Две трети одного целого

Произошедшее только что не шло в голову. Вообще. Никак. Ни при каком раскладе. Взрывная волна, убийственная в атмосфере, разметала по вакууму обломки железа и пластика, и только рефлекс на уровне спинного мозга спас Всеволода и его корабль от летящей на бешеной скорости шрапнели. В самом центре пиратского флагмана, где когда-то находилась рубка, зияла выжженная впадина. Разношерстные боевые суда сбросили скорость и почти неподвижно висели, ожидая команды: зверь обезглавлен, но ненадолго. Тараканы без головы живут ещё девять дней, и лишённое своей королевы тело уже начинало копошиться, готовясь к атаке на подоспевших космолётчиков. Прощай, герилья, здравствуй, открытый бой… Вот только перед иллюминатором проплыл, крутясь, последний обломок синего металла. До боли знакомый обломок. Первый и единственный капитан молниеносно выбросил вперёд руку, и манипулятор корабля накрепко вцепился в блестящий одиноким сапфиром кусочек. Остаток того, что минуту назад было «Синей Чайкой». Сверлить зуб по живому — адская боль. Под заморозкой разве что почувствуешь тупое давление сверла, лёгкий укол в глубине — не больше. Вот и Севу как будто вконец заморозило. Тело двигалось автоматически, по отрепетированному сценарию, больше ничего не могло его удивить, поразить, вызвать эмоцию. Боль не ушла, она спряталась под анестезию души, лежала свинцовой чушкой на голове. Руки выбивали на клавиатуре чечётку, переводили «Эверест» в боевой режим. Хорошо, что схватил на стоянке собственный корабль, не понадеялся на казённый с проекта. Хорошо, правильно. Большой арсенал под рукой, и пираты заплатят за эту последнюю каплю в чаше гнева. Хорошо и правильно также, что их застали в Медузе, где нет городов и людей. Кроме тех, что сейчас собираются, тянут цепь кораблей вокруг аномалии… Многие из которых не вернутся домой. Эх, Элла, что же мне делать?! Такая работа, — вслух подумал Сева и даже не испугался, услышав за плечом голос. Мозг не испугался, потому что физически больше не мог, адреналин в крови от постоянного стресса плавно переходил в кортизол. Тело отреагировало мгновенно и взмахнув всеми конечностями, как марионетка, перевалилось за кресло, под панель управления. Из-за кресла Всеволод вынырнул уже осознанно и с бластером наизготовку. Женщина в серебристом комбинезоне спокойно, не обращая внимания на оружие, сняла шлем и протянула капитану прозрачно-бледное запястье. Очень красивые песочные часики взлетели и перевернулись в воздухе, прежде чем вернуться обратно в её руку. — Полина, Институт Времени. — Как? — коротко спросил Всеволод, вылезая из-за кресла. Теперь он вспомнил, что видел её и раньше, когда они с Кимом ездили на тестирование в Институт; только теперь на Полине не было макияжа, сильно менявшего её черты, а волосы были короткими и совершенно белыми. Не из коренных землян, надо же, отметил он про себя, шифруется! — Телепортировалась от десанта, — так же коротко отвечала она. — Капитан Всеволод Буран? — Да. Зачем? — Экстренные меры. — У нас тут везде сейчас экстренные меры, — глухо произнёс Всеволод и рухнул в кресло, из которого его так бесцеремонно выдернули. — Значит, в высшей степени экстренные, — сказала Полина таким металлическим голосом, что ему стало не по себе. — Вы все буквально сидите на временной аномалии, капитан, это задача для временщиков. Нельзя начинать бой. — Бой уже начат, — рявкнул Сева, не оборачиваясь. — Хотите начать с начала? — Что? — То, что я сказала. С начала. С вашим временным потоком в данный момент, — тут она горько усмехнулась своим словам, — в данный момент уже работают наши лучшие сотрудники. — И вы пришли работать именно сюда и сейчас? — Нет, — покачала головой временщица. Сева теперь во все глаза смотрел на неё. –Это второй виток, Буран, наших возможностей не хватает. Канва не сшивается, это снова мёртвый таймлайн. Темпест всё перерассчитал, и мне нужны вы. — Я? — Вы отправитесь в прошлое. — Вы с ума сошли, я разведчик, а не временщик! — Этого и не надо. Зато вы — прошитая на канве зацепка. — Я брошу свою эскадру? — И этого тоже не надо. Время ведь не пространство, она останется здесь и сейчас, в этой точке. — А что тогда? — спросил Сева, и глаза у него стали отчаянно-собачьи, доверчивые. — Не будет страданий, смертей? Фиксианских слёз и баланских врат? Как переиграть этот плазменный ад? Где подвох? — Подвоха нет, — ответила с бесконечной грустью Полина и протянула ему тёмный браслет, очень похожий на наручные часы. — Идти никуда не надо, кабина на одном из кораблей. Я здесь, чтобы