***
Потухшая свеча, не заправленная на двухместном татами постель и молодая лекарша, сладко дремавшая среди набитых хлопком подушек и одеяла. Погода со вчерашнего дня улучшилась лишь немного — дождь закончился, и тучи ушли, но слякоть и сырость после них остались. Манами поерзала, укутываясь теплее в одеяло, а затем приоткрыла глаза, не сумев продолжить сон в силу температуры в комнате. Первый взгляд упал на легкий свет из-за окна — девушка резко приподнялась на локтях. Никогда она не просыпалась так поздно — обычно утро её начиналось рано, потому что травы из местных лесов любят сырость, и собирать их стоит с раннего утра. А затем пришло осознание. Она проспала и прекрасно помнила, что не позволило выспаться ей этой ночью. Затем второе осознание — она одета в свой нагодзюбан. Так может быть… Померещилось? По крайней мере, она хотела в это верить… Окуда села на футон и осмотрела комнату еще раз: потухшая свеча, плотно закрытые ставни и абсолютная тишина, как и во всем остальном доме. «Кажется, это действительно был дурной сон, — девушка, поникнув, вздохнула, — до чего же приводит похоть…» Несмотря на события этой ночи (какими бы они ни были), работа должна продолжаться. Магазин не может простаивать зря. Забежав ненадолго в ванную, умывшись прохладной водой из деревянного ведёрка и сменив дзюбан на верхнее простое кимоно, Окуда направилась в торговую часть, пройдя через закрытый дворик и минуя котел, висевший над недавно потухшими углями. Лекарша замерла на месте. Взор медленно опустился на костер. «Свежие», — ужасающей мыслью пронеслось в голове. Не могли угли остаться тлеющими за целую ночь. Невозможно. Кто-то явно разводил огонь, пока она спала. «Не может быть… Неужели… — секундная пауза оттянула момент громового осознания. — Это был не сон». Легкий холодок пробежал по спине. И пугал девушку не факт того, что она спала с незнакомым мужчиной (этот факт так и не подтвердился какими-либо воспоминаниями в её голове), а будущее яда. «Отвлек, усыпил и забрал яд без оплаты…?» Но не успела девушка разочароваться, как за стеной, скрывающей торговую часть, раздался грохот. Лекарша быстрым шагом направилась к источнику звука. В комнате с закрытыми ставнями её ждал уже знакомый молодой человек. — Доброе утро, Окуда-сан, — с дружелюбной улыбкой поприветствовал её мужчина. — Как ваше настроение? На нем было всё то же вчерашнее кимоно с вышитыми узорами, а в руках — небольшая бутылочка с темно-зеленой жидкостью. Заметив её, девушка резко изменилась в лице. — Положите на место, — непривычно строго выдала она. — О чем вы? А, это, — он указал пальцем на бутылку в своей руке, — просто решил разогреть и набрать, чтобы уменьшить вашу работу. — Положи…те… — Окуда запнулась. Действительно, а почему она предположила сразу самый худший вариант? Девушка призадумалась. Если хотел украсть, то зачем остался? Судя по ухоженному внешнему виду, проснулся молодой господин значительно раньше нее. Тогда что было ночью? «Нет, все-таки ночью было то, что было», — воспоминания рядом с ним стали приобретать всё более четкую форму, и девушка уже не сомневалась в реальности произошедшего. И откуда тогда стыд, который сейчас не позволяет ей посмотреть ему в глаза? Ведь всё было добровольно, насильно её никто не удерживал. — Извините… — Манами сделала долгую паузу и, казалось бы, закончила мысль, но тут её внезапно посетила другая. Нарушать этикет и уважение к знати, так нарушать по полной. — Но не могли бы вы ответить на вопрос? Мужчина крайне заинтересованно посмотрел на лекаршу и тем не менее кивнул, давая немое согласие. — Зачем вам этот яд? Издав тихий смешок, Акабане поставил бутылочку на стол со словами: — На этот вопрос я вам не отвечу. Немного подумав, Манами решила не упускать возможность — он ведь согласился ответить, но еще не ответил... Значит можно задать другой вопрос. — Почему ваша одежда вчера была суха? На улице ведь шёл дождь… — Какой странный вопрос… Вы так не думаете, Окуда-сан? — мужчина почти умело перевел тему, но все же видел он в глазах собеседницы недоверие. — Прошу прощения за бестактность, — она