Ночные огни

Госпожа Акасуна не имела юридического права вернуться в страну Ветра, несмотря на мирный договор, ей даже было не позволено отправить письмо сыну и свекрови. На допросе, который проводил член клана Яманака, из её головы безболезненно для неё выудили всю необходимую информацию, а после не стали убивать - Цунаде-химе вступилась - и оставили в Конохе до получения дальнейших указаний, что с ней делать. Указания так и не поступили. Госпожа Акасуна была вынуждена оставаться в Конохе, ей было позволено ходить куда она захочет, но с ограничителем чакры и под присмотром Сакумо Хатаке. Вита всё гадала, почему именно под ответственность этого человека, ведь это он убил её мужа, это он чуть не убил её. Сакумо был очень закрытым человеком, почти не говорил, даже когда она спрашивала, где можно купить тот или иной сорт лапши или риса, он показывал руками и предпочитал молчать. - Он был таким не всегда, - вздохнула одна старушка за прилавком овощного отдела на рынке. Вите нравилось здесь бывать, совсем не как в Суне, но это не умаляло её безмерной тоски по дому и по сыну. Сасори был совсем крошкой, когда она оставила его госпоже Чиё и ушла на войну. Вита нахмурилась. Она не совсем поняла, о ком говорила старушка. - Сакумо-кун. - И каким же он был? - решила уточнить она. В Суне с незнакомцами так откровенно никто бы не стал обсуждать шиноби своей деревни. Но Суна отличалась от Конохи. К тому же, Виту никто не считал врагом, никто и не знал, откуда она. Ограничитель чакры она прятала под одеждой, а чисто внешне никакой разницы между жителями Конохи и Суны не наблюдалось, кроме того, говорила она без акцента, характерного жителям деревни, скрытой в Песке, поскольку родилась и выросла в Роуране, где её с детских лет учили разговаривать правильно на двух языках. Вита говорила с акцентом лишь тогда, когда забывалась или сильно волновалась. - Ребёнком он часто смеялся, - продолжила старушка, невольно улыбнувшись от воспоминаний. - А потом немногочисленный клан Хатаке погиб на Первой Мировой войне, включая его родителей, и он в себе замкнулся. Когда женился, начал улыбаться, но теперь вот опять замкнулся в себе. - Он женат? - Вита не помнила, чтобы Сакумо-сан мелькал где-то в компании женщины. Он сопровождал её на рынок, в его доме (а её поселили именно туда) было пусто и пыльно, и она не видела даже фотографий. - Был. Минори-чан умерла в родах в сентябре два года назад и Сакумо остался один вместе с Какаши. - Что? Вита расплатилась за продукты и смерила этого Белого Клыка недобрым взглядом. Ребёнка в его квартире она не видела. Как и не видела его вещей, фотографий, детской и чего-то подобного. Когда она была была беременна пять лет назад, в доме уже было всё куплено для ребёнка, была детская, были игрушки. Когда он родился, её маленький Сасори, она была так рада и счастлива, а его фотографию - фотографию их семьи - носила всегда при себе и часто вспоминала. - Куда ты идёшь? - нахмурилась она, когда поняла, что Сакумо прошёл поворот, где находилось поместье клана Хатаке, и шёл куда-то в неизвестном направлении. Он не ответил. Вскоре они пришли на кладбище и он постоял у чьей-то могилы. Минори, надо полагать. А потом так же молчаливо вернулся домой. - Где Какаши? Где твой ребёнок? - спросила она, пристально глядя на него. - В госпитале, - Сакумо не казался удивлённым её осведомлённостью. - За ним ухаживают. - А ты не хочешь за ним поухаживать? Он - твой сын. - Не знаю, как привести его сюда. Не знаю, как... буду на него смотреть, - растерянно признался он. Теперь Белый Клык перестал казаться ей великим воином, который по каким-то своим соображениям её пощадил, он был сломленным мужчиной, который страшился собственных кошмаров. Вита вздохнула и принялась готовить ужин. Этот остолоп всё равно ничего не делал после войны. Она подозревала, что её определили к нему в поместье не просто так. Это не Сакумо должен был за ней присматривать, как за возможной вражеской шпионкой, а она за ним, чтоб он не помер раньше времени. - Я хочу разобрать весь этот ужасный бардак, и если ты против, лучше сразу скажи, куда мне заходить не стоит! - велела она. Сакумо так же молчал. Вита на это фыркнула. - Прекрасно. Тогда потом не обижайся, что я рылась в твоих вещах. У неё ушло два дня, чтобы отмыть поместье Хатаке, и она дико устала. Зато нашла шкаф в дальней комнате, куда были убраны фотографии той самой Минори. Она была чуть младше Сакумо, и на всех немногочисленных фотографиях была очень похожа на неё, Виту. Такие же тёмные волосы, разрез и цвет глаз похож, и улыбка. Вот почему Сакумо её не убил. Не смог. К вечеру она собрала волосы в красивую пышную косу, которую не носила со времён Роурана, придирчиво осмотрела себя в закрытой одежде - она всё ещё не могла привыкнуть к открытой одежде в Конохе и их свободным нравам, - и подошла к входной двери. Спящий в другой