***
Зевок. Юнона Йегер не торопится идти под навес. Туда, где ее зачем-то ждут остальные. Хочется спокойствия. Уединения. Девушка делает совсем маленькие шаги, а глаза устремляет в небо, пытаясь сосчитать звезды. Одна, две, три. Потом сбивается и начинает сначала. Одна. Две. Три. Своеобразно, но это помогает успокоиться после всплеска каких-либо эмоций. Восстановить дыхание, вернуть сердцебиение в норму. Костяшки фантомно ноют, напоминая Ноне о сегодняшнем инциденте. Морщится, но даже не жалеет. Марлиец, угрожающий Конни, угрожающий её семье получил по заслугам, и Йегер искренне не может понять, почему все так всполошились, когда она ринулась «в бой». Елена и Зик всегда говорили: «не жди подножки, если чувствуешь, что ситуация того просит – бей первая». И Юнона ударила, не боясь пораниться о складной нож. Плевать. Все равно заросло бы уже через несколько минут. Юнона ударила, чтобы марлиец не ударил первый. Но при этом все равно чувство такое, будто она сделала что-то не так. Вздыхает, когда наконец расслабляется хотя бы физически. Слышит краем уха переговоры ночных сторожей-разведчиков, которые ходят по территории лагеря в ночи, чтобы если вдруг быть готовыми ко всему, а сама не спешит повернуть к домику, в котором она договорилась встретиться с остальными. Лагерь погружен в тишину и сон — стрелки часов едва перевалили за полночь. Разговаривать с кем-либо не хочется. Настроение, да и ощущения какие-то... странные. Юнона смотрит на знакомую тяжелую атмосферу, но не чувствует того же, что и раньше. Разведка поменялась, но люди в ней оставались родными товарищами. А Юнона почему-то чувствует себя чужой. Как будто на холст, покрытый всеми оттенками зеленого, непутевый художник попал каплей синего. Вроде цвета и сочетаются, но все равно выбивается из общей картины. Юнона Йегер – клякса. Неудачливая и будто бы мешающая. Покусывает внутреннюю сторону щеки по выработанной за многие года привычке. Не помогает, конечно, но не делая что-то монотонное, она явно чувствовала бы себя хуже. Нелепо медленно ступает к навесу, за которым спрятана некоторая посуда и продукты. Хотелось бы напиться, конечно, чем-то градусным, но и чай сойдет. Пытается вести себя тихо, чтобы никого не разбудить, даже если знает, что все спящие солдаты находятся чуть подальше от её места нахождения. Просто тише. Просто медленнее. Встаёт на цыпочки, будучи точно уверенной, что какие-то там травы капитана Леви спрятаны на высокой полке. Иронично, беря в счёт его рост. Юнона бы посмеялась, поняв бы это в другом расположении духа. — Тебе бы с ромашкой, — донеслось до ее ушей ровной фразой. — Она, кстати, ниже. Йегер прекращает свои попытки найти то, не знает чего, и оборачивается. Леви в тени у стола сидит совсем незаметно, но если приглядеться, то можно даже испугаться. Юнона неловко потирает локоть, будто бы ушиблась, но на деле просто пытается понять, куда лучше деть руки. — Что? — Нервы успокоить, — поясняет капитан. Мужчина не слеп. Наблюдает за своими подопечными ещё с самого возвращения Юноны очень пристально. Следит за каждой сменой настроения, которые, мало-помалу начинают его тревожить. Сейчас не время выяснять отношения, но он разве может лишить их возможности разговаривать? Вовсе нет. Осталось только подтолкнуть. — Так заметно? — тихо шепчет, будто боится быть услышанной. Леви непримечательно хмыкает. Юнона выглядит так, будто её пережевал титан и тут же выплюнул – слишком уж кислый у неё видок. Смотреть тошно. Проводя параллели, Леви даже жалеет, что не терпел бесхребетность Юноны в прошлом. Относился к ней достаточно скептично, а сейчас перед ним кто стоит? Все та же Юнона Йегер, но в глазах