-
На улице стоит ранняя осень, и начался заключительный год их школьной жизни. Минимум одежды, тетрадок в сумках и минимум забот о будущем. В голове все еще гуляет слабый ветер, и думать о чем-то совершенно не хочется. Носок кеды пинает смятую банку. Еще непривычный гам гудит в голове, но это будет длиться всего лишь первые пару дней. Потом все свыкнутся, осознают, что все, это конец. Перестанут смеяться, начнут зубрить, как бешеные, чтобы хоть как-то устроить свою дальнейшую жизнь, но пока все еще можно курить, стоя за школой и выискивая ворон среди верхушек окружающих елей. - Скучал? - Стэн резко переводит взгляд на источник знакомого хриплого голоса, обладатель которого ни капли не изменился за лето, даже не загорел. Не то чтобы Стэн стал хоть менее бледным, нет, но Крейг воспринимается так же, как когда они последний раз встретились в июне на пьяной вечеринке Клайда Донована. Стэн помнит лишь грязные обрывки произошедшего тогда, и даже этого достаточно, чтобы кончики ушей предательски начали гореть, выдавая его с потрохами. Дрожащее «нет» с выдохом сигаретного дыма звучит в тот момент как самая горькая ложь на свете. Где-то со стороны слышится вскрик, вновь усиливающийся гомон, достигающий сознания, будто волна, и звонок на очередной урок. Под звук шагов спешащих внутрь здания школьников Крейг вдавливает свою жертву в стену всем телом. Стэн смотрит на него снизу вверх, разница в росте сантиметров пять в таких ситуациях ощущалась как во все пятьдесят. Словно Стэн – чертов куличик в песочнице, когда Такер – айсберг, потопивший Титаник. На Стэна наступают ногой и рушат, играясь, и Такер идеально выполняет свое дело – губит чью-то очередную жизнь. - Нас запалят, придурок, - Стэн шипит, выдергивая носок кеды из-под чужой ноги, после откидывая голову назад, надеясь хоть как-то увеличить расстояние между ним и Крейгом, и, естественно, это не работает. - Боишься за свою репутацию, пай-мальчик? – в голосе Крейга отчетливо слышится усмешка, он лишь сильнее наваливается и ведет кончиком носа по чужой шее, от ключицы, выглядывающей из-под широкого ворота футболки, до уха. Горячее дыхание обдает кожу, заставляя Стэна закусить губу и вздрогнуть от ощущений мурашек по спине. Он рвано выдыхает, слегка надавливает на чужие плечи: - Боюсь, что твоя цыпочка-истеричка нас накроет, - его голос дрожит, а мысли путаются. Ноги подгибаются все сильнее вместе с тем, как давление чужих рук на пояснице становится все более властным. Последние крупицы самоконтроля уходят на то, чтобы не закрывать глаза. Если это произойдет, то Крейг точно засчитает победу на свой счет, чего Стэн просто не может допустить. По крайней мере, не в этой партии. Даже если Стэн и проиграл заведомо в войне, у него по-прежнему есть надежда выиграть хоть парочку боев на этом поле. Но такое сопротивление лишь сильнее распаляет его врага. Стэн все еще глупо полагает, что это действительно игра и ничего серьезного. Пытается уверить себя в том, что ему это все не нравится и вообще он против. Пытается убедить себя в том, что ему лишь мерещится, как пара чужих пальцев сползает под его ремень и ложится куда-то на копчик. Пытается внушить себе, что то, как разочарованно Крейг смотрит на мелькнувшего в толпе Твика – лишь дурной, навязанный сознанием мираж. - Завидуешь ему? – ученики словно нарочно проскальзывают друг за другом в школьное здание, оставляя без внимания курилку, заставляя еще сильнее нервничать, подкидывая дров в огонь. Но стоит Стэну попробовать отвести взгляд куда-то в сторону, Крейг обязательно делает что-то, чтобы завладеть им вновь. Сжимает волосы на затылке, больно отдергивает назад. Но Стэн даже не успевает и тявкнуть от накатившей боли, как ему затыкают рот. Чужой язык влажно скользит во рту, побуждая невольно отвечать и быть податливым, как будто это был танец, в котором Стэна умело вели. У Крейга вкус ментола ирн, как и у его любимой жвачки и сигарет. Сердце бешено колотится где-то в груди, рискуя разбить все ребра в щепки, а затем пасть прямиком в желудок, чтобы дать переварить себя. Все внутри ноет и разгорается фейерверком искр одновременно, и Стэн все не может понять, как он вообще допустил подобное. Он закрывает глаза, признавая, что и этот бой проигран. Крейга Такера никогда нельзя было назвать святым или кем-то в этом роде, он был мудак, каких еще поискать. У него был лишь один девиз - «Пицца, секс, бухло – остальное приложится», и не сказать, чтобы это не работало. Зачастую, жизнь Крейга и вовсе сводилась к третьему пункту, который просто-напросто включал в себя остальные два. Крейг жил одним днем, а Стэн так не мог. И он абсолютно точно не завидовал ему. Крейг спал и с девчонками, и с парнями со стабильной периодичностью, секс у него был словно по расписанию, как у кого-то прием лекарств или еды. При этом все абсолютно точно знали, что он — гей. У него это даже однажды написали маркером на лбу, и ему пришлось так ходить с пару недель, пока тот не удалось окончательно оттереть. Но, как заявлял сам Крейг, причастность к «голубым» заставляла девчонок лишь сильнее его хотеть, и он нагло этим