***
Очередное занятие по строевой подготовке. Ровно три подзатыльника в первые же пять минут, адресованные неугомонной компашке местных клоунов в лице Кирштейна, Спрингера и Браус. Зевки сонных кадетов и тихие смешки более-менее всыпавшихся. Утро инструктора, как отметила для себя Мириам, начинается далеко не с кофе. — Сегодня вы продемонстрируете мне на практике то, как усвоили вчерашний лекционный материал, — Мириам подавила рвущийся наружу зевок, так как понимала, что своей сонливостью подаёт плохой пример подросткам. — Занятие будет проходить в формате полосы с препятствиями. Ружья в руки, рюкзаки на спину — и шагом марш на восьмой полигон! — Опять лесополоса. Там все ещё сыро и скользко после недавних дождей, — пожаловалась себе под нос Браус, которой не дали с утра пораньше обзавестись чем-нибудь съестным. Как её товарищи уже поняли, девушка толком не соображала на голодный желудок, а потому сейчас пребывала в состоянии амёбы. — Есть вопросы, кадет Браус?! — Мириам встала перед замешкавшийся Сашей, которой словно ведро с ледяной водой вылили на голову. — Никак нет, инструктор Габбе, мэм! — Тогда ноги в руки и марш за снаряжением! — девушка окинула быстрым взглядом остальных кадетов. Стоя смирно перед ней, отдавая честь с рукой у сердца, кадеты только и делали, что радовали Мириам своей дисциплинированностью. Девушка не позволяла себе вольностей, но еле заметная ухмылка тронула её губы. Всё таки власть над младшими по званию знатно опьяняла. Полоса препятствий представляла собой извилистую тропу в лесу, принадлежащему училищу. Курсантам предстояло пройти «непроходимую» дорогу, размытую дождями и представляющую собой грязевое месиво в межсезонье. После дороги шла земляная насыпь, представляющая собой искусственно созданные возвышенности, по которым кадеты должны были подняться и которые должны были пройти напрямик, без обходов. Насыпи обваливались, сапоги на этом участке полосы вязли в земле и песке, а подъём в гору всегда представлял собой занятие тяжёлое и неблагодарное. После насыпей шла прямая тропа за территорией леса, на которой начинался бег на скорость. Пусть и сухая, чистая, но она представляла собой не менее трудное препятствие, так как часто резко обрывалась на поворотах и была крайне узка. Всю полосу они должны были проходить совместно, соблюдая строй, с ружьями наперевес и рюкзаками, полными имитации провизии. В снаряжение входили полные комплекты военной формы, включая стандартно-зелёные походные плащи, в которых на определённых промежутках было жарко и некомфортно. — Солдат должен находить в себе силы на преодоление любых возникающих перед ним препятствий, особенно, если на кону лежит его собственная жизнь и жизнь товарищей. Ваше снаряжение может стать серьёзным преимуществом в дальнейшем ходе операции, и отказ от него означает конец миссии. Безоружный солдат — бесполезный солдат. Сто четвёртый кадетский набор стартовал на полосе в два часа пятнадцать минут после полудня. После прочитанного им инструктажа и долгой разминки кадеты были готовы к заданию как минимум морально, не говоря уже о физической подготовке. Мириам сопровождала подростков на лошади вместе с инструктором Шадисом, который контролировал подготовку полигона к проведению строевых учений. После нескольких месяцев откладываний трети своего жалования Мириам смогла накопить на покупку нового коня. Сивый жеребец был отрадой для глаз, а его сильная крепкая спина уверенно держала своего наездника. Габбе назвала коня Гротом из-за его серовато-сизой окраски. Он был добротно подкован и готов к любым, даже самым продолжительным заездам. Особенной чертой, которая привлекла девушку при выборе вьючного животного, стал тяжёлый характер жеребца: Грот угрюмо и грозно смотрел