Крейсер «Декарт», автономный город-станция Джибрил, система Регина
Лампочка в кабине лифта мигала на каждый метр, который металлическая коробка пролетала, поднимаясь из трюма к главной палубе крейсера. Мотоко сцепила руки в замок перед грудью, а затем резко повернула корпус сначала влево, потом вправо, разминая затекшую от долгого перелета поясницу. Бато, стоящий рядом, возвышался над ней монументальной горой мускул, не выказывая и капли усталости. Весь путь от Земли до системы Регина тот проспал сном младенца, а вот Мотоко не сомкнула глаз, пересматривая вновь и вновь данные из папки по делу Джибрила. Она тщетно внушала себе, что такая увлеченность — это обычный признак профессионализма, но внутри полностью киборгизированного тела блуждал тихий шепот ее призрака. Шепот, который настораживал и будоражил, заставляя звенеть от напряжения каждый нейрон. Шепот, который разъедал синтетические ткани ядом сомнения. Шепот, который напоминал ей о том, что она дала ускользнуть и затеряться на просторах сети Кукловоду. Лифт остановился. На широкой залитой ярким искусственным светом палубе их уже ожидал сотрудник пятого отдела. Не распознать в нем бойца мог только слепой. Все, начиная от расставленных на ширине плеч ног и безвкусной камуфляжной формы до вальяжно зажатой в зубах соломинки и прямого взгляда с поволокой нарочитой усталости, олицетворяло штампованный образ спецназовца, который глотал пыль во всех горячих точках вселенной. Слишком хорошо она знала этот типаж. Второй представитель грузно чеканил шаг за ее спиной. Столкновения мастодонтов боевых действий было не избежать. Мотоко едва слышно вздохнула, запасаясь терпением для предстоящей ментальной битвы самцов. Рейнджер цыкнул, перекатил соломинку из одного уголка рта в другой. — Сержант! — гаркнул он и бойко протянул широкую кисть. — Капитан! — зычно отозвалось «эхо», впечатывая свою не менее крепкую ладонь в подставленную. Желваки на лице рейнджера ходили ходуном, а на виске выступила вена. Он безотрывно смотрел в лицо собрата по оружию, не моргая и не забывая энергично сжимать его кисть. Что именно пытался разглядеть в линзах киберглаз Бато этот вояка, Мотоко не представляла, но знала, психологическое превосходство на стороне напарника. Трудно поддерживать прямой зрительный контакт, а тем более пытаться доминировать в нем, когда вместо привычных зрачков и радужки видишь напичканные нанотехнологиями кругляши пластика, в которых не отражается никакой реакции человека, словно бьешься об броню танка. Длительность приветственного армреслинга подбиралась к минуте. Мотоко уже ожидала услышать хруст ломающихся костей рейнджера, в прочности протеза Бато она не сомневалась — «Мегатэк» все делает на совесть. Но через секунду схватка закончилась капитуляцией пятого отдела. Рейнджер перевел взгляд на нее, проиграв зрительную битву с Бато, и разжал ладонь. — Майор, — кивнул он, но от очередного рукопожатия воздержался. Микропорами синтетической кожи Мотоко почувствовала, как колыхнулось энергетическое пространство от молчаливого самодовольства напарника. Рейнджер стремительно развернулся на пятках и зашагал по палубе, на ходу переходя к делу. — Так вас интересует диспетчер? — задал он вопрос, на который не стал ожидать ответа: — Он в медотсеке, там есть допросная. Корабельный врач сейчас его туда доставит. — Есть ли еще свидетели? — спросила Мотоко, поравнявшись с провожатым. — Выжившие есть, но свидетелями их сложно назвать. Кто ничего не видел, кто ничего не понял, кто что придумал. У нас более сотни показаний из полной чепухи: от взрыва реактора поля до кары, как его там, Рагона. Выбирай любую сказку. — Что на счет разборок наркодилеров? — поинтересовался Бато. — Джибрил всегда был в нашей