пользовался. И даже если половина из них знала о данной «махинации», то все равно приходила к нему, ведь Крейг был хорош. Так говорил и Твик, его парень, с которым они в официальных, хоть и свободных, отношениях состояли уже практически десяток счастливых лет. Прям идеальная гейская парочка. Многие и вовсе считали, что они вместе лишь ради поблажек, перепадающих от взрослых и всяких прочих идиотов - вроде карманных денег или отмены наказаний после уроков. Наверняка после выпускного они разойдутся, даже если Твик и будет против. Кроме Твика был еще Кенни, с которым Крейг точно не спал, боясь подцепить какую-нибудь заразу, но пару раз сосался в курилке за школой, и Стэну просто не повезло однажды поймать их за этим. Наверное, именно тогда и начался весь этот кошмар. Эта игра в «Бросай кубики, тяни карту», в которой Стэну почему-то все время не фартило.-
Перед глазами все еще стояла картинка, которую Стэн не сможет забыть никогда. Конечно, он слышал о том, что Крейг – гей, но увидеть как твой друг сосется с этим придурком – совсем другое. Тошнотворный ком подкатил к горлу, и Стэн едва не сравнился цветом с молодым мхом. Отрезвила его тогда только слабая тяжесть внизу живота… которой просто не должно было быть, не могло быть, если бы Такер не посмотрел на него так. И вот теперь Стэн переступает потрескавшийся кафель на полу туалета, тяжело дыша, хватаясь подрагивающими пальцами за вентиль крана. «Это всего лишь сон», - говорит он, будто пытаясь заверить в этом свое собственное отражение в разбитом зеркале, но даже то, кажется, не слушает. Грязную побитую раковину наполняет ржавая вода, прежде чем слив издает первые звуки. С чавканьем и бульканьем жидкость утекает по засоренным трубам, просачиваясь где-то по пути на грязный кафель мужского туалета, но на все это Стэну плевать. Он подставляет ладони под слабый напор воды и умывается, длинные пряди челки теперь липнут к лицу, и их приходится убрать за ухо, стянув шапку и запихнув ее в карман ветровки. Гремит звонок на перемену, и шум струи уже не громче лепета ручейка на фоне топота сотен ног и чужих голосов. Неспешные приближающиеся шаги ярко выделяются на фоне всеобщей какофонии. Или же это всего лишь мерещится Стэну. Но тот, кому принадлежат шаги с этой характерной привычкой шаркать пяткой кед по полу, узнается безошибочно и предстает перед ним, как по заказу. - О, какие люди, - Крейг кривится в гримасе, словно он не нарочно шел за ним по пятам, в то время как Стэн гнал на всей скорости, пытаясь оторваться - но это тяжело, когда у тебя астма да и бежать, по факту, некуда. Это ведь Южный парк, тут и от себя-то никуда не убежишь. Стэн поднимает взгляд на отразившийся мозаикой в разбитом стекле силуэт нарисовавшейся в проходе фигуры с некой задержкой, стараясь максимально оттянуть момент чужого триумфа, выражающийся в едкой ухмылке и вспыхнувшей искре во взгляде. - Чего тебе? – он старается говорить как можно более спокойно и отчужденно, но голос, будто нарочно, срывается, и легкие изнутри разрывает хрип, который с усилием нужно удержать в себе, чтобы не подавать слабости. Уж точно не перед Крейгом. И Стэн даже не думает оборачиваться, старательно избегая чужого взгляда до тех пор, пока Крейг резко не подается вперед. Не успевая осознать происходящее, Стэн механически дергается, отталкивая от себя этого монстра и делая движение в сторону, заключающееся в паре неловких шагов. Ноги путаются, взгляд, как подстреленный, мечется от одного угла зеркала к другому, пока тело не по своей воле теряет равновесие и начинает падать вниз. Белый свет мигающей от перенапряжения лампы слепит, и приходится прикрыть глаза, когда его неожиданно тянут за капюшон и подхватывают на руки. Стэн, прикладывая немалое усилие, наблюдает за белыми носками собственных кед на вытянутых вперед ногах. Его тело все еще находится где-то в воздухе, не чувствуя под собой совершенно никакой опоры, кроме хватки пары крепких рук. Медленно переводя взгляд от кед выше, он встречается с ледяными синими глазами, что смотрят на него с несвойственными им испугом и в какой-то мере теплотой. Они стоят так целую вечность, шум в коридоре понемногу стихает, звенит очередной звонок. Крейг отмирает первым, облизывает нижнюю губу, задевая два тоненьких черных кольца, и только после этого, точно неожиданно протрезвев и осознав положение дел, явно складывающихся не в его пользу, Стэн неловко дергается, чувствуя, как лицо почему-то горит. - Может, уже отпустишь меня? – слова даются с трудом, словно поперек горла, материализовавшись, встала вся неловкость и абсурдность данной ситуации. - Как скажешь, - Крейга дважды просить не нужно, тот выглядит так, будто бы и вовсе не произошло ничего странного; наверно, это и не было ничем странным для него. И вот Стэн все же встречается с побитым кафелем грязного мужского туалета, матерится и медленно встает на ноги, потирая задницу и ощущая, как за каждым его движением пристально следят. Жутко. Он и сам поднимает осмелевший, пронзающий взгляд на Крейга, как если бы на плечи оного неожиданно упал груз вины за поголовное истребление щенят