Ночные огни

Война подошла к концу, закончилась даже раньше, чем помнила Цунаде. Жизнь снова должна была вернуться в привычное русло, чтобы потом рухнуть с началом Третьей мировой войны. На похоронах присутствовала почти вся деревня, так или иначе, кто-то кого-то потерял, остальные пришли почтить память погибших. Многих удалось спасти, не без знаний, помощи и умений Цунаде, которые она принесла с собой в это время из будущего. Джирайя на церемонии отсутствовал. Орочимару стоял рядом с ней, пустым взглядом осматривая памятник, пока их бывший сенсей произносил речь. Что-то сильно трогательное и немного пафосное. Цунаде ощущала себя странно. Она находилась под действием антидепрессантов. Под конец войны она в сражениях не участвовала, всё её время занимал военный госпиталь, где она во второй раз пережила ужасы войны. Не Четвёртая мировая, конечно, но война есть война. На Четвёртой она была Хокаге, она не занималась ранеными в военном госпитале, это была обязанность Сакуры. Пусть её работа была куда тяжелее в плане груза ответственности за принятые решения, вернуться в госпиталь она никогда бы не захотела, но ей пришлось. Цунаде видела эту мясорубку во второй раз: оторванные конечности, рваные раны, повреждённые внутренние ораны. Весь этот кровавый кошмар, который она видела изо дня в день, уже перестал вызывать тошноту и трепет, но не переставал сниться в кошмарах. Эмоциональное состояние Цунаде было нестабильным. Она осознала это, когда Орочимару разбудил её посреди ночи и велел лечиться, потому что она кричит от ужаса во сне. Цунаде начала лечение. В данный момент она находилась под действием сильных антидепрессантов и даже в таком отрешённом и умиротворённом состоянии задавалась вопросом, как она сможет пережить Третью мировую войну и что она вообще может изменить. Чтобы адаптироваться и перестать мучиться кошмарами, Цунаде продолжала принимать антидепрессанты, запивая их большим количеством чёрного чая и кофе, поскольку от таблеток клонило в сон, и нагружала себя работой в госпитале чуть ли не круглосуточно. Так продолжалось до тех пор, пока медсёстры и другой персонал госпиталя не начал её поздравлять. - Если кто-то опять распустил обо мне слухи, клянусь, я устрою этому кому-то показательный анатомический театр! - пообещала она. - У вас же свадьба, Цунаде-сама, - робко отозвалась одна из медсестёр. Цунаде моргнула. Она что-то пропустила? Какая ещё свадьба? Осознание обрушилось на её многострадальную голову подобно ведру ледяной воды. Данзо с его манипуляциями, Орочимару с его недовольством жизнью и планами по глобальным переменам в области науки, ну как она могла забыть, как посмела подумать, что после войны от неё отстанут. - Нее-чан, свадьба это прекрасная новость, почему ты мне ничего не сказала? - Наваки, не смотря на то, что возмужал и вырос, продолжал звать её так. Глядя на него, высокого и широкоплечного парня двадцати одного года от роду, Цунаде улыбалась, и ей думалось, что ради него одного стоило пройти через весь этот ад. - Вся в работе, Наваки, - улыбнулась Цунаде. - А ты, к слову, за ум взялся, смотрю, политикой внешней увлёкся? - она окинула беглым взглядом его бумаги на столе. - Я решил стать дипломатом, - огорошил он её. Цунаде моргнула. - Дипломатом? А как же мечта быть Хокаге? - Ну, Хокаге заведует внутренней политикой, делает жизни людей лучше изнутри, а задачи дипломатов состоят в том, чтобы защищать страну и представлять её интересы извне. Не хочу больше воин, а потому думаю уехать работать в посольство в Облако или в Песок. - Ну... удачи, - улыбнулась Цунаде. - Я думаю, ты станешь блестящим дипломатом. - Спасибо, Нее-чан. Только тебя замуж выдам, - улыбнулся ей брат. Улыбка Цунаде несколько померкла. Ни то, чтобы она не хотела выходить замуж за Орочимару, в этом были определённые плюсы. Цунаде уже и не надеялась быть любимой и любить кого-то, кроме брата и Дана чисто по-дружески, не говоря уже о своих сокомандниках, о любви она не переживала. Если Орочимару станет её мужем, на него можно будет скинуть свои обязанности как главы клана Сенджу. Сейчас делами клана занималась по большей части она, чисто на автомате через нежелание, в меньшей степени Наваки, как