комнате Сакумо неожиданно активизировался подле неё и загородил проход. - Не положено, - хмуро изрёк он. - Уже поздно. - Ещё только восемь, и я хотела зайти в пару магазинов, - она демонстративно взяла деньги, которые он от неё даже не прятал и всегда убирал в первый ящик в прихожей. - Дай мне пройти. Но он не позволил. Вместо этого он пошёл с ней. Сакумо за ту неделю, что она жила у него, ни разу не сказал, что она много тратила (деньги на её содержание выделяла ему Коноха, кроме того, он получал жалование джоунина, выплаты как герой войны, а так же пособие на содержание Какаши), он так же позволял ей брать деньги свободно. Во всяком случае, в его доме уборщицей и кухаркой была только Вита, сам он ничего не делал, так что она подозревала, что он таким образом платит ей за труд. Сакумо всегда витал где-то в своих мыслях, когда она ходила на рынок и покупала продукты, но в этот раз он напрягся, когда увидел её рядом с детским магазином. - Зачем тебе? - Мне? Мне незачем, мой сын остался в Суне и ваше правительство меня туда не отпускает и не говорит, когда отпустит, мне даже написать ему нельзя. А вот тебе просто необходимо. Ты же не думаешь притащить Какаши в свой дом, где нет ни колыбели, ни игрушек, ничего для маленького ребёнка? Или ты что, решил от него отказаться?! - Вита смерила его суровым взглядом. Она знала, что в стране Огня бывали случаи, когда мужья уходили из семей и женщины рожали детей для себя, пусть раньше это и порицалось в обществе, впоследствии на это перестали обращать внимание. В Суне же подобное было нонсенсом. Неприемлемо, чтобы мужчина отказался от своей семьи и ушёл, неприемлемы были разводы (только в крайнем случае), неприемлемы были дети, рождённые вне брака. На таких женщин показывали пальцем. - Я... я не отказываюсь, просто не думаю, что это хорошая идея, - он отвёл взгляд. - Привести его домой. - Он твой сын, так что, сделай мне одолжение, прекрати ныть и жалеть себя. У тебя есть сын, ты можешь его видеть. Я своего увидеть не могу и не знаю, смогу ли вообще когда-нибудь. Вита сама выбрала кроватку, игрушки, и заставила Сакумо за это заплатить. Потом она потащила его в больницу, чтобы забрать Какаши. Мальчик оказался совсем крохой. Ему было чуть больше года. Вита взяла его на руки и прижала к себе. Сасори сейчас было где-то шесть лет и при мысли о сыне у неё сжалось сердце. Маленький Какаши словно бы почувствовал и заплакал. Сакумо остолбенел, он не знал, что делать в таких случаях. Они с Минори не планировали рожать детей, так просто получилось, и аборт делать было уже поздно, когда они поняли. Виту это наоборот отрезвило. Она крепче прижала к себе ребёнка и начала его укачивать. Какаши быстро успокоился, доверительно прижимаясь к её груди. - Ну чего встал, ноги в руки и пошли, - отчитала она отца мальчика. В поместье Хатаке они вернулись уже втроём. А на следующий день Вита купила для ребёнка одежду и все необходимые вещи. Так они и жили под одной крышей как одна семья, что было очень странно, учитывая другое гражданство госпожи Акасуна. Она всё так же скучала по дому, по сыну, и горевала по мужу, но каждый день была бодра и весела, потому что находила в себе силы жить дальше. Принцесса Цунаде, которую Вита знала, топила всё своё время в работе, они редко виделись. Да и сама госпожа Акасуна всё была занята с Какаши. - Кто вообще проводит медовый месяц в стране Ветра, в Роуране? - удивлялась Вита, когда Цунаде к ней зашла после того, как вернулась. - Там же нет ничего, кроме этих башен. Единственное, что там хорошо, это хамам, - она расплылась в мечтательной улыбке. - Хамам действительно хороший, - согласилась Цунаде. - А где Сакумо? - Сказал, что в госпиталь пошёл. Так это или не так, уж не знаю, - вздохнула Вита. - Вообще-то, он должен за мной следить, вдруг я сбегу. Но получается, что это я приглядываю за ним и Какаши. Без меня бы он давно помер. - Какаши? - нахмурилась Цунаде, силясь вспомнить. Ах, Минори Хатаке скончалась в родах, спасти успели только ребёнка. В госпитале потом ходили слухи. - Его сын? Где он, кстати? - Спит в соседней комнате, - Вита махнула рукой на дверь позади неё. - Вот, смотри, - она положила перед Цунаде радионяню. - Отличное устройство! В Суне таких не было. Или я, наверное, просто никогда не видела таких в продаже. Да даже внимания не обращала, если честно! Цунаде взяла в руки устройство, напоминающее рацию, и почувствовала трепет в груди. Она думала о том, чтобы родить своих детей, пока ещё было не поздно, но её останавливали мрачные мысли о грядущей Третьей Мировой. - А можно мне... посмотреть? - тихо спросил она прежде, чем сумела себя удержать. Вита только пожала плечами и пропустила принцессу клана Сенджу в детскую, где спал маленький Какаши Хатаке. Цунаде подошла к его колыбельке и боязливо опустилась на колени, глядя на маленького ребёнка. Она протянула руку к нему и осторожно