Фарфоровые Куклы

Я провел в эльфинаже несколько часов, наблюдая за их повседневной жизнью. Они живут в ужасных условиях, но свет в их глазах никогда не угасает. Так приятно видеть такой восторг, слышать их успокаивающий смех, вдыхать нежный сладкий аромат, когда они проходят мимо меня. Но они меня не замечают. Пока не станет слишком поздно. Как сладко они бьются в моих руках, пока их дыхание согревает мою ладонь, которой я заглушаю их крики. Под моей кожей все сильнее бурлит адреналин, когда их глаза расширяются все больше от мыслей, проносящихся в их головах. От одного единственного вопроса: что с ними будет? Но они такие красивые. Их фарфоровая кожа сияет на солнце, как маяк в ночи. Она зовет меня, умоляет о прикосновении. Такие безупречные... Словно пустой холст, ожидающий, чтобы его превратили в произведение искусства, расписанный синим, пурпурным и багряно-красным. Я сделаю это с ними. И не только это. Наконец-то я вижу самую яркую жемчужину из всех. Кажется, ей только-только исполнилось восемнадцать лет, ее грудь едва расцвела. Ее зеленые глаза сверкают от радости, когда она гоняется за своим младшим братом вокруг большого сучковатого дерева. Она не поймет, что находится в опасности, пока не станет слишком поздно. Все, что от нее останется, − это забытый во дворе мяч, который она выпустила из рук. Я делаю первый ход. Так легко играть на ее доброте. Я выхожу из тени и мягко произношу: − Простите, но вы не могли бы мне помочь? У меня там маленькие котята, и я совершенно не знаю, как их накормить, они голодают! Она широко улыбается, ее белые зубы отражают солнечный свет, и я понимаю, что она попалась. Девушка следует за мной за угол чужого дома, где лежит пустой ящик, а в заборе притаилась дыра, чтобы незаметно выскользнуть из Киркволла. Я тихонько мяукаю, чтобы полностью втянуть ее в свою игру. Она наклоняется к ящику, поднимает крышку, и я начинаю действовать. Одна рука обхватывает ее за талию, другая зажимает рот, и я ныряю в дыру в заборе. О, она такая дерзкая! Пытается вырваться из моих рук, бьет ногами меня по голеням, пока я несу ее на Рваный берег. Для нее приготовлено особое место в моем запутанном лабиринте. Глубоко внутри оно ожидает ее. Я чувствую, как колотится ее сердце, как кровь бежит по венам. Это так волнующе. Она начинает дрожать, ее кожа становится холоднее, и я не могу сдержать улыбку. Ее страх возбуждает меня. От ее ногтей на моей плоти остались следы в виде полулуний; бедняжка не понимает, что этим я наслаждаюсь больше всего. Борьба, ее потребность вырваться на свободу. Звуки ее криков теряются под моей ладонью, прижатой к ее рту. Мы подходим к пещере, и ее прекрасные широко раскрытые глаза становятся еще больше. Моя рука влажна от ее непрерывно льющихся слез, и я едва нахожу в себе силы, чтобы смотреть на нее. Она слишком красива, слишком совершенна. Я должен исправить это, прежде чем мы продолжим. Я ставлю ее на ноги и стискиваю пальцами затылок, заставляя посмотреть на меня. Я отвожу руку от ее рта, этого идеального рта с восхитительно пухлыми губами, и она не кричит. Правой рукой я ласкаю ее левую щеку, от края глаза до подбородка, а затем поднимаю руку в воздух. Тыльная сторона моей ладони резко опускается на ее лицо, но она не падает, так как моя хватка удерживает ее на месте. Она кричит, этот душераздирающий звук отдается эхом от каменных стен, и я улыбаюсь. Ее щека краснеет, под глазом образовывается небольшой синяк. На губе, там, где ее зубы, должно быть, задели плоть при ударе, выступает капля крови, затем вторая. Я провожу большим пальцем по этой губе, размазывая кровь по темнеющей от удара коже. То что надо. Она ошеломленно молчит, когда я тащу ее в пещеру, цепляясь за мои руки, крепко сжимающие ее мягкие рыжие волосы у основания черепа. С каждым нашим шагом я все сильнее ощущаю волнение, а она − страх. Мы идем все дальше, вглубь по туннелям усеянных каменной резьбой, пока не достигаем конца пещеры. Здесь не услышат ее крика. Я бросаю ее на землю и закатываю рукава до локтей. − Как тебя зовут? − спрашиваю я эльфийку, дрожащую на холодном полу. Она не отвечает сразу. Не отвечает, пока я не смотрю на нее с ненавистью из-за необходимости ждать. − Я… Я Накаша. − Накаша, − говорю я вслух. − Красивое имя для красивой девушки. Я не могу отвести от нее глаз. Она посасывает свою нижнюю губу, которая слегка распухла от моего предыдущего удара. Ее юбка задралась, обнажая голые ноги, и я замечаю, насколько они безупречны. Я опускаюсь на колени, оказываясь в нескольких дюймах от девушки, хватаю ее за лодыжку. − Не двигайся, − предупреждаю я ее. − Если ты пошевелишься или попытаешься сбежать, я причиню вред твоей семье. Твоему отцу, твоей матери, твоему маленькому братику, ты поняла? Накаша кивает и замирает, пока я обхватываю пальцами ее лодыжку и надавливаю. Затем я вытаскиваю кинжал из-за пояса, смотрю, как ее глаза снова расширяются, и прижимаю лезвие к ее