Неодолимый яд

Любовь — это неистовое желание быть неистово желанным.

Небо сверкало золотом, и квиддичные кольца одиноко чернели на фоне роскошного заката; их металлические детали пылали в лучах заходящего солнца, словно раскаленные добела. Ветер был силен и свеж, и Гарри, сидевший на пустой трибуне недалеко от ворот, поплотнее запахнул мантию. Он вспомнил, как когда-то угрожал приковать кое-кого к столбу этих самых ворот. Губы скривились в грустной улыбке. Когда-то. Когда-то было и многое другое — краткие мгновения наедине, редкое чувство близости, мимолетные прикосновения, притворный гнев, скрывающий за собой нечто иное. А потом — вина, сожаление и сладко-горький свет тлеющей надежды. Теперь не осталось ничего. — С земли все по-другому, не так ли? Вырванный из состояния задумчивости, Гарри повернулся на звук знакомого голоса — и обнаружил, что Рон стоит у края скамьи и наблюдает за ним со странной усмешкой на губах. На этот раз на веснушчатом лице не было ни тени сдерживаемой ярости. Ветер играл с его взъерошенными волосами, путая пряди. Гарри улыбнулся и вытянул ноги, когда Рон подошел и сел рядом. На минуту установилась тишина, но тишина эта утешала, а не давила незаданными вопросами, безмолвно требующими ответа. Наконец Гарри заговорил: — Да, все совсем по-другому. — Мы и сами другие, Гарри, — голос Рона был негромок и спокоен, что удивило Гарри даже больше, чем его неожиданная откровенность. Прежде чем он попытался возразить, Рон продолжил: — Небеса — это… ну, это твой дом. Не думаю, чтобы ты вообще знал, сколько рядов скамеек на каждой трибуне. А я знаю, — он помолчал, — я кучу времени провел на том месте, где ты сейчас сидишь, — голос Рона дрогнул, когда он добавил: — посмотри на мир моими глазами, Гарри. Гарри сглотнул и на мгновение отвел взгляд. — Я понимаю, Рон, — наконец выдавил он, страстно желая, чтобы все повернулось по-другому, чтобы у них в прошлом не было столько печали и гнева, которые вели к еще большей боли. — Прости меня. — Он на самом деле много для тебя значит, да? — голос Рона звучал так, словно ему потребовались все силы, чтобы выдавить из себя эти слова. Гарри искоса посмотрел на друга и заметил, что тот старательно отводит глаза. Он не смог подавить улыбку, хотя грусти в ней было куда больше, чем веселья. Они оба долго смотрели в бездонное небо, прежде чем Гарри наконец ответил: — Да. Рон резко выдохнул, хотя на удивление быстро взял себя в руки. Однако он все же не смог до конца изгнать неприязнь из своего голоса, когда произнес одно лишь слово: — Малфой. Гарри усмехнулся, на этот раз чуть удивленно: — Да. — Уверен, ты поймешь, если я скажу, что в это до ужаса трудно поверить, — в словах Рона не было ни единого намека на злобу или ненависть. Даже проигрывая мысленно раз за разом все возможные варианты разговора с Роном о Драко Малфое и своих собственных чувствах к нему, Гарри и надеяться не смел на такую мирную беседу. — Нет, конечно, я вовсе не жду, что ты поймешь или примешь всю эту историю, — Гарри скептически хмыкнул, — не уверен, что у меня самого это толком получается. — Тогда почему? — спросил Рон. — Что заставляет тебя думать, что он стоит того? — Ничего, — тихо ответил Гарри; его голос еле заметно дрожал, и холодный ветер, от которого перехватывало дыхание, лишь отчасти был в этом повинен. — Ничего, что я мог бы выразить словами. Я просто знаю, что в жизни не чувствовал ничего подобного — и уж это-то должно чего-то стоить. Даже если оно не приведет ни к чему хорошему. Рон удивленно нахмурился: — О чем это ты? Ты и Малфой разве не… — Нет. — Гарри покачал головой и вздохнул: — Все кончено. Неумолимость этих слов заставила обоих вздрогнуть. — На уроке у Люпина мне так не показалось, — заметил Рон. — Что, все было настолько очевидно? — устало спросил Гарри. — Гарри, ты всем присутствующим в классе дал понять, как много значила для тебя та дуэль с Малфоем, — Рон закатил глаза, — а Малфой ушел от поединка, не произнеся ни единого заклятия — и можешь мне поверить, вот это и в самом деле что-то неслыханное. Гарри вернулся мыслями к несостоявшейся дуэли — к тому возбуждающему и одновременно опустошающему мгновению, когда они с Драко, замерев, стояли лицом к лицу — а затем тот развернулся и ушел. Определенно, Малфой открыл ему новый смысл выражения «молчаливое напряжение». — Рон, я знаю, ты его не любишь, — неожиданно начал Гарри и умолк, пытаясь подобрать верные слова, — и я не могу тебя винить, потому что у тебя есть на то все причины, — голос его опять дрогнул, — не слишком давно и я сам относился к нему точно так же. Но теперь все иначе. Я увидел его с другой стороны — и понял, что Драко жесток только потому, что боится получить нож в спину. — Ничего не скажешь, отличное оправдание для того, чтобы ходить надутым как индюк и то и дело творить всякие мерзости, — сухо заметил Рон. — Это ни в коем случае не оправдывает того, что он оскорблял тебя и твою семью, — твердо сказал Гарри, — но такие мысли вдалбливали в Драко с рождения. И это заставило меня… посмотреть на него так, как я никогда не давал себе труда