в половине из существующих штатов. Но ничего подобного, естественно, не было. Единственное, в чем Крейг действительно был виноват, так это в том, что ему повезло чуть меньше, нежели остальным. Даже если он и выбрасывал шесть шестерок на доске, это еще не значило, что он этого хотел. Он был виноват, что родился другим. Виноват, что так и остался непонятым. Крейг слегка выгибает бровь, переступая с ноги на ногу: - Что? Сам же попросил отпустить, - ведет плечами, прикрывая глаза, а Стэну даже и ответить на это нечего. Они стоят так еще какое-то время, пока Стэну не надоедает играть в односторонние гляделки и на ум приходит не самая лучшая мысль повторить вопрос, который он изначально и задал. «Чего тебе?» - но, как и прежде, Крейг не отвечает, лишь переводит взгляд на потолок. Лампа неприятно моргает, но его, кажется, совершенно ничего не смущает. Тишину прерывает неожиданный ответ: - Просто хотел убедиться кое в чем, - Стэн вопросительно ведет бровью, когда Крейг переводит взгляд на него и лениво добавляет, - что я действительно тебе нравлюсь. Стэн чувствует себя так, будто он кидает кубики, и на всех семи выпадают нули. Он точно знает, что там в принципе не может быть никаких нулей, но вот они есть. Нули, что сковывают горло удавкой, заставляя давиться воздухом. Грудь сжимает тяжелым болезненным спазмом, кислорода не хватает, руки бешено шарят по карманам, пытаясь найти там что-то, чего, ожидаемо, не находят. Иначе бы все было слишком просто, слишком хорошо. Тело заваливается спиной на туалетную кабинку, что слегка скрипит, грозясь прогнуться под чужим весом, но вопреки этому служит почти отличной опорой. На темно-синих глазах, при определенном освещении – практически черных, наворачиваются слезы, и Стэну не остается ничего, как сдавливать свои собственные ребра и глотку. Больно. Страшно. От нехватки кислорода кружится голова, и контролировать движения становится тяжелее. И наблюдающий за всем этим с явным испугом Крейг уже и вовсе не имеет никакого значения. Уже ничто не имеет никакого значения, как и ждущий его дома пес, и недопитая бутылка виски в комоде. Ничто не имеет значения ровно до тех пор, пока пряди волос на затылке не сжимают в кулак, заставляя откинуть голову назад - грубо, слишком резко. В следующее мгновение к губам подставляют нечто холодное и горькое, и, возможно, Стэн бы и испугался, если бы мог думать хоть о чем-то конкретном. Но сквозь размытый взгляд он видит лишь Крейга и размыкает губы, слыша знакомый звук ингалятора. Его пальцы последним усилием хватаются за холодные руки Такера, контролируя количество того, сколько раз он нажимает на кнопку. Или же просто не желая их отпускать – это то, в чем Стэн никогда не признается. Приступ медленно сходит на нет, ему наконец удается откашляться, выдохнуть воздух и снова вдохнуть. Они оба сидят на разбитом кафеле грязного школьного туалета. Крейг почему-то смеется, а Стэн смотрит на него тем взглядом, который предпочел бы никогда ему не показывать. - Придурок, - он хочет сказать еще что-то, очень много всего, например, «спасибо», но не может, потому что его тут же затыкают поцелуем.-
Крейг Такер абсолютно точно не человек, и чтобы это понять, не нужно играть в настольные игры. Стэн наверняка так и думает. Думает, что Крейг больше походит на демона-искусителя, что только Кенни и может составить ему конкуренцию, но у Кенни есть хоть какие-то рамки и принципы. А вот у Крейга их нет. Он тот человек, которому абсолютно срать на всеобщее «черное и белое», «правильно и неправильно». Он просто делает что и когда хочет. Именно из-за такой жизни он сейчас сидит рядом со Стэном в кабинете психолога, лениво жуя жвачку и листая ленту Твиттера. В сети совершенно ничего нового, кто-то кого-то избил, пара фоток морских свинок и полуобнаженных девчонок. Куда интересней наблюдать за сидящим рядом Стэном, который по приходу Маки в кабинет тут же принимается, яро жестикулируя, доказывать, что в произошедшем вообще нет его вины. Ведь он – просто жертва, у него чертова астма, и он курить не то что в школьном туалете – вообще нигде не может. Но Маки плевать на все доводы, которые даже Крейгу кажутся вполне убедительными и логичными, тот давит на дебильное «соучастник преступления виноват не меньше», а Стэн никак не успокаивается, настаивает на своем. В какой-то момент Крейгу становится практически смешно наблюдать за бедным Стэном, который выглядит, как побитый пес. Крейг думает о том, что и глаза у того действительно псиные - тупые, но глубокие и добрые, и есть в этом что-то настолько же притягательное, насколько и отталкивающее. - Я, блять, ненавижу тебя, - как заевшая пластинка. Крейг не ведет точного счета, сколько раз Стэн признается тому в своих «искренних чувствах», но на «Clint Eastwood» группы «Gorillaz» выпадает уже третья подобная фраза. И единственное, о чем Крейг может думать, так это о том, какой же этот придурок на самом деле ребенок. - А я вот люблю тебя, - голос Крейга спокойный и бархатистый, на этот раз не хрипит и не скрипит, как по заказу, и предназначается никому иному, как Стэну, когда тот почему-то неожиданно замолкает и не говорит больше ни слова. В наушниках сменяется мелодия, грязная тряпка, прополощенная в не менее грязной воде, елозит по разбитому кафелю мужского туалета, наказание Крейга за курение в неположенном месте почти подходит к концу, а Стэн старается не смотреть в его сторону. Тот просто трет стену, словно пытаясь протереть в ней дыру к свободе, а его уши предательски горят, с головой выдавая хозяина.-
