Ночные огни

Оживлённые улицы Конохи встретили Цунаде гулом голосов и шумом. Она всё ещё немного терялась, вчера она и вовсе впала в шоковое состояние и её чуть не стошнило, когда она осознала, что произошло. Сегодня она взяла себя в руки, даже наметила цель, а оттуда и до плана действий недалеко. Не смотря на то, что она осознавала, в каком времени находилась, понимая всю нереальность происходящего, свыкнуться было сложно. Цунаде продолжала теряться в собственных чувствах. Она не сдержала своих эмоций, когда увидела брата, и даже сейчас при одной мысли о нём, глаза начинали слезиться. В этом мире жив Джирайя. Она чуть не запнулась о свою же ногу на этой мысли. Джирайя. Придурок со своими озабоченными книжками, но такой заботливый друг, который никогда и не скрывал от неё своих чувств, а она... она запуталась в самой себе. Она выбрала Дана, Джирайя смирился с этим, а после смерти этого светлого человека, Цунаде отчётливо ощутила, что такое одиночество на самом деле, и каково это, когда оно разъедает твою душу словно болезнь, словно коррозия. Джирайя питал к Цунаде искренние тёплые и светлые чувства, но она до последнего, до самого конца была уверена, что это просто увлечение. Он остался верен себе и своим убеждениям до самого конца и она не могла сказать, была ли она очередным увлечением в его жизни, или же чем-то большим. Джирайя перед смертью дал ей понять, что второе, пообещал вернуться, они даже поспорили, и она осталась одна. Даже Орочимару рядом не было. Тогда было очень больно. Когда умер Дан, боль была куда острее. Наверное, дело в том, что сама Цунаде была моложе, чувства были острее, ярче, всё ощущалось по-другому. Теперь же часть их приняла иной вид, изменившись, как изменилась личность Цунаде, другая же стала приглушённой, словно скрытой глубоко во тьме, куда не проникают лучи солнца. Солнца, которое для Цунаде уже никогда не взойдёт. Цунаде чуть не врезалась в кого-то, находу извинившись. Она посмотрела перед собой и с удивлением осознала, что дорога расплывается перед глазами, а глаза щиплет. Она снова плакала. Цунаде хотелось рассмеяться. Дожили. Сколько лет уж от роду, а ревёт как в детстве. Шиноби не плачут. Тем более взрослые. Тем более леди Хокаге. - Цунаде, ты в порядке? - послышалось со стороны человека, которого она чуть не сбила. Цунаде моргнула несколько раз, прогоняя предательские слёзы, и обернулась на негнущихся ногах. Этот голос она знала слишком хорошо. Семнадцатилетний Джирайя смотрел на неё со смесью удивления и потрясения в глазах. - Идёшь, по сторонам не смотришь, чуть девушку не сбила, у тебя всё хорошо? - спросил он. Цунаде молчала. Она продолжала смотреть на него во все глаза, а в голове не было ни одной мысли. Вдруг вспомнился момент, когда она узнала. Весь день она держала лицо, а под конец рабочего дня не дошла до туалета, чтобы умыться, пошатнулась и по стеночке съехала на пол. Прямо в резиденции Хокаге. Повезло, что рядом никого не было, понимающая Сакура увела в тот вечер Шикамару другим коридором. Она и не надеялась... снова увидеть старого друга. - Джирайя, - выдохнула она. - Как я рада тебя видеть, - Цунаде не контролировала свои эмоции, пыталась, но слёзы навернулись на глаза и она крепко обняла друга. Джирайя оторопел. Он неуверенно обнял её в ответ, пока она не пожелала отстраниться. Он тут, вообще-то, шёл к ней удостовериться, что гнусные слухи, которые гуляют по Конохе в целом и по больнице в частности, просто слухи, которые не имеют ничего общего с реальностью, но Цунаде действительно вела себя не как обычно. Чрезмерно эмоциональная, она заплакала просто так, без всякого повода, стоило ей увидеть его, Джирайю, даже на шею ему бросилась и обняла крепко-крепко. Да если бы он её обнимать полез, просто сломанными рёбрами он бы точно не отделался, а тут она сама его обняла! Ещё и заплакала, хотя до этого просто шла, причём, достаточно медленно, не слыша, как он звал её позади, и столкнулась с какой-то девушкой. - Я... я тоже рад, - сказал он. - Ты какая-то странная. Почему ты плачешь, что случилось? - Просто... соринка в глаз попала, - солгала