поклонилась, не быть ей ищейкой — выпатывать информацию она не умеет. — Тогда хотя бы имя Господина и своего почетного клиента я могу узнать? Будь это кто-то другой, Акабане еще на первом вопросе бы вышел из себя. Но эта лекарша, возможно, оказалась ему даже симпатична. Ничего страшного, если он приоткроет ей небольшую завесу. — Моё имя Карма. Карма Акабане. Но недолго Карма задержался на ответе. Он не переживал, ведь его имя вряд ли о чем-то скажет. По крайней мере, ей. Акабане скучающе окинул взглядом комнату. Деревянные стеллажи вдоль стен, веточка лаванды рядом с окном, столик, за которым происходила оплата, и еще один заваленный бумагами стеллаж за ним. Взгляд клиента поймал один свиток, лежавший на стеллаже на столиком оплаты, и мужчина уверенно приблизился к нему. Он поднял свиток уверенно, но после прочтения названия в голосе его пробежала дрожь, а лицо побледнело. Карма завороженно прошептал: — «Искусство исцеления»… — а спустя минуту более громко обратился к Манами. — Откуда у тебя этот свиток? — Перешел по наследству от бабушки — слегка неуверенно выдала она. Такая реакция человека, на вид абсолютно не связанного с медициной заставила её опешить. — Как удивительно и прекрасно вновь видеть работу отца, в которую вложено немало сил и… крови. Акабане заметно помрачнел, а глаза девушки ненадолго округлились на шока. — Но этой работе уже не первый век… В комнате повисла тишина. Слова лекарши отвлекли мужчину от погружения в пугающие воспоминания. Теперь то ему не сменить тему и не оправдаться. Даже по простейшим понятиям математики он не может являться поздним ребенком. Так что же…? «Яд ведь уже у тебя… Просто убей её и закончи начатое…» — Как и мне, — словно острым лезвием отрезал Карма возможность исполнения всех этих навязанных грёз. — Я ёкай, Манами. Если тебе важна точность, о́ни* Акабане и сам не ждал от себя такого резкого высказывания. Возможно, он только что разрушил свой злобный план, а возможно, устранил невинную и напрастную человеческую смерть. "Ты слышишь себя?! Ты о́ни! Твоё предназначение убивать людей!" Из её уст раздался нервный и обессиленный смешок. При данных обстоятельствах и тех фактах, что напрягали её все это время (внезапное появление, сухая одежда, эта чертова тень), Окуда практически сразу поверила. — Выходит, ты даже не Господин? — это даже немного неприятно говорить, учитывая, что несколько минут назад она извинялась перед ним за бестактность. Карма отрицательно покачал головой, неохотно выпуская свиток из рук и кладя его на место. — Письмо, статус, одежда… О, Ками-сама, какая же я дура… Пока что Манами переживала лишь о том, что согласилась приготовить этот чертов яд, и теперь неизвестно, сколько человеческих душ с его помощью Акабане пожелает забрать с собой. Но вскоре она осознает, что переспала со страшнейшим видом нечести, о чем еще успеет сильно пожалет. Не успела девушка прийти в себя, как послышался шорох входной ставни. Клиент быстро покинул матия, оставив на столе льняной мешочек. Окуда подошла к нему поближе, осмотрела содержимое — моны* «Да будет так», — решительно пронеслось в её голове, и девушка ретировалась вглубь своего домика, где всегда находила уединение и душевный покой. Ей нужно выдохнуть и всё обдумать. Что нужно делать? И нужно ли вообще? В конце концов, она вряд ли когда-то еще услышит его имя...Похоть
21 августа 2022 г. в 08:45
Примечания:
Спасибо всем, кто верно ждал продолжение с:
— Позвольте мне провести осмотр.
Манами опешила от этих слов, и скромность не позволила выдать нечто большее, чем:
— Простите…?
Рука на её талии, не принимая отказов, притянула девичье тело вплотную к мужскому. Окуда вцепилась пальцами в ткань дзюбана, словно последнее спасение. И правда действительно была такова: между разгоряченной кожей двух взрослых людей сейчас была лишь тонкая материя летней одежды.
«Чего же ты так боишься, Манами? — шепчет внутренний голос. — Сначала засматриваешься на молодого мужчину, а потом… Что?»
«А что потом? — думает про себя девушка. — Дружба, общение, отношения? Какого обо мне мнения будет Господин Акабане?»