разработке. Эта версия пока основная, но есть загвоздка. Когда происходит дележ рынка и перераспределение зон влияния, начинаются войны за захват территории, а не ее уничтожение. Глупо рубить сук, на котором сидишь. Бизнес есть бизнес. Они минули несколько коридоров, пока не оказались в бело-хромированном пространстве медотсека. В воздухе витали запахи антисептиков и лекарств, а через приоткрытые двери палат виднелись койки с пациентами. Встречный персонал без интереса, бегло бросал взгляд на их шествие, по-видимому, им уже приелись бесконечно расхаживающие по лазарету военные, полицейские и прочие спецслужбы. Покинув приемный покой, они остановились у двери с кодовым замком. Рейнджер быстро нажал пять клавиш на панели, а затем пропустил их вперед. В отсеке находилось несколько комнат, в одну из них он и направился, поманив за собой. Это была небольшая клетушка в шесть квадратных метров. Серые голые стены, стол с аппаратурой видеонаблюдения, три пластиковых стула. Оператор за угловым столом безотрывно смотрел в монитор, не обратив внимания на вошедших. Мужчина в белом комбинезоне курил, прислонившись спиной к стеклу окна, которое занимало полстены допросной. Завидев гостей, он вынул сигарету изо рта и приветственно кивнул. — Главврач лазарета Томпсон, — представил рейнджер, — майор Кусанаги, сержант Бато, девятый отдел. — Кибертерроризм, однако. — Азарт мелькнул в глазах врача. — Что-нибудь необычное в состоянии пациента? — спросила Мотоко. — Ничего, — проговорил тот, протянув Бато планшет с медкартой. — Переохлаждение, легкая степень обезвоживания, ссадины, ушибы мягких тканей. Характер травм полностью соответствует повреждениям от ударов из-за отключения гравитации и обогрева в отсеке станции. В отличие от других пациентов ничего примечательного. — Что у других? — продолжила она расспрос. — У нас в анамнезе пострадавших и погибших помимо космических обморожений и баротравм имеются колотые, резаные, рваные, огнестрельные раны, термические и лазерные ожоги. — По показаниям и восстановлению событий на станции после аварийного отключения реактора защитного поля началась вакханалия: мародерство, сведение счетов, нападения, грабежи, — дополнил рейнджер. — Вся звериная сущность людей. Мы бы к вам не обратились, если бы не загвоздка в показаниях диспетчера. Он остался единственным выжившим из последней смены смотровой башни. Говорит, что поменялся сменами за несколько часов до нападения, но никаких данных об этом в журналах нет. А все это время провел с проституткой. Никто подтвердить его показания не может. Названный сменщик мертв, а проститутку по его размытым описаниям найти не удалось. К слову сказать, список пропавших немаленький и это только заявленных. — Сомнения вызвала электроэнцефалограмма, показавшая нетипичную биоэлектрическую активность мозга, вкупе с эректильной дисфункцией, — деловито подытожил врач. — Занятно, получается, — обронил Бато, оторвавших от изучения медкарты. — Вот и я о том же. Зачем шлюха мужику, у которого на полшестого, — скабрезно усмехнулся рейнджер. Мотоко подошла к окну и заглянула в комнату напротив. По ту сторону стекла на пластиковом стуле сидел худощавый растрепанный мужчина, на вид лет сорока. Он нервно одергивал края больничной рубашки, то и дело сползающей с острых волосатых коленок. Затравлено озирался по сторонам. На щеке сквозь щетину проступала синева от ушиба. От запястья левой руки тянулась трубка капельницы, одиноко стоящей возле стула. Ему явно было некомфортно находиться одному в запертой комнате. Он опускал голову и тайком из-под бровей бросал взгляды на зеркальное полотно двустороннего стекла, четко осознавая, что за ним наблюдают, оценивают, препарируют как клетку на предметном стекле