Цунаде, вытирая глаза, - не обращай внимания. А ты... как ты? Как у тебя дела? - Ну... - Джирайя задумался, - нормально. Я позвал тебя на свидание позавчера, а ты меня отшила, - из его уст вырвался нервный смешок. - В общем и целом, всё как обычно, а ты... - Прости, - прошептала Цунаде и снова помрачнела, лицо её исказила печаль. Джирайя подавился воздухом. Это была непросто печаль, на её лице был напечатан траур. - Я... я просто... - она не знала, как ему сказать, что для такого светлого человека как он, она не лучший вариант. Не говоря уже о Дане. - Эй, ты чего? Я всё понимаю, - заверил её Джирайя ободряющим голосом. Он начал перебирать у себя в голове всю информацию, которую знал. Цунаде была странной. Непохожей на себя совершенно. Её эмоциональный фон был нестабилен, она то была задумчива, когда брела куда-то, то плачет без повода, то обнимает его, то не плачет... и то, что сказали в больнице... значит, это правда. - Тебе стоило сразу сказать мне. Я, конечно, в шоке и всё такое, не ожидал, если честно, и мне немного обидно, но я понимаю. Я это переживу. Ты, главное, береги себя. Ты вообще как себя чувствуешь? - заботливо спросил он. Цунаде почувствовала себя ещё гаже. Она так и не ответила на его чувства, хотя могла бы, и он был бы счастлив, а она... ну, он был её другом, он бы заботился о ней, он бы сделал счастливой и её. Даже теперь, когда у неё есть шанс всё исправить, она не может быть с ним. Она уже один раз предала его. Второй раз она предала его, когда отпустила в Амегакуре. Он притащил её в Коноху и не позволил спиться и проиграться окончательно, а она второй раз его предала. Имеет ли она моральное право отвечать на его чувства? Особенно, если сама толком не знает, кого любит, и любит ли. - Я в порядке... - А я так не думаю, я всё знаю, если что. Вот и спрашиваю, всё ли у тебя хорошо. Это ведь такой стресс, да и общество у нас... - Джирая запнулся, подбирая подходящее слово. Цунаде семнадцать лет, она несовершеннолетняя, а это уже повод для некоторых в обществе её осудить или косо на неё посмотреть. Впрочем, возраст не показатель, в конце концов, она шиноби, шиноби взрослеют раньше. Да и в Конохе, чего уж греха таить, такое случалось с девушками, не достигшими совершеннолетнего возраста. Положение омрачал тот факт, что Цунаде была не замужем. А это уже повод для слухов, сплетен и осуждений. Более того, Цунаде была из клана Сенджу, наследница одного из клана-основателей, и такая новость! Их консервативное общество будет перемалывать ей косточки до посинения. Джирайю это сильно беспокоило. - Всё знаешь? - переспросила Цунаде и украдкой взглянула на свою перебинтованную руку. Об этом что, уже вся Коноха знает? - Не бери в голову, всё нормально... - Да уж конечно, нормально! Не обесценивай это, Цунаде! Я ведь волнуюсь. - Я понимаю. Но тебе не стоит обо мне беспокоиться, я же не умираю, - заверила его Цунаде. Она точно убьёт Кану-сан и всех остальных сплетниц и сплетников в этой больнице. Подумаешь, порезала руку, что они там навешали на уши Джирайе и её брату, что она при смерти? И это при том, что Кана-сан ярко высказывала своё возмущение тем фактом, что Цунаде, будучи ирьёнином, вообще к ней пришла. Вернее, даже не пришла, её принесли. Что-то не сходилось. Цунаде нахмурилась. Может, это другие, те, кто видел её, бледную в одной пижаме на руках Орочимару, распустили слухи, что она чуть ли не умирает, раз сама дойти до больницы не в состоянии? - Это ерунда, не обращай внимания... - Как ты можешь так говорить? Никакая эта не ерунда! - Джирайя был серьёзно настроен. - Как ты можешь быть так беспечна? - Джирайя, я ценю, что ты беспокоишься обо мне, но я правда не понимаю, что вы с Наваки так трясётесь над этим. В конце концов, я шиноби, я, бывало, получала травмы похуже и посерьёзней этой царапины, - она махнула перебинтованной рукой, - так что это ерунда по сравнению с действительно серьёзными ранами. Такая уж жизнь у шиноби, и я не хрустальная ваза, чтобы так бояться за меня, - серьёзно сказала Цунаде. - Царапина? - нахмурился Джирайя, глядя на её руку, - ты поранилась? Тебе надо быть