на людей, которые хотели его выкупить, а тех, кто приходился ему не по нраву, не чурался лишний раз укусить за нос или руку. — Кадеты Ленц, Арлерт и Тиас отстают, сэр, — Мириам сделала несколько пометок в графе соответствия физической подготовке с возрастом и уровнем нагрузок. — Думаю, что их уже сейчас можно отстранить от оставшейся полосы препятствий. — Оставить предрассудки, Габбе. Пускай двигаются дальше, — вечно угрюмый Шадис пристально наблюдал за подростками, но за всё время не произнёс ни слова. До этого момента. Пусть он и производил впечатление грозного и грубого человека, не способного выразить своё уважение к кому-либо или похвалить, но шанса он никогда никого намеренно не лишал. Даже таких, на первый взгляд, безнадёжных кадетов, как «двух белобрысых коротышек» и младшего брата отличившегося Драфа Тиаса. Наку было ещё очень далеко до брата, и парень восполнял все пробелы невероятным упорством. Хотя, он был той ещё занозой в заднице. — Кто лидирует на данный момент? — Кадеты Аккерман, Браун, Йегер, Фитц и Леонхарт. Последняя, кажется, демотивирована к прохождению в тройку лучших, — Мириам крепче сжала поводья, подгоняя толчком в бок Грота вперёд. Начинался второй этап учений — земляные насыпи. — Впрочем, кадет Йегер не даёт ей продвинуться дальше. Он своей упёртостью словно бы отгоняет всех остальных кадетов. Или отпугивает, как мне кажется. — Сомневаюсь, что Леонхарт испугалась Йегера, — Шадис поморщился, так же ускоряя темп бега своей лошади. — Скорее, она находит его утомляющим идиотом. Леонхарт одиночка и действует так, как ей комфортно. Йегер же сметает всех ураганом. Где кадет Гувер? — Движется в середине, сэр. Ему с утра нездоровилось, и сегодня хороших результатов от него ждать не стоит, — Мириам вздохнула, цепляясь глазами за чёрную макушку, возвышающуюся над остальными подростками. Бертольд сам подошёл к ней перед началом учений и сообщил о том, что съел на вчерашнем ужине что-то не то, из-за чего Мириам лишь раздражённо согласилась дать ему поблажку, отмечая действительно неважный вид парня. Девушка обещалась зайти после отбоя на общую кухню и выяснить, чем же таким кормят её кадетов, если лучшие из них травятся посреди белого дня. Краем глаза Мириам заметила, как светлая макушка широкоплечего Брауна оказалась рядом с еле заметным в толпе товарищей Арлертом. Тот что-то сказал ему и протянул руку, не сбавляя шага, но Арлерт яростно замотал головой, ускоряя темп что есть мочи. Сил у него не оставалось совсем, но Армин отличался от друзей исключительной выдержкой и наличием второго дыхания. Он прекрасно осознавал свой предел, поэтому не менял темпа во время бега, дабы сохранить остатки сил на остальные препятствия. Попытка оторваться от удивлённого и несколько растерянного Брауна не входила в планы Армина, но этот небольшой жест придал ему сил, пусть и не физических, но хотя бы моральных. По итогу прохождения первых двух частей полосы лидировали Аккерман, Браун и Леонхарт. Эрен, вопреки своей всеобъемлющей упёртости, тоже имел предел сил и ближе к извилистой тропе выдохся, еле-еле перебирая ногами. Бертольд лидировал плечом к плечу с Армином, но пришёл шестнадцатым, в отличие от Арлерта, который занял семнадцатое место. К концу Имир сбавила обороты и бежала в одном темпе с Кристой, словно поддерживая её морально, из-за чего они заняли восемнадцатое и девятнадцатое места соответственно. Кадеты Бодт, Кирштейн, Браус, Спрингер и Каролина закрывали десятку лучших, пятёрку же закрыла Браус, которая к концу настолько оголодала, что для неё мотивация в виде свиного окорока на обед стала спусковым крючком. Кажется, если бы не факт того, что она отставала от тройки лучших почти на двадцать метров, у Саши были все шансы прийти