Сочувствие к Дьяволу

- Пойдем сегодня к Генри, посмотрим игру? - Нахера? Ты же терпеть не можешь бейсбол. - Я ненавижу возвращаться домой. Их отпустили с уроков раньше обычного, потому что учительница по биологии заболела, и Карл, кажется, был единственным учеником из своего класса, кого это не обрадовало. Последнюю надежду он возлагал на то, что отец все еще занимался делами прихода, а вечером ему удастся свалить из дома после клятвенного заверения, что он не будет пить. Впрочем, Рик никогда не верил ему на слово. - Карл, - строго сказал Рон изменившимся голосом, подражая интонации Рика, - не забудь вечером прибраться в своей комнате, а не то Дьявол заберет твою душу и на том свете вставит тебе в задницу черенок от метлы. - Заткнись, - огрызнулся Карл, слабо улыбнувшись от облегчения из-за того, что Рон не стал докучать ему расспросами об отце. Стоило ему мысленно поблагодарить его за это, как он сразу же все испортил. - А если серьезно, что у тебя дома творится? - Рон достал из-за уха сигарету и полез в карман за зажигалкой. Карл в качестве ответа на его вопрос лишь неопределенно пожал плечами. - Ясен хрен, мы не особо близки, чтобы ты пиздел со мной о своих семейных проблемах, но… - он сделал паузу, глубоко затянувшись. - Скажи мне честно, - еще одна пауза, в течение которой взгляд Рона пристально изучал его лицо, - он к тебе пристает? Карл вздрогнул. - Нет! - Карл пытался откашляться, чтобы голос звучал более твердо, но дым от сигареты Рона летел в его сторону, поэтому ничего не вышло. - Ты что, фильмов про священников пересмотрел? - Мой отец постоянно травит анекдоты про священников, - усмехнулся Рон. - В каждой шутке есть доля правды. - Забудь об этом дерьме, - обозлился Карл. - Тебя должно было насторожить уже то, что это говорит твой отец, который верит во всякие теории заговора, о которых говорят по телику. Мой отец никогда бы такого не сделал, потому что… - Карл перевел дух, тщетно перебирая в голове аргументы, ни один из которых не казался ему достаточно убедительным, - …потому что он нормальный! Иногда, конечно, перегибает с божьими заповедями и прочей херней, ну а кто из предков наших знакомых так не делает? - Остынь, Карл, - Рон, казалось, был глубоко разочарован, приготовившись услышать какую-нибудь грязную историю, - я просто так спросил. На всякий случай. Мир? - он протянул Карлу наполовину выкуренную сигарету. Карл даже не успел отказаться, оттолкнув его руку, как из-за угла выехал на велосипеде мальчишка на несколько лет младше них и, проезжая мимо, прокричал: - Карл Граймс! Я все расскажу твоему отцу! - Черт, - прошипел Карл. - Иди лучше найди своего папашку, - проорал Рон вслед мальчишке, откровенно наслаждаясь тем, что Карлу, в отличие от него, нельзя было орать на всю улицу благим матом, - говорят, он тринадцать лет назад вышел за сигаретами, видимо, до сих пор их ищет. - Бля, Рон, так нельзя, - приструнил его Карл, пытаясь сдержать улыбку. - Да ну? Ну спасибо хотя бы за «бля, Рон», не каждый день услышишь такое от сына священника, - он бросил окурок на землю и затоптал его. - Давай, скажи что-нибудь еще, - оживился он, - скажи «ебаная сука». - Рон! - Давай, назло папочке. - Ебаная сука, - сдался Карл. - Как музыка для моих ушей! - возликовал Рон. - Тренер Ниган не спиздел: ты оторва, Граймс, - Карл понимал, что он преувеличивает, но его щеки все равно покраснели то ли от осознания того, что отец не одобрил бы мат, то ли из-за того что хоть кто-то обратил на него внимание. После потери глаза он уже перестал на это надеяться. - Дашь подвезти тебя до дома, или при виде меня твой отец выпрыгнет из кустов с дробовиком наперевес и… - Ну