аккуратней, - пожурил он её. - Но я, вообще-то, говорил не об этом. Не строй из себя дурочку, Цунаде, мне всё известно, можешь не скрывать от меня. Тебе тяжело это, я понимаю, тебе всего семнадцать и ты наследница клана Сенджу, но просто знай, что ты не одна, ладно? Я всегда на твоей стороне. Что, кстати, думает Орочимару по этому поводу? - Что? - Цунаде хлопнула глазами. Нить разговора от неё ускользнула. - Орочимару? Причём здесь он вообще? - нахмурилась Цунаде. - Как это причём? - Я сама поранилась... - Да я не об этом! - А о чём тогда? И откуда мне знать, что думает Орочимару? - спросила Цунаде. - Наверное, считает меня неосторожной дурочкой, - пожала она плечами. Хотя, если уж смотреть правде в глаза, наверняка он считает её двинутой на голову. В его глазах она вышла из дома в пижаме босой с окровавленной рукой и осколком зеркала, потом заговорила о своём желании перерезать себе же горло, а потом чуть в обморок не свалилась. Сумасшедшая, свидетелем припадка которой стал Орочимару. Хорошо ещё, что на дороге не бросил и до больницы довёл. - То есть как это, откуда тебе знать, вы с ним это не обсуждали? - удивился Джирайя. - И что значит, неосторожной дурочкой? А себя он, выходит, неосторожным не считает? - А должен? - нахмурилась Цунаде. - Моя же ответственность. - Что ты такое говоришь?! Цунаде, вы оба виноваты! Или это он тебе внушил, что это только твоя ответственность? - распылялся Джирайя. - Что? - Цунаде окончательно запуталась. - Почему ты считаешь его виноватым? - А ты не считаешь?! Орочимару сделал это с тобой, потом переложил на тебя всю ответственность, а ты его ещё и покрываешь? - Ну, я сама могу о себе позаботиться, и он со мной ничего не делал. Джирайя, я повторю, я сама порезала руку, Орочимару тут не причём, так в чём ты его обвиняешь? Он же мне, наоборот, помог. Донёс до больницы, потом домой принёс, чай сделал. - Подожди, ты о своей руке говоришь? - нахмурился Джирайя. - Ну да, а ты о чём? - И другую тему вы с ним не обсуждали? - Да что мы должны обсудить?! - Я сам с ним поговорю! - авторитетно заявил Джирайя. - Тебе нельзя волноваться, побереги себя. Увидимся! - попрощался он и убежал в неизвестном направлении. Цунаде стояла как громом поражённая и всё ещё не могла уловить сути этого странного диалога. О чём говорил ей Джирайя? О чём она должна была говорить с Орочимару? Цунаде напрягла память, может, что-то, что случилось далеко-далеко в прошлом, в этом времени пару дней или недель назад? Да вроде ничего не происходило. И почему это ей нельзя волноваться? Цунаде покачала головой и направилась в госпиталь. Если где она и может узнать, что именно о ней говорят, то определённо в больнице. До госпиталя Цунаде добралась быстро. При входе на ресепшне сидела какая-то молоденькая девушка. При виде Цунаде, она вежливо поздоровалась. Во взгляде её застыл интерес. - Здравствуйте, Кацуми-сан у себя? - спросила Цунаде. - На планёрке у главного врача. Планёрка только началась, так что будет у себя не раньше, чем через полчаса примерно, - ответила она. - Но Кацуми-сан просила передать вам вот это на случай, если вы придёте, - девушка протянула Цунаде папку, - сложный случай у пациента из сто девятнадцатой палаты. - Хорошо. Напомните, у меня сегодня есть плановые операции? - По графику они у вас стоят на завтра, сегодня у вас должен был быть выходной с учётом того, что вы должны были быть на дежурстве, но поскольку вы его пропустили и пришли сегодня незапланированно, а график составляется на неделю, то нет, на сегодня у вас ни одной плановой операции. - Хорошо, я буду у себя. Посмотрю, что там за пациент. Дайте мне ключи от моего кабинета, пожалуйста, - попросила Цунаде. Как талантливый и опытный ирьёнин, у неё была собственная группа врачей, которой она руководила, и собственный кабинет, поэтому она могла не засиживаться в ординаторской, как другие. - Распишитесь в журнале, - девушка положила перед ней ключи. - Поздравляю, кстати, - сказала она, как только Цунаде расписалась за получение ключей от кабинета. Цунаде нахмурилась. Она бы даже спросила, за что её тут поздравляют, если бы не