что-то болезненно надломлено. Конечно, гордость здесь тоже присутствует. Молодец девчонка, хоть удар правильно поставила. Хотелось бы ему спросить, кто учил её и тренировал там, но боится раны старые вскрыть – мало ли, вдруг тема болезненная. Аккерман не привык вытирать чужие сопли. И раны чужие зашивать тоже не горит желанием. В конце концов, у Юноны есть свои «лекари». Глупят, правда, в последнее время. Мозги бы на места повставлять, да лезть боится. Юнона молчит. Находит засушенные травы ромашки, кидает их в чашку. Чугунный чайник держит в себе почти кипяток – Леви и сам налил себе чай буквально перед приходом Йегер, облегчая той задачку. Меньше возиться будет. Не спрашивая разрешения, она, обхватив рукой чашку и даже не боясь обжечься, садится на место около капитана. Тот, кажется, только этого момента и ждал. Вот только слова не шли. Не потому что сложно, а потому что Леви понятия не имеет, как начать разговор хотя бы потому что никогда не строил из себя нянечку для своих солдат. Этим обычно занималась местная медсестра – женщина в возрасте, потерявшая сына в битве за Трост. Сейчас она является спасательной теплой жилеткой для всех молодых разведчиков, и носится за ними, как курица за яйцами. Мог бы намекнуть ей в сторону Йегер, но видит по солдату, что уже не та давно. Наверняка не станет кому попало о своих переживаниях рассказывать. Тут нужен человек из прошлого, понимающий ситуацию. Ханджи, конечно, умна, но это тоже не то: сейчас на ее командирские плечи и так свалилось слишком много всего. Аккерман теряет беззвучный выдох, оборачиваясь к Юноне всем телом. Теперь не вполоборота, а прямо напротив. В голове по прежнему нет вариантов, но к его счастью, думать больше и не приходится. Йегер первая открывает рот: — Капитан, — обращение несмелое, будто вот-вот передумает, и чтобы этого не случилось, Леви пришлось выдавить из себя максимальную заинтересованность. — У вас было такое чувство, что вы чужой? Кажется, будто лишний человек и вам здесь не место, что-ли... Леви делает глоток остывшего чая, не сводя с нее глаз. В то время как Юнона уже смотрит на него. Казалось бы – сейчас заплачет, но вместо влаги в глазах стекло. — Ещё в начале службы немного, — он кивает. — Я тогда из Подземного города только выбрался. Ясно дело, сложно было адаптироваться. Не говорит лишнего. Про Изабель и Фарлана метнула где-то мысль глубоко, но Леви мастерски ее проигнорировал. Смотрит на Юнону с неким ожиданием. Что скажет? Йегер не торопится. Отпивает из чашки чай, обжигая губы и язык. Слегка жмурится от дискомфорта, но ни писка не произносит. — Они так смотрят на меня, будто я убила его, а не вмазала. Если бы не сказанное, мужчина бы хмыкнул. «Вмазала». Надо же, какие слова знает. Что-то Леви подсказывает, что та Юнона не сказала бы такого. Аккерман не меняется в выражении лица, но в голове быстро-быстро проходит мыслительный процесс. Юнона не произнесла имен, но им обоим сразу стало понятно, о ком идёт речь. И, честно сказать, Леви знал об этом в самом начале. — Ты правильно поступила, — кивает ей. — Просто они не привыкли к тебе такой, пойми и ты их. Ты не должна была ждать, пока нож войдёт в тело Конни. А остальные ринулись бы на помощь только после ранения. — Иногда мне кажется, что я стала какой-то... неправильной. Вздыхает уже вслух. Йегер неловко жмется на месте и, честно говоря, уже жалеет о том, что затеяла этот разговор. Для нее Леви – это не тот, кому можно пожаловаться. Не тот, к кому можно обратиться за советом. Но его это, кажется, даже не заботило. Он остался здесь, попивает свой чай и смотрит на неё так, будто действительно не против продолжить разговор. Леви моргает