поправила белое одеяльце, которым он был укрыт, нечаянно соприкоснувшись с его крохотной ручкой. - Такой маленький, - прошептала Цунаде. Она помнила, каким крохой был Наваки, но тогда она редко держала его на руках. - Сколько ему сейчас? - Год, в сентябре будет два года. - Год, - повторила Цунаде едва слышно. Она ещё какое-то время понаблюдала за тем, как дышит маленький ребёнок, после чего Вита увела её на кухню пить чай. - Вы нашли, что искали в библиотеке Роурана? - уточнила она. Цунаде неопределённо пожала плечами. Выглядела она ещё больше подавленной, нежели чем до отъезда. - Цунаде-сан, что со мной будет? - Не знаю, - вздохнула Цунаде. - Ваш случай беспрецедентный. Очевидно, что Суна не простит вам разглашённой информации, которую мы получили через клан Яманака. - Но вы и не пленница, несмотря на ограничитель чакры, вы можете ходить, куда хотите. Я правда не знаю, что с вами будут делать, вероятно, пока оставят в клане Хатаке, а потом, может, отпустят. Я приложу все силы, чтобы это случилось поскорее. - Спасибо. - Это жестоко, если подумать. - Что именно? - нахмурилась Вита. - Жить под одной крышей с убийцей вашего мужа, - мрачно отозвалась Цунаде. - Ну, - Вита мягко улыбнулась, - это же война. Все друг друга убивают, потому что, в ином случае, убьют тебя. Просто за цвет твоей формы. Мы знали, на что шли. Мы даже договорились, что, если один из нас умрёт, другой должен выжить, чтобы вернуться к Сасори. На поле боя Сакумо Хатаке был жестоким и сильным шиноби, но сейчас он просто человек, которому нужна помощь и поддержка. Думаю, меня и определили в его дом, чтобы он не повесился от горя. - Мне жаль. - Не стоит. В умении прощать кроется спасение нашего мира. Честно говоря, я не первый раз замечаю разницу в менталитете между жителями Роурана и жителями Суны и даже Конохи. Ваша культура говорит вам отомстить, тогда как наша вера учит прощать. - Какая богиня так говорила? Или то был бог? - устало улыбнулась Цунаде. - Бог один, Цунаде-сан, - Вита подлила ей чай и перевела тему. Они пообщались ещё какое-то время, и к вечеру Цунаде ушла. За дверью, на крыльце она столкнулась с Хатаке Сакумо. - Цунаде-сан, - вежливо поздоровался он. - Сакумо-сан, - ответила она ему в тон. - Госпожа Акасуна сказала, что вы были в госпитале. Странными лекарствами от вас пахнет. С примесью алкоголя, - она прищурилась. - Завтра жду на обследование. - Есть. - Сакумо-сан, намотайте сопли на кулак и перестаньте уже себя жалеть, - жёстко сказала ему Цунаде. - Вы далеко не единственный, у кого кто-то умер на войне и в жизни. Но у вас остался ваш сын, так благодарите богов за их милосердие. И подумайте о тех, кто лишился своих детей или никогда не сможет их завести. Будьте примерным отцом. - Хорошо, Цунаде-сан. - Хорошего вечера, - она прошла мимо и затерялась среди людей в бесконечных улочках Конохи. Она всё продолжала работать в Госпитале, совершенствовать его, углубляться в исследования разрабатывать лечения для самых сложных случаев. Откреститься от мира и увязнуть в работе, иногда отмокая в горячих источниках. Цунаде хотела спокойную, другую жизнь, но всё больше делала её похожей на ту, что у неё уже была - на будни Годайме Хокаге, когда она сидела безвылазно в кабинете и разгребала бумажки, время от времени выползая в бани. Работа в больнице отличалась от кабинета, скучно ей не было, и медицина всегда её увлекала, но совмещать работу и личную жизнь как-то не получалось. Совмещать работу и здоровый сон также получалось не всегда. Жизнь продолжала неумолимо протекать мимо неё, пока Цунаде засиживалась допоздна, а то и до самого утра, в больнице, пыталась сделать для медицины всё, что могла. Своё двадцатисемилетие она встретила в кабинете, изнурённая работой и с синяками под глазами. - Цунаде-сама, - обратилась к ней одна из медсестёр, - вас спрашивает Дан-сан. - Приёмный день у меня завтра с девяти утра, сегодня я занимаюсь плановой операцией в три часа, а до этого буду в лаборатории. Если это не что-то срочное, пусть запишется на приём. Дан в этом мире, в этой жизни, был всё таким же добрым, самоотверженным и мечтательным, как и раньше. Цунаде всё ещё питала к нему тёплые чувства, но не была уверена в их природе. Это точно не была любовь, это не была привязанность. Её согревали воспоминания о нём, о тех моментах, которые они провели вместе, о любви, которую он дарил ей, но всё это ушло. Осталось в прошлой жизни, повторения которой она не хотела. В этой жизни Цунаде, умудрённая жизнью, была замужем за Орочимару, бывшим товарищем по команде, и её, в целом, всё устраивало. Если так подумать, он действительно подходил ей больше всего. - Он уже здесь и он сказал, что вы с ним друзья, так что я подумала... - медсестра опустила взгляд в пол, опасаясь реакции начальницы. Цунаде вздохнула. - Ладно, пусть подождёт меня в коридоре, я приду через минуту, - сообщила