Вам и не снилось

      - С пивом пойдет, - я смотрела на себя в зеркало, но как это обычно бывает, чем дольше смотришь, тем меньше хочется продолжать. Поломанный нос и непропорционально большие для этого лица глаза - вот, что досталось мне в генетической лотерее. Но посмотришь на маму в том же возрасте и хочется спросить - в каком месте нужный сперматозоид свернул не туда. Много ли вообще людей в возрасте от четырнадцати до восемнадцати довольны своей внешностью? Вот и я думаю. Их с гордостью называют подростками, правда я это звание носить с гордостью едва ли могу.       Поковыряв изрядно лоб, я густо залила его какой-то ужасно щипучей мазью, словно это должно всё исправить, но на утро я проснусь с кучей больших красных пятен вместо бывших на этих местах маленьких прыщиков. Никогда такого не было, как говорится, и вот опять.       Кинув матери в соседнюю комнату короткое "ночи" и не желая адресовать то же отчиму, я проскользнула мимо гостиной, где он восседал на диване с пультом вместо державы, и быстро поднялась в свою комнату. Наши отношения с ним, как и львиная доля других таких же отношений шестнадцатилетних девочек с чужими дядьками, не сложились с самого начала. Мирюсь я с его существованием в радиусе моей видимости просто постольку поскольку. С уходом отца в семье разверзлась огромная пропасть и "новый папа" совершенно точно не стал спасительным канатным мостиком между двумя ее краями. А все потому, что меня совершенно точно забыли спросить, с кем я хочу жить и, как это обычно бывает, получив меня, мать быстро прикрыла наше с отцом общение, ссылаясь на "плохое влияние".       Бесшумно прикрыв за собой дверь, я выудила из под подушки небольшой томик Лондона и уселась в кровати. Читать в темноте мне было противопоказано, потому что четкое зрение ещё в детстве помахало мне ручкой, поэтому до поздней ночи в моей комнате горела вся возможная иллюминация.       За окном еле слышно, четко следуя своему привычному расписанию, каждый вечер шли товарные поезда. В паре кварталов от нашего дома проходила железная дорога и всего минут за десять пешком или за пару минут на велосипеде можно было добраться до железнодорожной станции, гордо названной в честь нашего города. На этой станции я была с матерью всего однажды, когда бабушка в последний раз перед смертью приезжала навестить нас из соседнего села и когда нашу семью можно было назвать полной и счастливой. Мне было так мало лет, что я едва помню её лицо, но прекрасно помню запах ее рук. Они пахли крепкими сигаретами и протертой для варенья клубникой. Тогда она достала из своей клевой цветастой сумки маленькую баночку с такими же маленькими закатанными в нее огурцами, отдала ее мне и сказала никому не показывать. Я шла до самого дома в обнимку с булькающей банкой, которую старательно прятала под курткой с уверенностью что ее никто не видит.

***

      Самым непыльным местом комнате, пожалуй, была книжная полка. Нет, не потому что я ценитель традиций и чистоты, просто это едва ли не единственное место в квартире, которое я посещаю чаще кухни. Я не социопат и даже вроде не шизею, но большую часть времени вынуждена проводить в четырех стенах, которые, к слову, изо всех сил пыталась ободрить пёстрыми плакатами из журналов, наклейками из шоколадок, стикерами и самодельными рисунками. Как-то в детстве даже варварски влезла на голубятню и ощипала с десяток белых свадебных голубей и все ради перьев, которыми я щедро заклеила все пустующие промежутки на стенах. От времени они конечно осыпались, но кое где, под слоем пожелтевшего скотча, на меня до сих пор осуждающе смотрят кусочки былого преступления.       Отчего сижу дома? А чем заняться, когда мать следит за каждым шагом, а отчим, просиживая штаны и соблюдая политику старшей женщины этого дома, так же строго бдит о моих перемещениях. С самого детства и по сей день я была тем самым ребенком "в зоне риска". Любой чих сопровождался вызовом скорой и добавлением горсти таблеток к приему пищи. Детский сад тоже прошел мимо меня - слишком много заразы и невоспитанных детей. Удивляюсь как меня в школу отдали.       После развода с отцом, мать окончательно упекла меня в домашний пузырь чрезмерной опеки. Теплая шапка до конца весны, из школы сразу домой, магазины ни к чему - все есть дома, спорт - опасно, мальчики - да ни в коем случае, девочки - тем более. А больше в нашем городке заняться и нечем. Мы живём в небольшом городке, пригороде Лондона (наверное с этого и стоило начать мой рассказ). Один полуживой стадион, одна торговая площадь со сгустком магазинов на длинной улице, одна центральная больница, пара школ и столько же садиков. Вот и вся инфраструктура. Единственный друг - по ту сторону почты. Я видела его только на фотографиях, которые красивыми вкладышами вываливались из белых почтовых конвертов. Рыжеволосый, высокий, лицо усеяно веснушками как в мультиках. Как будто вырезали с обложки журнала и поставили на полочку, чтобы радовал глаз.       Мы познакомились случайно, так же случайно, как он ошибся, указывая на посылке неверный адрес (так он, во всяком случае, рассказал мне) и коробочка, полная совершенно необычных, почти волшебных сладостей, удачно спикировала на мой почтовый ящик. Буквально на ящик, ее положили сверху на ящик, как будто позабыли о том, что его можно открыть. Позже туда упало поцарапанное и слегка мятое письмо, в котором лаконично, всего на полстранички, он уместил извинения за непутевую посылку и просьбу оценить вкусовые качества сладостей.       Так началось мое пристрастие к собиранию фантиков от конфет и рыжеволосым мальчикам.