хватит, - вздохнул Карл, - тебе разве не надо сегодня помочь отцу в гараже или типа того? - Бля, - Рон вытащил из кармана мобильник и посмотрел на время. - Спасибо, что напомнил. Чем раньше закончу с этой хуйней, тем лучше. Они попрощались, и Карл отправился домой один, стараясь ни о чем не думать, глядя, как осенние листья медленно кружатся в воздухе, прежде чем осесть на землю. Но у него в голове набатом звучал голос Рона: «Он к тебе пристает?» Нет, конечно же, нет. Но иногда Карл этого хотел. Рон так и не поинтересовался, почему Карл не любит возвращаться домой, и он сомневался, что смог бы связно ему ответить. Все это было слишком дико. Конечно, существовали родители намного хуже, чем Рик, отец Рона, например, бил его и его мать, но все-таки Карл был уверен в том, что если бы он рассказал обо всем Рону, тот покрутил бы пальцем у виска и больше никогда бы не спрашивал, можно ли проводить его до дома. А может, отшутился бы тем, что Рик просто не наигрался в детстве в гестапо. Карл не был уверен, что поведение Рика вызвано только его верой в бога, но ничем больше не мог его оправдать. Каждый раз, когда он приходил домой, Рик наклонялся к нему и вдыхал запах его волос, пытаясь учуять запах алкоголя или сигарет, а затем осматривал его шею и плечи на наличие засосов, потому что христианин не должен заниматься сексом до свадьбы. Карл не знал, стоит ли говорить ему, что наличие засосов не всегда означает секс, и решил, что подобное заявление только приведет к новым подозрениям. Он засиживался в школе допоздна, чтобы дождаться, пока отец уйдет на вечернюю службу, или по крайней мере чтобы отсрочить проверки. Это никогда не помогало. Однажды Карл проснулся от того, что вернувшийся со службы отец гладил его по голове, проводя носом по его шее, хотя от него самого так разило ладаном и вином для причастий, что вряд ли он мог что-то почувствовать. Карл ненавидел эти проверки. У него от них скручивало живот. Хотелось уединиться, просунуть ладонь под резинку боксеров и снять скопившееся внизу напряжение. Его больше не волновало, что он дрочит на своего отца. Он делал это назло ему и его богу, хотя Рик требовал, чтобы все двери в доме, включая дверь ванной оставались открытыми на несколько дюймов. Долгое время Карл думал, что день, когда Рик поймает его за мастурбацией, станет последним днем его жизни. Рик не оставлял ему личного пространства. Чем дольше Карл задерживался в школе или у друзей, тем больше у отца было времени, чтобы рыться в его вещах и в его ноутбуке, на котором по его настоянию не было пароля. Он читал все переписки Карла, проверял аккаунты всех его друзей, но никогда не устраивал скандалы с требованием прекратить общаться с кем-то. Даже с Роном. Рик был получше многих родителей, которые никуда не пускают своих детей-старшеклассников. Он разрешал ему идти зависать с друзьями, а потом портил все веселье, названивая каждые пять минут. Одним из немногих обязательных правил было то, что Карл всегда должен брать трубку. Еще одним таким правилом был отбой не позднее десяти часов, поэтому Карлу приходилось бы идти домой, когда все только начинали развлекаться, если бы Рик сам не забирал его от друзей, вгоняя их в тоску своими длинными нотациями с цитатами из Библии. К счастью, он декламировал их не всегда, а только когда был в ударе или когда Рон, забывшись, открывал ему дверь с сигаретой в зубах. Впрочем, он никогда не рассказывал родителям друзей Карла, за какими занятиями он заставал их детей, и за это они его уважали. Он не был стукачом. Однажды, когда Карл спросил его об этом, он ответил, что это не его дело. Возможно, он имел в виду, что это "больше" не его