только он уедет, всё это рухнет ей на голову. Цунаде даже вникать в это не хотела. Собрания, на которых она должна была присутствовать как глава клана, она игнорировала. А так можно передать дела мужу и со спокойной душой заниматься медициной. Её просто беспокоило то, что может статься с Орочимару в будущем, а как исправить это, она не знала. Да и стоило ли исправлять? Свадебными делами занимался её брат. Цунаде не знала, принимал ли в этом участие Орочимару, но вскоре ей стало известно, в их поместье он проводит всё больше времени. А вот она всё меньше. Цунаде жила в своём кабинете в больнице. Она довела себя до изнеможения и хронической усталости. Ситуация вышла из-под контроля и перестала варьироваться в нижних границах нормы, когда Цунаде осознала, что на нервной почве сбросила шесть килограмм, что для её роста и фигуры не есть хорошо, а в зеркале вместе себя двадцатишестилетней увидела себя тридцатилетнюю. Бледное осунувшееся лицо и синие мешки под глазами, не говоря уже о покрасневших глазах, прибавляли ей возраст чисто визуально. Ситуация ещё больше вышла из-под контроля, когда Цунаде свалилась в обморок посреди коридора. Воспоминания о прошлой жизни мучить её не перестали. Цунаде вновь оказывается в том злополучном гостевом дом на берегу моря в стране Железа. Воспоминания вырисовывают чёткую картину полуночного мрака, мягкую постель и шелковые простыни и тепло. Цунаде вскакивает посреди ночи от дурных сновидений, во сне её мучили мутные образы, но одна деталь запомнилась ярче других. Колотая трещина на верхнем переднем резце. Цунаде охватывает ужас. Она знала, что это дурной знак. Сейчас она даже знает, что именно означает этот сон. Руки сами опускаются на живот, нежно оглаживая его, в попытках себя успокоить. Стало нестерпимо жарко и Цунаде откидывает одеяло в сторону. Вместе с ним на пол падает плед. Орочимару опять накрыл её пледом поздним вечером. Он всегда так делал, когда возвращался поздно и заставал её уже спящей. С отоплением здесь было проблематично. - Цунаде, что случилось? - слышится его хриплый голос. Цунаде прикусила губу, стараясь побороть тревожность. Он всегда так чутко спал. - Тебе снова приснился кошмар? - Ничего, всё нормально, - она опустилась на постель и стала всматриваться в потолок. - Ну хоть себе не ври, - фыркнул Орочимару. - Просто дурной сон, ничего страшного, - Цунаде повернулась к нему лицом и он всё понял без слов. Орочимару не задавал лишних вопросов, и он бы и дальше продолжал закрывать глаза на странное поведение Цунаде, если бы не её беременность. От её самочувствия зависело состояние их нерождённого ребёнка. Пусть Цунаде была здоровой и сильной, но беременность и роды занятие небезопасное. К тому же она никогда не говорила ему о своих беспокойствах и мыслями не делилась. - Сходим в больницу, - озвучивает решение Орочимару. Цунаде не спорит. Дело в ребёнке. Он бы не справлялся о её самочувствии, если бы не ребёнок. Она прикрыла глаза и попыталась успокоиться, как вдруг вздрогнула и схватилась за живот. - Что? - Орочимару приподнялся на кровати. - Что такое, Цунаде? - тон его голоса приобрёл жёсткие нотки. Нотки волнения и страха, должно быть, ей просто чудятся. Без всяких объяснений она взяла его руку и положила на свой живот, в то самое место, куда её толкнул ребёнок. Это повторяется снова, сильнее, чем в первый раз. Орочимару должен был почувствовать. Не мог не ощутить. - Кажется, не только нам не спится ночью, - Цунаде пытается пошутить, но ответа не слышит. Комната погружается в тишину на долгие несколько минут. Орочимару выглядит странно. Словно заворожённый, он смотрит на её живот странными глазами, насколько могла видеть Цунаде в ночной темноте. - Природа жизни действительно удивительна, - признал он наконец спокойным голосом. - Тебе больно? - обратился он к Цунаде. - Нет, - она лжёт. Это было неприятно и даже больно, но, кажется, ребёнок повернулся так, как ему или ей было удобно, и снова заснул. - Сейчас нет. - Отдыхай. Он было собрался отвернуться или вовсе куда-то уйти, он это делать любил, но она остановила его. Цунаде некрепко ухватила его за руку. - Можешь подержать её ещё немного? - просит она шёпотом, устраиваясь в