дурно, хотя какая-то часть его все еще жаждала этого извращенного, запретного наслаждения. Что пошло не так? Почему зелье не подействовало так, как должно было? Чувствуя, как язык покалывает от мятной пасты, Драко вернулся в спальню, взял потрепанную книгу заклинаний и спустился с ней в общую гостиную. Здесь было темно и холодно — как раз так, как он сам себя чувствовал, и Драко направил палочку в сторону камина. Потухший было огонь вспыхнул снова, потрескивая оранжевыми языками пламени, и тепло успокаивающей волной прошло по телу, согревая, но не в силах изгнать мучительную боль, все еще терзавшую его. Боль опустошенности. Сев на пол и прислонившись к ножке софы, Драко листнул страницы, рассеянно теребя пальцами маленький узелок, которым он заново завязал скрепляющую ленту. Книга раскрылась на описании зелья потери сущности, и Драко поймал себя на том, что тупо пялится на список знакомых ингредиентов. Мальчик тщательно отследил каждую строчку пальцем, мысленно отмечая использованные компоненты один за другим, восстанавливая в уме весь процесс приготовления зелья, ни на йоту не расходящийся с предписанным порядком. Зелье было сварено безупречно. Вслед за указательным пальцем его испытующий взгляд скользнул в конец страницы и споткнулся о предложение, которого он не замечал прежде — которого, он готов был поклясться, здесь не было в прошлый раз, но которое, несомненно, присутствовало теперь, написанное поблекшими синими чернилами. Драко нетерпеливо наклонился, щурясь; почерк был немного неопрятен и при этом довольно затейлив, но выведенную на латыни фразу все же можно было разобрать: Traicit et fati litora magnus amor. Драко, моргнув, уставился на нее. Не веря себе, он схватил книгу и отчаянно вгляделся в страницы, однако из-за размашистого почерка их номера были неразличимы. Тело Драко застыло, скованное ледяным страхом, и чувство глубокого ужаса наполнило мальчика, когда в ту часть его разума, что еще способна была рассуждать более-менее здраво, просочилось понимание смысла фразы, которая переводилась как: Порвать судьбы оковы по силам лишь большой любви. Он смотрел в книгу, пальцы дрожали. На одной странице значилось: «Зелье потери сущности» с краткой аннотацией чуть ниже; следующие несколько листов занимало более детальное описание процесса приготовления. Однако что-то определенно, бесспорно было не так. Цитата на латыни. Странные ощущения, разрушающие, опустошающие тело. Это… это чувство. Затем неожиданно он понял, и ужасная мысль словно стеклянными осколками пронзила сознание. Нет. Нет, это невозможно. Это не было зелье потери сущности — он, должно быть, перепутал страницы, когда заново собрал их, и вместо этого приготовил… приготовил… В этот момент даже ругательства вылетели из головы вслед за остальными словами, когда понимание того, что он только что сделал с собой, обдало его ледяным ветром. — Что я натворил? — в ужасе прошептал Драко, слишком боясь ответа.