Я—пепел

— Ты точно не хочешь навестить никого перед тем, как я объявлю о твоём пробуждении?       Под пристальным надзором Эвелейн, я встала с кровати, начав разминать затёкшие мышцы. Благодаря такой обстановке, я стала ощущать себя ребёнком, который должен сделать свои первые шаги.       Шаги во взрослую жизнь. — Да, Хуан Хуа, я не готова. — честно призналась я.       Хуан Хуа не возражала, но и не могла осознать причину моего решения. Ей казалось, я должна прыгать от нетерпения в предвкушении столь долгожданных встреч. Ведь за семь лет запыления у каждого должно заиграть в одном месте интерес от изменений как в мире, так и в близких.       Но никто из них неспособен понять, что вместо пения в сердце, мне просто напросто страшно. Страшно не узнать их, страшно взглянуть в их постаревшие лица, страшно прочитать в их глазах предавшее мне забвение, осознать свою вычеркнутость из жизни каждого, как пылинку, которую сдули со страницы. Как можно спокойно относиться к этому? И каковы должны быть чувства, когда ещё «вчера» я сражалась с ними бок о бок, а сейчас ощущаю на себе их взоры, обращённые как к заблудшему путнику, который незванно забрёл в их дом? Невыносимо.       Я накинула на плечи чёрную ткань с глубоким капюшоном, что принесла мне Хуан Хуа. — На ощупь — как мягкий хлопок. — В слух озвучила мысли. — Мурркиза работает на славу. Она обзавелась новыми поставками, и теперь ее работы стали поистине шедевром. Она снабжает нас высококачественными материалами.       Я вновь провела рукой по чёрной мантии. Теперь она казалась мне не такой мягкой и очень холодной. Поток мурашек овладели мной, и я сжала кулаки, чтобы вытерпеть их. — Тогда, — начала Хуан Хуа с какой-то натянутостью. — пока я организовываю сбор, ты можешь осмотреться. Поверь, тебе очень понравятся преображения! Только не уходи далеко, чтобы ты смогла вовремя подоспеть ко мне.       Я кротко кивнула, не смотря в глаза никому из присутствующих. Я все ещё не привыкла к их преображению. Стоит мне посмотреть на фигуры девушек — ком испуга так и рвётся наружу, разглагольствуя о незнакомках. Эти чувства очень ломали меня, не давая возможности постепенному привыканию.       Хуан Хуа и Эвелейн давно заметили, что я избегаю с ними зрительного контакта, но не противились этому, относясь с пониманием. По крайней мере, мне хотелось в это верить, и опровергать мысль об их собственном отчуждении ко мне.        Когда новая глава Штаба покинула медпункт, я, натянув капюшон, собиралась сделать тоже самое, но рука Эвелейн обхватила край моего рукава, вынуждая притормозить. Я вопросительно вздернула бровью. — Я не вернусь в постель. — выпалила я.       Послышался тихий смешок, от которого мне следовало расслабиться, но вместо этого лишь сильнее напряглась. — Нет, Эшли, я совершенно не об этом. — Она вздохнула, и сосулькообразные пряди волос пружинисто подпрыгнули за ее спиной. — Я понимаю тебя, тебе тяжело. Но чтобы ты не думала, мы действительно рады тебя видеть, дорогая. Ты должна понимать, — все, что ты увидишь: все радостные лица, цветущие сады и лучезарные улыбки — полностью ваша заслуга. Вы подарили нам новый шанс на жизнь, понимаешь? Принимай это, как ценность вашим семи годам.       Я смотрела в ее глаза. Впервые, за прошедшие минуты моего пробуждения из лиги мертвых. Я видела в них всю вложенную искренность в сказанные слова. Но как бы я не пыталась, чтобы это стало хотя бы маленькой крупицей к принятию действительности и утешением внутреннего крика девочки — слова лишь эхом разнеслись во мне, утихая и глухо падая на самое дно. Одна лишь пустота, пожирающая любые попытки укрощения.       В очередной раз я кивнула, не найдя в себе сил на что-то большее, и поспешила встретиться с тем ужасом, к которому они так усердно меня готовили. Или же просто поскорее избавиться от образа страдальческой Эвелейн и ее скорбящих холодных глаз.       