ваш «Эверест» раньше времени не влетел кому-нибудь в бок. Прощайте, капитан, и нажмите на первую кнопку. Удачи. Уже нажав на кнопку, он услышал последние, прощальные слова временщицы: — Вы просто станете одним из нас. Потом её голос заговорил уже из браслета, повёл стандартный инструктаж. Временная линия капитана Бурана согнулась в петлю, сложилась, потянулась назад вдоль самой себя до заранее запрограммированной развилки. Канва сложилась там, где её, словно степлером, прошил Ким, и Всеволод нёсся сквозь время от этой метки, не считая года. Нёс в прошлое свою постаревшую за несколько дней, измученную, замороженную душу… *** Кимка сидел на скамье университета, зажатый с боков сокурсниками, и заворожено смотрел вниз, на преподавателя. Острый локоть марсианина упирался Севке прямо в рёбра, потому что в обеих ладонях тот держал бумажный стаканчик с заветным «кофиём». Он всегда так забавно растопыривал локти, когда держал кофе, будто ничего более драгоценного в жизни быть не могло. А я и забыл, какой ты сам был кофейный, — отстранённо подумал Сева, упершись взглядом в костистую ладонь друга. Совсем смуглый, как люди на том видео из другой галактики… Стоп. Видео ещё не было, а может быть и не будет совсем, смотря как работают временщики. Эффект бабочки, да? Незначительные изменения в прошлом влияют на всё полотно. Незначительной была и его задача, но Боже, как много за ней осталось прожитого! Он теперь снова восемнадцатилетний, не по годам серьёзный мальчишка, и Ким рядом с ним не подозревает о том, что… Нет, этого не произошло. Не произойдёт больше. Будут снова страдания, будет и плохо и больно многим людям, но этот слой канвы не обречён. В нём пираты не побеждают. Он, Севка и будущий Первый капитан, практически пожертвовал собой там, где жертвовать было уже нечем. Дал временного кренделя так, что дух захватило и слился с прошлым собой, крепко сшивая два слоя канвы. Сева шил по изнанке, переделывая узор, создавал новые вероятности. Что ж, задание просто. Преподаватель закончил говорить, и Всеволод с напускной бодростью вскочил, потянул за собой Кима. — Пошли, давай, мне вопрос задать надо! — Да я тебе сам объясню, — запротестовал Ким, пытаясь не расплескать «кофиёк», — не надо идти. — Надо-надо, — уверил его Сева и поскакал по ступеням вниз. Ким, покрасневший под слоем загара, потащился следом. Конечно, он ничего не понял, потому что во время лекции страшно замечтался, хотя она в кои-то веки и не состояла из сплошной теории. Наоборот, молодой капитан — ровесник самих студентов и невероятная знаменитость — говорил настолько хорошо и складно, что Ким немедленно снова подпал под его обаяние. Настолько, что когда побледневший Сева шагнул назад, оставив на столе все конспекты, Ким только буркнул: — Вот, догнала же тебя центрифуга! Три часа спустя… А я ведь говорил, чтоб перед экзаменом не завтракать! И снова обратил восторженный взгляд на капитана Иильса, который немедленно продолжил свой рассказ о временных аномалиях в гиперпрыжке. …Сева, сжигаемый изнутри знанием возможного будущего, бежал, куда глаза глядят. Дело сделано, он познакомил, и он свободен! Ноги сами вынесли его из зала и понесли прочь, в другое крыло. Хотелось закрыться где-нибудь, хоть в кабинке туалета — могло ведь и правда стошнить… Но не обязательно. Он ничком упал на списанный старый диванчик где-то под лестницей, где никто точно не мог увидеть или услышать его, и наконец заплакал. И плакал изо всех сил, плакал, вцепившись обеими руками в русую шевелюру, плакал громко и надрывно за погибшего Лёшку, за Кима, за Норна Иильса, за погибшую «Жар-Птицу». За настрадавшихся фиксианцев, за комиссаров и Хранителей врат. За Эллу и за своё ушедшее в небытие время. Плакал, и это отняло столько сил, что он там и уснул. А когда проснулся, увидел, что рядом сидят на полу по-турецки Кимка и их лектор, капитан Иильс. — Мы тебя еле нашли, — спокойно пояснил фиксианец, — и решили подождать, пока сам проснешься. — Спасибо… Ким, — сорванным голосом вдруг произнёс Сева, — у твоей мамы фамилия какая? — Ты чего? — удивился тот. — Ну, Янсен, конечно. — Да так, — усмехнулся Сева и с трудом отлепил себя от пыльного диванчика. — Я-то Буран по бабушке, вот и задумался. На кимовой униформе красовалась, втрое длиннее прежнего, нашлёпка с именем: «Ким Савериада». Эффект бабочки расходился кругами назад и вперёд во времени, кетгут на прорванной в континууме ране медленно рассасывался. Изнанка канвы смотрела на Севку своими узелками и петлями, и он шёл по ним ровно. Я знаю, я верю. Я помню.