Стэн ненавидел Крейга. Эта истина уже в который раз звучала в его голове, как мантра, кою нужно зачитывать каждые полчаса своей тупой и никчемной жизни без каких-либо перерывов на сон или еду. Со временем эта ненависть начинала обретать физические формы, искажая что-то внутри самого Стэна, особенно, когда ему приходилось наблюдать, как Крейг в очередной раз лез к кому-то другому, не к нему. Это была бесконтрольная злоба, заставляющая вновь скрипеть зубами и сжимать волосы. Но все проходило, как только Крейг появлялся рядом. Стоило ему лишь немного надавить, и Стэн забывал об этой глупой ненависти, злобе и той самой мантре, которую, кажется, не дочитал за обедом. Чужие руки неожиданно быстро приспособились проникать под ветровку Стэна и дальше, а еще стягивать шапку и приводить в сущий беспорядок волосы на голове. Тонкие губы с особой точностью запоминали, где и как нужно поцеловать, чтобы Стэн заткнулся к чертям, а после и вовсе забыл свое имя, адрес и вообще где он и зачем. И добиться этого было слишком легко. Стэн ненавидел Крейга просто потому, что неведомым образом влюбился в него. И еще давно. Это была партия, которую он проиграл сходу. - Ну и как там продвигаются ваши отношения с Такером? – Стэн давится кофе, когда Кенни озвучивает свой вопрос таким тоном, словно это некая повседневная вещь вроде разговора о погоде, политике или домашке. - Не смешно, - Стэн трет губы рукавом ветровки и смотрит на Кенни так, словно хочет стереть в порошок одним своим взглядом. Но, увы, все это лишь воображение. Вокруг не происходит ничего, помимо привычной громкой ругани Кайла и Картмана. Первый по-прежнему безуспешно пытается защитить «честь» своего лучшего друга, а второй под волной бурной чужой реакции умудряется выдавать издевки все изощренней и изощренней, точно внутри его черепной коробки вместо мозга установлен генератор дурацких фраз и заголовков. Но по какой-то причине Стэну в отличие от Кайла плевать на все, что про него говорит жиртрест. Возникает ощущение, что Кайл больше борется за свое собственное достоинство, как друг упомянутого. Самого же Стэна сильнее цепляет одна-единственная фраза, произнесенная Кенни: - Да ладно, всем уже давно понятно, что вы без ума друг от друга и вся прочая лабудень. Этот пидорас даже перестал ошиваться со мной, тоже мне, примерный, еб, семьянин, теперь хрен у кого норм сигарету стрельнешь, - Кенни страдальчески вздыхает, под шумок утаскивая картошку фри с тарелки Картмана, сидящего рядом, пока Стэн, будто в замедленном режиме, повторяет каждое услышанное им слово. Конечно, у Крейга нет ни единой причины, чтобы перестать встречаться с Кенни. Какая-то часть Стэна отчаянно верит в то, что это всего лишь дурацкий, затянувшийся розыгрыш. Но что-то в усталом взгляде его друга прямым текстом уверяет, что это не так и каждое сказанное им слово – чистая правда. Правда, частью которой Стэн не хочет быть.-
Все окончательно переворачивается с ног на голову, когда на очередной воскресной вечеринке на хате у Донована Крейг показушно громко ругается с Твиком. Будучи подвыпившими, парни практически рвут друг на друге одежду, и их приходится разнимать силой, выпихивая на ледяной воздух осенней ночи. Наблюдая за этим, Стэн впервые начинает думать о том, что в Крейге есть что-то особое для него. И только для него. То, как Крейг говорит наедине с ним, украдкой смотрит на него, просто проходя, задевает плечом и ухмыляется, наклоняется к уху, чтобы шепотом произнести какую-то очередную глупость. То, что Стэн обреченно отказывается замечать. И если раньше Крейга было слишком много везде и всюду, настолько, что Стэн задыхался в нем и отчаянно прятался, то теперь кажется, что вокруг постоянно чего-то не хватает. После ссоры с Твиком Крейг не приходит в школу, как и на следующий день, и на день после него. Кабинет психолога неприятно пустует, в туалете больше не пахнет дешевым куревом, а Кенни все чаще жалуется на то, что ему приходится тратить свои кровно заработанные на сиги, грозя Стэну, мол, стрясет с него все позже, да еще и с процентами. Сам Стэн и вовсе чувствует себя зрителем по другую сторону экрана дурацкого шоу. Стэн абсолютно точно не любил Крейга. Возможно, ему действительно нравилось тепло тела рядом, когда тот нагло вторгался в личное пространство. Нравился запах ментола и сигарет, и намного реже – дешевый выпивки. Нравилось обводить пальцами кровоподтеки на его теле под ледяным взглядом синих глаз, что неожиданно больше напоминали бесконечный чистейший океан, настолько же пугающий, насколько и завораживающий собой. Стэну нравилось слышать тот редкий смех, что звучал лишь рядом с ним, нравилось наблюдать теплую, несвойственную