какой-то мужчина, который подошёл к стойке регистратуры. Цунаде ушла к себе. Пока она поднималась на третий этаж, она ловила на себе разные взгляды некоторых женщин и мужчин из мед. персонала. В основном, в них проглядывались три эмоции: осуждение, безразличие и интерес. Благо, в кабинете за работой удалось об этом забыть. Целых полтора часа она была занята своими делами. Сложный случай, который ей оставила Кацуми-сан, оказался не таким уж и сложным, Цунаде быстро составила алгоритм действий и назначила операцию. Она работала бы и дальше, если бы не Кацуми-сан. - Ох, Цунаде, ты чего пришла на работу, тебе дома надо отдыхать, - заявила она, заходя в помещение. - Да что вы все со мной носитесь сегодня как с вазой, я всего лишь руку поранила, не развалюсь, - возмутилась Цунаде. - Кацуми-сан, я в полном порядке. И, между прочим, ваш сложный случай не такой уж и сложный. - Девочка моя, тебе не об этом надо думать, - вздохнула Кацуми-сан. - Тебе только семнадцать, а ты уже... - она не договорила, в кабинет влетела медсестра. Выглядела она, как ошпаренная. - Ну чего ещё? - Кацуми-сан, Цунаде-сан, у нас ЧП, привезли пациента, кровью истекает, там такое... - Не мямли, - велела ей Кацуми-сан, - и потом, разве у нас нет дежурных врачей? - Так они заняты! - Все чем-то заняты, только не работой, - вздохнула Кацуми. - Пациент в неотложке? - Так да, врачи все заняты, вот я к вам и прибежала. - Иду. - Я тоже пойду, - заявила Цунаде. - Нет, ты останешься здесь. А то удумала! Тебе сейчас о себе надо думать, вот сиди на месте и береги здоровье, - обрубила её Кацуми-сан и вздохнула. Цунаде нахмурилась. Опять все пекутся о её здоровье! Она не хрустальная ваза, она шиноби! - Пусть это и неожиданно, но я тебя поздравляю. Наверно, пораньше даже лучше, мало ли война какая-нибудь, кто его знает, что будет, - Кацуми покачала головой. - А вот Орочимару я голову оторву и кое-что ещё! Такого талантливого ирьёнина мне в декрет отправил! Ладно, после поговорим, - пообещала она и вышла. Цунаде так и осталась стоять как громом поражённая. В помещении ненадолго воцарилась холодная тишина, лишь где-то в углу приглушённо тикали часы. - Да ну, - наконец, сказала она себе. - Мне послышалось. Декрет... Они что, они... Ну да, конечно. Цунаде нервно усмехнулась. Всё сходится. Взгляды эти странные, осуждающие и заинтересованные. Поздравления. Слова Наваки о том, что это никакая не ерунда, слова Джирайи про общество... Цунаде передёрнуло. В их консервативном обществе она прослывёт гулёной и чуть ли не проституткой за то, что умудрилась, во-первых, забеременеть в семнадцать, во-вторых, сделать это вне брака, в-третьих, быть при этом ученицей самого третьего Хокаге и внучкой первого Хокаге, одного из основателей Конохи. Теперь слова Джирайи обретали смысл. Вот, что его беспокоило. Вот, почему он винил Орочимару. - Орочимару, - прошептала Цунаде. Господи, они и его приплели в эту историю. Как они вообще додумались-то такое сочинить?! Ах, ну да, Орочимару притащил её бледную и в пижаме, полуголую практически, в своей жилетке в больницу на руках. Кана-сан, поди, подумала, что они спят. Мозг этой сплетницы, поди, только в этом направлении и работал... А уж если вспомнить, что Цунаде почувствовала тошноту в её кабинете... - Я убью её, - пообещала самой себе Цунаде. Голос её приобрёл жёсткость. Вместе с тем, стало обидно. Неужели людям не наплевать, кто с кем и когда, и где? Нет, конечно им не наплевать. Раньше Цунаде бы непременно отправилась отрывать голову Кане-сан, но смысла в этом не было никакого. В конце концов, человек от этого не изменится. - Беременна, - прошептала Цунаде. Ладонь сама собой легла на низ живота. Цунаде опустилась обратно в своё кресло и замерла. Детей у неё не было. Как-то всё было не до того, да и человека подходящего рядом не было. А когда был, что-то пошло не так. Подумать только, они ещё и Орочимару в эту историю приплели. Какая ирония. Ведь это должно было случиться годами позже. Воспоминания сами собой окутали сознание. Цунаде сидела, облокотившись о высокое и тонкое дерево, на припорошённой тонким слоем инея