более-менее удобную позу на боку и придерживая его ладонь на своём животе. Цунаде не была уверена, зачем ей нужна была его близость сейчас, она даже не была уверена, что сможет вот так заснуть, но ей не хотелось оставаться один на один со своими чувствами. Орочимару не ответил. Молча он лёг ближе к ней и стал наблюдать. Цунаде закрыла глаза. Он не Дан, не Наваки и даже не Джирайя, но рядом с ним она чувствует себя спокойно. Тревога и волнение не терзают её душу. Ей удаётся заснуть. Воспоминание развеивается словно дымка и сменяется новым. Всё та же комната. Занавески раздвинуты по краям окна, помещение заливает закатное солнце. Орочимару снова где-то ходит, в свой распорядок дня он её не посвящал никогда. Цунаде занималась своими делами, читала, гуляла, и только под вечер ей стало нехорошо. Она попыталась дойти до постели, сесть, но не смогла. Живот сильно заболел, она рухнула на пол. Закатное солнце слепит глаза даже на полу. Оно непривычно яркое для страны Железа. Цунаде сгибается на полу и пытается позвать на помощь. Воспоминание дарит ей все те ощущения, что она пережила когда-то. Голос хрипит. В ушах шум, голова болит. Тело её не слушается. Орочимару возвращается в их комнату раньше положенного срока, совсем кстати. Цунаде в беспамятстве слышит его голос и чувствует похлопывания по щекам. Он берёт её на руки и куда-то несёт. Цунаде шепчет только одно. - Что-то не так. Что-то пошло не так. В больнице с неё стаскивают обувь, колготки и нижнее бельё, а потом акушерка что-то говорит. Цунаде и сама знает, что нужно делать. Ей нестерпимо больно. Она не знает, сколько это длится. В какой-то момент ей кажется, что она на смертном одре, мечется в агонии, и что вот таким будет её конец. Она не спорит с этим, главное, чтобы всё закончилось поскорее. Терпеть сложно. Боль такая сильная, что удар мечом кажется царапиной по сравнению с этим. На периферии сознания мелькает мысль, что и выглядит она ужасно. Вся взмокшая от пота, раскрасневшаяся от боли, с растопыренными ногами, слабая женщина, которая готова умереть, лишь бы не терпеть эту агонию. Орочимару не любит слабых людей. А он здесь стоит, она знает, она чувствует его холодные ладони у своих висков. Боль затмевает сознание и Цунаде больше не сдерживается. Она кричит и стонет, и ей кажется, ещё немного, и у неё разорвётся сердце. Всё заканчивается. Перед глазами пляшут пятна и летят звёздочки, потолок расплывается. Цунаде не видит ни врачей, ни Орочимару, никого не чувствует, не слышит. В родовой палате так тихо. Вздохнуть лишний раз страшно. Но ребёнок должен плакать. Сакура должна плакать. Все дети плачут. Цунаде смаргивает непрошенные слёзы. - Где Сакура? - хрипит она. - Принесите мне мою дочь. Я хочу увидеть дочь. - Цунаде... - Орочимару впервые теряется, не знает, что и сказать. Сообщать о смерти её брата было не так сложно, война никого не щадит, Цунаде должна понимать это. Хоронить родителей и приносить им цветы на могилу было и в половину не так страшно. Он был ребёнком и не мог в полной мере осознать, что значит смерть. Но теперь он понял. И он совершенно не знал, как сообщить об этом Цунаде. - Я слышала... я точно слышала её крик, - голос её дрогнул. - Орочимару, что с Сакурой? Почему ты молчишь? Он молчит, потому что не знает, что сказать. Впервые говорить ей правду не хочется. Впервые это так тяжело. На душе странные ощущения. Орочимару кажется, будто в груди у него дыра. Он скажет ей об этом на утро, когда в последний раз позволит себе держать её в объятиях и вдыхать запах её волос. Она признается, что у неё давно нет сердца. Разбилось на маленькие кусочки. А потом они оба очерствеют окончательно. Но это всё потом. Когда осознание того, что произошло, обрушивается на Цунаде, это выбивает её из колеи, из реального мира. Она кричит и не осознаёт этого. Боль в груди кажется ей в десятки раз хуже чем та, что она испытывала в родах. Врачи вводят ей что-то и мир тускнеет. Тьма схлынулась над ней как морская вода. Воспоминание снова рассыпается, снова сменясь другим. Сакура лежит в белой тёплой детской одежде в маленьком гробу, сероватая и холодная, как фарфоровая кукла. До смерти брата Цунаде никогда не думала, какого это - терять