Две трети одного целого

Ким сиял. Нет! Ким сверкал как начищенный грош, и так же сверкала его любимая «Чайка», отражая тысячу синих бликов. Ещё бы! Мало того, что за тысячами световых лет, в Магеллановом облаке, он чуть не наобум наткнулся на пригодные для гуманоидной жизни планеты. Мало того, что планеты оказались обитаемыми и развитыми настолько, что остывающий после прыжка, подбитый осколком кометы на выходе из гиперпространства кораблик на второй день встретили патрульные катера и тащили на буксире до ближайшего космопорта. Всё это вдохновляло Второго капитана настолько, что он в течение всего пути оживлённо напевал что-то неясное, но явно очень жизнерадостное, смеша себя и новых знакомых. Нет, путешествие в соседнюю галактику определённо не далось ему легко и даже не близилось ещё к своему логическому завершению, прав был Сева, но местные люди сделали этот полёт в тысячу раз приятнее. Существа, встретившие его, сразу напомнили ему птиц, хотя ни капельки общего не имели с хрупкими жителями Баамбука. Как выяснилось позже, массивные создания с тёмными полосами на веках и рудиментарными крыльями, растущими от предплечий, скорее приходились роднёй динозаврам, чем их летающим потомкам. Называли они себя фениксами и не боялись ни огня, ни холода, ни чужаков. Рядом с ними совершенно терялся высокий по земным меркам Ким, и точно также потерялся бы широкоплечий Всеволод — даже местные женщины были крупнее всех их. Однако совсем скоро Киму пришлось отметить, что гуманоиды и в этой галактике сильно разнятся. Между мощными птицелюдьми стали появляться маленькие, быстрые существа с влажной кожей и большими, фосфоресцирующими глазами. К ним относились весьма уважительно, и Второй невольно сравнил их про себя с фиксианцами — но лишь до тех пор, как первое земноводное обратилось к нему резким, тоненьким голоском, захлёбываясь от восторга и глотая слова. Наяды окружили Кима, восторженно заглядывая ему в лицо, тянули за скафандр, тараторили и перебивали друг друга. Между ними действительно была некая эмпатическая связь, но не спокойная, как у жителей Фикса: наяды толпились, как рыбки в аквариуме, только больше расходясь от неумеренной радости своих сородичей. Ким буквально купался в их внимании, раздавал автографы, стараясь только не потерять под общим натиском толпы своих проводников. Хотя на следующие дни с ним в большинстве своём и работали более спокойные, пожилые, маститые учёные и высокие чины местных служб — через их профессиональную улыбку всё равно просвечивало то же восхищение новизной, которое неприкрыто и непрерывно светилось на физиономии капитана. — Мы заметили на вашем корабле хронокорректор, — доверительно сказал однажды физик, наиболее часто имевший дело с землянином. Незнакомому с местной культурой физик показался бы сущим дикарём: хитро переплетённые украшения скрывали больше трети его костюма, а длинные жёсткие волосы были окрашены в ярко-рыжий. Но так здесь отмечали высокий ранг, и Ким с трудом, но привык к местному обычаю — и это после строгих норм земного флота! — Да, — честно ответил он. Скрывать от магелланцев технологии, тем более давно известные, было бы сущей чушью. — Без него я бы попросту не долетел. — Хорошо, — физик ничуть не удивился такому ответу, — действительно, на сверхсветовой угодить в аномалию проще простого. Вам пригодится эта технология, — так он намекал на удивительное топливо, составом которого магелланцы согласились поделиться со своими братьями по разуму. Для кораблей на галактии хронокорректор был уже не дополнением, перестраховкой от редких случайностей, а настоящей необходимостью. — Такое случается часто? — заинтересовался Ким. — Я имею в виду временные аномалии, часто бывают? — Да, часто. Понимаете, пространство и время — это как… хм. У вас лётчики уже проходят искривление континуума? — Конечно. — Так вот, говоря образно, вы должны знать, что пространство, как единица материальная, существует внутри своего временного пузыря. Время же являет собой слоёный пирог из разных вариаций себя, сложенную во много раз канву, и каждая точка на этой канве многочисленными нитями вероятностей связана с альтернативными вариациями себя