прежде, — он запнулся, — ты же сам только что сказал — иногда все кажется совсем другим, стоит посмотреть чужими глазами. — Поверить не могу, что ты, защищая Малфоя, цитируешь мои собственные слова, — спокойно сказал Рон, но Гарри заметил сверкнувшие в голубых глазах смешливые искры. — Прости, — Гарри застенчиво улыбнулся, — я, собственно, вот о чем — все это время мы стояли на земле, глядя, как Малфой парит в небе, и даже не пытались приблизиться. Но то, что случилось, заставило меня наконец открыть глаза и увидеть, каков он на самом деле. И все оказалось совсем по-другому — совсем как земля кажется другой, когда ты летишь на метле. Рон покосился на него: — На метле Малфоя? Гарри моргнул, потом рассмеялся. Рон только ухмыльнулся, качая головой. И внезапно все встало на свои места, вернулось все то тепло, искренность и смех, которыми всегда отличались их отношения. Гарри почувствовал, как с сердца свалился огромный камень, и улыбаться сразу стало легче. — Умоляю, избавь меня от подробностей, — простонал Рон, отмахнувшись от Гарри. Затем он снова стал серьезным: — Но что ты теперь собираешься делать? — Не знаю, — признался Гарри. И тут же, повинуясь внезапному порыву, спросил: — А ты что думаешь, Рон? Вопрос растворился в изумленной тишине. Рон с любопытством вгляделся в лицо друга, но увиденное только лишний раз подтверждало, что Гарри говорил серьезно и в самом деле хотел узнать его мнение; тогда Рон погрузился в раздумья. — Я провел здесь кучу времени, — наконец сказал Рон, повторяясь; но на этот раз в уголках его рта притаилась едва заметная улыбка, — смотрел, как тренируется команда, чертил схемы, продумывая стратегию и защитные комбинации. Смотрел, как ты летаешь, матч за матчем, игра за игрой, и иногда пытался угадать, почему ты не повернул направо или налево, когда такой маневр казался очевиднее всего, — Рон умолк, глубоко вздохнул и посмотрел Гарри прямо в глаза, — но я никогда не сомневался в том, что ты знаешь, что делаешь, Гарри. Никогда. У Гарри судорожно сжалось горло от переполняющих его чувств; он не мог поверить, что Рон в самом деле сказал то, что сказал. Внезапно ему показалось, что вокруг не так уж темно и мрачно, что тускнеющий свет на горизонте на миг засиял с новой силой, а ноющая боль внутри перестала быть такой невыносимой. — Спасибо, — наконец, сдавленно прошептал Гарри. Рон молча кивнул; слова были не нужны. Он поднялся и вопросительно посмотрел на Гарри, который выпрямился и тоже встал. Прежде чем последовать за другом, он стряхнул что-то с коленей и, оглядев напоследок темнеющее поле, повернулся и направился к замку. Черные лепестки, кружась, медленно опустились на землю и остались лежать там под покровом сгустившихся сумерек. *** Спускаясь по холодным каменным лестницам, ведущим в подземелья, Гермиона раздраженно хмурилась. Чтобы договориться о встрече, утром она отправила сову с запиской. Сжимая в руках пергаментный свиток, Гермиона направилась прямиком к заброшенному классу неподалеку от входа в гостиную Слизерина. Разумеется, Драко уже был на месте. «Надо отдать должное, этот змееныш пунктуален, — сказала себе Гермиона, награждая его пристальным взглядом и прикрывая за собой дверь. — Но совершенно невыносим». — Что на этот раз, Грейнджер? — Драко опирался на один из столов в своей обычной непринужденной и самоуверенной манере. Гермиона протянула ему свиток: — Твое сочинение об Империусе. — И, разумеется, прислать его с совой ты никак не могла. — Драко устремил на нее внимательный изучающий взгляд и протянул руку за свитком: — Впрочем, попытаемся обойтись без взаимных расшаркиваний — что-то мне говорит, что ты здесь вовсе не для того, чтобы вернуть сочинение. — Знаешь, Малфой, — Гермиона мгновенно ответила на выпад, — даже забавно, как ты догадлив, когда дело касается окружающих. Жаль только, что ты не настолько внимателен в отношении себя, — последовала секундная пауза, — или в отношении Гарри. Она уловила мимолетную вспышку в серых глазах, прежде чем Малфой опять замкнулся в своем ледяном равнодушии. — Это не имеет к Гарри никакого отношения, — холодно сказал Драко. — И давай на этом закончим. — Нет уж, — Гермиона впилась в него взглядом, — мы еще не закончили, Малфой, потому что ты не можешь просто вырвать Гарри из той жизни, которая его полностью устраивала, вконец запутать, а затем вышвырнуть обратно, словно ничего и не произошло. — А ничего и в самом деле не произошло, — сухо сообщил ей Драко. — Может, тебе будет полезно вспомнить, что во всем был виноват приворот. — А тебе наверняка будет полезно прекратить врать самому себе, — сердито огрызнулась Гермиона. — Малфой, все видели, как вы оба вели себя на уроке у Люпина. И было очевидно, что ни для тебя, ни для Гарри до сих пор ничего не закончилось. Притворяться, что все в порядке — далеко не лучший путь к счастью. — С каких это пор ты заботишься о моем счастье? — мрачно осведомился Драко. — И, кроме того, неужели ты думаешь, что Гарри и раньше был по-настоящему счастлив? Да, у него есть все, чего можно только пожелать. Когда-то и у меня так было, — его голос чуть