первой. — Что же… Вы все молодцы. Сегодня я не буду крыть вас, на чём свет стоит. Молодцы, сто четвёртый, вы почти в половину так же хороши, как и сто третий, — кто-то из солдат возмущённо хмыкнул, послышались шептания. Мириам имела склонность к раззадориванию подростков посредством сравнения их набора со сто третьим, который отличался куда более способными в отношении дисциплины кадетами. Второгодки импонировали ей куда больше, но места субъективной оценке на занятиях не было. Она могла себе позволить сравнивать кадетов только в своём кабинете или наедине с коллегами. — Кто-то хочет что-то сказать? Кто тут самый смелый? Что за возмущения? — Извините, инструктор, мэм, — наверх взметнулась рука Жана Кирштейна. У него были свои пять копеек, который он хотел вставить. — На каком основании вы сравниваете нас при любой удобной возможности со сто третьим набором? По моему мнению, это довольно непедагогично. — А ты все разы считаешь? В блокнотик записываешь каждый раз, когда унижают твою исключительность, и под подушкой хранишь? — Мириам была в этот знойный весенний день не в самом лучшем расположении духа. Солнце с самого утра не дало ей выспаться, напекая что есть мочи, а после в котельне закончилась горячая вода, и девушке пришлось поистине «освежаться» ледяной. — Я тебя расстрою, кадет Кирштейн, но ты не один здесь такой особенный. Более того, вы — самый взбалмошный набор за последние несколько лет в училище. Мне есть, с чем сравнивать. — Но инструктор, мэм… — Если я как-то оскорбила твоё эго и поставила под сомнение твои способности — поплачь в жилетку своему задремавшему соседу. Ну, или сделай что-то действительно умное и закрой рот, а после растормоши кадета Бодта. Что за день спящих красавиц, я не пойму? — Кирштейн опустился на скамью пристыженный и красный, как варёный рак. Он со злостью толкнул Марко в бок, из-за чего задремавший на парте парнишка глупо вскочил и стал осматриваться по сторонам, ища причину своего пробуждения. Завидев алеющего Жана, который злостно рисовал карикатуры с молодым инструктором на полях своих конспектов, Марко непонимающе захлопал глазами и выпрямился, кладя руки на столешницу. Мириам не издевалась, говоря о спящих на её занятии кадетах. Марко не был исключением: помимо него клевали носом ещё и Нак Тиас, Саша Браус, Конни Спрингер и Бертольд Гувер. Девушка решила, что всё дело было в том, что началась весна: миновал март, и природа стала расцветать, а с нею и повысилась неусидчивость и ветренность юных умов.***
— Не поняла? Что за сборы посреди ночи? — Мириам возвращалась с Натали из паба в Тросте, когда завидела издалека жмущихся к стенке подростков. Кадеты кучковались и что-то активно обсуждали, изредка затыкая руками слишком уж кричащую Картофельную девочку. Если Браус была в этой компашке нарушителей режима, то и остальные «проблемные» кадры были вместе с ней. И они точно не грабёж из кадетской столовой планировали. Мириам завела свою лошадь в стойло и с этим самым вопросом подошла к плохо конспирирующимся ребятам. В полумраке от тусклого света керосиновой лампы она разглядела русую макушку Кирштейна, двух разлучённых в детстве близнецов в лице Ленц и Арлерта, скучающую Фитц, Спрингера с Браус. — И-инструктор Габбе, мэм! — кадеты с перепугу повыскакивали из-за угла, теряя точку опоры в виде стены здания. Браус чуть было не упала, но её за хвост схватил Спрингер, не давая ей встретиться лицом с землёй. Рефлекторно почти все отдали честь, что особенно позабавило Мириам. Нарушения нарушениями — а устав соблюдается почти на автоматизме. — Нет, я понимаю, что вы пакости тут всякие замышляете. Это нормально, я тоже в вашем возрасте так делала, — Мириам почесала затылок, ощущая меж пальцами вьющиеся колтуны. Кажется, она