Крейгу улыбку. Нравилось, как Крейг называл его своей звездой, в то время как он сам умудрился заменить всю оставшуюся вселенную. Раньше это казалось шуткой, но теперь обретало совершенно иные смыслы. Стэну нравилось все это, но Крейг… Он не мог. Нет. - М-м, а Крейг дома? – на пороге серого обшарпанного двухэтажного здания Стэна встречает высокая женщина с пышными светлыми волосами, собранными в низкий хвост. Стэн смотрит себе под ноги, боясь пересечься с чужим взглядом, до тех пор, пока женский голос не выкрикивает знакомое имя. Но ответа и реакции никакой за этим не следует, потому приходится добавить: - Скажите, что это Стэн, - и тогда кажется, что вселенная мигом застывает. То, с какой скоростью Крейг оказывается на лестнице, ведущей на второй этаж, невозможно описать - или же это просто весь остальной мир настолько замедлился? Крейг стоит там, но еще одно такое же короткое мгновение, уходящее на то, чтобы преодолеть остаток лестницы - и вот он уже опирается плечом на проем входной двери, самодовольно ухмыляясь. Но что читается действительно отчетливо, хоть в это и сложно поверить, - Крейг рад видеть Стэна. И какая-то крохотная крупица Стэна счастлива узнать, что Крейг в порядке. Что ЕГО Крейг в порядке. - И чем же я обязан такой чести? – Крейг складывает руки на груди и пристально смотрит на своего гостя, одна из бровей чуть выгибается, а Стэн и не знает, что может ответить на этот вопрос. Почему он вообще здесь? - Просто хотел убедиться, что ты не сдох, - наконец как-то неуверенно произносит он, вскидывая плечами и поправляя лямку от рюкзака, съезжавшую вместе с ветровкой. И похоже, подобный ответ забавит Такера, с едкой усмешкой он чуть ведет головой, приглашая зайти внутрь. Стэну требуется еще пара минут, чтобы побить самого себя в собственном воображении, но, в конце концов, он решается и переступает через порог чужого дома. Как он вообще может надеяться одолеть Крейга, если не может победить даже самого себя? - Меня отстранили от занятий на неделю за то, что снова курил в туалете, - добавляет Крейг между делом, направляясь в сторону своей комнаты. - Ты совсем не учишься на своих ошибках? – Стэн следует за ним шаг в шаг, стягивая кеды еще в прихожей. Дверь в комнату Крейга приоткрыта, и они заходят туда практически одновременно, хозяин пропускает гостя вперед, и замок позади глухо щелкает, отрезая пути к отступлению. - Не учусь, - почти на ухо шепчет Крейг, когда Стэн осознает, что глупо попался в совершенно очевидную ловушку. Очередное неудачное стечение игры не в его пользу, но пути назад нет, так что остается идти вперед. И с каждым воображаемым шагом становится все тяжелее дышать. Ладонь легко хлопает по карману, проверяя наличие ингалятора в нем, так, на всякий случай, и Крейг почти мгновенно улавливает это движение, приоткрывая окно. Свежий воздух постепенно наполняет комнату, позволяя вдохнуть полной грудью. Для Стэна это значит больше, чем можно выразить на словах, то, как хорошо знает его Крейг, теперь поражает. Стэн даже хочет поблагодарить его, но мысль выбивает чужое дыхание, обжигающее кожу. Крейг стоит так близко к нему, никто, даже лучший друг, никогда не стоял настолько рядом, насколько это было позволено Крейгу. Стэн недовольно бубнит, когда Крейг стягивает с него шапку и слабо ухмыляется, запускает пальцы в растрепанные волосы, приглаживая их, мягким движением убирает длинную челку с глаз. - Так все же - зачем ты пришел? Неужели соскучился? Уши Стэна горят, давая куда более выразительный ответ, чем тонкие подрагивающие губы: - Я… - Стэн медленно поднимает взгляд от пола на Крейга, в глазах которого читается один-единственный вопрос, словно впервые за столько времени ему действительно важно услышать ответ. И Стэн был бы счастлив дать его, если бы у него самого он имелся. Но, к сожалению, вопросов о том, что происходило с ними и с их жизнью, наблюдалось всегда куда больше, чем ответов. – Я хотел поговорить. «Поговорить» - не совсем уместный термин, особенно когда ты сам через раз забываешь, как складывать буквы в слова, а слова – в предложения. - Кенни начал распространять слухи о том, что мы якобы встречаемся, - ком становится поперек горла, перекрывая свободный доступ кислороду. Стэну приходится раз за разом делать глубокие вдохи и выдохи, дабы попытаться хоть как-то прийти в себя, давая мыслям осесть в голове, усмиряя те чувства, чтобы давят изнутри на грудь. - Я хочу, чтобы ты перестал ко мне лезть. И сказал ему, что это не так. Ответом Стэну становится глубокая и давящая тишина, будто вокруг него образовался давно иссохший колодец. Внутри этого колодца холодно и страшно, где-то снаружи раздается эхом несколько неспешных шагов. Шаги ли это Крейга – непонятно, ведь он и так непозволительно близко, но прикосновение его рук мигом отрезвляет, подушечки пальцев мельком касаются щеки, утирая одинокую сползающую слезу, после быстро перемещаются на спину, задирая футболку, и Крейг прижимает его к себе, в мгновение разгоняя весь страх и тьму. - Марш, - горячее дыхание обжигает ухо, и Стэн чуть дергается, неосознанно прижимаясь к источнику