она. Как только медсестра удалилась, Цунаде подошла к зеркалу в своём кабинете и внимательно осмотрела своё отражение придирчивым взглядом. Синяки под глазами, бледный тон лица, который не скрывала ни пудра, ни тоналка, покрасневшие впалые глаза и взлохмаченные светлые волосы. Какой отвратительный кошмар. Почувствовать себя бодрее помог всплеск холодной воды в лицо, а при помощи чакры и своей техники божественной регенерации, Цунаде в одно мгновение исправила цвет лица и убрала припухлость с глаз; пальцами рук за неимением расчёски она собрала волосы в пучок и заколола их шпилькой, и только после этого вышла из кабинета. - Дан, - поздоровалась она, как только заприметила напряжённую и знакомую фигуру в коридоре. - Что-то случилось? Ты заболел? - в глазах Цунаде мелькнуло беспокойство. - Нет, - он поспешил её успокоить, - со мной всё хорошо. Просто решил с тобой поздороваться. Я слышал, сколько ты работаешь и как много всего ты делаешь для развития госпиталя. Я восхищён. - Эм... ну, это моя работа, - слышать похвалу в свой адрес, тем более от Дана, было крайне неловко. - А почему ты здесь? Выглядишь уставшим. Точно ничего не болит? - Нет. Я так выгляжу, потому что уже сутки не сплю. Моя жена в родильном отделении сейчас, я всё жду, что с минуты на минуту появится врач и сообщит мне о рождении моего первенца, - он произнёс эти слова с такой мягкой и искренней улыбкой, что у Цунаде сжалось сердце. Дан станет отцом. В прошлой её жизни он должен был быть её мужем. Цунаде прикусила губу и кивнула, поздравила его от всего сердца, а потом сослалась на миллион дел и ушла. Позже, сидя в кабинете с кружкой кофе и в чистом халате, она поняла, что действительно за него рада. Плохо ей от переутомления, а беспокоит её отсутствие детей в её собственной жизни. Как бы Цунаде не пыталась сбежать от этих мыслей, они продолжали её преследовать. Она хотела быть матерью. Она правда хотела. Однако чистый животный страх, что ей вновь придётся пережить тот ужас, через который она - они с Орочимару - уже однажды прошли, не давал ей покоя и не позволял даже в уме представить новую беременность. Цунаде фантазировала об этом, лишь когда была крайне и до одури пьяна. Орочимару не имел понятия, о чём думает его жена. Понять тараканов в голове Цунаде не могла даже она сама, он там и подавно не разберётся. Иногда, сидя вечерами на веранде поместья Сенджу, и вслушиваясь в тишину, он думал о том, как его жизнь вообще повернула в это русло, где была жена и ответственность за неё. Орочимару понял, что нести подобное бремя он не будет, когда стоял у надгробных плит своих родителей. Он в действительности не понимал, зачем образовывать социальные связи, рожать детей и привязывать себя к одному месту, обнажая свои слабости перед остальными. В чём логика, в чём смысл? Это было глупо. В отношениях вообще не было никакого смысла, за исключением одного - социальные связи, привязанность к другим людям и чувства не давали окончательно потерять себя на поприще науки, утратить человечность и отринуть прошлое. С одной стороны это плохо, Орочимару часто думал, далеко бы он зашёл в своём интересе к науке, если бы не деревня и Цунаде, а с другой это помогало держаться, помогало не потерять себя в своём же одиночестве. Он признался себе лишь недавно - Цунаде была права, в том, чтобы жить вечно просто так, смысла не было никакого. Ему всё ещё импонировала эта тема, он даже начал некоторые исследования, однако на место фанатичной идеи найти способ жить вечно и изучить всевозможные техники пришли философские размышления о смысле всего этого, о цели. Мир его экспериментов явно не одобрит и не примет, да, в какой-то момент его разработки смогут стать кому-то полезными, но их можно будет использовать как во благо, так и во вред. Страна и этот мир и так утопали в крови, так зачем? Сидя на этой веранде и вслушиваясь в ночную тишину, Орочимару чувствовал дуновение ветра на своей белой коже, вдыхал эту свежесть полной грудью и понимал, что он не хочет лишаться этого. То, что может дать ему его тело, способность чувствовать - бесценно. То, что его удерживало рядом с этой бедовой во всех смыслах женщиной, тоже имело значение. Он не собирался от этого отказываться, а потому отринул безумную идею, которая пришла ему в голову - найти способ менять кожу, как змея. Но даже тогда змея стареет и умирает. Единственная идея, которая пришла Орочимару в голову, это придумать способ - возможно, что на базе Эдо Тенсей - переселить своё естество, своё сознание в тело другого человека. Но этот человек определённо уже не будет живым, а его тело рано или поздно начнёт разлагаться. Не говоря уже о том, что сам Орочимару утратит человеческий лик. Звучит интересно - даже немного заманчиво - но оно того не стоит. Он придумает что-нибудь другое. Техника божественной регенерации Цунаде, печать на её лбу, вдохновляла. Огромное