В слове "дурдом" главная часть — вторая.

Новый Год. Самый противный праздник за всю жизнь Генри. Болезненный, одинокий, бессмысленный. Каждый год одно и то же: через чур радостные люди и один гонимый всеми парень. «Лицо попроще сделай.» «Нормальный праздник. А вот насчёт тебя я не уверен.» «А что ты мне подаришь?» Генри не любил портить людям настроение и обычно просто скрывался весь день. Особенно когда был виноват в недавнем покушении на клан. Переезд на новую базу был быстрым и не стали чем-то особо нервным для его новых жителей, что быстро привыкли к новому дому. Топпаты украшали зал за два дня до праздника, а праздничная суета витала в воздухе всю неделю. Одни украшали собственные шляпы, другие напяливали свитера. Слава богу, традиции дарения здесь не было: слишком неловкой она была. Но все остальное по-прежнему вымораживало. Проблема была не в празднике, а в самом Генри. Он мог понять всех этих людей: в не слишком радостной жизни, полной опасностей и общественного презрения, хотелось видеть что-то светлое. Что касалось вора, то он не хотел лгать. Ни себе, ни другим. Все время новогодних волнений Генри прятался так, как мог: передвигался только по тайным ходам, часто ходил в шляпе и маске, сбегал, чтобы побыть на природе. Просто убежать пока он не решался: было интересно, к чему приведет конец этого ебаного года. Если так вспомнить, его предали родственники, затем он попал в стены, был захвачен кланом, в котором он прижился и который в последствии из-за него пострадал. Замечательный результат, осталось только с крыши упасть, чтобы уравновесить все это. Тридцать первого декабря он проснулся на рассвете чуть раньше остальных, вышел из выделенной ему комнаты и тут же шагнул в стену рядом, туда, где располагался ход. Исчезнув в нем, Генри прикинул план. Весь день на энтузиазме он не продержится, а если потом ещё и собрался бежать, так что точно будет голоден. То есть нужно было заглянуть в столовую, после чего раздобыть теплых вещей, дабы с протезом ничего не случилось. Еще было бы неплохо перед исчезновением извиниться, но это уже как пойдет. С путем до кухни проблем не возникло. Место новое, но выглядело точно так же, как и предыдущее, только погода ещё суровее. Здание осталось почти тем же, со всеми лазами и люками. Не боясь наткнуться на Элли, которая в это время спала, Генри пробрался к кухне и вынырнул за холодильником. Прихватив очередную бутылку с йогуртом и заслышав голоса, Генри снова спрятался. Но уходить он не решился: ему был интересен диалог. — Ты уверена, что хочешь остаться на базе? — неуверенно уточнила Док, попивая виски. — Конечно. Я же знаю, как ты любишь этот праздник, — без сомнений подтвердила Кэрол. — Да и ты выглядишь уставшей. — Это предложение проспать вместе двадцать часов? — На тебя у меня были другие планы, но они не так далеко ушли от этой идеи. — Будем играть в видеоигры? — Не в том векторе мыслишь… Генри понял, что этот диалог стал ему резко неинтересен. Спешным шагом удаляясь от источника звука, парень переместился на два этажа выше и вышел из бутафорского ящика на складе, стараясь не привлекать внимание. Уже заученным жестом выудив из ниоткуда шляпу, беглец натянул ее на глаза, после чего накинул чье-то старое пальто и вновь исчез. В принципе, не было никакой необходимости в верхней одежде. Генри не был уверен, хочет ли уйти, а его планом было скорее встать в холодном темном лесу и застыть аки ледяная статуя на веки вечные. Впрочем, может он пойдет и ограбит ещё что-нибудь, вернётся в старую квартиру, включит телевизор и снова отрубится на несколько часов, снова ничего не чувствуя. Ни физически, ни морально. Но что-то упорно не позволяло просто развернуться и уйти. Он просто не мог оставить то место, ставшее на короткое время домом. Ему нужен был короткий ритуал прощания с этим кланом. А таковым являлась небольшая кража, которую вряд ли кто-то воспримет всерьез. Это должно было быть нечто особенное. Путь вел извилистой дорогой вперёд, пересекаясь с разными комнатами и залами. Вот знакомая галерея, оранжерея, где он никогда не был, снова склады, балкон, где Говард