пожухлой листве, прямо в военной форме, на которой виднелись засохшие давнишние пятна крови, и смотрела потухшим взглядом куда-то вдаль. Вокруг был лес, где-то позади догорал разведённый пару часов назад костёр. Джирайя остался где-то позади, далеко-далеко в Амегакуре, тренировать детей. Цунаде и Орочимару продолжили путь, война ещё была не окончена. Потом так много произошло. Дан погиб... Цунаде передёрнуло, но не от холода. Она опустила взгляд на свои руки. Они были относительно чисты, в пыли и с пятнами грязи, но чисты от крови. Её не было. Почему тогда Цунаде время от времени ощущала, как её пальцы трясутся от горячей тёмной крови на них? Что-то вроде фантомной боли? Уже год прошёл... Цунаде ухватилась за плечи одеревеневшими от холода ладонями в попытке согреться. Солнце клонилось к закату, наступал вечер, вместе с тем значительно похолодало. Только и оставалось, что разгонять чакру по телу, чтобы не замёрзнуть и не заболеть. Раньше, летом и в начале осени можно было простирать свою одежду от крови в реке, если гостиницы и горячие источники были далеко, как и города и сёла, а теперь этого уже не сделаешь. Да и климат здесь не такой, как в стране Огня. Цунаде не замёрзнет, даже если разденется догола, но стирать одежду она будет в ледяной воде реки, а потом одежду придётся где-то сушить. Придётся разводить костёр и стоять вот так, полуголой, в ожидании, пока она высохнет, что будет крайне проблематично, если пойдёт дождь или, например, снег. Вот и оставалось носить грязную одежду, запятнанную засохшей чужой и своей кровью, как напоминание, что идёт война. Знала, куда шла, Цунаде. Не смей жаловаться, говорила она себе. - Цунаде, - Орочимару подошёл к ней ближе. Она перевела на него взгляд, затем на угли в потухшем костре. С тех пор как Джирайя принял решение остаться в Амегакуре, присутствие одного лишь Орочимару рядом на постоянной основе стало нормой. Сначала Цунаде было непривычно, но потом это чувство прошло. Он мог появиться внезапно когда угодно, она не боялась и не вздрагивала, она успела к этому привыкнуть, как и к его низкому шелестящему голосу, который идеально дополнял это пустынное, холодное и одинокое место. Цунаде вдруг подумалось, что это место идеально описывает Орочимару, оно ему подходит даже больше лабораторий Конохи в больнице. Лес. Пустынный, неизведанный, холодный и одинокий. - Пора идти. - Выдвинемся в ночь? - Погода портится, - констатировал он, подойдя ближе. - У нас нет ни палатки, ни даже спальников, которыми можно было бы укрыться от непогоды. Влажность воздуха высокая, температура колебалась от минус пяти до нуля сегодня, сейчас похолодало, скоро пойдёт снег. Нужно торопиться. - Куда пойдём? - тихо спросила она, не глядя на него. Рассеянный взгляд Цунаде потерялся между наполовину облысевших деревьев. Был ноябрь. Почти вся пожухлая листва была на земле, у подножия деревьев, а та, что осталась, выглядела бледно и бедно, как сама Цунаде. Совсем как пожухлый никому ненужный листочек, оторвавшийся от дерева, бывший когда-то ярким, но потерявший краски с наступлением холодного ноября. Они с Орочимару совсем как эта листва, по крайней мере, Цунаде точно. Идти им, вообще-то, некуда. Война близилась к завершению, у них было задание урегулировать небольшие стычки на границах страны Огня и обезопасить местность, что они уже сделали. Со дня на день должно было состояться подписание мирного договора, но Цунаде и Орочимару назад возвращаться не спешили, так они и скитались. Два дня назад они пересекли границу страны Огня. - Дальше. - Дальше на севере высокогорье и суровый климат страны Железа, а ещё дальше нет ничего, кроме ледяных вод залива Сенсоо. - На северо-западе страны есть деревня на берегу моря, практически на границе со страной, где расположена деревня скрытого Водопада. Там умеренный климат. Туда пойдём. - Здесь так красиво, - прошептала Цунаде. - Деревья, лес, река... будто и нет никакой войны и никогда не было. Будто время здесь застыло и ничего не поменялось. Но это, конечно, не так. Время меняет всех. - Война почти закончилась. Скоро снова настанут мирные