дело, потому что теперь он не работает в полицейском департаменте и ему не нужно иметь дело с детским алкоголизмом, а с моральной точки зрения грехи детей могут спокойно полежать на плечах их родителей. Карл знал, что отец стал таким из-за него, и это знание тяготило его. Рик охотно рассказывал всем, кто отважится слушать, о том, как поклялся оставить службу в полиции и служить богу, если его десятилетний сын выживет после пулевого ранения, которое получил в результате несчастного случая, когда Рик взял его с собой на охоту. Все произошедшее с Карлом в дальнейшем только усугубило религиозное помешательство Рика. Карл наоборот потерял веру после того, как его чуть не изнасиловали, когда он возвращался домой от живущего совсем рядом знакомого. Он был уверен в том, что если бы бог правда существовал, то никогда бы такого не допустил, а потеря глаза после того, как какой-то мальчишка выстрелил ему в лицо из рогатки почти в упор, только укрепила его уверенность. Рик ничего о его размышлениях не знал и до сих пор считал сына благочестивым христианином. На фоне этих событий он на удивление спокойно воспринял измену жены, предательство лучшего друга и развод. На этот случай у него была заготовлена фраза «на все воля божья». Проблемы с Лори в его представлении были тем, о чем говорят «все, что ни делается, к лучшему», а беды Карла - неумолимым злым роком, преследующим за грехи предков, которые надо замаливать, желательно стоя коленями на раскаленных гвоздях и истязая себя плетьми. Открывая дверь своим ключом, Карл мысленно взмолился, чтобы Рика не оказалось дома, но осознав, что молится, тут же одернул себя. Он пару секунд постоял в прихожей, прислушиваясь, пока с упавшим сердцем не услышал из кухни звук отодвигаемого стула. - Карл? - Рик вышел в коридор, чтобы поприветствовать сына. - Ты сегодня рано. - Нас отпустили с биологии, - быстро ответил Карл, чтобы отец не заподозрил, что он прогуливал уроки, но тут же пожалел о сказанном. - Тогда наоборот поздно, - усмехнулся Рик. Он знал расписание Карла наизусть, знал, сколько у него уроков и во сколько заканчивается каждый, поэтому сразу же догадался, что Карл не пошел домой сразу после занятий. - Мы с Роном смотрели, как играют в лакросс на школьном поле, - почти не солгал Карл, но было поздно. - Иди ко мне, - мягко потребовал Рик, протянув к нему руки. Карл сбросил рюкзак с плеча и осторожно шагнул вперед. Это происходило уже тысячу раз, и в каждый из них у Карла все внутри переворачивалось. Рик обхватил его лицо ладонями, подняв его подбородок, повернул голову Карла сначала влево, а потом вправо, осматривая нежную кожу под челюстью. Карл едва мог дышать от того, насколько близко придвинулся Рик, безумно хотелось проглотить ком в горле, но он не хотел, чтобы отец заметил, как дернулся его кадык. Рик тем временем собрал его волосы в хвост, удерживая их одной рукой, а другую положил ему на шею так, что большой палец лег в ямку между ключиц. Артерия бешено пульсировала под его пальцами, и Карл мысленно проклинал себя за несдержанность. - Повернись, - хрипло произнес Рик, и Карл встал спиной к нему. Рик снова поднял наверх его волосы. Карл чувствовал затылком его дыхание, пока он осматривал заднюю сторону его шеи. - Сними рубашку, - приказал Рик, наклонившись к уху Карла, и сам расстегнул верхнюю пуговицу, задержавшись пальцами на ключицах. Карл покорно исполнил прихоть отца, дрожащими пальцами расстегнув рубашку, но сняв ее не полностью, а так чтобы были видны только плечи и острые лопатки. Рик провел большим пальцем по выпирающим косточкам позвоночника, вызвав у Карла мурашки. Неожиданно он слегка потянул Карла за