близких. Все её близкие ушли в лучший мир, когда она была совсем маленькая, и близко она с этим не сталкивалась. Когда умер Наваки, она плакала. Когда умер Дан, она рыдала и кричала. Теперь перед ней лежала Сакура. Когда гроб закрывают и опускают в землю, ноги у Цунаде подкашиваются. Она падает на землю и снова кричит. Из груди вырывается хрип и булькающие звуки. Цунаде захлёбывается в рыданиях. Сакуру хоронят как положено в стране Снега, по их собственным обычаям. Устанавливают надгробие, читают молитву, уходят. Орочимару поднимает её, ставит на ноги, и смотрит куда угодно, только не на неё. Цунаде подмечает и его бледность. Сильнее обычного. У него синяки под глазами и опухшие глаза. Она решает, что это от ветра. Вместе они возлагают белые розы на могилу своей дочери. Вместе стоят ещё какое-то время прежде, чем уйти. Хоронить собственного ребёнка сравнимо с сожжением в огне заживо. Цунаде никогда не обжигалась, но ей, от чего-то, на ум приходит именно это сравнение. Они уходят вместе. А потом на душе остаётся боль, которая вскоре сменяется горечью, и ледянящая пустота, совсем как воды залива Сенсоо. Цунаде и Орочимару возвращаются в Коноху не сразу. Цунаде нужно время, чтобы восстановиться после родов. Но и надолго они тоже не задерживаются. Их нормальная жизнь заканчивается слишком быстро. Она просыпается и чуть ли не кричит от ужаса, всё тело ломит, а по всем конечностям растекается слабость. Цунаде ненавидит это поганое состояние и ей самой не верится, что она позволила себе до такого докатиться. В палате она не одна, рядом Кацуми-сан и Орочимару о чём-то переговариваются приглушённым тоном. Или они говорят нормально, а это у Цунаде в ушах кровь так шумит. Внезапно они замолкают. - Очнулась, - вздохнула Кацуми-сан. - Цунаде, ты соображаешь своей светлой головушкой, до какого состояния ты себя довела? Или ты светило медицинской науки только в отношении других? - Сразу отчитывать меня взялись, Кацуми-сан, в этом вы вся, - фыркнула Цунаде. - Вот и как я должна тебе госпиталь передать, скажи мне? Ты ж помрёшь на работе. - Это и так мой госпиталь, вы глава только формально, - парировала Цунаде. Это была чистая правда. Госпиталь таким, каким он был сейчас, построила и организовала она. Кацуми-сан занимала должность главы больницы лишь формально, но уже готовилась переложить эти обязательства на свою самую талантливую ученицу, которая уже давно превзошла её. - И мне страшно представить, до чего ты себя доведёшь, как только я передам тебе дела официально. Пока что я занимаю должность главы больницы, я отправляю тебя на больничный, а после свадьбы возьмёшь отпуск. В принудительном порядке. - Какой свадьбы... а, точно, - она поморщилась от головной боли. - А когда она? - Цунаде! - воскликнула Кацуми-сан. - В эту пятницу, - раздался шелестящий голос Орочимару. - А сегодня у нас? - Понедельник, Цунаде! Но у тебя все дни как один сплошной понедельник! Всё, никакой работы, забудь о ней! Цунаде неопределённо кивнула. Кацуми назвала её безответственной и вышла из её палаты. Орочимару покидать её общество не торопился. - Тоже мне нотации читать будешь? - деловито поинтересовалась Цунаде. - Это ж не в твоём стиле. Джирайя бы прочитал, а ты... - Истории про параллельный мир не сказки? - спросил он вдруг. - Что? - моргнула Цунаде от удивления. - Ты рассказывала мне о своих снах, якобы ты прожила там другую жизнь, а потом здесь очнулась. Так то были не сказки? - Ты думал, я вру, - констатировала Цунаде. Сил удивляться или гневаться у неё не было. - Ну да, что ещё можно было подумать. Либо с ума сошла, либо вру. - Значит, Сакура, - Орочимару прищурился. Цунаде похолодела. Говорить о ней она не желала. - Как много ты знаешь? - прошептала она хриплым голосом. Орочимару отвечать не торопился. - Мне не нравится это имя, - сказал он спустя минуту молчания. - Если потребуется, мы придумаем другое, - с этими словами он вышел. Цунаде продолжала лежать в постели, в больничной палате без движения, размышляя над тем, что сейчас было. До неё не сразу дошло, что её будущий муж, в каком-то смысле, только что пообещал ей, что её страшный кошмар никогда не станет явью в этом мире. Цунаде забылась спокойным сном.