дрогнул, — по крайней мере, я в это верил. — Что же случилось? — спросила Гермиона. Уголки губ Драко приподнялись в горькой улыбке: — Гарри. — Тогда почему ты бежишь от него? — почти прошептала Гермиона. Тишина звенела и дрожала от ответа, несущего в себе слишком большую боль, чтобы его можно было произнести вслух. — Потому что начиная с какого-то момента все бегут от мечты. — Драко не смог до конца скрыть дрожь в голосе. С пару секунд он смотрел на притихшую Гермиону, затем изящным движением слез со стола. — Спасибо за свиток. Он аккуратно обошел девушку и направился к двери. Гермиона повернулась вслед, но заговорила только тогда, когда Драко был всего в двух шагах от выхода. — И последнее, — спокойно и ясно произнесла она, — почему ты сдался? — Это не твое дело, Грейнджер, — бросил Драко через плечо, даже не обернувшись. — В большинстве случаев, известных истории волшебного мира, это случалось, когда ученик вынужден был драться с учителем, — заметила Гермиона. Драко проигнорировал ее и потянулся к дверной ручке, но затем Гермиона добавила: — В большинстве случаев — да, но не во всех. Драко сжал ручку так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Девушка мрачно улыбнулась и продолжила: — Я подумала, что это весьма любопытно, — Гермиона скрестила руки на груди, прошла к двери и встала напротив Драко, который стоял почти неестественно прямо — похожий на натянутую тетиву лука. — Поэтому я пошла в библиотеку, чтобы поискать дополнительные материалы. И кое-что раскопала. — Просто забудь, Грейнджер, — голос Драко внезапно охрип, переполняемый еле сдерживаемыми эмоциями. — Выяснилось, — Гермиона продолжала — как ни в чем не бывало, — что однажды произошла дуэль, в которой один волшебник уступил другому потому… — она внимательно наблюдала за Драко, следя за его реакцией, — …потому что любил его. Даже Драко, со своей почти сверхъестественной способностью прятать эмоции и обуздывать чувства, не смог сохранить невозмутимость. Он резко обернулся и горящими глазами уставился на Гермиону; рот сжался в тонкую линию, а на лице боль мешалась с гневом — эмоции, настолько противоположные, что их почти невозможно было отличить друг от друга. Гермиона была потрясена бурей, вызванной в Драко ее словами; она глубоко вздохнула и наконец решилась задать вопрос, эхо которого, казалось, коснулось каждого уголка в комнате. — Ну так что? Дело в любви? — Конечно, да! — рявкнул Драко, бешено сверкнув глазами. — Ты ведь уже сама до всего докопалась, так какого черта еще и у меня спрашивать? — Я ни до чего не докопалась, — призналась Гермиона, — это было просто предположение. От молчания, установившегося после ее слов, казалось, померк сам воздух в комнате. Глаза Драко потемнели до цвета мокрой золы. — Не знаю, что ты там о себе вообразила, Грейнджер, — голос его был тих и холоден; Гермиона никогда не видела Малфоя в такой ярости, — следишь за тем, что я делаю, допытываешься о том, что я думаю, что чувствую… — Драко умолк, задохнувшись от гнева. — Но как бы то ни было, у тебя нет никакого права без спроса лезть в жизнь Гарри. — На себя посмотри, — Гермиона сверкнула глазами, — тебя-то это не остановило, разве нет? — У тебя нет никакого права, — повторил Драко, но уже не так уверенно; в голосе его появился намек на дрожь, — ты ничего не понимаешь. — Может быть, — согласилась Гермиона, — я понятия не имею, в какие игры вы оба играете. Но зато я знаю, что история имеет свойство повторяться, особенно в случае с болванами, у которых на все случаи жизни заготовлена одна линия поведения. Драко изумленно выдохнул; это был один из тех редких моментов, когда он не мог придумать достойный ответ. Гермиона прошла мимо него и остановилась у самой двери. — Подумай об этом, Малфой, — сказала она на прощание, — здесь не может быть победителей. Только проигравшие. *** — Итак, Гарри, так что там насчет Малфоя? — Симус и минуты не мог посидеть спокойно; еще пару раз подпрыгнув напоследок, он рухнул на диван рядом с Гарри. — Когда ты расскажешь нам, что происходит? Гостиная Гриффиндора была залита теплым светом, и огонь уютно потрескивал в камине. Тем не менее, Гарри посчитал, что для полного уюта Симус сидит слишком близко; он полушутливо посоветовал ирландцу идти куда подальше, сославшись на гору учебников, которые еще нужно было проштудировать — но тот не был согласен ни на что, кроме всей истории целиком, от начала до конца, и по возможности — щедро приправленной пикантными подробностями. В конце концов Гарри вздохнул и отложил книгу. Он устало посмотрел на Симуса: — Ладно, я расскажу. Гермиона, сидевшая за столом неподалеку, подняла голову и удивленно вздернула бровь; Рон, устроившийся рядом с ней, недоверчиво повернулся к Гарри. Симус восторженно зааплодировал; Дин и Невилл, казалось, возникли прямо из воздуха и с нетерпеливым ожиданием уставились на Гарри. Тот покосился на них и недоуменно покачал головой: — Вы что, сказку на ночь от меня хотите услышать? — Ни в коем разе. — Симус одарил его дьявольской ухмылкой. — Правду, только правду и ничего, кроме правды. Гарри наградил его