Яркий свет, резные колонны с причудливыми узорами, витражные калейдоскопы на потолке и сочные деревья, растущие у проемов — было первым, что ударило по мне. Грудную клетку сдавило так, что стало трудно дышать. Тяжелыми шагами я подошла к перилам, вжавших в них, как в единственную опору. — Я считаю, ребята на славу постарались с преображением этого места. Они реконструировали разрушенные колонны, внеся в них что-то своё. Меня поражает, как они смогли сделать главный хол с дверьми настоящим загляденьем. Хотя, я на меньшее и не рассчитывала, и могу гордо заявить, что горжусь нашими эльдарцами. А что скажешь ты?       Хуан Хуа появилась с правой стороны, словно отдалилась от самой тени, и плавным движением приблизилась ко мне. «Она все это время стояла в ожидании моего выхода, чтобы сказать об этом?» Ее цепкий взгляд изучал меня, ожидая реакцию на информацию, которую она посчитала подходящей для утрамбовки увиденного. И я не стала испытывать ее терпение, дав волю первым пришедшим словам мне на ум. — Когда я была здесь вчера, это место пронзало кровавыми когтями лучей, истерзая его и высасывая жизнь. Колонны разрушены, со стен сыпалась штукатурка. Вот здесь, почти на самом потолке, — мой указательный палец устремился вверх. — была дырка, через которую доносились крики умирающих и отчаяние боровшихся. А здесь, в самом центре, сплотились народы, молясь, чтобы ещё хоть раз увидеть солнце.       Поток речей, остро скатывающийся с моих губ, был мной неуправляем. Слова сами рвались наружу, требуя быть услышанными. И я не замечала ужаса в глазах Хуан Хуа, ее хмурость и отрешенность. Не видела, как она заламывала пальцы, то ли пытаясь представить эту картину, то ли напротив — не подпускать мои слова к себе, выстраивая стену кроткой отчужденности. Я же смотрела на дерево, которое грациозно росло в том самом центре, и тянулось своими молодыми листьями к лучам ласкового солнца. Оно служило мне издевочным контрастом того ужаса, что въелся в мое сознание. — Мне нравится. — В унисон с ее протяжным вздохом сказала я.       Какое-то время Хуан Хуа стояла, вытянувшись, как натянутая струна. Затем отряхнулась от нежеланного разговора и оставшегося от него осадка, после чего тепло улыбнулась мне. — Да, это место пережило сильное сотрясение, впитывая в свои стены не только минуты радости, но горечь утрат. Но главное, что мы смогли преодолеть это гнетущее бремя, выйти на свет, как растущие деревья, и вновь тянуться к тёплым лучам солнца. — Ее рука ласково прошлась по моей спине. — Я оставлю тебя на некоторое время. Пока соберу всех здесь, и потребуется на это где-то десять минут.       Она многозначительно посмотрела на меня, но мой взор был прикован к дереву. Однако почувствовав ее внимание на себе, я по старой привычке кивнула. «Десять минут мне будет более, чем достаточно»       Вскоре Хуан Хуа покинула меня, оставляя на съедение моим мыслям. «Преодолели… бремя…утраты» — во мне крутились слова, вырванные из контекста, как заезженная пластина, что злосчастно зажевала монету в автомате.       Против их ожиданий, от меня и за версту не пахло энтузиазмом. Я продолжала стоять на месте, пытаясь потушить гнетущий образ вчерашнего дня. Но получалось скверно. Стоит мне приложить усилие избавиться от него, как новый, сегодняшний вид преображения наносил семилетний удар по психике. Что из них было лучше? Ответить сложно. Но оба оставляли во мне глубокие раны.       