Прощение щедрого сердца

      — Когда-нибудь ему это надоест, — вздыхает Касамацу, упираясь взглядом в цветастый рисунок бомпера Тецуи. Аомине, который по абсолютной случайности оказывается слева (и ближе всех) к бывшему капитану Кайдзё, скашивает глаза на него, с непониманием вскидывая брови.       — О чём ты?       — Я имею ввиду, что ваш Куроко просто святой — прощает вам всякое дерьмо, которое только вы, гениальные парни, способны сотворить, — поясняет Юкио свои слова. — Но он обычный человек, если вы не забыли. Рано или поздно даже его щедрое сердце потеряет способность прощать. Вопрос как скоро? Аомине хмыкает, и отводит взгляд от чужого лица. Спина Невидимки мелькает в разношерстной толпе, почти полностью скрываясь из поля зрения. В чём-то, пожалуй, Касамацу прав. Тецу всегда прощал им весь мир и всё дерьмо, что они творили, прикрываясь своей особенностью. Он закрывал глаза на обиды и миловал ошибки гениальных, но очень жестоких детей, позволяя радуге расцветать в своём щедром сердце. Снова и снова, раз за разом. Поэтому не будет ничего удивительного, когда однажды Куроко Тецуя закончится для них. Будет радуга гениальных баскетболистов. Будут победы и поражения. Будет баскетбол и раскалённое солнце в руках. Только Тени больше не будет. Лимит щедрости усталого сердца обычного подростка окажется окончательно исчерпан, и все двери закрыты. Так, что не подобрать ключей. Если бы они были чуть откровенны с миром (и самими собой), то признались бы, что каждый осознавал это. И боялся, до мерзкого покалывания в кончиках пальцах, ноющей боли в груди, скрипучего скрежета на задворках сознания. Просто насколько бы они ни казались самодостаточными (или не пытались это показать), они нуждались в Тецу намного больше, чем в самой игре. Света без тени не бывает. Поколение Чудес не имеет смысла без Шестого Игрока.       — Ну, мне пора, — хмыкнул Касамацу, разворачиваясь в сторону бурлящего потока людей, и махнул на прощание. Упираясь раскалённым взглядом понимания, Аомине провожал спину бывшего капитана с задумчивым прищуром. А после, когда старший окончательно затерялся среди прохожих, рассеяно вздохнул. Тецу действительно прощал им, а особенно самому Дайки, весь мир и всё дерьмо. Заслуживал ли кто-нибудь из них этого прощения? Заслуживал ли Аомине место в его щедром сердце? (Нет)