скопление чакры, которая не позволит ей стареть, мгновенная регенерация, которая будет поддерживать тело в том состоянии, которое нужно Цунаде. Кто и мог преодолеть смерть, так это она. При этом ни одной жертвы. Орочимару не мог контролировать чакру так же, как Цунаде, но у него уже были мысли, как воплотить свою идею в реальность. Замедлить, а то и вовсе остановить старение своих клеток, используя при этом ДНК Первого; звучало неплохо. Возможно, раньше он бы начал эксперименты на людях - о которых, кстати, ему говорила Цунаде, - но не теперь. Цунаде раскрыла ему глаза на нечто важное - Орочимару был эгоистом. Он не желал терять то, что могло дать ему человеческое тело. В конце концов, его жена была права и в другом: истинного бессмертия не существует. Что бы он не сделал, его деяния забудутся с течением времени. Даже если он придумает лекарство от рака или летающую повозку, люди будут пользоваться этими технологиями, но его имя забудется. Затеряется на страницах истории. Орочимару так же не видел особого смысла в продолжении себя в детях, однако со временем он начинал понимать, что это был бы, бесспорно, интересный опыт. Мир меняется, он как мельницы. Ветер подует и лопасти будут вертеться, перемалывая зерно, ветер чуть утихнет, они остановятся. Наблюдать за этим было крайне увлекательно. А для этого необходимо было пожить подольше. Орочимару много времени вкладывал в исследования в области биоинженерии, проводил эксперименты с клетками Хаширамы Сенджу (и исследовал клетки Цунаде с её согласия). При этом он видел границы. Во-первых, он не был богом, а во-вторых, чтобы вредить жителям собственной деревни, рискуя попасться при этом своим же, было как минимум неразумно. Работы было очень много, а времени на сон всё меньше, особенно с тех времён, когда Цунаде с чистой совестью и лёгким сердцем переложила на него обязанности главы клана Сенджу. Орочимару первым делом закопался в архивах и бухгалтерии, и спустя двое суток выяснил, что, во-первых, родственники у его жены были с прибабахом (особенно товарищ Второй, вот уж кто отличился), во-вторых, деньги клана Сенджу, по какой-то причине, жили своей жизнью, поскольку после Первой Мировой войны на счетах осталось всего треть средств. Самой Цунаде, кажется, либо дело до этого не было, либо она никогда не разбиралась в бухгалтерии (скорее всего). Орочимару ещё мог понять отобранные верхушкой деревни деньги на восстановление Конохи и приведение всех социальных и военных институтов в порядок, но что-то явно не складывалось. На последнем собрании (куда нужно было теперь ходить) нынешний глава клана Учиха, который присутствовал там со своим шестнадцатилетним сыном Фугаку, вновь высказывался о расширении границ квартала клана Учиха. Данзо хмурился, пока остальные отмалчивались. Появления там Орочимару явно никто не ожидал (немудрено, главной клана раньше являлась Цунаде, а она, по всей видимости, захаживала на эти посиделки нечасто, если вообще здесь появлялась), однако возразить никто не посмел. - Мне кажется, что после войны у нас у всех есть более важные вопросы, которые необходимо решить, а клан Учиха может подождать со своими притязаниями на расширение квартала, особенно при условии, что ваш клан ведёт весьма закрытый образ жизни и не собирается интегрироваться в общество. Я, конечно, говорю о том, что на такой большой территории, которая принадлежит Учиха, не проживает ни одного гражданского, кто бы не состоял в браке с Учиха; не говоря уже о представителях других кланов, - холодно заявил Данзо. - При всём уважении, Данзо-сама, Учиха и так интегрированы в жизнь деревни, мы возглавляем военную полицию, орган исполнительной власти, - напомнил отец Фугаку, Ичиро-сан. Орочимару мысленно его похвалил, только несведущие в политике гражданские (ну, или его жена, которая политикой не интересовалась) не понимали, что военная полиция была основана Вторым для отстранения клана Учиха от власти в деревне. - И не мне напоминать вам о том, что Учиха основали эту деревню. - Совместно с кланом Сенджу, - осадил его Данзо. - Разумеется, - ни одни мускул на лице Ичиро не дрогнул. - В нашем торговом квартале часто проводятся фестивали, где гуляют гражданские и представители других кланов в том числе. - Однако ни для кого не секрет, что вы переняли эту традицию от клана Сенджу, когда среди них практически никого не осталось после Первой Мировой, не говоря уже о Второй войне. Учиха - старейший клан, который являлся сооснователем Конохи, мы никогда этого не забудем; клан Учиха находится практически в центре деревни, как вы сами правильно заметили, на территории вашего квартала расположен один из крупнейших торговых кварталов, чего ещё вы хотите, Ичиро-сан? Вам не кажется, что аппетиты клана Учиха излишне и крайне неуместны, учитывая послевоенный кризис? - голосом Данзо можно было замораживать пустыни. - Не говоря уже о