***

В пятничное утро почти вся Коноха стояла на ушах по одному единственному поводу: свадьба Цунаде Сенджу и Орочимару, героев второй мировой войны. Джирайя тоже обещал почтить их своим присутствием. Наваки с самого утра буквально светился изнутри, Орочимару был чем-то занят у себя в лаборатории, и только Цунаде встретила утро лицом на столе в своём рабочем кабинете. Медсестра, которая зашла с кружкой кофе, разбудила её. - Цунаде-сама! - сказала она. Цунаде вздрогнула и поднялась со стола, пытаясь за секунду изобразить, будто она не спала только что на столе, а была крайне занята. Часть истории болезни одного из пациентов отпечаталась у неё на щеке. - Вот кофе, - медсестра, молоденькая пятнадцатилетняя девушка, поставила кофе перед Цунаде на стол и смущённо указала себе на лицо, на правую щёку. - У вас тут это... чернила, - затем она извинилась и убежала. Цунаде провела рукой по щеке, после чего взглянула на пальцы. И точно, чернила. - Черт, - вздохнула она и принялась за кофе. В голове был только один вопрос, как она переживёт этот день и предстоящую свадьбу. Дождаться бы ночи, тогда она сможет поспать. Но ждать не пришлось, её выгнали из больницы готовиться к церемонии ровно через пятнадать минут, как она закончила пить кофе. Дома отмыли, а потом начали творить какие-то махинации с её волосами и лицом. Часа через три Цунаде сама себя не узнала. В белом кимоно, с запудренным лицом, накрашенными глазами и губами, с уложенными в красивую и сложную причёску волосами, она сама себе напоминала куклу. - Ужас какой, что они со мной сделали, - в голове всплыл её обычный образ, простенький костюм, состоящий из светло-серой блузки без рукавов и брюк три четверти синего цвета, а также зелёного кимоно поверх. Удобная обувь, красные аккуратные ногти и два низких хвостика - всё это было частью её привычного образа. Цунаде никогда не представляла себя в свадебном кимоно с такой сложной причёской, даже когда Дан сделал ей предложение. - Нее-чан, ты прекрасна, - восхищённо произнёс Наваки, глядя на сестру. Цунаде обернулась к нему и поражённо замерла. Он был чуть выше неё, собирался уехать после её свадьбы учиться заграницу, чтобы стать дипломатом. А в зеркале, если она ещё раз туда посмотрит, она увидит не себя, одинокую Пятую хокаге со склонностью к азартным играм и первой стадией алкоголизма, у которой нет никого, кроме Сакуры с Шизуне и всей Конохи впридачу с горой документов, а просто Цунаде, молодую женщину, невесту, у которой есть младший брат, работа, нет алкогольной зависимости, и скоро будет муж. Она до сих пор не могла поверить в реальность происходящего. Всё это казалось ей эфимерной иллюзией, которая исчезнет, стоит ей лечь спать и проснуться. Но вот, день за днём, месяц за месяцем и год за годом она просыпалась на работе, реже дома, и всё оставалось на своих местах. Она же, в свою очередь, всё ещё не знала, из-за чего попала в прошлое. - В психологии это синдромом десперсонализации, - вздохнула Цунаде, когда осталась одна в комнате. - Когда всё происходящее вокруг кажется нереальным, эфимерным и чужим. Она отвернулась. Любой психолог сказал бы ей, что её боязнь принять реальность ничем хорошим не обернётся, ведь, даже если всё вокруг просто иллюзия, проекция её умирающего подсознания, она всё равно, во-первых, ничего не сможет изменить, во-вторых, упустит шанс прожить эту жизнь так, как хочется. Так и пройдёт отведённое ей время в страхе принять и признать реальность, в работе и алкоголе. К алтарю Цунаде шла на деревянных ногах, она чудом не запнулась о собственную ногу и не запуталась во всех этих дорогих тканях свадебного кимоно; Наваки, слава всем богам и богиням, тоже помог, поддерживал