бедру. Я слышу, как рвется плоть под острым лезвием, когда прокалываю и веду длинную идеальную багряно-красную линию от ее бедра до лодыжки. Она громко кричит, но не двигается. Послушный маленький эльф. Я думаю, что люблю ее. Я отпускаю ее лодыжку и смотрю вверх, когда крики замолкают. Она снова всхлипывает, громче и чуть более истерично. Заставь ее перестать плакать! − требует голос в моей голове, и я на мгновение отступаю назад. Они были такими тихими, эти голоса. Почему они приходят именно сейчас? Почему? − Успокойся, малышка, − мягко говорю я ей. − Они не любят, когда ты плачешь. Накаша смотрит мне прямо в глаза, на ее нижних ресницах повисли слезы. − Кто? − шепчет она, пока я наблюдаю, как она осматривает комнату, как будто мы не одни. Я игнорирую ее вопрос и снова принимаюсь за работу. Я хватаю ее за другую лодыжку и создаю такую же безупречную линию. На этот раз после душераздирающего крика она не плачет. Я вдавливаю большие пальцы в разорванную плоть и размазываю ее теплую кровь по коже, закручивая спирали и круги, создавая одинаковые узоры на каждой ноге. Теперь она начинает походить на произведение искусства, моя великолепная, потрясающая эльфийка. Я вытираю кинжал о штаны, прежде чем наклониться к ее вытянутым ногам. Я осторожно прижимаю лезвие к ее виску, и она зажмуривается. − Открой глаза, − приказываю я, и она делает это. Я позволяю самому кончику проткнуть маленькую дырочку прямо возле ее глаза − глаза, который почти закатывается, следя за моим движением. Я хватаю ее за волосы, чтобы удержать голову, и провожу лезвием вниз по щеке. Она не двигается, не кричит, не плачет, пока я не отстраняюсь и не отпускаю ее. Слезы, стекающие по щекам, смешиваются с кровью, оставляя прекрасные розовые линии на ее лице. О, это намного красивее, чем я мог себе представить! Одна сторона ее лица в багровых линиях, другая − нежно-розовая с фиолетовым синяком под глазом. Я не обращаю внимания на ее слезы и заставляю замолчать демонов внутри себя, создавая шедевр на теле Накаши. Я пристально смотрю на нее, пока она не перестает плакать и кровь не перестает течь, а потом наклоняю к ней лицо. Я чувствую сладкий металлический запах и облизываю ее лицо, испытывая потребность попробовать жидкость, которая поддерживает жизнь в таком сияющем существе. Я хватаю ее за руку и прижимаю лицом к каменному полу. Она снова плачет, думая, что я ее не слышу. Заставь ее перестать плакать! Я приподнимаю ее голову за волосы и шепчу в длинное острое ухо: − Накаша, моя окровавленная фарфоровая куколка, для нас обоих будет лучше, если ты перестанешь плакать. Я не буду повторять снова, − я дергаю ее голову в сторону, и в этот момент ее тело замирает. Я поворачиваю голову вслед ее взгляду и вижу то, что видит она: мои другие произведения искусства. Они прислонены к стене, все держатся за руки, ноги связаны вместе. Первая смотрит на вторую, третья − на четвертую и так далее. Девятая одинока, ей не на что смотреть, кроме стены. − Мой шедевр,− сообщаю я Накаше. − Ты составишь Кейе компанию, когда я закончу с тобой. Она была одинока уже три дня. Тело подо мной начинает трястись, и я понимаю, что мое время на исходе. Кровь не течет так хорошо, когда они без сознания. Я провожу руками по волосам эльфийки и подношу нож к ее горлу. Тепло ее тела на фоне холодной стали моего кинжала − так поэтично. Я закрываю глаза, чтобы перейти к заключительному акту. − Не плачь, Накаша. Не дыши. Глубоко вдохни и задержи дыхание. Она послушна до самого конца, мой некогда чистый холст. Один медленный взмах моего клинка, и ее последний звук − приглушенное бульканье, когда кровь растекается под ней и попадает в рот. Я снова переворачиваю ее и открываю веки, наблюдая, как жизнь исчезает из нее. Последняя слеза вырывается из ее разбитого глаза, падая с виска на ухо. Я облизываю оставленный след и кладу голову ей на грудь. Тебе нужно больше, говорит мне голос. Он всегда говорит мне об этом. Они слишком красивы. Им нужно преподать урок! − Нет! − внезапно рыдаю я, и меня захлестывает осознание того, что я сделал. Кожа под моей щекой все еще теплая, и я обнимаю ее. Я плачу в ее грудь, которая больше не поднимается и не опускается. Всегда все заканчивается именно так. Всегда слишком поздно, они уже давно мертвы. Почему никто не хочет мне помочь? Почему они не хотят слушать? Я стараюсь, я так стараюсь, но не могу остановиться! *** Я снова сливаюсь с тенью большого дерева, мои глаза смотрят на молодую девушку лет пятнадцати. Изумрудно-зеленые глаза, волосы цвета красного дерева и безупречная фарфоровая кожа без единой царапины. Я слышу, как пожилой мужчина окликает ее, и замираю. Лия, ее зовут Лия. Она подбегает к старику с распростертыми объятиями. Он обнимает ее, и я ревную. Как бы мне хотелось, чтобы эти маленькие белые ручки обвились вокруг моей шеи, когда я проведу лезвием вниз по ее позвоночнику. Да, моя дорогая, милая, прекрасная Лия. Ты будешь моей.