том, что у вашего клана самый высокий налог на аренду помещений в торговом квартале; а в жилых кварталах живут исключительно члены клана Учиха. По-моему, у вас более, чем достаточно привилегий. - По моему, вы слишком предвзяты к клану Учиха, Данзо-сама, - подал голос Фугаку, чем смутил своего отца, позабавил нынешнего главу клана Хьюга (хотя он, конечно, этого никак не показал), и заставил Данзо нахмуриться. - Клан Учиха основал эту деревню, а вы обвиняете нас в какой-то обособленности, хотя это не мы делим людей на главную и побочную ветви, не мы запрещаем торговлю или аренду помещений на территории нашего клана кому угодно, кроме членов нашего клана, и не мы пускаем на территорию клана по пропускам. Мне кажется, что первенство в вопросе обособленности можно смело отдать клану Хьюга. Разве нет? - Фугаку прищурился, без страха сталкиваясь взглядом с ледяной сталью глаз Данзо. - Клан Хьюга - один из древнейших кланов, и именно клану Хьюга принадлежала большая часть земель, где было решено основать Коноху. Сенджу и Учиха считаются основателями, но не забывайте, вокруг кого была построена эта деревня, - ледяным голосом напомнил глава клана Хьюга. - Разбирайтесь лучше со своей политикой, раз вам никак не надоест высказывать недовольство относительно обязанностей, которые на вас возложил Нидайме-сама. Вы должны быть благодарны представлять орган исполнительной власти, но вместо этого вы лезете критиковать остальные кланы, не разобравшись у себя дома. Ичиро-сан, вспомните о том, что именно Учиха Мадара был главным смутьяном и пытался при помощи Кьюби разрушить Коноху, но вместо того, чтобы лишить ваш клан всех полномочий, Нидайме-сама благородно даровал Учиха военную полицию и позволил отвечать за правопорядок, а вы, вместо того, чтобы сказать спасибо, возмущаетесь и высказываете какую-то необоснованную критику в адрес клана Хьюга. Я не потерплю подобной дерзости. - А вы всех в клане Учиха будете судить по поведению Мадары, Хьюга-сама? - протянул Орочимару, внезапно для Данзо и всех остальных вмешиваясь в разговор. Этим он дал понять абсолютно всем, что клан Сенджу молчать больше не будет. Если Цунаде молчаливо смотрела в стену, мысленно пребывая не здесь, а где-нибудь в госпитале, Орочимару чувствовал себя здесь на своём месте и не собирался молчать. Кроме того, вопиющим фактом для всех кланов стал тот факт, что фактический представитель Сенджу вступился за клан Учиха. Бельмо на глазу Данзо, как известно, и Второго. - Представители абсолютно всех кланов, включая наш, так или иначе заняты политикой, внешней, внутренней или торговой. Кроме клана Учиха, который вынужден общаться через посредников в лице клана Нара в отношениях экспорта. Ни для кого здесь не секрет, что члены клана Учиха не представлены в органах административной власти, а вы что-то говорите про налоги и аренду. Может быть, не стоит разыгрывать этот спектакль? От чего вы не поступите с Учиха так же, как с Сенджу? Просто снимите часть денежных средств с счетов в пользу строительства деревни, а вместе с этим и часть территорий, заодно. Или вы не можете, потому что какую никакую автономию Учиха есть кому защищать, в то время, как Наваки-сан грезит о внешней политике заграницей, а Цунаде ваши посиделки здесь неинтересны? - голос Орочимару приобрёл насмешливые нотки. Данзо смерил его тяжёлым взглядом. Ему не понравилось, что Орочимару, которому тот великодушно позволил присоединиться к клану основателю, играет против него. - У вас есть какие-то претензии, Сенджу-сама? - насмешливо протянул Данзо. - Клан Сенджу лишился по меньшей мере шестидесяти процентов средств на счетах; они ушли в пользу Конохи, ладно, мы готовы забыть, что это произошло без нашего согласия, однако от лица клана я, как его глава, хочу заявить о нашем намерении восстановить наши права на территории, которые были подконтрольны Сенджу до Первой Мировой войны. Если не ошибаюсь, часть из них отошла Нара, часть клану Сарутоби, а городские кварталы, где находятся торговые улицы и горячие источники, поделили между собой Яманака и Акимичи, - прошелестел голос Орочимару. - Отдать вам территории, которые уже занимают другие кланы, это невозможно, - громыхнул голос главы клана Акимичи. - Что вы предлагаете делать с теми людьми, кто там живёт? Выгнать их? - И зачем вам так много территории, Сенджу-сама? - Данзо смерил Орочимару подозрительным взглядом, - в клане Сенджу всего несколько человек, в главной ветви всего двое, это принцесса Цунаде, её младший брат Наваки; с вами - трое. Для чего вам так много территорий, что вы будете с ними делать? - Намереваюсь возродить клан Сенджу, - едко отозвался Орочимару. - Поймите правильно, Данзо-сама, я забочусь о процветании клана. - С каких пор он вашим то стал, Орочимару-сан? - в голосе главы клана Хьюга звучала надменность. - Вы просто муж принцессы Цунаде, действующей главы клана