Зажмурившись, я решила сдвинуться с места. Неспешно, словно я была пером — настолько невесомая — делала маленькие шаги в большую пропасть страха. Глаза уперлись вниз, не желая вновь встречаться с горькими деревьями. Я шла, пока мои босые ноги не уперлись во что-то. Дверь. Я осмотрелась по сторонам, чтобы сориентироваться в какую комнату она ведёт, и поняла, что стою у порога библиотеки. Сердце застучало быстрее, однако мои пальцы уже успели обхватить холодную ручку. Меня мучали смятения: я хотела бежать от двери, от того, что скрывалось за ней — куда подальше – но и жаждала переступить через порог, открыть несчастную занавес к тем изменениям, сносящим своей кардинальностью. Страх и любопытство, ужас и желание переплетались во мне в приторном коктейле, от которого воротит желудок — слишком тяжёлые чувства. И вот, я стояла, колеблясь на месте и не зная, как поступить. Так хотелось закричать. Просто так, чтобы хоть как-то выплеснуть эмоции. Но я сдерживала их, предпочтя, чтобы они сгрызли меня изнутри, чем сломили снаружи.       Сделав вдох, я дернула ручку, и дверь беззвучно покорилась, предоставляя мне доступ к комнате моих кошмаров. Неуверенно зайдя в неё, странный запах ударил по моей трезвости, заставляя с подозрением озираться. Десяток незнакомых мне существ расслаблено уткнулись в книги, облачившись в тишину. Неприятный вопль подступил к горлу, не признавая этих незнакомцев. На мой приход обернулись многие, с прищуром осматривая меня. Я же потянула за край капюшона, желая утонуть в нем.       Не знаю, что я искала здесь, зачем пришла, но я продолжала стоять у входа, осматривая помещение: то цепко хваталась за детали, то бегло перескакивала через чьи-то головы. Это продолжалась до тех пор, пока зрительное блуждание не остановилось, не сузилось на нем, вынуждая меня покрываться дрожью. Он стоял, скрестив руки на груди, пронзительным взглядом смотря прямо на меня. Мужчина, совершенно незнакомый мне, но так безжалостно схож с тем юнцом, к которому я старалась стать преданной старшей сестрой. С тем, кто не упускал момента проявить себя, вечно играясь с глупыми подмечаниями и прямолинейностью, которая не раз обжигала меня правдой. Я видела накаченную фигуру мужчины и взгляд настоящего война. Но я не знала его. Все мое тело затряслось, а кислород словно вытащили, посчитав ненужной детальную. Задыхаясь, я скатилась по стене на пол, дрожащими руками хватаясь за горло. Вслед за тем, как я закрыла глаза, фоном послужил какой-то звон, вынуждающий присутствующих поспешить на выход. Все плыло, переставало иметь чёткость как перед глазами, так и в голове. Но вот, фигура, отделившаяся от ропота уходящих, предстала передо мной. Широкоплечий незнакомец накрыл меня тенью, и я ощутила колкий холод. — С тобой все в порядке? Давай, я отведу тебя к Эвелейн.       Грубый голос прорезал мой слух. Он протянул свою широкую ладонь, ожидая ответа. Я жмурилась, пока сердце мучительно било по ребрам. Мне действительно больно видеть его. Таким взрослым, совершенно другим. Я не знала его: ни голос, ни манер поведения — ничего. Вся комната стала сужаться, и мне стало тесно, хотелось броситься бежать.       Открыла глаза и увидела все тот же изнывающий силуэт незнакомца, в ожидании протягивавшего свою руку. Дрожащей рукой я приняла ее, и грубые пальцы тут же обвили мои, с лёгкостью поднимая мое тело на ноги. Но он не спешил выпускать меня из хватки. Хмурый взгляд упорно заглядывал мне под капюшон, пока я молилась поскорее выйти отсюда, упирая свой взор в его обувь. Но все же подавшись напору чувств, я подняла глаза к его лицу, встречаясь с ним взглядом. И ощутила пощечину. Болючую, невыносимую. Его лицо, что было незнакомым мне, изматывающе напоминало моего друга. Пушистые волосы превратились в гриву, ребяческий взгляд потух, каким я его помнила, остался стальной прищур. Предательская слеза скатилась по моей щеке, а губы скривились в подступающей истерике.       Хром нахмурился, но тут зрачки его сузились, и он сжал мою руку сильнее. — Подожди…ты ведь...