невидимого света в этой кромешной тьме. Крейг любил звать его по фамилии, звучащей так, будто это кличка для пса, но не в этот раз. Стэн шепчет беззвучное «нет», пока его податливое тело прижимают спиной к двери. От Крейга пахнет сигаретами, которые он выкуривает почти по пачке за сутки, но сейчас Стэн думает, что от этого запаха веет чем-то неправильно родным. Кроме аромата сигарет, Стэн улавливает слабые нотки чего-то иного, на что он раньше не обращал внимания. Еле ощутимые отголоски мяты, что путаются в волосах, которые Стэн сжимает так крепко, точно это единственный его шанс не утонуть в колодце, неожиданно заполнившимся правдой. Чужие руки, лежащие на пояснице, обжигают, оставляя на коже следы, которые уже нельзя будет ничем смыть. И они с Крейгом целуются так, словно это вовсе не поцелуй, а нечто куда большее. Словно это…-
- Это точно не любовь, - Стэн подкидывает бейсбольный мячик в воздух, тот чуть крутится, преодолевая силу гравитации, и возвращается прямо в руки. Кайл, кажется, слышит эту фразу не в первый раз за вечер, потому что скептически ведет бровью, закусывает карандаш, которым пытался решать математику аж за четверых, и еле заметно кривится. Ясное дело, ему противно, но он старается не подавать вида, даже если и выходит у него не очень, и подбирать слова, чтобы не задеть чувства своего лучшего друга. - Ну так вы тогда поебитесь и разойдитесь, - пожимает руками Кенни, явно ехидствуя. Все еще сердится, хоть и не так сильно, все-таки общение с Крейгом они восстановили, и никотиновая биржа для него вновь оказалась открытой. Даже сейчас в кармане грязно-рыжей парки лежит пара осторожно припрятанных ментоловых сигарет. - Кенни! – в очередной раз мячик летит криво, больно ударяет по грудине и отскакивает на пол, медленно катясь по спальне. От неожиданного удара Стэн резко меняет положение от лежащего к полусидящему. Прокатившись через всю комнату от кровати до компьютерного стола, мячик останавливается у ножки стула, заставляя расположившегося на нем Кайла тяжело вздохнуть, разворачиваясь к друзьям лицом: - Никак не могу вас понять. Почему бы вам с Крейгом просто не поговорить обо всем и не разойтись? - переложив подобранный с пола мячик из руки в руку, Кайл одним отточенным движением передает его обратно хозяину, на что Стэн слегка, благодаря, кивает. Но вот ответ на вопрос он давать не спешит, да и что тут скажешь, если это только на словах все так просто и прекрасно. Он ведь пытался поговорить и не раз, но все, чем отвечал Крейг, сводилось к одному утробному «нет». После чего Стэна немедленно, явно провоцируя, прижимали к ближайшей вертикальной поверхности, выцеловывали ему шею и все, до чего можно было дотянуться в принципе, не получив коленом в рожу при этом. И с каждым новой такой попыткой разговоров поцелуи становились все жарче, а тело Крейга ощущалось все роднее. Стэну не может нравиться это. Просто не должно. Он повторяет эти фразы про себя снова и снова. Повторяет то, что ему говорит Кайл. «Это НЕ нормально». Но Стэн ведь абсолютно нормальный, не так ли? Совсем недавно, кажется, еще был. Пару недель назад – точно. - Если что, я могу и офигенный кинчик подкинуть, если тебе вдруг нужно «учебное пособие», - Кенни говорит еще много завуалированных пошлых вещей, но Стэн не слышит нихера кроме того, как бешено бьется его сердце, стуча в висках и отдаваясь шумом в ушах. Ему нужен отдых. Хоть пару дней побыть наедине с собой, разобраться с тем, что на протяжении недель скребет по ребрам изнутри, как гвоздь по стеклу. Разобраться с тем, что ни залечить, ни отмыть уже не получится. Все это из-за тебя, Крейг.-
Спустя какое-то время Стэн прекращает появляться в школе. Шерон по телефону, запинаясь и путаясь в словах, заверяет директора о том, что ее сын просто плохо себя чувствует и это не продлится больше пары суток. Сидя в своей комнате, Стэн напрочь теряет ощущение времени того мира, что находится за окном, снаружи. Он просто сидит и безотрывно смотрит на дверь, словно в любой момент она может распахнуться, являя знакомое лицо, но та по-прежнему остается закрытой. Ему кажется, нечто нематериальное за эти дни выедает все его внутренности, оставляя лишь вязкую пустоту. Прокручивая в голове все, что произошло с ним с той самой «роковой встречи», он так и не мог понять, почему получилось то, что получилось в итоге. И как он сам допустил подобное? Странный вакуум заполонил пространство черепа, вытесняя оттуда все мысли. В конце концов Стэну кажется, что в нем исчезло все, благодаря чему он мог бы назвать себя живым человеком, и виноват в этом вовсе не Крейг. Виноваты те, что заставили Стэна бояться самого себя. Осуждение никогда не приравнивали, вопреки здравому смыслу, к греху, а вот любовь – не раз. По крайней мере, тысячи людей по миру, прижимая Библию к груди, заявляли во всеуслышание о том, что ТАКАЯ любовь – это грех. А если ты грешен, то и место тебе в котле. «Просто хотел убедиться кое в чем», - но на самом деле все было ясно давным-давно. Все, что Стэн так боялся признать, просыпаясь в страхе и с отвращением смотря в зеркало. Он пытался убедить себя в том, что Крейг – монстр, ведь он разрушил его жизнь, но единственным настоящим чудовищем оказался сам Стэн. Но если так, то еще не поздно было все исправить, да? Кинуть кубики и сделать свой ход, рискнув всем. Взрастить новое будущее на пепелище старого себя. Чтобы с рассветом началась совсем иная жизнь.-