Сенджу. Как её муж, ваша главная и единственная обязанность - обеспечить продолжение клану, а не высказывать своё недовольство относительно территорий. - Сочту за комплимент принять от вас, Хьюга-сама, столь ценный совет относительно того, что и как мне следует делать, однако я бы попросил вас не вмешиваться в дела Сенджу и заниматься своими проблемами, в моём клане, - Орочимару акцентировал на этом слове особое внимание, - никогда не клеймили людей, в отличие от вашего. Что, к слову, в современном обществе и в современной Конохе выглядит как варварство. Даже клан Учиха до такого не опускался, хотя вы все тут не стесняетесь выказывать им свою неприязнь. - Как ты смеешь... - Но я не вмешиваюсь в дела клана Хьюга, - Орочимару с удовольствием перебил оппонента, не повышая голоса. - И что бы вы не думали о моём статусе, это не меняет того, что Цунаде подписала указ своей собственной рукой, согласно которому все полномочия главы клана она передала мне. Собственно, по этой причине я здесь. Возвращаясь же к теме вопроса, - Орочимару перевёл взгляд на Данзо, - клан Сенджу не намерен выселять людей из клана Акимичи и Яманака на улицы, мы так же не намерены забирать у клана Нара часть леса, на данном этапе развития нашего клана у нас действительно нет ни времени ни финансовой возможности заниматься благоустройством заповедника, однако оранжерея, построенная Первым на нынешних территориях клана Яманака, бывших землях Сенджу, перейдёт во владения нашего клана. Оранжерея рядом с нынешними границами наших территорий, а с учётом того, сколько моя жена делает для развития медицины, я думаю, это будет честно. - Хорошо, - послышался голос действующего главы клана Яманака. Глава клана Сарутоби так же выразил одобрение. Им не мог быть Хирузен, однако это был какой-то его родственник, крайне на него похожий. - Это справедливо. - Что-то ещё? - недовольно проскрипел Данзо. - Пусть горячие источники и дальше принадлежат клану Акимичи, но и они, и клан Яманака обязаны платить нам процент за пользование нашими землями, на которых простроены источники, и нашим торговым кварталом, пусть это будет своеобразной пошлиной или арендной платой, если хотите. Так же люди клана Сенджу, те из них, кто занимается торговлей, будут освобождены от уплаты торговой пошлины клану Яманака за возможность выставлять свой товар или открывать свои заведения на территории наших же земель. - И о каких процентах мы говорим? - нахмурился глава клана Акимичи. - Десять процентов, это меньше, чем обычный налог на пользование чужой землёй. - Хорошо. - Ладно, клан Яманака примет ваши условия, - отозвался глава клана телепатов. - Если это всё, Сенджу-сама, - голос Данзо буквально шипел, как кислота при контакте с каким-нибудь органическим материалом, - мы продолжим с того, на чём остановились... Когда основные вопросы были урегулированы и главы кланов поспешили разойтись, Данзо попросил Орочимару задержаться. - Следи, кому и что ты говоришь, Орочимару, - прошипел он. - Или что? - прищурился нынешний глава клана Сенджу. - Мне расценивать это как угрозу, Данзо-сама? - в его голосе скользнула едва уловимая насмешка. - Орочимару, ты забываешь, что ты всё такой же сын иммигрантов без роду, племени и каких-либо прав, - жёстко заявил он. - Ты жив и ты здесь только потому, что твои навыки и умения полезны Конохе и лично я вижу в них потенциал. Помни своё место, или ты считаешь, что став мужем этой несносной истерички, твоё шаткое положение изменилось? - насмешливо уточнил он. - Позвольте напомнить вам, что мы говорим о моей жене. Героине Второй Мировой войны и гениальнейшей из медиков, благодаря талантам которой мы одержали победу в этой войне. Так что это вам следует следить за словами, Данзо-сама, - прошипел Орочимару. - Не забывай, кто даровал тебе в руки это влияние, Орочимару. Точно так же, как я позволил вашему браку появиться, я могу приложить руку к его аннуляции. - У вас нет для этого ни оснований, ни полномочий, - Орочимару высвободил свою руку из хватки Данзо. - Это только пока, - прошипел глава корня АНБУ. - Всего доброго, Данзо-сама. Орочимару вернулся в поместье, пребывая в лёгкой эйфории от одержанной победе. Можно сказать, это триумф. Старый лис Данзо ничего не сможет ему сделать. Цунаде была права, положение её мужа - а вместе с тем и главы клана - даёт огромную власть, неприкосновенность и право голоса в клановом совете. Следует быть осторожным, тем не менее, Орочимару не собирался молча потакать всем замашкам Данзо и слепо плясать под его дудку. Раньше он бы так и делал, не без выгоды для себя, но не теперь. Следовало подумать, что делать. Собрание кланов напоминало клубок со змеями. Все друг другом недовольны и что-то друг от друга хотят. Кланы Нара, Яманака и Акимичи всегда оставались лояльны Хокаге, но вместе с тем и Сенджу - ведь именно выходцы из этого клана были двумя первыми хокаге. Этим