времена, - Орочимару сказал это спокойно, но Цунаде всё равно уловила в его голосе неуверенность. Или ей просто почудилось. - Надолго ли, - слова, подразумевавшие вопрос, были озвучены как констатация факта, без вопросительной интонации. Цунаде что-то подсказывало, что мир не успокоится, войны будут продолжаться. - Не знаю, - Орочимару опустился рядом с ней и надел на её задеревеневшие руки свои перчатки. - Хоть бы у костра посидела, пока он горел. Ты сама не своя в последнее время. - Давай останемся здесь, - шёпотом попросила Цунаде, сжав его холодные ладони в своих. - Бросим всё и останемся. Здесь так красиво, тихо и спокойно... здесь нет войны. Мы можем остаться. Будем жить, как обычные люди. Состаримся. - Как обычные люди? - переспросил Орочимару. - Обычным людям доступно то, что недоступно шиноби. - Например? - Например рожать детей без страха оставить их сиротами в случае войны, где шиноби могут погибнуть, - пожала плечами Цунаде. Орочимару смотрел на неё удивлённо. Он был согласен, его родители погибли именно из-за Первой мировой. Только вот умереть по сути можно и в мирное время на какой-нибудь миссии или вследствие вооружённого конфликта. Цунаде должна знать об этом, она похоронила брата, который погиб до официального объявления Второй мировой. - Ты хочешь детей? - спросила она, избегая его взгляда. - Я об этом не думал, - Орочимару даже не думал воспринимать её слова всерьёз, Цунаде устала, она пережила психологическую травму на войне, она видела смерть, смерть дышала ей в затылок, им всем. Она просто хотела пожить спокойно, вот и заговорила об этом. По правде говоря, даже если бы она всерьёз ему это предлагала, Орочимару на самом деле не был уверен в том, хотел ли он детей или нет. Наверное, скорее нет, чем да, в конце концов, никогда не знаешь, когда начнётся Третья мировая война. В их реальности это вопрос времени. Орочимару вырос без родителей, и он сам не знал, что хуже: умереть самому на войне, оставив ребёнка, или узнать, что твой ребёнок умер раньше тебя. Оба варианта ужасны. - Не в военное время точно. - Здесь нет войны, - повторила Цунаде, поднимая на него глаза. - И не будет, кругом никого нет, только лесная глушь. Останемся и будем жить, как самые обычные люди. - Но мы не обычные люди, - Орочимару перевёл взгляд с бледного лица Цунаде на лес. Полусонные деревья будто пламенели в красках заката, пусть и не таких ярких, как летом и осенью. - А ты хочешь? - спросил Орочимару. Цунаде не сразу поняла истинный смысл вопроса, пока он не пояснил. - Детей. - Не знаю, - честно ответила Цунаде. На душе было так пусто. Не привыкшая быть одна, она морально выгорала год за годом, наблюдая, как одиночество пожирает её душу. Раньше этого как-то не ощущалось. Раньше был жив Наваки. Потом был Дан. В её жизни всегда кто-то был, а теперь нет никого, кроме Орочимару, отношения с которым последние полгода находились в непонятных и очень размытых рамках «товарищи», «друзья» и «любовники по случаю». Может, ребёнок смог бы её спасти от одиночества. Их обоих. А может и нет. Она не знала, зачем заговорила о детях. Цунаде не вполне была уверена, что этот её вопрос прозвучал не просто абстрактно, а с конкретным намёком на действие. - Мы могли бы попробовать, - пожала она плечами. - Прям здесь? - Орочимару позволил себе усмехнуться. - Давай дойдём до деревни, там хотя бы есть гостиница, душ и чистая одежда. Цунаде согласилась. До деревни на берегу моря они добрались через несколько часов, посреди ночи. Гостиницы здесь, как таковой, не было, были гостевые дома, а сама деревня, расположенная на гористой местности, показалась Цунаде небольшой, тихой и спокойной. Они выбрали гостевой дом, расположенный практически на берегу бухты. До побережья протяжённостью общей сложностью в несколько километров от гостевого дома было всего три минуты. Посетителей не так много, особенно с учётом того, что война официально пока не окончена, путешествовать простым людям было достаточно опасно, во избежании попасть под перекрёстный огонь. На ресепшне их приняли за простых путников, протекторы с символом Конохагакуре они спрятали, а