испепеляющим взглядом: — Очень смешно, Финниган. Рон закатил глаза, а Гермиона улыбнулась, не скрывая, как происходящее забавляет ее. — Хорош ходить вокруг да около, Гарри, — поторопил его Дин. — Давай, уж нам-то ты смело можешь все рассказать. — Подробности, — снова вклинился Симус, — мы жаждем подробностей! — Так что вы хотите услышать? — Гарри наклонил голову, еле заметно улыбаясь. — Что происходит между мной и Малфоем, да? — Нет, Гарри, мы хотим знать все о том, как ты получил этот жуткий, но сексапильный шрам на лбу, потому что мы ни разу не встречали эту историю в каждом встречном-поперечном учебнике! — драматично возгласил Симус и затем устремил на Гарри страдальческий взгляд: — Конечно, мы хотим узнать все про тебя с Малфоем, ты, садюга очкастая. — Ага, ну давай, Симус, — Дин сердито вздохнул, — пооскорбляй его еще немного — и Гарри немедля выложит все без утайки. Гарри фыркнул: — А что за внезапный интерес к моей личной жизни, кстати говоря? — О, Гарри! — Симус притворился шокированным. — Мы всегда с жадностью ловили даже самые незначительные детали твоей полной приключений жизни! Так что не мог бы ты, пожалуйста, не тянуть больше и рассказать, что все-таки творится между тобой и Малфоем? — Хорошо, — Гарри глубоко вздохнул. Он понятия не имел, с чего начать. — Значит, вам нужна правда, только правда и ничего, кроме правды? Нетерпеливые кивки со всех сторон. Рон повернулся вместе со стулом, чтобы не упустить ни слова, и даже Гермиона отложила перо. Гарри еще раз с удивлением покосился на неожиданно разросшуюся аудиторию и сначала попытался представить, что бы сказал Драко, если бы узнал, как много гриффиндорцев жаждет узнать, что между ними было… а потом — что бы сказали сами гриффиндорцы, если бы он поведал им, как восхитительны на вкус губы Драко. — Ну, что ж, — начал Гарри, — все началось, когда Малфой пришел ко мне однажды вечером с несколько… необычной просьбой. Выслушав ее, я, мягко говоря, удивился — но в конце концов согласился помочь. Симус нетерпеливо подался вперед; Дин с Невиллом обменялись горящими от любопытства взглядами и приготовились внимать каждому слову. Рон опасливо поежился, словно сомневаясь, так ли уж нужны ему те подробности, которых добивался Симус; Гермиона закусила губу и изо всех сил старалась не рассмеяться. — Видишь ли, — продолжил Гарри, — Малфой хотел продолжить обучение после Хогвартса, а для этого ему нужно было получить определенное количество баллов за дополнительные задания по каждому предмету. По Защите от Темных Искусств профессор Люпин поручил ему подготовить демонстрацию настоящей дуэли волшебников. Чтобы сделать ее более правдоподобной, Малфой решил попросить поучаствовать в этом какого-нибудь гриффиндорца. — А тебе-то с какой радости было ему помогать? — недовольно фыркнул Невилл. — Ну, сначала я и не собирался, — признал Гарри и ничуть не покривил душой, — но меня всегда интересовали волшебные дуэли, а это задание давало шанс узнать побольше, и к тому же с полным на то основанием. Малфой сказал, что дополнительные баллы разделят между нами, и я ни за что не упустил бы шанса узнать что-нибудь, что может пригодиться в будущем. — К тому же ты всегда можешь пожертвовать баллы Гермионе, — хихикнул Рон; и Гарри увидел, что тот все понял и вовсю наслаждается происходящим. Он усмехнулся ему в ответ. — Я вполне в состоянии сама заработать баллы, — сердито фыркнула Гермиона, — и, если будешь себя хорошо вести, Рон, могу и тебе добыть парочку. — Так получается, вы с Малфоем уже давно задумали ту сцену с дуэлью? — спросил Невилл. — Именно, — кивнул Гарри. — Нам надо было многое повторить и отрепетировать, для этого-то последние недели мне и приходилось пропадать какое-то время. — Но, — нахмурился Дин, — если это было задание, почему Люпин так удивился, когда Малфой положил палочку к твоим ногам? Что это еще было за представление? — Ритуал признания себя побежденным, — протянул Гарри, лихорадочно пытаясь придумать объяснение, — Люпин удивился, потому что понятия не имел, какую именно демонстрацию задумал Драко. Баллы присуждаются за оригинальность, творческий подход и общий стиль исполнения — так что Малфой не был обязан согласовывать весь ход демонстрации заранее, — он небрежно пожал плечами, — вот и весь большой секрет. — И все? — взвыл Симус с видом ребенка, открывшего коробку со всевкусными орешками и обнаружившего, что все они со вкусом соплей. — А я-то думал, что случилось что-нибудь по-настоящему скандальное! — Ну, прости, что разочаровал. — Гарри поднялся с дивана и одарил всех присутствующих загадочной улыбкой, вырвавшей у Симуса еще один скорбный вопль. — Завтра тяжелый день, а вечером к тому же еще и тренировка. Вот и сказке конец. Спокойной ночи, малыши. Повернувшись спиной к громко негодующему Симусу и от души хохочущему Дину, Гарри по лестнице поднялся в спальню, размышляя, почему опутать остальных паутиной лжи намного легче, чем принять правду самому. Внизу Симус скрестил руки и нахмурился: — Знаете, во всем этом как-то слишком мало смысла. Гермиона задумчиво улыбнулась: — Как и в