следовало воспользоваться. Инузука сегодня отмалчивались, как и Абураме. Орочимару не собирался идти ни на какие контакты с кланом Хьюга, не после сегодняшней конфронтации, что же до Учиха - не смотря на то, что Орочимару заступился за них сегодня, он не собирался вставать на их сторону в дальнейшем, однако наладить контакты с ними было бы нелишним. Учиха, по сути, правы и справедливо возмущены тем фактом, что их, как одних из основателей, отстранили от власти, но с другой стороны - это не было необоснованно. В конце концов, Нидайме с Данзо напару, может быть, те ещё параноики, но и не глупцы, чтобы слепо доверять людям, в чьих глазах сокрыта безграничная власть над кьюби. - Орочимару-сан, - Наваки нашёл его на веранде за документами и чашкой кофе. - Я уезжаю в Кумогакуре через полтора месяца. Приказ уже подписан. - Надолго? - Пока не знаю, но как минимум на год, - Наваки запнулся, неуверенно глядя себе под ноги. - Говори уже. - Позаботьтесь о Нее-чан. - Цунаде взрослый человек, она сама о себе позаботится. - Я слышал, что вы объявили на собрании. Вам не стоит... поддерживать клан Учиха и вступать в конфронтацию с кланом Хьюга. - Почему это? - нахмурился Орочимару. - Ты тоже судишь о клане Учиха по тем поступкам, которые Мадара совершил? - Дело не в этом, - порывисто ответил Наваки. - Верхушка деревни опасается клана Учиха и того, что могут их глаза. А клан Хьюга такой же древний, как клан Сенджу или Учиха, разница в том, что у них есть влияние, деньги и их много, а нас всего с десять человек наберётся, и это с учётом гражданских. Если брать только шиноби, то нас всего трое, учитывая вас. Мы не в том положении, чтобы поддерживать клан Учиха, которым откровенно не доверяют, и уж тем более не в той позиции, чтобы идти на конфликт с Хьюга. - Допустим, про клан Учиха ты прав, что до Хьюга, они меня мало интересуют, а мы не интересуем их. Давай вернёмся к клану Учиха. Я не собираюсь их поддерживать, но и выступать против них тоже не буду. Если все кланы ополчатся против них, ты не думал, во что это всё выльется? У них горячие головы, кто бы что не говорил, это не Хьюга. - Гражданская война, - тяжело вздохнул Наваки. - Пообещайте, что если до этого дойдёт, вы увезёте сестру отсюда. Куда угодно, неважно куда. - Хорошо, - кивнул Орочимару. - Я обещаю тебе, что жизни Цунаде ничего не буде угрожать. - Она сегодня в больнице ночует, - устало произнёс Наваки. - Совсем себя загонит с этой работой. - Наваки, - Орочимару нахмурился, глядя в старый устав клана Сенджу, - скажи, кто-то может аннулировать моё положение главы клана? - Хм... это возможно только при расторжении брака с моей сестрой, так как вы по крови не Сенджу, - медленно сообщил Наваки. - А кто-то может нас развести, не спрашивая при этом нашего решения? - Ну, согласно старому уставу и традициям, развод в нашем клане возможен, если женщина в течении пяти лет так и не сумела родить наследника, брак автоматически признаётся недействительным главой клана. Если это брак самого главы клана и брак бездетный, то да, через пять лет он признаётся недействительным. Но в нынешних условиях я не думаю, что эта традиция имеет какую-нибудь актуальность. Никто уже не живёт по этим традициям. Во всяком случае, в нашем клане были и бездетные браки и никто не разводился. А почему вы спрашиваете? - Данзо намекнул мне сегодня достаточно ясно, что он недоволен моим... энтузиазмом в управлении клана Сенджу, - криво усмехнулся Орочимару. - Он вам угрожал? - Наваки разом посерьезнел, краска схлынула с его лица. - Намекнул, что может приложить руку к расторжению нашего с Цунаде брака. - Ну, чисто технически, это неправда, - нахмурился Наваки. - Я знаю, что Нее-чан солгала о своей беременности, чтобы Данзо-сама не выдал её замуж за Ханзо из Амегакуре. Если это было зафиксировано в документах, то ваш брак нельзя признать бездетным. Она ведь была «беременна», значит вы не бесплодны и она тоже. - Увы, никаких записей не сохранилось, - мрачно заключил Орочимару. - В таком случае, Данзо может попытаться расторгнуть ваш брак через пять лет. - Пять лет, - повторил Орочимару словно в прострации. - Вам необходимо упрочить своё влияние в клановом совете, если вы не хотите заводить детей с моей сестрой, - напомнил Наваки. - Вот почему я прошу вас не вступать в открытые конфронтации с Хьюга и не поддерживать Учиха, чтобы не навлечь неприятности на себя. - Да, я учту твои слова, - Орочимару перевёл взгляд на небо, сегодня оно было совсем тусклым, практически ни одной звезды. Чтобы не слепить глаза в темноте, он читал при свете лампы. - Но и молчаливо соглашаться на любые решения Данзо, как Цунаде, я не намерен. - Я в любом случае уважаю и поддерживаю ваши решения, Орочимару-сан, - сказал Наваки. - Доброй ночи. - Доброй ночи... Орочимару понаблюдал какое-то время за мрачным небом, после чего вновь опустил глаза в документы.