Очередная воскресная вечеринка «для своих» проходила в доме Стивенс. И Бебе определенно стоило бы сначала задуматься о том, чтобы убрать пару дорогих статуэток с серванта, прежде чем запускать в дом уже поднабравшегося Клайда и компанию. По итоговым подсчетам было приглашено около тридцати старшеклассников, половину лиц из которых Стэн видел чуть ли впервые, но это было и не важно, ведь среди всей этой душной толпы он искал одного конкретного человека. И он нашел его. К тому времени Крейг уже одолел какое-то количество выпивки и теперь небрежно восседал на кухонном столе в развале ящиков и пакетов с алкоголем, закусками и презиками. Он не спеша подносил сигарету ко рту, которая будто бы не заканчивалась, втягивая в себя дым и выпуская тот в пространство вокруг. Стэну мерещилось, что вся кухня пропахла ментолом. Где-то позади в зале гремел набор звуков, едва похожий на музыку, подо который десятки тел хаотично содрогались– это называлось весельем, на которое, по какой-то причине, Крейгу было плевать. У него был здесь собственный маленький мир, докуда не доносились ни музыка, ни чужой смех. Он всегда был таким отрешенным, когда был один. Всегда, когда не играл глупый спектакль на публику, но мало кого нынче интересовало хоть что-то настоящее. Стэн был похожим и шел к своему прозрению медленно, часто буксуя на месте, но теперь он был готов принять любую болезненную правду, потому что он, как и Крейг, не такой. Неправильный. - Крейг, - голос Стэна на фоне всего хаоса, происходящего вокруг, кажется жалким мышиным писком, и, естественно, на него не обращают никакого внимания. Приходится поспешно обойти стол, похлопать в ладоши, станцевать чечетку, спеть йодлем - чтобы его и дальше успешно проигнорировали. Тогда он и решает перейти к отчаянным мерам, заключающимся в попытке отобрать сигарету из чужих рук. Реакция Крейга заторможена настолько, что можно было подумать, он не просто пил, а вообще находился под чем-то, только веселее от этого он совершенно не выглядел. Стэн повторяет чужое имя, пока его обладатель смотрит на свои руки, медленно сжимая и разжимая пальцы, после – переводит взгляд на Стэна, который к тому времени и вовсе забывает, с какой целью сюда пришел. Вроде хотел поговорить - снова, попытать удачу, вновь сбросить все карты, но Крейг отнюдь не расположен к разговорам, тем не менее, он явно чего-то ожидает. Бровь ползет вверх – у Крейга куча вопросов, а у Стэна ни одного ответа, но то, как он целует его, стоит прощения. Стэну приходится привстать на носки, упираясь в чужие плечи. Крейг рискует потерять равновесие и завалиться назад, поэтому он подается вперед, сползает со стола. Твердая хватка тут же направляет его к ближайшей стене и впервые впечатывает в нее, отчего его лопатки, наверное, болезненно ноют, а у самого Стэна болят носки тянуться вверх, но, блять, оно того стоит. То, как бешено смотрит на него Крейг, прижимает к себе за талию, словно просит еще, и стонет в поцелуй – все это стоит того. Стэн чувствует себя так, словно с его шеи стянули удушающую петлю. Так, словно он избавился от оков и всплыл с океанского дна, яростно вдыхая воздух. Чувствует себя так, словно он наконец-то ожил. ОН настоящий, ощущающий мир, точно так все и должно было быть всегда. И плевать, что думают другие, пока у него крылья за спиной. Плевать, что думает другой, прошлый Стэн. Теперь есть лишь один путь – вперед. Все резко потеряло свое значение, и сладкое забвение, как густой туман, медленно заполняло разум и тело, мысли прежнего «я» все еще где-то глубоко бились птицей в клетке, но это его больше не останавливало, ведь все внутри пело. Это было слишком хорошо, как легкое опьянение, да и сам Крейг был пьянящим, пахнущим мятой и своим дурацким куревом, такой родной, такой горячий, такой… - Блять, - руки с силой сжимают чужие волосы, перебирая жесткие пряди. Губы горят, дыхание сбито, и хочется что-то сказать, но остатки мыслей теряются под жаждущим взглядом Крейга, и все происходит само. Наверно, не всякая любовь состоит из простого «долго и счастливо», но это даже и неплохо. Все идеальное, как говорится, рано или поздно заканчивается, но то, что происходит между Крейгом и Стэном, не закончится никогда. Оно и не начиналось. Оно просто было. Накатывало волнами. Сбивало с ног и теснило всю прочую реальность. Цунами, под которое они самозабвенно подставлялись снова и снова. Возможно, когда-нибудь от них ничего не останется, но они будут вместе до последнего вздоха. Вокруг становится шумнее, от музыки стены дома уже почти прогибаются, а толпа тел облепляет все, как единая однородная масса, не дающая и шагу ступить вперед. Но это не имеет значения, Стэн не слышит ничего, кроме родного низкого голоса, шепчущего на ухо совершенно глупые и малосвязанные по своей сути вещи. Не ощущает ничего, кроме рваных поцелуев, легких игривых укусов и твердой руки, подталкивающей вперед. Когда они оказываются на улице, дышать становится легче, но ненадолго. Идти до Крейга недалеко, всего лишь пара домов вправо. Или влево? Не так важно, когда голова идет кругом. Стэн вообще не понимает, как у них хватает сил добраться до дома Такеров, которых, как по заказу, там не оказывается. Как они с Крейгом доходят до спальни, цепляясь за перила, вжимая друг друга в стены, - и вовсе загадка. В какой-то момент Стэну даже кажется, что он упадет еще где-то на ступенях и сгорит изнутри. Крейг его плавит, точно солнце, выжигая весь кислород и заставляя, задыхаясь, молить. Но Стэну это и нравится.-