пару раз. Пауза неприятно давит на уставшие плечи. — Поговори с ними, — сказал, как отрезал. — Не оправдывайся, а прямо задай вопрос, который тебя волнует. Несмелый кивок с её стороны закончил этот сложный разговор, подрубив под корни. Аккерман задерживаться не стал, искренне надеясь на разумность девчонки. Не сказал больше ни слова. Встав, всего на секунду дотронулся до ее плеча ладонью, а потом покинул её компанию, оставляя в полном одиночестве. Думать. И Юнона думает. Допивает свой чай, стучит короткими ноготками по поверхности стола, и вдруг хмурится, когда мизинец фантомно ноет. Игнорирует, даже не пытаясь что-либо предпринять. Потому что сделать все равно ничего не сможет – эта «особенность» тревожит её уже немало времени и перестала быть чем-то непривычным. По крайней мере, Юнона поняла, что бежать сломя голову к медику уже не имеет никакого смысла. Вздыхает. Не спеша поднимается с места, двигаясь в сторону улицы. Вдыхает ночной воздух, который, наконец, стал свободен от пыли и неспеша потирает руками свои плечи – ветерок неприятно мазнул по ним холодом. Тишина обволакивает её, но тихие переговоры все равно слышно, хоть и не отчётливо. Их сонные голоса вписываются в общую атмосферу спокойной ночи. Отчасти спокойной благодаря им. Они охраняют сон своих товарищей, а завтра с чистой совестью будут отдыхать где-нибудь вдали от шумного лагеря, в котором вновь закипит работа. Аккуратный шаг. Ещё один. Юноне стало... спокойнее? Видимо, разговор с Леви был действительно полезным, хоть и не особо информативным и действенным. Какая-то частичка внутри ее все равно скучала по прошлой себе невыносимо сильно. И это нужно было срочно обсудить. Юнона настроилась серьезно, глядя в сторону палатки, в которой она договаривалась встретиться с остальными. Какова вероятность, что они ещё не разошлись? Нулевая. Внутри ее встретила звенящая в ушах тишина и почти незаметный силуэт на старой подушке в углу. Юнона узнала Эрена моментально и на секунду задумалась, стоит ли ей подходить ближе, выгоняя его одиночество. Сама незамеченной тоже не осталась: — Мы тебя ждали, — спокойно и без лишних эмоций. Йегер виновато прикусывает губу на выдохе, и всё-таки набирается сил, чтобы подойти ближе. Его глаза изменились. Изменились также, как и ее. Очерствели. Он смотрел на нее в упор без попыток поиграть на ее чувстве вины. Просто смотрел. Просто впитывал в себя ее внешность, запоминая каждую родинку и покраснение от нервного чесания короткими ногами. Они, несомненно, успели поговорить за все это время, но каждый диалог был не тем, чего оба желали. Короткие, прерванные кем-то разговоры не успокаивали, а раздражали. Череда событий и их места в этих событиях не давали провести столько времени вместе, как им бы хотелось. Поэтому Юнона, не раздумывая, мягко пихает Эрена чуть в сторону и садится рядом, тут же кладя свою голову на его плечо. Чувствует касание его губ к своей макушке, и почти радостно улыбается – Эрен не смотрел на нее так, как смотрели другие. Он будто в принципе стал понимать больше остальных, и это не смогло остаться незамеченным ею. Йегер видела, что личность ее брата тоже потерпела изменения. Поэтому она не препятствует тому, с каким трепетом Эрен берет ее руку в свою, аккуратно поглаживая мизинец. Он запомнил, на какой руке этот палец. Потому что внешне они ничем не отличаются друг от друга, мучая Юнону в тайне от чужих глаз. — Я отомщу им, обещаю, — тихо шепчет он. И Юнона не противится этому. Не пытается его успокоить. Потому что в ее груди догорает такой же огонек ненависти.***