микроскопа. Бледный язык скользил по пересохшим губам, а кадык ходил под дряблой кожей. — Что ж, побеседуем, — проговорил Бато, вернув медкарту врачу и направившись к допрашиваемому. Мотоко последовала за ним. Бато резко распахнул дверь, грузно шагнул в комнату, едва не заполняя все пространство своей мощной фигурой. Диспетчер вздрогнул всем телом, вцепился худыми пальцами в края рубашки, вновь прикрывая ею коленки. — Итак, вы говорите, что вас не было в смотровой башне, когда защитное поле отказало. — Зычный голос Бато обрушился на мужчину, заставив того непроизвольно втянуть шею. — Я же уже тысячу раз повторял вашим, что поменялся с Билли сменой, — затараторил диспетчер. — Сколько это может уже продолжаться?! — Удачно вы поменялись, Билли сейчас в морге, трупный мешок собой наполняет. Цель отгула? — Личные дела, — пискнул мужчина. — И как звали ваше «личное дело»? — спросила Мотоко. Диспетчер повернул голову, в упор посмотрел на нее, такое удивление мелькнуло в его глазах, словно она мгновенно телепортировалась в комнату, а не вошла следом за Бато. Видимо, допрашиваемого настолько впечатлила харизма напарника, что тот попросту не заметил ее присутствия. — Ка-ра, Ла-да, — запинаясь, пробормотал он, — Мира, Кира. Не помню… — А вы напрягите память, — вкрадчиво произнес Бато. Мужчина облизнул губы, нервно потер нос. Задумался на мгновение, а затем прикрикнул: — Да не помню я, вашу мать! Вы что у каждой шлюхи документы смотрите?! — Какая она была? — спросила Мотоко, присев на край стола возле допрашиваемого. — Обычная баба — сиськи, жопа, голова. — Какой размер груди у нее был? Второй, третий. Как у меня, — проговорила Мотоко, расстегнув молнию на своей куртке. — Или маленький, как у подростка? Диспетчер сглотнул, кадык вновь заходил под дряблой кожей. Бато склонился над его ухом, упираясь ладонью в стол. — Какое белье на ней было: атласное, кружевное, латексное? — шептал Бато. — Соски темные или светлые? Цвет волос на лобке? Капельки пота выступили на лбу диспетчера. Зрачки расширились. Губы задрожали. Он сжал ладонью ткань рубашки, снова дернул ее на коленки, прикрывая наготу и беспомощность. — Прекратите, — сипло пробормотал. — Прекратите… Через секунду он вскинул руки, едва не выдернув трубку капельницы. Спрятал лицо в ладонях, все продолжая молить. Бато отстранился, молча указал головой в сторону двери. Они покинули комнату под монотонные причитания больного. — Ну что взлом? — вопросом встретил их возвращение рейнджер. — Так точно, — подтвердил Бато. — Как вы это определяете? — подал голос врач. — Подложные воспоминания отличаются обобщенностью, отсутствием детальности и четкости, привязки к звуковой и обонятельной памяти. Мозг имеет способность подменять какие-то детали, воссоздавая из реальной памяти образы, звуки, вкусы, запахи. Но если у человека не было подходящего опыта для подмены, то происходит сбой, призрак не находит нужной детали, и психика встает на защиту, — Мотоко вновь посмотрела в комнату напротив, где растрепанный мужчина сжался в комочек на стуле, продолжая раскачиваться и скулить, словно побитая собака. Затем взгляд ее сфокусировался на отражении своего лица в стекле. Красивое, вечно молодое и чужое. Она не помнила, какой была до аварии, какого цвета были ее волосы, глаза, какой формы были ее губы, нос. Она сама давно призрак минувшего прошлого или несостоявшегося будущего. Призрак в навороченных доспехах от «Мегатэк». — Что с ним будет? — поинтересовался рейнджер, кивком головы указав на окно допросной. — Память вернется к нему? — Нет, возможны рецидивы — галлюцинации. Мы не научились еще восстанавливать затертые воспоминания. Это как с хард диском, пока на него не записали новые данные, что-то можно выудить, но