уже третьи сутки забывала вымыть голову, из-за чего их состояние близилось к натурально-хаотичному. — Но не посреди ночи же. На часах половина первого, дорогие мои. — Инструктор, мэм, мы не замышляем ничего незаконного! Просто в казармах нас могут услышать лишние уши, которые наш разговор слышать не то чтобы должны… — кадет Кирштейн выступил в качестве их представителя. Как ни странно, но лидерские качества в нём были довольно очевидны. — М-м? — Мириам склонила голову на бок в непонимании. Мутят воду за спиной у товарищей? По-крысьи, что ли? — Мы хотели сделать подарок на прошедший день рождения для Эрена, мэм, — быстрее Кирштейна сообразила Криста, которая вечно тряслась перед инструкторами, словно осиновый лист. Вроде и не трусливая девчонка, но склонна была брать вину всех и вся на себя одну, как на козла отпущения. — И не нашли лучше времени для обсуждения, чем время после отбоя. — У этого суицидника и дни рождения, оказываются, бывают? — Мириам покачала головой, мысленно оценив свою шутку на семь из десяти. К сожалению, никто из присутствующих шутливой подоплеки не понял. К слову, статус суицидника Йегер получил негласно и ото всех: и от товарищей, и от инструкторов. Всему виной была его непомерная тяга к самоповреждениям, которая выражалась, как попытка прыгнуть выше головы. Он всегда выбирал партнёров на спаррингах сильнее себя, пытался зазубрить материала больше других, вечно стремился прыгнуть выше головы. Хоть капля его упорности кому-то из кадетов вроде Гувера, Ленц или Тиасу — и из них бы вышли первоклассные солдаты ничем не хуже лидирующих Аккерман в их наборе и Александра из сто третьего. — Конечно, мисс Габбе, мэм, — Кирштейн старался не смотреть людям выше его по званию в глаза. Мириам точно не знала — вежливость ли это и такт или всё же страх перед кем-то превосходящим. — Он был тридцатого марта. Ему исполнилось тринадцать. — О-о, так ведь недавно ж было. Действительно, вполне повод подарить что-либо, пусть и с запозданием, — девушка скрестила руки на груди, чуть отшатнувшись. Пусть спиртное её и не брало по части мыслительного процесса, но привычная солдатская выправка и координация страдали. Сейчас она презентовала не самую лучшую версию себя, благо двигалась мало, и было достаточно темно, чтобы никто не обратил внимание на нетрезвое состояние инструктора. Натали ушла в казармы без неё минут десять назад. — Хорошо, вольно. Дерзайте, главное не уничтожьте здесь ничего своим мозговым штурмом. Особенно ты, Браус. Тебе думать вредно для здоровья, — Спрингер загоготал в кулак и даже не дёрнулся, когда Саша злостно толкнула его локтём в бок. — Не вижу причины для твоего смеха, Спрингер. Вы одного склада ума, — теперь была очередь смеяться Браус. — С-спасибо за одобрение, мэм! — Криста облегчённо выдохнула, и все остальные кадеты расслабились, когда услышали команду вольно. Утром Кирштейн и Фитц вспомнят странную лояльность инструктора к их задумке и рассудят, что она с кадетами такой почти никогда не бывала. Может, и вовсе догадаются, зачем же их преподавателям в пятницу вечером ехать в центр Троста. Не глупые, всё же. Спустя двое суток Эрен Йегер получил свой подарок в виде заполненной до верха аптечки для оказания первой помощи, две новые рубашки коричневого и серого цвета, пару добротных чёрных сапог на внеурочное ношение и, непонятно от кого, маленькую резную статуэтку в видне непонятной птицы, которая в небесах над стенами не водится. От кого этот подарок и с какого зверя он списан — никто не понял, но Эрен очень тепло принял его, хотя и виду не показал. Только один Армин и знал, что друг поставил её на свою прикроватную тумбу в казармах к самому краю и периодически стирал с неё пыль, подолгу засматриваясь на рваные оттиски.