ты…— Он хотел придвинуться ко мне, но я выдернула свою руку, растворившись с толпой. — Подожди, стой!       Его голос вонзал мне нож в спину, но все что я могла, это бежать. Я не могла принять реальность, как бы я себя не обманывала и как бы не внушала себе. Теперь, мне все казалось тесным, чужим, словно все здесь отвергало меня. Стены начали кружиться, незнакомые голоса оглушали трезвый рассудок. В истерике, я попыталась выбраться из этого плена, и не особо придавая контролю действиям, выбежала на улицу. Но судьба чужда от сострадания, и я убедилась в этом. Незнакомые шатры, сотню существ, что я прежде не встречала — все крутилось, как в карусели, на бешеной скорости. Все другое, все не так. «Я не могу, я не могу» — Я не могу!       Я дрожала, закрыла ладонями уши, пытаясь отгородиться от чуждых звуков, что издавал этот мир. И снова бежала. Однако мне было не сбежать от реальности. Я была хомяком в клетке, бегающим по кругу и не имея шанса выбраться. Пестрые цвета, яркие лучи солнца и разношерстные лица ослепляли меня, после чего мои глаза крепко зажмурились, вытесняя эти образы. Ещё чуть-чуть, и я бы вырвала собственное желание жить из своей груди.       Затем звуки затихли, свет стал не таким давящим, а пестрые цвета померкли. Я неспешно открыла глаза, в желании увидеть, куда занёс меня мой нездоровый рассудок. С горькой улыбкой я глядела на вишневое дерево, все так же величественно цветущее в саду, с нежными лепестками девственно-розового цвета. Его приятный исходящий аромат успокаивал меня, с теплотой встречая мои холодные слёзы.       «Они не тронули его»        Эта мысль была единственным просветом в моем мороке мыслей.       Я никогда не забуду последний миг нашей встречи…и нашего расставания. Такая тёплая грусть овладела мной. Но от хаотичных бросков эмоций я чувствовала себя ослабленной, совершенно изнеможенной. Даже на поле битвы, сжимая холодное оружие, не так уничтожало меня, как сейчас. Я стала подходить к дереву, желая почувствовать его энергию, излить свою боль и принять утешение, но ещё даже не дойдя до него, я в оцепенении остановилась. Не знаю, что поспособствовало тому, чтобы я отвела взгляд в сторону, но возненавидела это побуждение. Тупым взглядом я смотрела на статуи, которые будто перетягивали на себя все царившее благоухание на себя. Дерево же было пустым декором для заполнения пустоты. Я узнала в ней себя: такую смелую, даже обезумевшую, рвущуюся вперёд. И по другую сторону стоял Лейфтан, с гордо поднятой головой и решительным взглядом. Мы были как инь и янь — прекрасно дополнявшие друг друга. Возведённые в настоящее почитание.       Меня пронзило изнутри, и точно не стрелой Купидона. С подкошенными ногами, я упала на землю, уперевшись коленями. Руки истерично хватались за травинки, глаза наполнились слезами, и вместе с воплем непонимания, скребущим мое горло, появилось новое чувство.       Отвращение. — Ну где же она? — Эвелейн ходила вдоль колонн, высматривая нужное лицо.       Собравшаяся толпа в смятении озиралась, как если бы могла помочь найти того, о ком даже не догадывалась. Хуан Хуа же стояла к ним лицом, скрестив руки за спиной, и с присущей ей стойкостью, ожидала появления Пробудившейся. Ее скрупулезность прервал взвинченный Хром, поравнявшийся с ней плечами и перенимая внимание Главы Штаба на себя. — Хуан Хуа, ответь мне, причина сбора связано с Эшли?       Прямолинейность Хрома ввело в лёгкое оцепенение. Он моляще смотрел на неё, принимая малейшее ее движение за согласие. Но глава лишь нахмурила брови, неоднозначно ответив: — Хром, не переживай. Прояви каплю терпения и сам найдёшь ответы. — Но я видел ее! Точнее, мне так показалось. Но запах, Хуан Хуа, я почувствовал ее! — Она…она приходила к тебе?       Раздался восторженный крик, прервавший тихую беседу двоих. —Она здесь, Хуан Хуа, можешь начинать! — Эвелейн шла к ней, держа за руку фигуру, укутанную в капюшон, что спокойно следовала ей в след.       