стоит новой информации заполнить пустоту — и все, — ответил Бато. — Устройство жизни намного усложнилось благодаря информационному изобилию. Как любое живое существо, использующее ДНК в качестве системы памяти, человек получает индивидуальность благодаря накопленным воспоминаниям. Явление памяти трудно объяснить или загнать в определенные рамки, но именно благодаря ей человек остается человеком, даже будучи помещенным в искусственное тело, обладает призраком, — задумчиво произнесла Мотоко, продолжая вглядываться в знакомый и одновременно незнакомый образ в стекле. — И что много таких умельцев, кто вот так ковыряет мозги людям? — вновь спросил рейнджер. — Нет, не всякие хакеры способны на взлом, используя киберчипы и имплантаты жертвы. Но преступники живучи и размножаются не хуже тараканов. А сеть велика, в ней многое может утаиться. — Мотоко почувствовала по громкости и направлению голоса Бато, что отвечая на вопрос капитана пятого отдела, он всем корпусом был обращен к ней. — Хакеры, говорите, взламывающие призраков, — влез в разговор врач. Его тон показался Мотоко язвительным и надменным. Она, было, подумала, что доктор Томпсон относился к той части медицинского сообщества, которое не признавало неокартезианский кибердуализм, вновь будораживший религиозных людей с развитием киборгизации. Разделение разума и тела, отрицание души и замена ее понятием «призрака» — совокупности воспоминаний и опыта, личных психологический характеристик. Мыслю, значит, существую. Возможно, Томпсон не понимал, что разговаривал с полным киборгом, настолько высоки были технологии «Мегатэк», что отличить ее от обычной женщины из плоти и крови без рентгена невозможно. По сути, он беседовал только с мозгом, заключенным в искусственную оболочку. Но оглянувшись, Мотоко заметила лишь хитрую улыбку на лице врача и ни оттенка брезгливости или высокомерия. Глаза Томпсона горели азартом, словно в его рукаве припрятан туз, и он знает, что эта партия останется за ним. Как шулер в борделях заправочных станций, он откуда-то выудил листы и с торжеством прикрепил их на стекло, щелкнув тумблером. Тонкая лента галогенных лампочек вспыхнула, осветив их. Будто обмазанные фосфором, белоснежные кости вспыхнули на черноте листов. Перед ними висели рентгеновские снимки человека — распятый скелет во всех ракурсах. Белизна без затемнений. — Как вы можете видеть, господа, — нарочито вежливо начал свою речь врач, — у этого бедолаги нет ни одного протеза или чипа, даже зубы свои с дырами от кариеса. Перед вами потомок homo sapiens в первозданном виде. Мясо, кости и ведро крови. Их карта бита…Орбитальная станция Керес, планета Лакун, система Флэр
Окрашенная светом желтых абажуров, капля стаута пузатым светлячком медленно ползла по темному боку бутылки. Рики размазал пальцем влагу и припал к горлышку. На соседний стул плюхнулся паренек, поерзал по сидению, забарабанил пальцами по стойке. Его ядрено-оранжевая куртка ослепила глаза, будто вспышка взрыва. А скрип дешевого полиэстера закладывал уши, бил по нервам. Он дышал шумно, словно сопла ракетного двигателя при запуске. Не мальчишка, а стартовый комплекс какой-то. Рики раздраженно сглотнул паленый самогон. Умиротворённая заторможенность ускользнула, как шуганутый кот, метнулась по грязному полу закусочной и утекла в вентиляционную щель. — Вернулись, — зазвенел Кирие, размазывая по лицу улыбку. — Слышал, вы на Джибриле были. Ну как там — кровь, кишки? Рики вновь хлебнул из бутылки. Не трогай дерьмо — само отвалится. Но паренек намек проигнорировал, снова поерзал на стуле, заболтал ногами, стукая подошвами по перилам. Куртка шуршала, как смятая бумага. Каждый глоток стаута становился все кислее. — Нехило их распидарасило? Рики