волосы, заставляя его вжаться в него спиной, и вдохнул его запах за ухом, касаясь губами мочки. - Ты курил? - прерывистым шепотом спросил Рик, переместив руку на горло Карла, поглаживая адамово яблоко. - От тебя пахнет сигаретным дымом. - Это Рон курил, - ответил Карл, удивляясь тому, как умоляюще звучит его голос, будто он просит, чтобы отец не поверил ему. - Я просто стоял рядом. - Мог бы придумать что-нибудь получше, - тихо усмехнулся Рик, отстранившись, и от этого смешка у Карла подкосились колени. - Пойдем. Карл набросил на плечи рубашку и последовал за ним к лестнице на второй этаж. Сверля взглядом спину отца, он надеялся, что ни единым жестом не выдал своего нетерпения, но слабо в это верил, все-таки Рик раньше был шерифом, и способность видеть людей насквозь никуда не делась после того, как он сдал значок и оружие. Впрочем, что-то все же помешало ему разглядеть в лучшем друге предателя, поэтому Карл считал, что его близкие со своими чувствами и желаниями оказываются в слепой зоне. Рик вошел в спальню и, сев на край кровати, приглашающе похлопал себя по колену. Щеки Карла опалило жаром, когда он расстегивал молнию на своих джинсах. Стараясь смотреть куда угодно, только не на отца, он подошел к нему и лег поперек его колен, уткнувшись лицом в матрас. Рик задрал его рубашку, обнажив поясницу, а затем стянул с него джинсы и боксеры. Он сильно сжал ягодицу Карла, и тот выгнулся, зажмурив глаз и благодаря всех богов за то, что Рик не видит его раскрасневшееся искаженное удовольствием лицо. Карл закусил губу, но первый же звонкий шлепок заставил его вскрикнуть. Рик зачарованно смотрел, как светлая кожа становится красной на месте удара, а затем снова замахнулся и опустил ладонь на задницу Карла. И еще раз. И еще. Карл тяжело дышал, чувствуя, как болезненно тянет в паху, а желание прикоснуться к себе становится невыносимым. - Хватит, - заскулил он сквозь зубы, когда Рик провел большим пальцем по ложбинке между ягодиц перед тем, как занести руку для следующего шлепка. - Пожалуйста, хватит! - он знал, что может кончить, не дотрагиваясь до члена, и боялся даже предположить, что отец сделает с ним после этого. Или после того, как он окончательно потеряет контроль и начнет тереться о грубую ткань джинсов Рика. Он всегда останавливался не сразу, а спустя несколько шлепков после того, как Карл попросил. Вероятно, хотел показать, кто тут главный. И в этот раз, как и во все предыдущие, когда Рик отпустил его, он быстро натянул штаны и белье, резко выпрямился и почти бегом вышел из комнаты, спустился по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и направился в ванную на первом этаже. Только после наказаний Рик разрешал ему ненадолго закрывать дверь ванной, видимо, считая, что ему нужно привести себя в порядок, больше не сдерживая слезы обиды и гнева, и Карл поражался, как Рик мог быть настолько слеп, чтобы не замечать, что член Карла истекает смазкой, пока он лежит у отца на коленях. Захлопнув за собой дверь ванной, Карл привалился к стене и обхватил член. Он быстро двигал рукой, постанывая, ощущая, как горит кожа там, где к нему прикасался Рик. Он чувствовал себя грязным и испорченным, но наслаждался этим. **** Рик откинулся на спину на кровати. Он уставился в потолок невидящим взглядом, ошеломленный тем, что снова сделал это с сыном, хотя в прошлый раз обещал себе, что этого больше не повторится. И дело было даже не в том, что он осуждал родителей, которые бьют своих детей в качестве воспитательной меры, просто он не мог обманывать себя до такой степени, чтобы не сопоставить наказание Карла и свой стоящий колом член. Если бы Рик все еще был шерифом, ему бы