Clarity (Сборник Драбблов)

— Это было бы самым большим несчастьем. Найти приятным человека, которого решила ненавидеть! (С.) Джейн Остин «Гордость и предубеждение»

***

(Я ненавижу тебя) — Я ненавижу тебя, — шепчет Ибрагим. Повторяет словно молитву. Никогда не забывает. Клянется отомстить, спустить с небес на землю. Но шайтан в женском обличии лишь заливисто смеётся. — Паша, — голос у неё нежный, притворно ласковый, а улыбка — обманчиво милая. Хюррем умеет притворяться. С султаном она одна, понимающая и любящая, а с остальными совершенно другая — коварная, мстительная. Ужасная. Да, она ужасна. Её глаза — омуты для отлова людских душ, но это ничего не значит. Сулейман смотрит на Хюррем влюбленными глазами, ценит её и оберегает. Ирония в том, что беречь от неё нужных окружающих. Эта женщина не знает пощады, с соперницами расправляется на раз-два. Ей чужая смерть — забава. По крайней мере, так думает Ибрагим. Но какая она на самом деле? Злая или добрая? А можно ли вообще при сложившихся обстоятельствах сохранить чистоту и невинность собственной души, когда обстоятельства так и норовят заставить поступить иначе, сделаться грубой и жестокой? Она ведь не всегда была такой. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, будучи простой деревенской девчонкой, Александра любила напевать мелодию колыбельной, читать святые учения, помогать отцу и матери, учить сестрёнку всему, чему саму её научили в том же возрасте. Был Лука, любящий и любимый. Была семья, верная и единственная. А потом пришли люди и захватили её в плен. Всех убили. А ей пришлось пройти через огонь и воду, дабы называться не только матерью султанского наследника, но его главной возлюбленной. Дворец османского господина — штука сложная. Жить здесь опасно. Полно тайн, интриг и заговоров. Ежели не будешь играть по общепринятым правилам, в воды Босфора скинут или того хуже… а детки-то помрут. Кому нужен сын от наложницы, которая даже собственную жизнь сберечь не сумела? — Госпожа, как ваши дела? — он обязан склонять голову. А она обязана делать это в ответ. Они оба — заложники этих законов. Нельзя говорить открыто о своих чувствах, нельзя рассказывать, что на душе, что камнем лежит на сердце. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Нельзя ничего — вот золотое правило дворца Топкапы. И если даже сумел достичь могущества, на каждом углу может ожидать острие кинжала, что заберёт твою жизнь. Или яд, подсыпанный самыми, казалось бы, верными слугами. — Хорошо. А ваши, паша? Их взгляды слишком красноречивы, чтобы не понять — они враги. Но Ибрагим всегда искренне восхищался женой султана. Она сумела достичь такой власти, до которой ни один муж империи претендовать не может. Давать советы падишаху, не боясь быть задушенной следующей же ночью; ставить условия и вынуждать правителя трёх континентов выполнять их. Говорят, женщины глупы и наивны. Скорее глуп и наивен тот, кто так считает. — Отлично. Надеюсь, вы всем довольны? — Почти… — Что же так? — Ничего. Завтра вечером государь хочет навестить дворец Хатидже султан, — будь у рыжеволосой возможность, она бы произнесла это сквозь зубы. Но нет, улыбается. Ядовито так. Но улыбается. Это ведь самое главное тут, да? Скрывать свои чувства только первое время тяжело, а потом привыкаешь. В сути, Хюррем с Хатидже всегда были близки. Особенно теперь. Выходит, это его, великого визиря, присутствие, так тяготит госпожу. Что ж, тогда он будет вдвойне рад провести завтрашний вечер в кругу большой султанской семьи. Нельзя ведь разочаровывать Хасеки, верно? — Паша хазрет рели, — кивнув, женщина поспешила исчезнуть в дверях покоев супруга. Ибрагим глядел ей вслед и повторял словно молитву слова ненависти. — Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Я тебя… — тихо, незаметно. Но также тихо и незаметно в паше жило и кое-что. Но отрекался от любого иного чувства, заменив всё возможное на ненависть. Одну только ненависть. Ведь Хюррем — шайтан, заслуживает лишь того. Заслуживает ли?