жизни, Симус. Как и в жизни. *** Будь проклята эта Грейнджер с ее уловками. Драко никак не мог успокоиться. Он ураганом пронесся через гостиную Слизерина прямо в спальню и с грохотом захлопнул за собой дверь, проигнорировав недоуменные взгляды остальных слизеринцев. Будь проклят этот Уизли с его привычкой вламываться без стука в самый неподходящий момент и с его длинным языком, который не мог прикусить даже в кабинете директора — такого унижения Драко за всю жизнь еще не испытывал. Он швырнул свиток на тумбочку и рухнул на кровать, проклиная заодно и спальню за одолевшие его холод и одиночество. И будь проклят Гарри за то, что вызывает такие чувства. Драко сунул руку под кровать и извлек оттуда мантию-невидимку — редкостную диковинку, обладанием которой не могли похвастаться даже Малфои. Драко слышал, что когда-то она принадлежала отцу Гарри, Джеймсу; должно быть, Поттеру-старшему даже в самых страшных кошмарах не снилось, что его драгоценная мантия однажды попадет в руки кого-нибудь из их семьи. И дело было не в том, что Драко не нравилось быть невидимым. Сначала это казалось потрясающим — детская мечта исполнилась, и от восторга почти болезненно щемило сердце: теперь он мог остаться наедине с темнотой и смотреть, как жизнь течет мимо, даже не подозревая о твоем существовании. Но потом он почувствовал, что понемногу растворяется в этой темноте; что она просачивается под мантию и грозит поглотить его без остатка. Он переставал быть собой, проводя ночи напролет на квиддичном поле, лежа на спине, рассматривая бездонно-черное небо и размышляя, почему красотой всегда можно любоваться только издали. Логика, а не эмоции. Первое, что нужно усвоить настоящему Малфою. Люциус позаботился о том, чтобы он это запомнил; губы Драко скривились в невеселой улыбке, когда он представил шок и ярость отца, узнавшего, что все мудрые наставления полетели к чертям, стоило Гарри Поттеру войти в его жизнь. И Драко знал, что дело было не только в той ночи в Запретном лесу. Все началось намного раньше. Наследство, полученное от родителей, было достойно лучшего применения — и речь не только о мантии-невидимке. Драко знал, что ей здесь не место — казалось, пронизывающий холод подземелий уже вытянул часть света и блеска из мерцающей материи. Гарри подарил ему мантию вместе со способностью чувствовать, и Драко знал, что обязан вернуть долг. Он медленно поднялся, накинул мантию на плечи и тут же исчез. Драко незаметно выскользнул из спальни и уверенно направился к выходу из подземелий. До отбоя оставалось меньше часа, и переходы быстро пустели по мере того, как ученики спешили вернуться к себе. Драко уже двинулся вниз по коридору, когда внезапно вспомнил, что осталось еще одно место, где он всегда хотел побывать — Запретная секция. *** Конечно же, библиотека была закрыта, но двери — даже те, что вели в Запретную секцию — оказались еще не заперты. Драко осторожно пробрался внутрь, на секунду зажмурившись от громкого скрипа и про себя проклиная Филча, который не озаботился тем, чтобы смазать петли. Он остановился и прислушался, но вокруг все было спокойно. До этого он был в Запретной секции лишь пару раз, когда удавалось достать разрешение, всегда на определенную книгу и никогда — с правом свободного доступа. Оба раза мадам Пинс была рядом, и под ее бдительным взглядом Драко ничего не оставалось, только найти нужный фолиант и неохотно удалиться. Драко провел пальцем по ровному ряду книг — высокие окна пропускали лунный свет, слишком скудный для того, чтобы позволить прочитать названия, но его хватило, чтобы знакомый корешок сразу бросился в глаза. Сердце Драко замерло и руки дрожали, когда он взял книгу с полки. Обложка была пустой, такой черной, словно пропиталась тьмой. А этот экземпляр в куда лучшем состоянии, чем его собственный — по крайней мере, переплет хорошо сохранился. И страницы оказались целыми, что было как нельзя кстати. Когда он открыл книгу, оттуда выскользнул и спорхнул на пол обрывок пергамента. Скинув мантию, Драко нагнулся и поднял листок; затем недоверчиво моргнул и надолго застыл. Это была его собственная записка к Гарри с просьбой прийти в Астрономическую башню после тренировки по квиддичу. Драко судорожно сжал кулаки. Казалось чем-то неправдоподобным обнаружить листок, исписанный своим собственным почерком, особенно в том месте, где он никак не должен был находиться. Все еще пребывая в задумчивости, Драко опустил записку в карман — даже пара фраз, написанная его рукой, была неопровержимой уликой. Он переключил внимание на книгу и наконец открыл ее. Пальцы автоматически пробежались по ветхим листам, остановившись на разделе о приворотных зельях. Когда же на нужную страницу опустился и взгляд, Драко застыл опять, и оцепенение его продолжалось намного дольше, чем в первый раз. *** — Просто чтоб ты знал — я в тебе разочаровался, Гарри, — сварливо заявил Симус, когда они уже отправились спать. — Я так надеялся на какой-нибудь скандал! — Симус! Не дразни бедняжку Гарри, — Дин рассмеялся и начал гасить свечи — комната наполнилась расползающейся темнотой, которую оттенял