пришлось лишить себя родительских прав. Если бы Рик был образцовым священником, ему бы пришлось отправить Карла жить с матерью и уйти в монастырь. Но он не был ни тем, ни другим. Он был просто человеком, который так боялся потерять сына, что дал опрометчивое обещание, которое потом побоялся нарушить. И, видимо, бог все-таки существовал, иначе из-за чего на Карла, его самого дорогого человека, вылилась чертова прорва несчастий? Рик беспокоился за него до безумия, пытаясь защитить ото всех, включая себя. Поэтому в начале летних каникул он позвонил Лори и идеально спокойным голосом сообщил: - Слушай, ты не могла бы забрать Карла на какое-то время к себе? Я немного поехал крышей. Лори, естественно, всполошилась, и ему пришлось оправдываться тем, что приходские дела отнимают много времени (что было правдой), что он не может следить за Карлом круглые сутки (что было полуправдой, потому что у Карла тем временем было такое ощущение, будто он только эти и занимается), и что в городе объявилась компания сатанистов, от которых Карла срочно нужно обезопасить, пока городской совет с ними не разберется (что было самой отвратительной ложью Рика с тех времен, когда он, пытаясь понравиться отцу Лори, сказал, что голосовал на выборах за Джорджа Буша). Но Карл на удивление быстро начал проситься обратно, и Рик поехал в соседний город к Лори и Шейну, чтобы забрать его. Был День Независимости, и Карл позвонил уже под вечер, кипя от гнева, рассказывая, как Шейн обсмеял его из-за его глаза перед всеми гостями. Рик набрал Лори, собираясь спокойно предупредить, что приедет, но вышло только: - Я сейчас приеду забрать своего чертового сына из твоего чертового дома, потому что твой чертов новый муж – ебаный мудила. - Рик! Как ты можешь так выражаться?! - ужаснулась Лори. - Ты же священник! - Да, я священник, - согласился Рик ледяным тоном, - а Шейн – просто долбоеб. Он рассказал ей, что произошло, и никакие уговоры не помогли убедить Карла остаться. Они ехали домой уже поздно вечером, на побережье начали запускать салют, они остановились на обочине и вышли из машины посмотреть на фейерверк, и Карл был таким красивым в свете загорающихся и тут же гаснущих огней, что Рик подумал, насколько бы все было проще, если бы он мог просто обнять его за плечи, притянуть к себе и поцеловать. А потом они вошли в дом, Рик сделал сэндвичи с арахисовым маслом в качестве позднего ужина, а Карл вышел из душа, вытирая полотенцем свои длинные волосы, одетый только в его футболку и боксеры, и Рик на секунду застыл, когда увидел его в дверном проеме. И это случалось постоянно. У него захватывало дух от Карла. Он просто надеялся, что когда-нибудь это прекратится, а пока устанавливал глупые правила, играл в плохого копа и искал малейшей возможности до него дотронуться. Он не помнил, когда это началось, возможно, когда он осознал, что Карл старшеклассник и скоро уедет в колледж, а еще раньше начнет встречаться с девушками и делать те вещи, которые в церкви принято с пеной у рта называть непотребными. У Рика были свои границы непотребного, а где они проходили, он не знал и сам. Но неизменно оказывался в том же самом положении, сжимая в кулаке копну каштановых волос, опаляя дыханием тонкую шею, оставляя красные следы на белоснежной коже. Он очень хотел, чтобы все это закончилось, и он мог спокойно смотреть, как Карл пьет Кока-Колу из бутылки, и не представлять, как эти губы обхватывают его член. Чтобы он мог слышать, как Карл смеется в своей комнате, говоря с кем-то по телефону, и не закипать от злости, думая, что он разговаривает с какой-нибудь девушкой. Но застрял на мысли, что Карл должен принадлежать только ему.