вздохнул под эпилептический ритм, вылетающий из-под неугомонных пальцев. Напряжение росло, сгущалось, того гляди, можно ложкой черпать. Вдруг паренек навалился на стойку и дернулся к нему. Лохматые кудри мазнули по носу. Рики даже охнуть не успел от такой наглости. — Ну? — беззаботно брякнул Кирие, в упор уставившись на него. — Че молчим? Бутылка, недонесенная до рта, словно преграда, зависла между их лицами. Негодование бурлило внутри хлеще прогорклого пойла, поднималось с быстротой рвоты и едва не выплеснулось в пронырливую морду потоком брани. Но огромные глазища напротив мгновенно остудили пыл. Черные зрачки расползлись мазутным пятном, сожрали разноцветие радужки, так и дурь, явно блуждавшая, как по хайвею, по венам паренька, сжирала зачатки разума. Нашлось объяснение и суетливости, и безбашенной смелости, с которой тот пер напролом. Кирие был взвинчен, граната в ядрено-оранжевой обертке, дерни и рванет. Рики моргнул, медленно поднес горлышко ко рту и отхлебнул, проталкивая в глотку самогон и гонор. — Скучный ты, — фыркнул паренек. — Ну, так найди себе компанию повеселее, — тихо сказал Рики. — И найду, — тряхнул курчавой головой тот. Пухлые губы в вечной улыбке растянулись, обнажили зубы и бледные десны, обезобразили молодое лицо, на мгновение превратив его в скалящуюся маску зверя с бездонными провалами безумных глаз. Затем паренек хлопнул ладонью по стойке. — Три бутылки стаута! — Проспался бы ты, — проскрипел Херм, поставив, однако, тару на стойку. — Твое дело пойло подавать, старик, — огрызнулся «заводной апельсин», сгреб бутылки в охапку, спрыгнул со стула и укатил, шурша оранжевым полиэстером. Боковым зрением Рики заметил, как ярким пятном мелькнула куртка в проеме отсека. Затем из коридора донесся смех, надрывный, скрипучий, словно стая собак брехалась. Видимо, Кирие нашел себе новую компанию, у которой и разжился дурью. Ту компанию, что в здравом уме все обходили. — Давно он с ними трется? — Рики сам не понял, как вопрос слетел с губ. Какого Рагона, его волнует шкура этого мальчишки?! — Где-то неделю, как отец Манона смылся, — ответил Херм. Рики сплюнул на пол, то ли стаут горчил, то ли реальность. Раздражение росло, правда, теперь он не знал из-за недавнего присутствия Кирие или теперешнего отсутствия. Либо дурь, либо Джиксы этого недотепу в гроб сведут. Гай расстроится, бросится с отцовским инстинктом поучать и из дерьма того вызволять. Да где ж уже их светлая полоса?! Все жопа какая-то беспросветная. Он устало потер веки. Еще и бессонница обуяла. На тебе, выбирай из двух зол: кошмары с сюжетом заезженных хорроров или пялиться до рези в глазах в потолок каюты. — Не переводи мне алкоголь, — послышался голос Херма, а початая бутылка перед носом Рики отъехала в сторону. — Чего смурной такой? — Да так, впечатлений много навалилось. Я ж и правда с Джибрила вернулся, как там этот сказал, распидарасило их нехило. Один у меня прямо на руках умер. Все про мертвецов говорил. Вот я теперь от этих мертвецов отделаться не могу. Гоняются за мной во сне, как федералы на трассах. — Что там произошло? — Не знаю, там все покорежено было и трупов полно. Вроде как напал кто-то, — Рики навалился на стойку, подпер щеку ладонью. Старик затих, пожевал фильтр сигареты, затем достал тряпку и с остервенением стал протирать дерево, лоснящееся от впитавшегося годами пролитого пойла. Рики начала одолевать одурь от недосыпа и алкоголя на голодный желудок. Сознание уже размывалось, как неожиданно послышался голос старика, тихий и какой-то робкий, словно чужой. — Когда я был сопливым пацаном, то служил юнгой на летающем госпитале. Тогда времена были смутные, на границах колонизированных систем бардак творился. Одни бастовали, еще слышались отзвуки