Кровать, будто упрекая, тихо скрипит, но волнует это всего лишь несколько первых минут. Они жаждут стать еще ближе, настолько близко, чтобы Кенни подавился, но торопиться нельзя. Они сделают это шаг за шагом, окунаясь в новое и неизведанное - по крайней мере, для Стэна. Ладони Крейга скользят по чужому телу от пояса до груди, задирая одежду. Цепкие пальцы стягивают ветровку, после – футболку, подушечками вновь проходятся по всему телу, надеясь изучить каждый его сантиметр. Вдоволь насмотревшись на свою жертву, Крейг облизывается, склоняется ниже, чтобы припасть к желанным губам. Стэн мычит в поцелуй, когда его бока оглаживают. Вроде бы, в этом звуке должен содержаться протест, но то, как он цепляется за шею Крейга, запуская пальцы в его волосы, идет полностью в разрез с этим. Тощее тело, угловатое на вид, плавно выгибается под его ласками, в очередной раз подается навстречу чуть грубой руке, не желая, чтобы эта связь прекращалась. Словно с этим меж ними натягивается судьбоносная красная нить, которую было страшно порвать. Видя слабые отголоски сомнения на лице парня, Крейг дорожкой поцелуев проходится до его уха, слабо прикусывая мочку и снова говоря какие-то глупые вещи, о которых уже завтра никто из них не вспомнит, но сейчас Стэн еле сдерживает смех, краснея, отмахивается. Очередной поцелуй приходится на изгиб шеи, он слегка отклоняет голову вбок, подставляясь, и Крейга это забавляет. То, что Стэн был вынужден скрывать, выходит наружу в незамысловатых жестах и принадлежит лишь Крейгу. Тот сейчас лежит перед ним, как открытая книга, такой горячий, развратный, желающий, и Крейга от этого неслабо ведет. Пальцы цепляются за пряжку ремня, оттягивая его, вместе с этим раздается вздох, больше похожий на стон, и Крейг вовсе не уверен, был ли это Стэн или он сам. Пытаясь что-то сказать, Крейг путается в словах, пока Стэн сжимает его волосы и говорит о том, что был дураком, придурком, какого еще поискать, после самостоятельно провоцируя новый поцелуй, больше походящий на битву за первенство. Языки сплетаются, и Крейг в очередной раз зачитывает себе победу, когда Стэн слабо впивается ногтями в его шею, почти что скуля. Ладони Крейга опускаются до его задницы, приподнимая ее над кроватью, пока тот возится с ремнем и ширинкой. Они оба хотят большего, но не могут пойти до конца, пока имея возможность довольствоваться лишь малым. Когда с возней покончено, уже сам Крейг подцепляет узкие джинсы за петли и стягивает их, не спеша оголяя бедра и ноги парня. Словно беззвучно спрашивая разрешения, касается кончиком носа впадинки пупка и медленно, явно дразня, ведет вниз по дорожке темных волос. Стэн же сильнее заливается румянцем, слегка ерзает на кровати, не зная, куда себя деть. Он до последнего цепляется за Крейга, не желая отпускать его. Пальцы Крейга соскальзывают под резинку темно-синих боксеров, стягивая их вниз, Стэн откидывает голову набок и впечатывает ладонь в собственные губы, сдерживая откровенный стон. У него стоит, как и у Крейга, только последний больше озабочен тем, чтобы сделать приятно своему партнеру. Окончательно овладеть им, заклеймить. И Крейгу совершенно не нравится, как Стэн пытается сдерживаться, проглатывая стоны и слова, которые должны принадлежать ему, когда подушечки пальцев, чуть надавливая, проходятся по напряженному члену. Крейг, подкидывая дров в огонь, вновь склоняется, чтобы на этот раз пройтись кончиком языка по головке члена, после – невесомо целуя, переходя к торсу, плечам, шее. Дыхание сильнее сбивается, и Крейг шепчет в крепко сжатые пальцы: - Хочу слышать тебя, - осторожно подхватывает чуть ослабшие от его слов ладони и отводит их к себе за плечи. И Стэн смотрит на него своими огромными глазами, на краях которых держится влага, горячо и рвано дышит, чуть ерзает и, словно нарочно дразня, закусывает губы. Крейг бы наблюдал за таким Стэном вечно, но у них нет пред собой никакой вечности, лишь моменты, которыми и оставалось довольствоваться. - Я пиздец как хочу тебя, Марш, - вновь поцелуй, глубокий и властный, и таких поцелуев будет еще много. От мысли о том, что он не мог пока полностью завладеть Стэном, саднило где-то в груди, но он был готов ждать. И Стэн тоже. Возможно, Крейг все-таки и был монстром, но и Стэн не был ангелом. Они стоили друг друга. И оба проиграли эту партию. Но дальше их ждала совсем другая игра - на двоих против целого мира.