обмундирование шиноби скрыли под плащами. Никто не узнал их даже по именам, фамилию Цунаде не афишировала. Она всё ещё помнила, какое облегчение почувствовала, когда сняла с себя грязную форму и приняла горячий душ. Будто гора с плеч. Она вдруг на мгновение, пусть и в собственных фантазиях, перестала быть шиноби. Оставшееся время до утра Цунаде провела в некрепком тревожном сне. Ей продолжали сниться кошмары, связанные со Второй мировой войной. Она не знала, крепко или нет спал Орочимару в ту ночь, и спал ли вообще, но судя по его равномерно вздымающейся груди, кошмары его не мучили. Цунаде слезла с постели раньше него. У них не было гражданской одежды, её предстояло приобрести; у них вообще не было никакой одежды помимо формы, которую оба не хотели даже видеть, и плащей. Цунаде натянула халат, предоставленный гостевым домом, и в таком виде вышла на улицу. До моря в самом деле было рукой подать. Пустынное и безмятежное побережье встретило Цунаде покоем. Впервые за всю войну она перестала чувствовать себя запертой в клетке. Море дарило странное, даже мнимое чувство свободы. По факту она всё ещё шиноби Конохи, но сейчас, на побережье, на холодном мокром песке, глядя на серо-голубую гладь морской воды и вдыхая грудью морской воздух, прохладный и солёный, Цунаде ощущала себя свободной. С того самого момента кошмары почти перестали ей сниться. Она сбросила обувь и халат и ступила в воду, не снимая нижнее бельё. Воды залива Сенсоо в это время года были прохладными, даже холодными. Температура воды коллебалась от пятнадцати до двенадцати или десяти градусов. Некупальная температура, но Цунаде продолжала ступать дальше и дальше, чувствуя, как прохладные морские волны омывают сначала её щиколотки, потом колени, потом бёдра. Когда уровень воды был ей примерно по пояс, он менялся в соответствии с движением волн, то поднимаясь до талии, то опускаясь до ягодиц, Цунаде обернулась. Перед ней был пустынный песчаный берег, окутанный утренней дымкой тумана. Серые свинцовые облака над головой заслоняли рассветное солнце. Ветер со стороны моря заставил Цунаде поёжиться. Она повернулась лицом к морю и погрузилась в воду, прямо навстречу волнам. Холодно было первые несколько секунд, вскоре её тело быстро адаптировалось к температуре воды. В воде ветра не было, за счёт чего казалось, что в воде теплее, чем на суше. Цунаде сделала несколько плавных движений, далеко от берега она заплывать не собиралась. Море сильно штормило, если она отплывёт дальше, волны могут намочить её волосы, и тогда ей станет холоднее. Светлые и чистые волосы Цунаде были собраны в неаккуратный пучок на голове, часть которого уже успела намокнуть. Главное не намочить голову. Она качалась на волнах, вглядываясь вдаль. Серо-голубое побережье бухты, овеянное утренним туманом, с двух сторон окружали скалы. Здесь было невероятно красиво. Цунаде качалась на волнах и не хотела выходить даже, когда замёрзла. Она вышла только тогда, когда Орочимару с берега позвал её назад. - Ты вся трясёшься, губы посинели, - констатировал он, накидывая на неё халат, а сверху тёплый плед. В номер они вернулись вместе. Орочимару заставил её встать под горячий душ, чтобы согреться. Одеревеневшими от холода пальцами Цунаде попыталась расстегнуть лифчик, но застёжка никак не поддавалась. Тогда ей помог Орочимару. Из душевой он так и не вышел. Тогда они были близки. Цунаде не знала, как это произошло. Орочимару тоже не знал. Это просто случилось. Они отчаянно цеплялись друг за друга, будучи совершенно трезвы - не оправдаешься веянием крепкого алкоголя, - топили друг в друге кто одиночество и отчаяние, кто собственную тьму в сердце. Друг другом они пытались залечить раны, которые нанесла им война. Эта их близость была четвёртой по счёту за всё время, вместе с тем единственной на трезвую голову, а потому самой искренней и запоминающийся. Цунаде как заворожённая касается онемевшими кончиками пальцев своих пересохших губ, на них как будто тлеют прикосновения губ Орочимару. Как это вообще возможно? Почему она будто чувствует тепло его рук на её теле под горячими струями воды