Оставив Хрома без ответа, она вышла в центр и в очередной раз приветливо осмотрела присутствующих. — Друзья, я собрала вас здесь, чтобы поделиться с вами большой новостью. Этим утром кое-что произошло. Что-то неожиданное. Можно даже сказать, что это…чудо.       Удивленный ропот волной раздался по холу, на что Хуан Хуа лишь довольно кивнула в такт своим мыслям. — Я невероятно взволнована и счастлива сообщить вам…       Фигура в капюшоне сделала шаг на встречу к Хуан Хуа. — Эшли, последняя из аэнжелов Элдарии, Белая жертва, спасительница этого мира очнулась этим утром.       Былая волна сникла до недоверчивой тишины. Они внемлюще смотрели на своего главу с широко раскрытыми глазами. Шокирующие новости взбаламутили их повседневную жизнь, и они искали причину этих грандиозных новостей. Накаляя себе же интригу, они начали возглашено кричать, бранясь от счастья. Тогда Хуан Хуа повернулась к фигуре, знаком приглашая подойти к ней ближе.       И я сделала шаг. Затем ещё. И ещё. Пока не оказалась с ней порознь. Круговым движением я повернулась лицом к собравшимся. Они безмолвно упали передо мной на колено, и я в раздражении оскалилась. Хуан Хуа наклонилась к моему уху, прошептав: — Я говорила тебе, что ты стала для нас легендой.       Я не ответила, презренно осматривая каждого. — Но не забывай, — продолжила она. — что мы в такой же ситуации. Мы так же удивлены, как и ты.       Я обернулась к ней, отчего Хуан Хуа непонимающе сощурила янтарные глаза. — Да, удивлены. — процедила я сквозь зубы.       Глава, в предчуствии дурного, хотела придержать за локоть, но я уже отвернулась от неё, сделав шаг вперёд к публике. Их склоненные головы лишь больше подначивали к разрушению той цели, что сдерживала крик той девочки, которая успела порядком поднакопиться эмоций. И сейчас, последний замок выдержки звонко упал на землю, победно и прискорбно отзываясь в душе. — Вы хотите что-то услышать от меня? Красивую речь, присущей… как вы говорите? Ах да, истинной спасительнице Элдарии. Ну так слушайте. Слушайте!       От моего напора они вздрогнули, находясь в каком-то приятном экстазе. Но по мере последовавших речей, благосклонные улыбки меркли, плечи опускались, а головы, в нескрываемом изумлении взглядов, поднимались ко мне. С толикой страха. — Мне тошно смотреть на вас! В ваши слепые глаза! В них пусто — ничего нет! Вы забыли тот страшный день как зловещий сон! Поддавшись искушению спелых плодов, растений, переливающихся на солнце. Вы все забыли! Перелистнули страницу, так гнусно и омерзительно! Вы решили залечивать раны, вознесся нас на божественный пьедестал? И это вы называете почитанием?! Вы забыли героев, сражавшихся за эти земли! Народы, что впервые объединились, зарубив топор личных конфликтов! Они — вот кто настоящие спасители, герои! Молитесь сыновьям и отцам, что слились с землей, матерям и дочерям, смело отстаивающих свой дом! И вместо того, чтобы отдать им дань уважения, Вы осмелились построить наши статуи, как нечто священное, и поставить там, где о них даже говорить запрещено! Нам! Лейфтану — на чьих руках кровь наших товарищей, невинных, кто с самого начала разрушал самое сердце Элдарии, и мне — разделившей его ношу. И это по вашему благородно?! И это та память, которую вы оставили своим потомкам?!        Я замолчала. Возможно, закончился воздух в легких, или же все желанное благополучно вырвалось наружу, но одно я знала точно: у меня больше не оставалось сил для красноречий. Обведя всех презренным взором, я решила закончить свое триумфальное возрождение. — Хотите и дальше слышать мои речи? Поверьте, они никому не будут по нраву, потому как никому не нравится терпкая правда, бьющая по лицу. Хватит с меня речей.