только льющийся из окна слабый лунный свет. — Я же с самого начала говорил, что ничего особенного не происходит. И что, разве ты мне поверил? Нет. — Но… но…! — возмущенно забормотал Симус. — Даже ты говорил, что… — Что я уверен — всему этому есть разумное объяснение! — торопливо перебил его Дин. — В любом случае, именно ты начал отпускать грязные намеки про Гарри с Малфоем. Гарри, который только что накрылся одеялом, так и замер. — Минутку, — вмешался он, надеясь, что голос звучит ровно, — что там насчет меня с Малфоем? — О, ничего! — хором воскликнули Симус с Дином. Гарри увидел, как в темноте в довольной улыбке сверкнули белоснежные зубы ирландца. — Спокойной ночи, Гарри! Приятных снов! Тот подозрительно покосился в их сторону; затем вздохнул и сдался. Лучше и не пытаться обсуждать Малфоя с Симусом и Дином — для их общего блага. И, похоже, они даже не догадываются, что самое их дикое предположение оказалось ближе всего к истине. Гарри лег обратно и перевернулся на правый бок, принимая свою любимую позу. Он закрыл глаза и попытался уснуть. — Привет, Гарри, — прошелестело над ухом. Глаза его распахнулись, и Гарри вновь замер. — Так поздно, а ты еще не спишь, — снова раздался знакомый голос. — Что за… — начал Гарри, дико озираясь вокруг и пытаясь нашарить очки. Вокруг были только тени, но, когда он вытянул руку, то прикоснулся к чему-то теплому… похожему на чью-то руку. — Ох! — Гарри? — сонно окликнул Рон. — Что случилось? — Это же я, Гарри, идиот, — прошипел бестелесный голос откуда-то справа. Гарри наконец нашел очки, поспешно напялил их — но по-прежнему ничего не видел. Почувствовав, как невидимая рука крепко ухватила его за плечо, он подскочил, и тогда голос — голос Драко, без сомнения — шепнул: — Незачем будить всех, я как-нибудь обойдусь без торжественного приема. — Гм… да, конечно, — спохватился Гарри и ответил Рону: — Все хорошо, просто… э-э, муха в ухо залетела. — Драко возмущенно фыркнул, и Гарри невольно улыбнулся: — Я в порядке, Рон, спи спокойно. Затем он выждал какое-то время, страстно желая, чтобы соседей по спальне немедленно свалила какая-нибудь сонная болезнь. В свою очередь, Драко тоже хранил молчание, сидя рядом и все еще скрываясь под мантией-невидимкой. Гарри чувствовал рядом тепло его тела, и в памяти ожили воспоминания, словно на мгновение вернув безвозвратно потерянное счастье. Наконец Гарри повернул голову. — Что ты здесь делаешь? — прошептал он. — Хотел вернуть тебе мантию, — ухо опять обожгло теплым дыханием; у Гарри мурашки побежали по спине, когда он понял, как близко сидит Драко. — А завтра это никак нельзя было сделать? — Гарри изо всех сил пытался остаться безучастным, не допустить в голос ни малейшего намека на чувства — он слишком много сил приложил, чтобы забыть Драко, и не собирался позволять все разрушить тому факту, что тот сам проник к нему в спальню и забрался в кровать. Нет, ни за что. Молчание Драко длилось немыслимо долго; затем, даже не подумав отодвинуться, он еле слышно спросил: — Ты хочешь, чтобы я ушел? Гарри закрыл глаза и тихо выдохнул: — Нет. И он знал, что Драко все понял. Тот ничего не сказал, и они целую вечность сидели и ждали, пока в комнате не установилась тишина, нарушаемая только еле слышным размеренным дыханием остальных гриффиндорцев. Драко не прикасался к нему, и даже несмотря на то, что желание найти в темноте его руку почти сводило Гарри с ума, он сдерживал себя. Он потерял всякое представление о времени, и минуты, скользившие мимо, не имели никакого значения — главное лишь то, что каждую из них Драко был рядом с ним. Наконец Драко осторожно и бесшумно поднялся на ноги; затем он взял Гарри за руку и потянул за собой. Тот выскользнул из кровати, Драко и его тоже накрыл мантией, и, осторожно ступая, они тихо вышли из спальни. Очутившись на лестнице, Гарри повернулся к Драко: — Что… — Я хочу тебе кое-что показать, — серые глаза почти светились в темноте, необычайно серьезные — что было очень большой редкостью. Гарри ответил долгим взглядом, разрываясь между пониманием того, что ему лучше развернуться и немедленно уйти и отчаянным, неодолимым желанием подчиниться. Он вздохнул: — Это безумие, Драко. — Сам знаю, — эхо смиренного признания повисло в воздухе, наполнив его предвкушением и тихой радостью. Наконец Гарри кивнул; он мог бы поклясться, что заметил, как губы Драко чуть изогнулись — призрак улыбки облегчения, неуловимый, словно вспышка молнии за тяжелыми тучами. Затем он повернулся и, не оглядываясь, начал спускаться по лестнице — ожидая, зная, что Гарри пойдет следом. И Гарри пошел. После того, как они выбрались из гостиной Гриффиндора, Драко поправил скрывавшую их мантию-невидимку, и они пошли бесконечными пустынными коридорами прочь из Гриффиндорской башни, прочь из замка, пока не остановились на краю раскинувшегося под звездами квиддичного поля. Темная трава пружинила под ногами. Драко убрал руку с плеча Гарри, скинул мантию, и они прислонились к стойкам ворот. — Кажется, мы слишком много времени проводили здесь друг с другом, — заметил Драко, оглядывая поле. — Именно поэтому