Благословенная земля

Где же песнь, о певец? Я устал от забот! Так пускай золотится мелодии мёд! Дай мне, кравчий, вина. Нет услады чудесней: Ум сухой не рождает ни сказы, ни песни, Но едва его каплей вина оросят — И пустыня оденется в дивный наряд. Лей! Рубином вина ты укрась мою чашу. Лей! Я жемчугом слов твою скуку украшу Иль облегчу тебе тягость горестных мук! Распахну свою память — богатый сундук. И сказанья, как бусины, перебирая, Расскажу об Андо́ре — Утраченном рае. Край тот — баловень волн и любимец ветров, Утешенье слезам, воздаянье за кровь, Дар бесценней, чем злато, что, вечно цветущий, Уступал в благодати лишь а́манским кущам. В чём каменьев цена? Быть отрадой корон. Но когда кровожадным врагом разорён Дом, и пеплом густым ядовитая, злая Чья-то воля дороги к нему устилает, Слёз ключи безутешно о доме твоём Будут бить, пока новый не сыщется дом. Нет, не время печалиться! Будет и горе В этом сказе о дивной стране — Нуменорэ. Нуменорэ! Так в песнях воспет был Андор — Его воздух чистейший и дивный простор, Форостара гористого нрав непокорный, Аромат в серебристой тени малино́рнэ, Чьих листов нежным шёпотам внемлет сам лес… Оробеет сказитель тех див и чудес. Что там нос обонять мог, что видели очи — В слов узор заплести мне не хватит и ночи. Как тяжка эта ноша, как горек укор, Что утрачен, утрачен навеки Андор! Этот остров чудесною поднят причиной, Как ныряльщиком жемчуг — из самой пучины. И могучий, что ведал всех вод Арды ток Изумруд средь лазури бескрайней зажёг. Длань иная ветрами её обласкала, Но штормов сокрушительных не допускала. И иные давали приплывшим завет: «Благо будут вкушать и избегнут всех бед Те, кто камни и сор отделяет от зёрен, Тьму — от света, кто мудр, незлоблив и покорен Высшей воле — тому, чья всемилость и сила Рок для цели, неведомой нам, предрешила. Века вашего долго протянется нить, Чтоб сполна земных радостей чашу испить». Те, кто чашу страданий сполна пригубили, Своим смехом леса и луга огласили. Вопрошали друг друга: то грёза иль быль? И сиял ослепительный им Ротинзиль. Длань того, кто был храбр и угоден могучим, Направляла его в небесах выше тучи. На застывший небесный взбирался он вал И иных звёзд мерцанье собой затмевал. И то судно, ночным, тёмным верное водам И поныне средь эльфов зовут Вингило́том. Нуменор же, веками недружный с тоской, Свысока был звезде уподоблен морской. В его гаванях — несколько их — точно братья Суша с морем не в силах расторгнуть объятья. Синь морская там — мать, и сестра, и жена, Ветер буйный — томленье, услада — волна. В середине, небес паланкин подпирая, Менэльтáрма возвысилась стражницей рая. И хотя и звалась она райским столпом, Не на ней расцветал он, а был рай кругом.