— Почему я второй раз нахожу тебя спящей где попало, — наигранная ругань будит её не хуже криков Криса с утра пораньше. Юнона нехотя открывает глаза, в полной мере ощущая дискомфорт от затекшей руки, и недовольно бурчит, видя перед собой Армина. Откуда-то справа слышатся ругательства сонного Эрена. — Ты испортишь спину, если будешь спать сидя, Юнона, так нельзя... — он все говорил и говорил, осыпая Йегер своими нравоучениями так, что даже Эрену пришлось открыть глаза, чтобы раздраженно зыркнуть на друга. — Ай, прекрати, – шепчет Юнона, потирая больную руку, и не прекращается хмуриться. Утро начинается не с зарядки и даже не с завтрака, потому что у Ноны нет никого желания есть или разминаться. Она отрезвляется ото сна, растирая веки подушечками пальцев, а затем с непониманием глядит на кучку ребят прямо перед ней. У неё нет мыслей насчёт того, с каким разговором они к ней пришли, а выглядят они точно задумчиво и слегка нетерпеливо. Одна лишь Микаса оставляет свое лицо мало эмоциональным, хоть и блеклая улыбка при виде сонной Юноны слабо коснулась её губ. — Что? — не выдержав внутреннего напряжения, спрашивает Йегер, оглядывая каждого в поисках ответа. Но Армин молчит. Молчит и Саша, и Конни, и все как один смотрят на Аккерман, которой, похоже, суждено начать этот сложный диалог. Или, быть точнее, своего рода исповедь. — Мы сожалеем, что вчера так отреагировали на все, — сразу выпаливает Микаса, понимая, что кроме неё никто не способен вот так просто сказать то, что крутится у них на языках. — Да, просто... ты стала другой. Мы не уверены, что вообще знаем тебя, потому что ты очень изменилась, — попытался влиться во все это Спрингер. — В смысле, нет, мы все изменились, но ты такая типа... то есть, ну... э-э.. О, Конни действительно растерялся, будто бы забыв то, о чем он так хотел сказать. Глупо было бы предположить, что он не благодарен Юноне за защиту. Глупо было бы думать, что ему все равно. Парень с мольбой смотрит на Армина, который тяжело вздыхает, понимая, что его друг конкретно сдулся. — Он имеет в виду, что нам пока непривычно видеть тебя такой, — пытаясь правильно подобрать слова, произносит Арлерт. — Поэтому мы хотим принести извинения. Юнона, честно говоря, чувствует настоящую растерянность. Её немного пугает то, как быстро они перешли от диалога о больной спине к внутренним метаморфозам. Все бы ничего, но Йегер крайне не ожидала получить такое сразу с пробуждением. Тут ещё и Эрен в неудобной позе под боком. Картина маслом. — Хорошо, — с небольшой заминкой отвечает она. Кажется, здесь чувствует неловкость не только она. Понимание того, что им фактически придётся знакомиться заново шквалом упала на юные головы, и уживаться эта мысль пока что не особо планировалась, выбиваясь из общих дум. В этом и была вся сложность. Эмоциональность вчера не сыграла на руки обеим сторонам, приводя сейчас их всех в данное положение. Весьма неудобное, раз уж на то пошло. И, тем не менее, они все ещё оставались близкими людьми, готовыми жизнь за друг друга отдать. — Я понимаю, что вам сложно, — отгоняя остатки сна, Юнона всеми силами пытается разгладить ситуацию и дать ей шанс забыться. — Но и вы меня поймите. И тишина. Это был невнятный диалог, в котором они просто не могли подобрать нужных слов. Сумбурность смешалась с явным желанием решить нависшую над ними проблему, превращаясь в... вот в это. — Да дайте вы поспать! — бурчит Эрен, нарушая звенящую тишину. Это оказалось как никогда кстати, потому что вместе с утонувшей в ладонях репликой, утонула и неловкость. Мышцы лиц расслабились, а напряжение уступило место слабым облегченным улыбкам. Конечно, этот нелепый разговор не смог сгладить все углы, но стало явно лучше, чем вчера. Поэтому, растормошив Йегера ото сна, все разом решили позавтракать вместе, как в старые добрые времена. У Юноны спутались мысли.***