же. Пока понятно? — Да-да, продолжайте, — кивнул Ким. — Значит, время у нас канва, а корабль будет иглой, передвигающейся по ней в рамках одного пространства. Однако если разогнать корабль до скорости, превышающей световую, и он не будет дополнительно защищен, мельчайшие царапины иглы могут зацепить нить происходящего и протянуть её насквозь. — Да, именно так! — с жаром согласился Ким, и рыжий физик заинтересованно стрельнул глазами: — С вами было нечто подобное? Детальный пересказ произошедшего на «Синей Чайке», включая танцующую перед глазами лапшу и говоруна, чей клюв ещё час после события казался двойным, донельзя впечатлил учёного. Со ставшими повсеместными хронокорректорами такие аварии были редки, и поговорить с их очевидцем удавалось немногим. Ким немного замялся, вспомнив увиденного им призрака в форме Дальней разведки, но, подстёгиваемый любопытством и научным долгом, в подробностях описал не только увиденный силуэт, но и ноющее чувство прескевю. Последнее далось ему особенно трудно, потому что в чувствах Второй капитан был не мастак, тем более в собственных. — Это были вы, — просто сказал учёный, выслушав рассказ капитана, — в другой вариации. Всё просто, как вышивка крестиком. Ваш корабль протащил на эту сторону нить событий, а вы — здешний и соседний — её распутали. — Забавно, — усмехнулся Ким, — значит, там я фиксианец? Вот никогда бы не подумал! — Но вы замечательный! — с напором воскликнул физик, не знавший ни про фиксианцев, ни почему Ким думал про них то или другое. — Спасибо… На этом разговор тогда закончился, но теперь, когда Ким в последний раз стоял на космодроме на самом краю Магелланова Облака — этакая местная Медуза — слова про канву времени пришли ему в голову. Чувство солидарности с другим собой — хрупким фиксианцем, решившимся терпеть перегрузки гиперпрыжка, искажения времени, одиночество — вот самое удивительное! — это чувство настолько пронизало Кима, что в какой-то момент ему показалось, будто они одно целое. Впрочем, сказал он себе, так оно и было, и на разных слоях одной канвы оба прилетевших к магелланцам космонавта и были единым целым, представляющим Галактический союз Млечного Пути. Раздуваясь от гордости, Ким склонился к стеле в центре космопорта и всё тем же мультиинструментом принялся вырезать на ней свой автограф. Наяды и фениксы, сбившись в тесный круг, держались за руки и смотрели, как возникают на красноватом камне чужие для них буквы интерлингвы… В этот-то самый момент Ким снова испытал покинувшее его давно чувство, зазвучали в голове слова рыжего учёного-рыбки, время словно икнуло, сотрясая капитана вместе с инструментом, стелой, зеваками… Танцующая пёстрая лапша метнулась и — рывком — бросив Кима куда-то назад — вырвав из рук инструмент, оказавшийся вдруг заместо ладони на уровне плеча — встала на место, как ничего не бывало. Местные будто не заметили, для них капитан просто оступился в непривычной гравитации — такое с ним случалось не первый раз, пространство крайней планетки выкидывало с силой тяжести интересные шутки, и споткнувшегося поймали несколько пар рук, всунули в нагрудный карман дискету с видеозаписью прощания и, подхватив, понесли к кораблю. Ким счастливо смеялся, несомый волнами толпы, и только после взлёта с довольным вздохом сунул дискету в бортовой компьютер. Включил — и нахмурился, поставил на повтор, закольцевал на пятнадцатой с половиной минуте. — Ну почему время икает именно тогда, когда у меня вагон и маленькая тележка времени на раздумия? — спросил он Сенейю, тыкая пальцем в монитор, отчего на поверхности расходились тёмные круги. Экран тихо жужжал от прикосновений и не отвечал. Вместо Кима на постаменте стоял шестирукий, трёхногий фиксианец, вырезая на камне чужое имя и дату, и падал назад, когда на ставшем внезапно земным теле пропадала третья нога. — Чё он мне напоминает, а, Синь? Ситуация возвращалась на круги своя, словно и не плескалось в голове безграничное счастье от общения с магелланцами. Слон наступил на грудную клетку, в баке — галактий, Сенейя монотонно отсчитывала разгон… На стеле космодрома, невидимая Киму, красовалась надпись: Галактический патруль, Фикс, Млечный Путь… Норн Иильс.