тревожно пил чай. Нет, все самое обычное. И на всей базе Топпат осталось только одно место, куда Генри ещё не наведался: кабинет Чарли. Вор вряд ли имел право называть его так, но мысли не исправишь. Калвин должен был ещё спать, если судить по расписанию. Стикмин запросто стащит что-то из пустой комнаты и исчезнет, оставив после себя неприятности. Жизнь идёт, а его привычка быть проблемой не менялась. Стараясь не издавать звуков вообще, Генри оказался у едва заметной щели в стене, которая слабо выделяла проход, и прислушался. Тишина весела несколько секунд, и вдруг разорвалась вздохом. Просчет. — Ты уверен, что все нормально? — Почти. — А если честно? — Вообще нет. Шаг за шагом, Генри сбежал от кабинета. К разговорам он готов не был. *** Двадцать бессонных часов не смогли заставить Чарли заснуть. С Элли происходило то же самое, только она к этому и не стремилась. Ее целью было скорее дождаться, пока тревожность друга доведет его до изнеможения и все же заставит отрубиться, после чего девушка сможет наконец приступить к поискам пропавшего Стикмина. Он никуда не ушел, просто прятался по некой причине. Зная Генри, в голову приходило очевидное: снова думал, что виноват. Или видел, сколько в коридорах лежало трупов. Или встреча со старым знакомым была крайне травмирующей. Или все же понял, что его друзья — маньяки… Со дня, когда парень оказался в палате, прошло не так много времени, но единственным, как он связался с ними, оставалось небольшое письмо, оставленное на письменном столе. Довольно сухое, но по подчерку было видно: руки дрожали. В нем Генри извинялся за то, что не рассказал о Дэйве и его встречах с военным, за то, что «на него пришлось тратить время и металл». Честно говоря, Роуз уже хотелось найти его только чтобы взять за руку, посмотреть в глаза и спросить, не собирался ли он пойти к психотерапевту. Шрамы медленно заживали, однако скрывать их Элли не собиралась: обычная метка. В отличие от нее, Чарльз предпочитал не слишком светить лицом и все чаще надвигал полы шляпы на глаза. Для него это было болезненным напоминанием, и каждый раз отражение в зеркале говорило ему, какой же он идиот. Если бы он тогда запасся патронами и не бросился в драку, то мог бы победить, никого не калеча. Сначала Элли придерживалась тех же мыслей, но вскоре ее размышления свелись к «Я сделала все, что могла. Могла бы больше — сделала бы больше.» Правда, на самом деле, ей всё ещё было больно вспоминать, что из-за ее неумения драться Генри пострадал. Нужно было просто махать железкой проворнее. Она же умеет хорошо драться, почему подвела? Они же гении, они же лучшие. Проиграть было невозможно, но они почти справились. Всю жизнь были на вершине и вдруг оказались с нее сброшенными. Если бы Генри не пришел, умерли бы на месте. Это же просто старик, почему они не смогли его убить? Почему из-за них пострадал кто-то иной? Почему? — Как думаешь, чай сможет развеять паранойю? — Не думаю, но попробовать стоит. *** «Даже кражу он провалил. Поздравляю, Генри, ты — лох в квадрате.» Возражений было слишком много, и парень от них устал. Он уже ни о чем не думал и несся по невидимым коридорам. Если у человека и были демоны, то его собственных уже давно была пора утихомирить. Словно мантру он мысленно повторял: «Я не виноват. Не могло быть иначе. Я не виноват. Не могло. Не виноват…» Нужно было просто уйти, чтобы не мучаться новыми чувствами. Он все забудет и просто станет старой версией себя: серой, озлобленной и одинокой. Он больше не будет причиной катастроф и бедствий, окажется среднестатистическим обывателем с маленькой особенностью в виде клептомании. В душе полыхало нечто, о чем он давно забыл, но в последнее время слабо чувствовал: эмоции. Будто в пустом человеке снова оказались смешанны надежды и сожаления, от которых Стикмин давно избавился. Он старался избегать всех мест, где могли быть люди. Обогнул больничный корпус, где всё ещё валялся Реджинальд и от которого не отходил Правый, прокрался через офисы секретарей и связистов, сбежал от лаборатории. Он уже просто не мог оставаться там. Не мог видеть своих… Знакомых. Он — вор. Они — мафия. Их ничего вместе не держит, кроме международного розыска. Да и это Генри скоро исправит. На пути оставалось самое сложное препятствие: запасной выход. Отныне он располагался не под землёй, а на первом этаже, и Генри, сглотнув, покинул укрытие. Только бы не было людей… Промчавшись мимо вроде бы знакомых лиц, парень не стал оглядываться. Не мог по неясной причине. Нечто жгучее и колкое бушевало между органами. Стыд? Да, наверное. Наверное, он должен был чувствовать что-то великое, вырываясь на свободу. Отбросив заботы и привязанности дышать полной грудью, будто бы по разрисованному темными красками холсту махнули широкой белой кистью. Но было лишь чувство, что холст горит, обугливаясь и становясь лишь чернее. *** Новое окно на кухне показывало лесную местность, так похожую на старую. Кажется, у Чарли был особый пунктик насчёт зимних пейзажей. Он сам невольно это отмечал, отхлебывая кофе и, сам не зная зачем, вглядывался туда, вдаль. Может ему нравилась картина. Может он хотел увидеть на ней Генри. Да, стоит признать. Чарльз — хладнокровный убийца. И нельзя было винить Стикмина в том, что его это пугало. Калвин сам виноват, что не сдержал обещание. Элли влила в себя пятую чашку чая, но ее руки все так же тряслись. Единственная мысль в ее голове — «Генри просто понял, кто ты такая.» Даже когда Реджинальд над ними пошутил, не было так тревожно, ведь они могли хоть видеть парня. А сейчас тот действительно исчез. И обоим хотелось лишь одного: последнего разговора. Пусть Генри уйдет, но хотя бы не будет их ненавидеть. По снегу за окном промчалась черно-белая фигура и Чарльз, решительно отставив стакан, распахнул окно. *** Заснеженная местность все медленнее уходила назад и вскоре совсем остановилась. Генри больше не мог бежать и попросту пытался отдышаться. В этот момент тишина разорвалась, и сзади раздался голос. — Генри, я знаю, ты в праве нас не слушать, но все же давай поговорим. Беглец обернулся. По колено в снегу сзади стояли лидер и его правая рука. Первый выглядел жутко встревоженным, а вторая была в шаге от какой-то неясной бурной эмоции, которую она пыталась заглушить. Но все же сдавшись, она бросилась вперёд, на своего врага. Стикмин не стал уходить с линии атаки: если его хотят избить, то пусть бьют. Им есть за что. Однако вместо ударов, он почувствовал, как качнулся. Элли привычно повисла у него на шее и вдруг зарыдала. В перерывах между всхлипываниями она пыталась что-то сказать, но снова заливалась слезами. Генри молчал, так как все, что он мог — неловко поглаживать девушку по спине. Чарльз нерешительно приблизился к парочке. Не зная, что делать, он попросту взял Генри за руку и положил ладонь на плечо Роуз. Набрав побольше воздуха, лидер клана все же попытался что-то сказать. — Генри, я знаю, что ты хочешь уйти. Но просто подумай: тебя ведь найдут военные и кто знает, что они с тобой сделают… Пожалуйста, подумай об этом. Да, мы — не лучшие союзники, но ты нам нужен, и мы никогда тебя не бросим. Парень недоуменно перевел на него взгляд. Пару секунд он думал, как бы выразить свои мысли, когда вспомнил о словах. — Ты вообще о чём? Чарльз стал ещё более растерянным. — Я имею ввиду… На кражах меня ловят… И я не очень хорош в исчезновениях… То есть в уходах… То есть в сокрытии… Во лжи… — бормотал он, пытаясь превратить и так рваную мысль в целое предложение. На мгновение Чарльз, казалось впал в панику, когда до него наконец дошло, почему Генри попытался сбежать. — Это все бред! — вместо него, всхлипывая, закричала Элли. — Ты не виноват! Я тоже знала, но не сказала, так что ты не виноват! Чарльз четко услышал ложь в ее словах, но Генри застыл, пытаясь обдумать хоть что-то. Голова же решительно отказывалась это делать: в ней творился такой бардак, что мозги, казалось, превратились в кашу. — Генри, все нормально. Но даже если и так, ты нам все равно нужен, — поглаживая железную кисть, успокоительно произнес Калвин. Генри склонил голову. Так, он — инвалид, мудак, приносит неудачу и иногда ворует, однако его всегда находят власти. Может у него действительно проблемы с оценкой себя самого, но