я терпеть не мог квиддич. — Что, так противно было меня видеть? — спросил Гарри с натянутой улыбкой, но абсолютно беззлобно. — Именно в этом я и пытался себя убедить, да, — кивнул Драко. — Вот только так и не понял, почему никак не мог перестать смотреть. Гарри украдкой покосился на Драко; тот, казалось, был целиком поглощен изучением окружающего пейзажа. — Знаешь, все говорят, что каждый цвет что-то значит, — продолжил Драко, все еще не смотря на Гарри. — Зеленый говорит об успехе и процветании, красный о силе и храбрости, — на мгновение он умолк. — Черный же — цвет хаоса и раздора. — Поэтому ты и подарил мне черную розу? — с горечью спросил Гарри. — Ну как ты не понимаешь? — Драко наконец повернулся и посмотрел Гарри в глаза. — Иногда я искренне верю, что ты совсем безнадежен. — Тогда, — еле слышно предложил Гарри, — почему бы тебе просто не объяснить самому? Минута прошла в молчании; Гарри уже почти решил, что Драко вообще не собирается отвечать. — Черная роза, — медленно проговорил Драко, — вот то, за чем я пошел в Запретный лес той ночью. Но нашел я тебя, — он опять умолк, и Гарри с трудом смог вздохнуть. — Я подарил тебе черную розу, потому что она помогла мне понять, что я искал на самом деле. И в следующее мгновение Гарри почувствовал, как руки опустились на его плечи, притягивая ближе, и губы Драко накрыли его собственные. На секунду Гарри так растерялся, что застыл в оцепенении; затем все встало на свои места, и Гарри сделал самую естественную вещь на свете. Он ответил на поцелуй Драко. Стук сердца отдавался в ушах; Гарри почувствовал, что все мысли ускользают куда-то, и отдался на милость потоку захлестнувших его чувств, забыв обо всем, кроме тепла губ Драко и того, как его пальцы скользят по лицу и чуть поворачивают его, чтобы получить все от поцелуя — поцелуя, в котором была страсть, было отчаяние — было все то, о чем Гарри почти забыл и в чем так остро нуждался, чтобы снова почувствовать себя живым. Когда они наконец оторвались друг от друга, оба тяжело дышали. Поднимая взгляд на Драко, Гарри чувствовал, что щеки пылают даже в темноте — однако то, что он прочитал в глазах напротив, безмерно его удивило: в лунном свете они сияли, словно драгоценные камни, и до краев были полны тоской и грустью. — Что? — прошептал Гарри; он не мог заставить себя произнести рвущееся с губ «Что не так?», потому что в глубине души знал, что все было не так, совершенно все — и то, что они посреди ночи пришли на это поле, и недавний поцелуй; этого не должно было случиться, и уж тем более это не должно было казаться таким прекрасным. Однако все и было, и казалось именно так. Поэтому он остановился на компромиссном варианте: — Что такое? — Ничего, — выдохнул Драко; почему-то Гарри это ничуть не успокоило. — Просто мне обычно требуется какое-то время, чтобы понять свои ошибки. Сердце Гарри упало, но он нашел в себе силы задать еще один вопрос: — О чем это ты? — Меня никогда не прекращало тянуть к тебе, Гарри, — тихо сказал Драко. — Но когда приворот перестал действовать, я обнаружил, что вновь могу себя контролировать. Поэтому я решил, что смогу заставить чувства уйти, если просто притворюсь, что их никогда и не существовало. — Он глубоко вздохнул. — Но я ошибался. — Прошло столько времени, — Гарри покачал головой, — и именно сегодня тебя озарило, и ты явился в башню посреди ночи, чтобы мне об этом сообщить? — Ты тоже видел ту книгу, — тихо и настойчиво произнес Драко. — В Запретной секции. Я пробрался туда сегодня и знаю, что ты тоже там был. Ты читал полную версию того стиха. — Он тряхнул головой и посмотрел Гарри в глаза: — Ты в курсе, почему приворот перестал действовать. Лишь на любовь внушенную ответ… Гарри закусил губу и сжал кулаки. Итак, Драко все знает. …Коварство колдовства сведет на нет. Когда Гарри наконец заговорил, его голос заметно дрожал: — Зачем ты меня сюда притащил? — Мне нужно было убедиться, — тихо и как-то растерянно произнес Драко. — Убедиться, что это правда. — И как, убедился? — вопрос сам слетел с губ, требуя, умоляя об ответе. Драко ответил ему долгим взглядом; лунный свет серебром окрасил светлые ресницы. Затем он шагнул вперед, и Гарри увидел, как лукавая улыбка заиграла на губах Драко: — По-моему, я все еще не совсем уверен. Как насчет еще одного доказательства? На этот раз он не медлил ни секунды. Гарри мгновенно приник к губам Драко — губам со вкусом позабытых воспоминаний, вкусом восхитительным и волшебным; вкусом, который он будет помнить вечно. Он обнял Драко еще крепче, выбросив из головы и сердца все то, что разделяло их, и все, что связывало; и они остались только вдвоем — деля на двоих время и дыхание — только потому, что оба этого хотели. Гарри смутно сообразил, что Драко мягко толкнул его куда-то назад, и потом он спиной почувствовал холодный столб квиддичных ворот. Едва ли это было удобно, но удобство волновало Гарри в последнюю очередь. Он опустился на землю, увлекая Драко за собой и ни на секунду не прерывая поцелуй. От земли тянуло холодом, но пальцы Гарри зарывались в теплые пряди, и больше ничего не имело