её за руку постоянно, пока вёл до алтаря. А потом всё было как в тумане. Кто-то что-то говорил, потом все замолчали. Цунаде повернулась к Орочимару и застыла, глядя на него, в чёрном свадебном кимоно, такого необычного, молодого, чужого. Таким она его не видела. Он что-то говорил. Это, должно быть, свадебная клятва. Кто там их написал, кому они за это заплатили? Цунаде моргнула. Свадебная клятва. Она учила что-то такое в перерывах между кипой документов, историй болезней разных своих пациентов, организаторскими программами обучения юных медиков. Свадебная клятва, заученная наизусть, в стрессовой ситуации вылетела из головы, как пробка из бутылки шампанского. Орочимару закончил. Все выжидающе посмотрели на неё. Цунаде перевела взгляд на цветочную арку, у которой они стояли. Почему просто нельзя зарегистрировать брак без этого цирка? Она приоткрыла рот, собиралась что-то сказать, но так и не сумела. Молчание затягивалось. Что там обычно говорят в свадебных клятвах? - Я забыла, - произнесла она одними губами, но Орочимару, кажется, и так её понял. Она перевела на него взгляд и не увидела ни злости, ни обиды, ни презрения, ни осуждения в его глазах. Он смотрел на неё внимательно, вглядывался в её побелевшее лицо и уже собирался что-то сказать, чтобы их брак поскорее зарегистрировали, но она крепче сжала его руки в своих ладонях. - В свадебных клятвах обычно говорят стандартных набор слов, - сказала она громче, так, чтобы он её слышал. - Даже не про верность, а про любовь до гроба. Это всегда звучит очень пафосно, немного лицемерно, если смотреть статистику разводов или ранней смертности среди шиноби, и совсем чуть-чуть смешно. Конечно, здорово, когда люди могут любить друг друга так сильно, но это, определённо, не наш с тобой случай, верно? - она усмехнулась. - Потому что в любви до гробовой доски мы оба можем клястья только своей работе. Я, если честно, вообще не думаю, что свадебные клятвы уместны в нашем случае, и не потому что сомневаюсь в том, что мы сможем или не сможем их сдержать, а потому что мы с тобой и вещи, настолько обыденное, как свадебные клятвы, это что-то, друг с другом несовместимое. Тем не менее, когда я думаю о нас, я понимаю, что в моей жизни... нет, на всём белом свете, наверное, из ныне живущих людей, нет никого, кто мог бы меня... понять, наверное, и даже принять, не называя при этом чокнутой. Никого, кроме тебя, Орочимару. Едва ли нас можно будет назвать нормальной семьёй, но ведь мы оба далеки от нормы, поэтому, наверное, и подходим друг другу. Я не буду клястья в любви до гробовой доски, потому что это точно не наш случай, но я клянусь быть тебе верной женой до тех пор, пока смерть или развод, - кивнула Цунаде своим мыслям, - не разлучат нас. Я постараюсь быть... я постараюсь подарить тебе дом и... стать семьёй для тебя, если ты мне позволишь... Отныне ты часть дома Сенджу, часть моей семьи, моя семья, и я хочу, чтобы ты чувствовал тоже самое, - Цунаде посмотрела в его глаза. Он смотрел на неё с интересом. - Что там ещё... - тихо спросила она. Он усмехнулся. - Орочимару, я согласна быть твоей женой и я беру тебя в свои законные мужья. Она закончила. Священник велел им обоим поставить подписи на официальном документе. Кисточка чуть не выпала из дрожащих рук Цунаде когда она подписывалась на бумаге в том, что согласна быть женой Орочимару. Он же вёл себя непринуждённо. Как ему только увадалось. Надо было выпить перед церемонией, она это знала! После того, как документ был подписан, их объявили мужем и женой, а потом начался ещё один круг ада, состоящий из поздравлений и речей. Наваки желал взаимопонимания, долгих лет жизни и счастья; Третий Хокаге опять говорил что-то