в общем он вообще не выглядел хоть немного полезным. — Зачем? Все надежды Чарли рухнут в момент. Похоже, стоило сделать самый прямой шаг навстречу социофобу. — Генри, мы тебя любим. — Я тоже? — последовал неуверенный ответ. — Нет, ты не понял. Не как друга, — уже сжимая металл, пояснил Чарли. — А как кого? В Калвине в жизни не было столько неловкости, чтобы произнести последнюю фразу в его идиотском плане. — Как парня. Генри чувствовал, что тупил, но он вообще не понимал. Как парня? Это как? Как биологический инструмент? Как образ? Как киборга? Что это значило? — Генри, выходи за нас. Творившийся в разуме хаос застыл. Все исчезло, кроме одного вопроса. — Зачем? Стикмин прекрасно понимал: он имбицил. Просто, блять, сказочный. Он не ответил на предложение, он не спросил причину сего, он просто ляпнул какую-то хуйню, от которой даже Чарли выпал в осадок. Элли только громче заплакала. Стикмену хотелось упасть в снег и тоже расплакаться, но, к сожалению, он даже пошевелиться не мог. Нужно было как-то решить эту головоломку, правила которой он никогда не понимал. Чарльз отпустил руку и стал судорожно перебирать слова, пытаясь немного смягчить ситуацию. — Да, я понимаю. Это действительно было очень глупо. Я не хотел, извини… — Я согласен. —…мне действительно… — не договорил пилот, переводя отведенный взгляд на свою любовь. Та, краснея, смотрела на него, пытаясь не расплакаться от непонимания. Элли вдруг перестала дышать и оказалась на расстоянии руки от Генри, который спрятал лицо в руки и снова заговорил. — Я ничего не имею против вас, — пробубнил он, и тут же добавил на всякий случай: — Извините. Повисла тишина, в которой Элли только шмыгала носом, а после неуверенно уточнила: — Правда? Генри кивнул. Повисла тишина, и Чарльз неловко засмеялся, дабы ее разорвать. — Ну и какую фамилию нам троим взять? Кончики ушей Стикмена вспыхнули и, не в силах прятать все лицо, он молча приблизился к Калвину, зарываясь в расстегнутые полы военной куртки. Картина мира в голове медленно перестраивалась, подбирая под странные моменты прошлого куда более смелые и логичные объяснения. Тогда на стеклянном мосту Чарльз хотел его поцеловать, объятия с Элли были не столько тёплыми, сколько романтическими, та гора фанфиков была про него… Вспомнив пару из них, Генри услышал, как сокращается миокарда, потому что она в любой момент могла остановиться. — Генри Калвин звучит лучше всего, — снова нарушая неловкое молчание, предложил Чарли. — Зато Элли Калвин не звучит, — уже почти не плача, заявила Элли. — Чарльз Роуз лучше. — Ничего подобного. Я протестую, — привычно улыбнувшись, взбунтовался Чарли. — Генри? Генри молча краснел. Конечно же от мороза. Чарльз вдруг неловко сжал его плечи и отстранил, после чего поцеловал в щеку. Роуз не выдержала и, едва Чарльз оторвался, вырвала парня из рук после чего, развернув к себе, прижалась к губам. Генри выглядел так, будто сейчас умрет от удушья: настолько красным было его лицо. Наконец оказавшись свободным, Стикмин потерял равновесие и попросту упал в снег, уперевшись глазами в небо. У него не осталось эпитетов и даже каких-либо мыслей для происходящего, поэтому он закрыл глаза руками, а концы рта, скрытые кистями, невольно поползли наверх, и даже он сам не понимал, почему. Он чувствовал, что завтра не будет лучше. Снова будут военные, снова будут проблемы. Правительство ещё не прекратило попытки их поймать, он так и не узнал, что с Дэйвом, он все ещё проблема для окружающих. Но сейчас, прямо в этот момент, это не было важно. Чарльз и Элли сидели, посмеиваясь с бессмысленных шуток, в больничном крыле Редж злился на гитару, которая совсем потеряла настройку. Док и Регина выбирали фильм на вечер, Свен растянулся на кровати, обнявшись с Бертом и разделяя наушники, в которых играла «Ария». Пройдет зима, и весной шляпники снова найдут повод разделиться. Кто-то женится, кто-то разойдется. Генри почувствовал, как его шея снова оказалась в чьих-то объятьях, а щеки грелись о чужие. Да, лучше он навечно останется этом мгновении, в этих руках, с этими людьми. Генри не чувствовал, но понимал: ему тепло.