значения. Драко придерживал его голову, не давая отвернуться — как будто он хотел; как будто он мог. Гарри закрыл глаза, растворяясь в происходящем и не желая ни знать, ни чувствовать ничего, кроме того, как прекрасно, когда Драко рядом и целует его так, словно завтра не наступит никогда… …и пока Драко не отодвинулся, он даже не заметил, как рука слизеринца скользнула со щеки. Гарри непонимающе распахнул глаза, когда Драко выпутался из того клубка, в котором им было так удобно вдвоем, и только тогда увидел в его руке палочку. Но прежде чем Гарри опомнился и успел что-нибудь предпринять, Драко направил палочку на него и произнес: — Manicas inice. Вспышка темного серебра — и вокруг запястья словно обвилась нить лунного света, рванув руку за собой. Гарри моргнул, не веря глазам. — Драко, что ты… — Гарри умолк и неверяще уставился сначала на наручник, приковавший его к столбу, затем на Драко. — Знаменитый Гарри Поттер, — Драко гордо окинул взором плоды своего труда, — собственность Драко Малфоя. — Скажи, что ты пошутил! — Гарри дотронулся до наручника и, проведя пальцами по его холодной поверхности, обнаружил вырезанное в металле имя Драко. — Удобное заклинание, не так ли, Гарри? — Драко весь так и лучился самодовольством. — Всегда предпочитал учиться лучшему у лучших. — Драко! — встревоженно запротестовал Гарри. — Только не говори, что так меня здесь и оставишь! — Именно, — ответил Драко, наклоняясь; он нежно ткнулся носом ему в щеку и легко коснулся губ, — но я собираюсь остаться с тобой. И, когда Драко вновь поцеловал его, Гарри позабыл о том, что поклялся никогда больше не совершать подобных ошибок; позабыл о том, что наилучшим выходом стало бы развернуться и немедленно уйти — впрочем, сейчас этот путь попросту был невозможен. Он забыл и о том, что оказался прикованным к железному столбу и уж точно не смог бы вспомнить, благодаря какому именно заклинанию один наручник разомкнулся, а второй остался болтаться вокруг его запястья. Он вообще мало о чем помнил, кроме Драко. Время шло, но они не замечали его течения. Ночь вступила в свои права, и луна спряталась, предоставив звездам освещать небо. Когда они уже просто лежали в траве — жаркий огонь страсти на время уступил место дружескому теплу — Гарри потянулся к руке Драко. Пару мгновений она оставалась неподвижной; затем их пальцы переплелись. — Так вот что ты хотел мне показать, — негромко произнес Гарри, рассматривая ночное небо. — Ага, — Драко чуть повернул голову и покосился на Гарри; в глазах смешливо поблескивали серебряные искры. — Что скажешь? Гарри улыбнулся: — Мне нравится. *** Они расстались с Драко, когда горизонт уже озарили первые робкие лучи рассвета. Не было никаких долгих объятий, никаких прощаний. Гарри вернулся в Гриффиндорскую башню и проскользнул в спальню до того, как остальные проснулись. По его виду никто бы не сказал, что ночью он и глаз не сомкнул; Гарри не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким бодрым. На завтрак он, как обычно, спустился в Большой зал вместе с Роном и Гермионой. Гарри уселся на свое привычное место, и взгляд его немедленно метнулся к слизеринскому столу; сердце замерло, когда он увидел за ним Драко. Тот мельком посмотрел в его направлении; их взгляды встретились, и, хотя Драко никак не показал, что вообще его заметил, в его глазах Гарри прочел, что все случившееся прошлой ночью не было сном. В середине завтрака в зал влетели совы с почтой; над гриффиндорским столом мелькнул филин, и перед Гарри упал несколько раз сложенный обрывок пергамента. Гарри медленно развернул его, и сердце тревожно замерло, когда он увидел, что находилось в маленьком свертке. Кольцо, украшенное аметистами и изумрудами. Кольцо Драко. Гарри поднял голову и посмотрел через весь зал на слизеринца. В упор. Тот уже не отрываясь глядел на него, напряженно отмечая каждое движение. Гарри надел кольцо на безымянный палец, вспоминая, как то же самое сделал Драко так много ночей назад. Затем он перевел взгляд на пергамент и развернул его. Знакомый почерк и знакомые слова — Драко прислал ему ту самую записку, что посылал в самом начале истории с приворотом. Жди меня сегодня вечером после тренировки в заброшенной кладовке на пятом этаже Астрономической башни. И, когда Гарри прочитал ее, он подумал обо всем, через что им пришлось пройти — как они встретились в ночи и шагнули на извилистый путь, который в конце концов привел их друг к другу. Гарри не был уверен, что понимает, как это произошло, но это не имело никакого значения. Может быть, некоторым вещам в жизни и не было суждено случиться. Они просто случались. Гарри опустил записку в карман. Затем он посмотрел на Драко и кивнул; один раз. В ответ на губах слизеринца появилась легкая улыбка. Гарри улыбнулся в ответ. У него были грандиозные планы на вечер. На миг он подумал, что выглядит странно, сидя здесь и ухмыляясь словно идиот, в то время как остальные или дожевывали завтрак, или поглощали утреннюю почту. Но какая разница? Ухмылка Гарри стала еще шире. Почему бы и нет? В конце концов, у него были на то все причины. — fin –