В голове каша. Мысли мечутся, путаются и звучат абсолютно несвязно, что только нагружает и так взбудораженное сознание.
«Ты слишком много рассуждаешь, — скучающе и даже лениво вторит голос. — Всего одна ночь, и разбежитесь как в море лодки».
«Да что за ёкай* вселился в меня?!»
Девушка не сдержала нервного смешка. Как же легко оправдать свои грехи влиянием потусторонних сил. Манами, как человек науки, понимала это, а потому и насмехалась над собственной слабостью. И все же она не отстраняется, не отталкивает мужчину. Кладет осторожно ладонь на его плечо, наклоняет слегка голову и тихо, полушепотом проговаривает:
— Но не думайте, что я приму это в качестве оплаты.
Слова эти четко определили продолжение сегодняшнего вечера, и Акабане, несмотря на тихий тон, отлично их услышал. На лице его засияла неестественно-широкая и гадкая ухмылка, и мужчина с интонацией внутреннего голоса, приторно-вальяжно прошептал:
— Удивительно приятного встретить свободного человека в ныне набожном обществе.
В помещении повисла тянущаяся пауза, которую никто из присутсвующих не решался нарушить. Окуда — от стеснения, Акабане — от наслаждения моментом. И все-таки второй наклоняется, слегка касается своими сухими губами её и ухмыляется, а затем ненадолго отстраняется, осматривая свою жертву. Поцелуй был короткий, так сказать, демонстративный, чтобы показать Манами, на что она подписалась и что могла потерять в случае отказа. Он видит скрытую толику недовольства в её глазах, смеется в голос и тянет девушку за собой в сторону зашторенной кровати. Окуда послушно следует, одергивает полупрозрачную белую ткань с одного края в сторону и присаживается на футон. Скромно, как в гостях у важных чинов. А хотелось бы более свободно, открыто… Но она не может. Не положено, не подобает «правильной» девушке; вдруг Акабане посчитает блудницей. Но все же ему не до этого. Манами видела — не было на его лице ни осуждения, ни грязной насмешки.
— Не строй из себя ту, которой не являешься, — выдал мужчина в такт её мыслям.
Затем он подошел к кровати и слегка подтолкнул девушку в плечо, укладывая ту на спину. Лекарь тихо пискнула, схватилась вновь за края дзюбана у груди и в трепетании посмотрела на партнера. Тот уже грозно навис над ней, перегородив пути отступления руками поодаль её туловища. Пути назад нет, хотя Окуда и не спешила сбегать. Вновь она кладет руки на его худые, слегка костлявые плечи, оглаживает и запускает под воротник кимоно. Акабане шипит. Её горячие в контрасте с его ледяной кожей руки кажутся мукой, от которой последний рычаг, сдерживающий его, вот-вот сорвется.
«Тепло человеческой души, не это ли ты хотел почувствовать?»
Мужчина перехватывает одной рукой жаркую преграду и прижимает к кровати над девичьей головой, затем наклоняется к Манами ниже и опаляет её шею своим дыханием. От такого спирает легкие. Девушка на мгновение задерживает в них воздух и сдерживает чувственный порыв. И это лишь подогревает интерес партнера. Он не медлит, спускается ниже и сдвигает в сторону белые полотна ее одежды. Щеки слегка скрывает пунцой, когда Акабане оставляет мокрые следы в области груди и шеи, и лекарь надеется, что тот не остановится.
Дыхание учащается, температура в комнате, казалось, растет, и тело уже с радостью принимает подаренную ласку, подавая ответную реакцию. Мужчина ненадолго останавливается и отпускает руки Окуды, чтобы снять до конца мешающую одежду. И она не противится, а затем и сама тянется к нему, чтобы проделать то же самое с его кимоно. Акабане вздрагивает, вновь ощутив её разгоряченные руки, но все же позволяет осуществить задуманное. Оказалось, Манами не зря засматривалась на благородного Господина: тот был красив не только лицом.
— Все еще желаешь провести осмотр? — легкий удар в достоинство лекарши за то, что та снова неприлично долго засматривается на гостя.
Уткнувшись скромно носом в основание плеча, Окуда тихо, но игриво проговорила:
— Да, но не моя в том вина.
