Невозможность

На войну Васька как на праздник пришел, хоть всем сердцем и переживал за события, что в Слободе происходили. Поговаривали, что государь не в духе, порядки внезапно наводить начал, от чего в опалу многие попали. Оставалось лишь надеяться, что царского фаворита эта участь миновала. Через несколько месяцев умудрился Грязной пулю лихую в плечо словить, промаялся несколько дней в лютой агонии, но умирать не смел, держал обещание Феде данное. Однако после ранения этого воевать Васька больше не мог, и сослали его обратно в Слободу, чтоб оклемался. Был рад Васька домой вернуться, воздух знакомый всей грудью вдохнуть, пейзажи родные взглядом обласкать. Да и в этот же день он на царский пир попал, прям с корабля на бал, как говорится. Что ж, такое Васе по нраву было, пиры он любил. И вот рыщет Васька глазами по знакомым лицам. Ищет его. Но нет его подле царя, нет за столом на месте привычном. Его нет нигде. По спине пробегает холодок. Мысли страшные в голову лезут мигом. Неужели предчувствие дурное оправдалось? — Ну-ка, иди сюда, Федька! — вдруг раздается чей-то голос и Вася поворачивает голову. В зал входит Басманов, и Грязной глазам своим не верит. Щеки да губы Федины размалеваны красными румянами, но не аккуратно и красиво как раньше, а ярко и кое-как. Лицо осунулось, волосы острижены неровно, коротко. Одет он в костюм шутовской, а голова колпаком увенчана. Сердце Васино рухнуло в пятки. Что же это с ним сделали? В шута придворного превратили что ли? Кто-то из бояр со всей силы подзатыльник влепил Феде под смех всех окружающих, на что он тоже засмеялся, запрыгал, в ладоши захлопал. Да от такого удара не смех, а слезы должны градом посыпаться. — Спляши нам, спляши! — закричали за столом. И Федька начал плясать потешно, то в вприсядку, то в вприпрыжку. Руками машет, рот улыбкой натужной тянет, хохочет не к месту. Кто-то кидает в него едой со стола, решив видимо, что это очень занятная идея. Капуста квашеная прямо на лицо Федино приземляется. Много недругов нажил Басманов, пока у царя в фаворитах был, а теперь у них подвернулась возможность счеты свести. Издеваются, кто как может, кто во что горазд. Васе хочется прекратить этот балаган. Хочется крикнуть царю, чтоб тот закончил это безумие, но, похоже, Грозный сам всему этому и поспособствовал. Иван на Федю не глядит, спокойно занят трапезой своей, будто и не замечает, какому унижению его былой любимец подвергается. Царь равнодушный, отстраненный и словно постаревший за эти несколько месяцев на пару лет. И тут Вася с Федей взглядом встречается. Басманов замирает, как-то дергается нервно и кажется Васе, что в глазах синих влага блестит. Федя резко отворачивается и продолжает свой танец на потеху боярам. — Пляши, пляши, сукин сын! — орут за столом. Васька вскакивает и уходит, смотреть на это он больше не может. После пира Вася находит его в скудной маленькой комнате, чуть ли не в подвале. Кроме скамьи для сна да стола тут ничего не было. Сыро, холодно, словно в камере какой. — Федя.. Вася замирает на пороге. Басманов смотрит на него во все глаза, что еще четче своей синевой на осунувшемся лице выделяться стали. — Вася, ты уйди, если я тебе не нужен вот такой, — тихо говорит Федор. — Я пойму, я все пойму. — Да что ты такое говоришь? Как ты мне не нужен? — Вася в пару шагов пересекает пространство и заключает Федора в объятия, ощущая как тот исхудал, каждую косточку прощупать можно. Его что голодом морят? — Нужен? — с надеждой спрашивает Басманов. — Конечно, Федь, как ты вообще такое подумать мог. Что с тобой случилось? — спрашивает Грязной, осторожно гладя его по спине. — Давай рассказывай. Федя вздыхает, несколько мгновений просто обнимая Васю, а затем начинает свой непростой рассказ. — Через некоторое время, как ты уехал, Малюта донос на меня совершил, уличил в колдовстве, наплел царю невесть чего. И тот ему поверил. Поверил, представляешь? Закинул в темницу в тот же день. И Скуратов момент не упустил, отыгрался на мне по полной, — Федю прошибает дрожь от воспоминаний этих. — Он такое со мной делал, я.. я даже рассказать тебе не могу. Никогда такого унижения и боли ему не прощу. И царю тоже, потому что позволил всему этому случиться. По щекам Феди потекли дорожки слез. — Вены себе перегрызть хотел, прямо там, в темнице той, чтобы закончить все это мучение, но потом вспомнил, что обещал тебе не умирать и сдержался. Царь сжалился в конечном итоге, не казнил, при дворе оставил, шутом провозгласив. А что это такое, ты и сам на пиру увидел. Хотя сегодня еще ничего, бывает и похуже. Судорожно переведя дыхание, он прижался к Васе крепче. — Скуратов тварь, я как чувствовал, что добром это не кончится, — рычит Вася, понимая, что так и не смог защитить Федю от этого изверга. — Знаешь, терпя все это каждый день, я верил, что ты вернешься. Ждал. Но думал, что когда увидишь, каким я теперь стал, отвернешься от меня. Где теперь красота-то моя вся? На лице шрамы, кудри состригли.. — Да что ты такое говоришь? Разве в красоте дело? А волосы отрастут, не переживай, — перебивает Вася, опешив от таких слов, а затем ловко цепляет Федю за подбородок и оглядывает его лицо. — Да и шрамы это разве? Вон тут у губы зацепило да на щеке, даже и не заметно. — И у брови еще, — бубнит Федя. — Заметно, очень даже. Ты это специально говоришь, чтоб меня успокоить, знаю я тебя. Вася улыбается от этой вечной привычки Басманова перечить, во всю силу сейчас осознавая, как же он по нему соскучился. — Ты сокровище, и не смей в этом никогда сомневаться, — Вася легко целует Федю в лоб, и тот наконец улыбается, впервые за долгое-долгое время. — А царь что? — спрашивает Васька. Федя весь напрягается от этого вопроса, видимо задевшего его сейчас за самое больное место. — Делает вид, что меня не видит, хотя меня на его глазах каждый день обижают да мучают. Но я-то знаю, что ему погано, когда ненароком взгляд его ловлю, вижу, что не переболело в сердце у него. Но не прощу я ему этого, никогда не прощу, — с ненавистью шепчет Федя. В комнате повисло молчание. — Знаешь, а твой подарок я сохранить сумел. Единственная вещь из украшений, которую разрешили мне оставить, — нарушает тишину Федя. — Главное что ты жизнь свою сумел сохранить, остальное уже не важно. Теперь осталось вытащить тебя отсюда. Но я смогу, обещаю, — уверенно говорит Вася. — Подговорю кого-нибудь из стражников знакомых, что-нибудь придумаю. — Я тебе верю, — кивает Федя. Спустя несколько дней два всадника, чьи головы были капюшонами скрыты, покинули Слободу под покровом ночи. В ушах одного из них серьги блестели, яркие, алые, словно сама любовь в камешки красные заточенная.