в душе? Почему ей кажется, что это было с ней буквально пару часов назад? Это было в другой жизни. А в этой пока ничего не произошло и Цунаде сомневалась, что произойдёт. Джирайя так заботился о ней, а она даже после смерти Дана предпочла топить своё одиночество в объятиях другого мужчины. Так даже лучше. Орочимару, в отличие от Джирайи, прекрасно понимал, что это никакая не любовь, и сам он никогда не любил Цунаде. Он пытался утопить в ней свою тьму. У них обоих ничего не получилось. Так, наверное, всегда и бывает. Даже к лучшему, что так вышло. Страшно даже представить, что бы они делали и что бы делал их ребёнок, если бы он у них был. Что бы изменилось? Цунаде не могла себе это представить. Она и Орочимару. Орочимару и она. И кто-то третий. Это звучало как оксюморон. О чём они оба только думали тогда. Цунаде почувствовала, как слёзы собираются в уголках её глаз. Она зажмурилась и несколько раз моргнула. Может, так получилось именно потому что они друг друга не любили? В дверь её кабинета постучали. Цунаде очнулась от своих мыслей. - Да, войдите, - сказала она. В кабинет как призрак вплыл Орочимару с мрачным выражением лица. - Цунаде, - протянул он, - и когда же ты собиралась сообщить мне эту радостную новость? Чёрт. Помянешь солнышко, вот и лучик. Хотя, скорее грозовая туча... - Заодно, может, объяснишь мне, может я чего-то не знаю, когда это оплодотворение стало происходить воздушно-капельным путём заместо привычного полового? Цунаде молчала. Молчали и тени, застывшие по углам кабинета. - Меня сегодня дважды поздравили, а потом Сарутоби-сенсей вызвал на ковёр, где целых полчаса читал мне нотации на тему того, какой я безответственный человек, сделал тебе ребёнка в семнадцать лет при том, что мы не женаты, и что мне теперь, как честному человеку, нужно заключить с тобой брак, - продолжал Орочимару. - Я, конечно, сразу поспешил поставить сенсея в известность, на случай, если он, вдруг, не знает, что дети от простого общения не заводятся, но он мне не поверил и очень удивился, а потом сказал, чтобы ты подтвердила мои слова. Потом я встретил Джирайю и уже он минут пятнадцать обвинял меня в том, какой я ужасный человек и не хочу брать ответственность. - Ты же понимаешь, что это не я всем рассказала эту абсурдную новость? - уточнила Цунаде. - Абсурдную? После лекции от Сарутоби-сенсея и монолога Джирайи я почти поверил, что ты на самом деле от меня беременна. При том, что между нами ничего не было, - он подошёл к её столу. Негодование, которое он старательно скрывал за маской безразличия и лёгкого недовольства, позабавило Цунаде. - Ну раз поверил, значит поздравляю. Как назовём ребёнка? - усмехнулась она. Орочимару на этом моменте побледнел ещё больше. - У нас нет никакого ребёнка, - напомнил он хриплым голосом. - Вот видишь, мы нашли плюс в ситуации. Нет, значит имя придумывать не нужно, - Цунаде подразумевала, что её весёлое настроение предвещает истерику. - Чем ты вообще не доволен?! Это не тебя проституткой за глаза называть будут, которая залетела в семнадцать без брака, являясь при этом ирьёнином и внучкой первого Хокаге! Меня сегодня тоже поздравили дважды, а ещё сказали, что раньше лучше, потому что вдруг война будет, мы не знаем этого, так что я молодец и вообще мне надо беречь здоровье. А тебе Кацуми-сан пообещала оторвать голову за то, что ты отправил меня в декретный отпуск. В отпуск! - повторила Цунаде на повышенных тонах. - Ты не представляешь, как я хочу в отпуск! А декретный отпуск ещё и оплачивается выше обычного! Я почти расстроена, что вся эта история не больше, чем глупые сплетни. Иди отсюда скорее, пока я не передумала и не поспешила превратить сплетни в реальность! - постановила она. - Тебе смешно? - переспросил Орочимару. - В конце концов, на всё нужно смотреть с юмором, - философски заявила Цунаде и подошла к стойке в своём кабинете, где стоял новый электрический чайник. - Иначе никаких нервов не хватит. Будешь чай? Орочимау удержался от того, чтобы закатить глаза, и вышел, почти что хлопнув дверью. - Даже не попрощался, - фыркнула Цунаде. - Можно подумать, мне легче...