«А чьи-то демоны лезут наружу…»
Произнесенный комплимент слегка сгладил углы абсурдной ситуации, и неловкости теперь не оставалось места. Мужчина вновь наклоняется, но уже к губам девушки и прикасается к ним с более чувственным и открытым, чем в прошлый раз, поцелуем. Манами тает под его умелыми действиями: игривыми и аккуратными укусами клыками, движениями губ и сплетением языков, и сама подается навстречу, запуская ладонь в его сухие, словно неживые волосы. Ноги инстинктивно разводятся в стороны, что позволяет Акабане приблизиться еще ближе. И вот настает момент, которого она боялась в самом начале — они касаются друг друга разгоряченной кожей в области живота и груди. Табун мурашек пробегает по телу, и Окуда больше не может сдержать тихий стон.
Хриплый и победный мужской смешок, раздавшийся в комнате, положительно оценил такую реакцию:
— До чего же прелестный голос.
Искуситель. Лис. Ёкай. Беспощадно очаровывает её словами и телом, уводит за собой в порочную негу… А она, как беспомощный зверек, сознательно ведется в его сети, не в силах противостоять манящему цуми*.
Вернувшись к ласке, Акабане вновь опустился с поцелуями к девичьей груди. Теперь Манами не сдерживает томных вздохов и мычаний, вот только легкое однообразие ей, по правде говоря, наскучило. Но сказать об этом лекарь не может — не подобает. И потому, желая хоть как-то намекнуть партнеру о своем недовольстве, она кладет руку на его голову и легким нажимом направляет ниже. Мужчина быстро осознает, что от него просят, и спускается мокрой дорожкой от живота к лобку, без особых запинок проводя языком вдоль половых губ. Девушка стонет, прогибается в спине и мнёт свободной рукой ткань футона. Спустя несколько минут Окуда не могла улежать на одном месте, а сладкая ласка превратилась в тянущее напряжение внизу живота. И ведь не скажешь об этом человеку на несколько голов выше по статусу, лекарь уже и так проявила непозволительную активность. «Но двигаться-то можно», — проносится у той в голове. И девушка поддается мысли — слегка отстраняется назад, а затем переворачивается на живот, приподнимая бедра и опуская грудь. Она молится, чтобы Господин понял её, поскольку терпение уже на исходе… И он понимает. Хриплый смех разносится по комнате, и за ним Манами слышит шорох фундоси*. Она в нетерпении поджимает стопы, слегка разводит ноги в стороны и перебирает ладонями простынь. Ощущение инородного органа в себе не заставило долго ждать. Акабане-сан больше не церемонился: двигался грубо, властно держал её за талию и бедра, чтобы лишний раз не дёргалась. Но не сказать, что девушку это особо не устраивало — её ответной реакцией были мычания и протяжные стоны. А затем он перевернул её вновь на спину, вынуждая смотреть только на него.
Темп сбавился на более мягкий. И вместо положенного Окуда, ненадолго отрезвев, окинула взглядом просторы своей комнаты. И тень от горящей свечи на одной из стен смутила лекаршу — была она какой-то… Странной… Словно девушка одна сейчас на кровати. Но она вновь проигнорировала тревожный звонок своей интуиции.
«Не отвлекайся от получения того, что так трепетно ждала»
Мужчина заметил, что партнёрша его отвлечена чем-то другим, и поспешил исправить это. Вновь напористость и страсть, заставляющая Манами прогибаться в спине и цепляться ногтями за чужие худощавые плечи. Как хорошо, что она живет в малолюдном месте — вряд ли кто-то услышит последствия её вечерней слабости. Возбуждение, судорога в тазу и громкость женских стонов постепенно росли. Она на пределе. Скрестив ноги за мужской поясницей, Окуда приобняла Акабане за плечи, подтянулась ближе к его шее и судорожно прошептала:
— Продолжайте…
Тот, будучи довольным собой, тихо усмехнулся:
— Продолжаю, Манами, продолжаю.
Девушка рвано дышит и опускает дрожащие руки по мужской спине с плеч на поясницу, оставляя неяркие полосы на коже. Она теряет счет времени, а сознание её медленно туманится. Непривычно быстро силы покидают лекаршу. Еще несколько беспощадных толчков, и Окуда прогибается в спине, упираясь грудью в нависшее над ней мужское туловище. Казалось, каждая мышца её напряжена. Доля секунды, и сладкая нега расплывается по телу, девушка опадает на мягкий футон и опускает на него руки. Горячая жидкость тянется внизу живота. И под тяготой инородного тепла Манами прикрывает глаза и, уже будто не владея собственным телом, засыпает.