Две трети одного целого

— Будет трудно, Ким, пришлёшь говоруна, — сказал Всеволод и заботливо похлопал друга по плечу, — я приду на помощь. Другая галактика — это тебе не Луну облететь. — Спасибо, Буран, — ответил Ким и задумчиво взъерошил перья вспорхнувшей на другое плечо птице. — Слушай, ну где нас троих только не носило? И здесь не пропадём. — Троих? Капитаны недоуменно переглянулись. На мгновение Второму вдруг показалось, что он забыл что-то невероятно важное… Но внутри словно оборвалась тоненькая, звенящая ниточка, и он принялся самозабвенно повторять взлётную рутину, ощущая при этом только лёгкую досаду, какая бывает, когда хотелось и отчего-то не получилось чихнуть. Ему очень не хотелось забыть, к примеру, корабельную аптечку или аларм-брелок от корабля — да что угодно, без чего он рискует попросту не вернуться. — Конечно, троих: ты да я с говоруном, — пробормотал он, протягивая руку. — Ну, бывай, и семь футов под килем! Всеволод проводил взглядом высокий, угловатый силуэт марсианина, потом поднявшуюся глухой стеной дверь «Синей Чайки» и, тряхнув белобрысой головой, зашагал обратно к своему кораблю. Ещё немного, и он бы никуда не пустил Кима, настолько странно тот себя повёл. Но перед отлётом с Земли оба прошли все возможные и невозможные обследования, и Сева скорее поверил бы в то, что странно себя вёл он сам. С Кимом просто не могло быть ничего опасного в физическом, психическом и даже темпоральном плане — они даже в Институте Времени протестировались, ведь на сверхсветовой скорости придётся справляться и с временными аномалиями… Нет, и Второй капитан, и его уникальный кораблик были в лучшей форме. «Чайка» качнулась на амортизаторах, направляя серебристый нос в затянутое серыми облаками небо, заревели двигатели. Монотонно заговорил в наушниках диспетчер. Ким глубоко вздохнул, как влитой лёжа в кресле — всё в этом корабле было настолько родным, настолько его собственным, что даже перегрузки при взлёте не могли ему помешать. Да, никакой искусственной гравитации, пока всё под контролем. Взлёт на ручном управлении. Мокрая вата облаков остаётся далеко внизу, несколько витков вокруг планеты — и, наконец, звёзды в абсолютной пустоте космического пространства… Человек. Корабль. Курс на систему Медузы. «Чайка» уже больше часа шла на автопилоте за пределами Солнечной системы, но Ким так и не встал из своего кресла. Отстегнув ремень, он повертелся с минуту, потом почему-то свернулся, подтянув колени к груди, и крепко задумался. Случайная оговорка не шла у него из головы. Казалось бы, логично: двое капитанов и птица, так было уже давно, чуть ли не с самого выпуска из академии. Теперь же, когда Два Капитана были во всех новостях, а их биографии — во всех библиотеках Галактического союза, случайное «троих» резало слух. Ничего удивительного, если бы не странное чувство прескевю, охватившее его в тот момент. Бывает, скажешь вовсе не то, что хотел, оговоришься, но ощущение тогда совсем не такое: больше похоже на то, когда надел чужой ботинок или сложил руки на груди не в ту сторону, левую поверх правой, но не это подленькое чувство несбывшегося чиха. Не чихнуть — будто маленькое предательство со стороны собственного организма, обидный подвох на границе сознания… Вот, точно: на границе сознания! Ким вскочил и, поглядывая на перемигивающиеся огнями приборы, зашагал по рубке. Что-то затаилось на границе сознания, подсказывало ему непонятную пока тревогу. Мозг заметил что-то потенциально опасное и не желал поделиться этим с ним самим! Ну как так жить без миелофона? Так ведь и его, Кима, и «Чайку» перед стартом чуть не по деталям перебрали, и он себя проверял по списку, как на выпускном экзамене. И дел незавершенных у него не осталось, и с немногими своими родными попрощался, и перед ним световые годы пути в неизвестность… Чего ему, чёрт возьми, не хватает, что этого не нашли земные врачи? Вспомнив, как перед отлётом он в последний раз искал по всему дому свой счастливый значок — маленький парусник — Ким обречённо махнул рукой и хлопнулся обратно в кресло. Лёгкая вибрация чувствовалась через прохладный материал, успокаивала, баюкала. — У меня просто мандраж, — проворчал он куда-то вверх. — Сенейя, включи что-нибудь позитивное! Динамик чуть слышно скрипнул, и из-под потолка полилась простенькая мелодия, высокие прозрачные нотки, рокот синтезатора в басах смешивался с гулом корабля. — Воскрешение, — узнал музыку Ким и улыбнулся. Лёгкая, ни к чему не обязывающая музыка поможет ему расслабиться, и вот тогда-то очень важная штука всплывёт в памяти сама собой. Как значок, платок, ключи от квартиры, день рождения троюродной сестры и вес атома аммиака. На экране проплывала вдали планетная система, от которой Ким помнил только номер и тот факт, что несколько лет назад они с Севой и комиссаром Милодаром из ИнтерГПола выкурили оттуда особенно зловредную кучку пиратов. Как всё-таки хорошо, когда при виде нескольких мирно вращающихся планеток рука больше не тянется за бластером, а в динамике сквозь музыку не прорывается скрипучий голос наглеющего бандита… Собственно, поэтому он, Второй капитан, и летит за пределы Млечного Пути вслед за сигналом в сотни лет давности. Потому, что пираты снова стали представлять серьезную опасность, что в галактике впервые за долгое время началась технологическая гонка, и что это рискованное путешествие может принести дружественным мирам окончательную победу над космическими паразитами. А может и потому, что со страшной силой зовёт космос, тянут к себе звёзды и бескрайний простор, сшитый их лучами и ясными искорками кораблей. Потому что бездонное, как океан, пространство заставляет на долю секунды забыть о собственном существовании и слиться в плавном танце с гигантскими сферами камня, воды и газа… А может, совсем другой танец заворожил Кима, удивительный древний танец, который показал землянам случайно пойманный сигнал? Высокие, черноволосые люди танцевали в медных отблесках нечто, напоминающее индийские танцы Земли, и вид их воскресил в памяти Второго капитана что-то, чего там по определению быть не могло: такое же ноющее чувство прескевю, когда слово вертится на кончике языка, но ни ухватить, ни произнести его никак не удаётся… — Нет, — вслух произнёс Ким и решительно встал из кресла. — Не буду страдать чепухой! И, уверенный в собственной правоте, он отправился делать себе кофе. Эмалевый значок с парусником остро поблёскивал на лацкане светлой куртки.