В их планах не было устраивать тренировочный рукопашный бой, но Крис был слишком заинтересован физической подготовкой элдийцев. Тут и Жан был под рукой. Возможно, несколько лет назад, ему удалось бы и Эрена на битву развести, но за это прошедшее время Йегер стал спокойнее, а вот Жан пока не успел до конца научиться сдерживать свой пыл. Да и тему Крис для «подогрева» выбрал не самую лучшую. Заикнулся про Юнону – Кирштайн уже готов. Никто против их небольшой драчки не был, потому что время перед обедом было рассчитано будто бы как раз для этого, да и весело было наблюдать. А обеда они ждали все очень сильно, потому что на готовку поставили Николо – молодого шеф-повара из Марлии. И Юнона, уже ознакомившись с марлийской кухней, очень хотела бы поглядеть на лица друзей, когда они попробуют столь необычные блюда из морской живности. — А если Жан продует? — с какой-то опаской спрашивает Конни, когда остальные, с полузакатанными глазами наблюдали за тем, как Крис и Жан начинают драку. — Не продует, — тут же отвечает Юнона с уверенностью в голосе. — Они в Марлии больше с оружием дружат, а не с рукопашкой. О, это была чистая правда: пока в стенах кадетского корпуса солдаты развивают все сферы военной деятельности, чтобы далее выбрать одну из отраслей, за морем больше внимания уделяют огнестрелу. И это одна из вещей, которую Юнона хочет помочь освоить разведчикам. Ещё лучше, чем уже есть. И нет, уверенность в победе Жана никак не проскакивала с внутренней симпатии к нему. Ни капельки. Вот только почему-то она с особой внимательностью наблюдает за тем, как Крис роняет Жана в песок, а потом с таким же ликованием прослеживает за тем, когда Кирштайн даёт сдачи. И тем не менее, Юнона держала лицо. Победа была за Жаном. И пока Конни с Сашей радовались за него так, будто он победил не в дружеском бою, а забил до смерти целого титана, Крис недовольно почесывал шишки. — Ну, ты пытался, — подбадривающе проговаривает Юнона, когда тот подходит ближе. Йегер, не скрывая лучезарной улыбки, с искренней теплотой смотрит на то, как Жан, Флок и Конни дурачатся, кидаясь словами. Именно по такой атмосфере она и скучала, потому что сидеть здесь – на песке у моря, в окружении близких людей было действительно приятным удовольствием. Ей, несомненно, хотелось бы видеть тут и многих других. Тех, кто пал в бою против титанов. Потому что она до сих пор помнит. Юнона помнит, как в кадетском корпусе они собирались огромной компанией перед сном, и разговаривали о том, чем они будут заниматься, когда перебьют всех титанов. Мина Коралина, например, говорила, что сразу же уйдет из гарнизона; перейдет в военную полицию, чтобы держать порядок на улицах, или и вовсе покинет войска и поселится где-нибудь подальше от шумного города. Ханна мечтала о том, чтобы создать семью с Францем, а Марко... Марко сказал, что будет служить королю и дальше, взяв с Ноны обещание, что когда они доберутся до моря – она скажет ему первому об этом. Конечно, они понимали, что все это происходит не так, но никто не запрещает мечтать, так ведь? Вот Юнона и поддалась своим мыслям, возвращаясь на землю спустя пару долгих минут, когда оры остальных поутихли. — Я тоже хочу размяться, — вдруг поднимается Микаса, глазами задавая вопрос присутствующим: кто готов встать с ней один на один? Её глаза рефлекторно упали на Криса. Она уже боролась с каждым, кто сейчас может наблюдать за развивающейся картиной, поэтому ей, естественно, было бы интересно посмотреть на кого-то новенького. Вот только Бергер её энтузиазма не поддержал: — Э, нет, Микаса, я не хочу опозориться