отгремевшей амойской революции, толпы беженцев, среди них всякий сброд преступный скрывался, мародеры, банды территории делили, а федерали все это давить пытались. Госпитали не пустовали. Был там один смертник, домучивался. Ему руки и ноги оторвало, в общем, не человек, а культя с головой. Его подобрали с траулера на дальней границе. На корабль напали, как сказали, пираты. Из живых только он один и остался. Лежал он весь в бинтах, а те все желтые такие были. Еще помню, пахло от него гнилью, сладость трупная. У него заражение началось, так мне сестричка говорила. Гнил он заживо. Я когда полы драил, все на него смотреть боялся, только запах этот в нос ударял. Одной моей сменой он стонать начал, сильно, заунывно. Я перетрухнул, стал сестричку звать, а никто не откликался. Я, было, швабру кинул и деру хотел дать, а мужик этот окликнул меня, так жалобно. Я и не смог уйти. Подошел к нему, сам трясусь. А он мне начал говорить, что ему страшно, что его заберут. Что на их траулер черный корабль напал, их всех убили, всю их команду, голыми руками рвали. Что он там тоже должен был умереть, но выжил, и вот теперь они придут за ним сюда. И мы все умрем. Я его спросил, кто за ним придет, кто напал на них? А он мне только одно слово и сказал: «Мертвецы». Потом врачи подоспели, и меня выгнали. Той ночью он умер, я больше его не видел. Сестричка меня потом успокаивала, мол, он при смерти был, бредил. Но я скажу тебе, что глаза у него были ясными, когда он мне исповедовался. Я еще три месяца на летающем госпитале отслужил, и все это время в страхе ждал черного корабля. Можешь сказать, что все это впечатлительность юности, но уже, будучи дальнобойщиком, я слышал несколько рассказов от старожил о черном корабле, блуждающем на дальних рубежах, и кто с ним повстречается — живым не вернется, так как управляют этим кораблем мертвецы. Старик замолк, откашлялся, отошел к ржавой раковине и стал промывать тряпку под тонкой струйкой воды. Рики отер лицо ладонями: — Я, конечно, люблю твои байки, старик, но это было лишним.Крейсер «Декарт», автономный город-станция Джибрил, система Регина
Следуя взглядом за витками сигаретного дыма, Мотоко обдумывала показания диспетчера и слова врача. Получалось, что кто-то затер воспоминания обычному человеку и сделал это здесь, на станции в хаосе катастрофы, преследуя четкую цель — заменить истинную память, скрыть то, чему тот стал свидетелем. И хоть подложные образы не были детальными и четкими, но их явно внушил достаточно опытный «архитектор», если бы не скрупулёзность врача, фальшивку могли не распознать. Значит, «архитектор» не знал медицинских показаний жертвы, он импровизировал на объекте, попавшем под руку. Для экспромта в таких условиях — подмена выполнена очень профессионально. Но как? На каком оборудовании и по какой технологии? — Мы имеем дело с гипнотизером или НЛП? — огласил схожий вопрос Бато. Они стояли в курилке, всматриваясь в черноту космоса за иллюминатором, в тишине, молчаливо думая об одном и том же. — Даже для них нужно время, а в случае с Джибрилом оно дефицитно. Как бы мы вновь не гонялись за черной кошкой в черной комнате. — Ты думаешь, Бюро могло в очередной раз что-то сотворить в своих лабораториях, а затем все вышло из-под контроля. — С другой стороны они сами нас пригласили сюда. Заметать следы так масштабно, — проговорила Мотоко, устремив взгляд на роботов, без устали разбирающих и сортирующих обломки станции, — не в их интересах. Огласка никому не нужна. Но ясно одно — диспетчеру подменили воспоминания, чтобы что-то скрыть. А что — мы должны выяснить! Пока придержим рапорт для директора. Надо выбить для Исикавы доступ ко всем серверам станции, он найдет ниточку, за которую мы размотаем этот клубок.