трогательное и слишком пафосное; потом говорил Джирайя... ну как говорил, скорее плакался о том, как лучший друг увёл у него любовь всей жизни, потом грозился убить его, если он её обидет, а потом желал счастья от всего сердца; Нагато, Яхико и Конан, которых он притащил с собой, скромно пожелали счастья; потом кто-то со стороны клана Акимичи пожелала много детей и Цунаде чуть не подавилась вином; дальшейший шквал поздравлений сливался в её голове в неясный и неразборчивый шум. А потом всё закончилось. Цунаде очнулась от этого кошмара, когда почувстововала себя полупьяной и осознала, что находится дома, посреди спальни, в полумраке. Так было до тех пор, пока Орочимару не включил свет. - Кажется этот пояс сейчас меня задушит, - сказала она отстранённо. Кимоно на ней действительно затянули слишком крепко. Орочимару её проигнорировал, он лишь стоял и смотрел как-то напряжённо. - Это была скрытая просьба, чтобы ты снял с меня этот ужас, - пояснила она. Он послушно подошёл и ослабил узел пояса, а после развязал. Когда ткань упала на пол, Цунаде смогла свободно вздохнуть. - Ты сбросила ещё несколько киллограмм, одежду перешить не успели, поэтому так затянули. Цунаде только сейчас, глядя на себя в зеркало, отмечала нездоровую бледность лица и худобу. Рёбра выпирали слишком сильно, грудь уменьшилась в размере, ключицы торчали слишком заметно, не говоря уже о коленных суставах и логтях. - Не думала, что скажу это, но я слишком много работаю, - вздохнула она. Орочимару согласно кивнул. - Ты думала рассказать кому-то о... своём путешествии в параллельный мир? - поинтересовался он. Она удивлённо на него посмотрела. - Ты держишь всё в себе, даже мне ничего не говоришь, а это беспокоит тебя, не даёт спать по ночам. Ты не можешь заснуть без рюмки крепкого саке, держу пари, что не одной, и чтобы это не отражалось на твоей врачебной практике, ты загружаешь себя работой и пьёшь снотворное, чтобы спать. И это я ещё не знаю, сидишь ли ты на антидепрессантах. Судя по твоей нервозности, скорее всего, нет. - Никому я ничего не буду рассказывать. Ты мне не поверил, с чего ты взял, что поверят другие? Это же... - Цунаде покачала головой, отвернувшись. - Нельзя никому ничего говорить. - Почему? - Просто... нельзя, - нервно заявила она, обняв себя за плечи. - К тому же, меня наверняка примут за сумасшедшую и запрут где-нибудь в дурдоме. - Ну тогда разберись с этим сама, Цунаде. Ты можешь рассказать всё мне, я не запру тебя в дурдоме, или ты можешь не рассказывать и продолжать жить дальше так, как живёшь. Только это ничего не изменит. Это реальность. Но, предположим, ты права в своих опасениях, и всё вокруг тебя действительно иллюзия, я не понимаю, почему ты хочешь лишить себя возможности прожить эту иллюзию ярко. Ты ведь боишься жить, это очевидно. Но твои страхи ничего не изменят, боясь жить, ты потеряешь время. Даже если ты очнёшься в этом своём... «параллельном мире», ты будешь вдвойне сожалеть о том, что не позволила себе сейчас жить полноценно. И ты будешь сожалеть втройне, когда поймёшь, что всё вокруг реальность, а ты этого не признавала. - Это тяжело. Орочимару ничего не ответил. - Ложись спать, - сказал он, - нам обоим дали отпуск, нужно решить, где его провести. В Конохе или где-то ещё. - Какие будут предложения? - Гаси свет, - напомнил Орочимару и вышел. Цунаде осталась одна посреди спальни. Не так должна была закончиться первая брачная ночь. Она вздохнула и начала стягивать с себя кимоно, после чего принялась выдёргивать шпильки из волос. Когда, наконец, на теле её не осталось ничего, кроме нижнего белья, а на голове царил колтун из волос, покрытых лаком, она зашла в душ. Спать Цунаде легла поздней ночью.