ещё раз. Всеобщий сдержанный смех казался понимающим. Аккерман и правда было сложно одолеть. Но сложно – не значит невозможно. — Я хочу. И совсем неожиданно для всех, с места поднимается Юнона. Никто и не помнил, чтобы Йегер прежде соглашалась на дружеские спарринги вне тренировок под присмотром капитанов. — Опозориться? — пытаясь шутить, спрашивает Конни. — Я тебе тресну, — тут же прилетает ответ. Честно признаваясь, они все понимали, что Юнона раньше просто боялась опозориться в том, в чем не сильна от слова совсем. Поэтому удивилась даже Микаса. Аккерман хорошо запомнила то, как неловко чувствовала себя Йегер, оказываясь на лопатках во время их совместных тренировок с Энни. И тем не менее, уговаривать её долго не пришлось. Губы Юноны расплылись в ухмылке. Она не была до конца уверенной в своей победе, но отчётливо понимала, что таким образом покажет, чего добилась и чему научилась. Докажет, что теперь и она стоит многого. — Не сдерживайся, хорошо? И Микаса не игнорирует просьбу. Не сдерживается, бьёт больно, замахивается сильно и не жалеет, когда с перекидывает через себя легкое тело Йегер, которая, к удивлению, не падает. Быстро восстанавливает дыхание, возвращаясь в бой, и тот действительно становится затяжным. Первый подходит к концу – Юнона из-за своей просечки падает от обычной подножки, но тут же поднимается, напрашиваясь на второй раз. Тогда-то и наблюдать стало интереснее. У Йегер будто бы открывается второе дыхание. Хочет ли она доказать что-то себе, ударяя Микасу под дых? Нет, себе она уже давно все доказала. В ней, как в клетке, бьётся желание доказать другим тот факт, что она уже давно не беспомощная. Ей хочется, чтобы её друзья перестали смотреть на неё с таким волнением, в котором Юнона видит лишь жалость. Ей хочется, чтобы они, наконец, поняли, что она теперь она может постоять за себя сама. И они, кажется, понимают. Это происходит в мгновение ока, и никто точно не может понять, в какой момент у Микасы все пошло по наклонной, но в конечном итоге она оказывается прижатой к песку. Секундный шок сменяется удивлением, а тот меняется на радостные вопли недалеко сидящих друзей. Юнона сдувает прядь волос с глаз, и Микаса, лежащая под ней, неистово гордится названной сестрой. Зик, если бы видел это, тоже гордился бы. Как сейчас гордится Леви, наблюдающий за спаррингом издалека, даже при понимании, что в этом нет и капли его заслуги. Аккерман одобрительно улыбается, когда принимает помощь от Юноны, отряхивается от песка, и они вдвоем уже весьма довольные возвращаются к остальным. — А ты времени зря не теряла там, — с восхищением замечает Саша, пожевывая какую-то травинку. — У меня был хороший учитель, — бросает Юнона сдержанный ответ. — Вы бы видели, какой помятой она приходила после тренировок с Зиком, — посмеиваясь произносит Крис, привлекая к себе всеобщее внимание. Они все ещё не привыкли к тому, что их враг оберегал Юнону все это время. Йегер пыталась особо не поднимать тему этого родства, но каждый раз видела, как заинтересованно Эрен ловит каждое слово о Зике. В голове проскакивает мысль, что ей нужно будет обязательно рассказать брату об их общем родственнике. Не чтобы Зик возвысился в его глазах, нет. Просто потому что он должен знать, что по ту сторону океана есть ещё один Йегер. И плевать, на какой он будет стороне. Все в жизни свойственно меняться. И именно благодаря этим изменениям Юнона и остальные сейчас могут подойти под навес так называемой кухни и с восхищением глядеть на тарелки с необычной для них едой. — А если они нас отравят? — со всей присущей себе серьёзностью интересуется Конни. Юнона слабо хихикает, утыкаясь в плечо Саши лицом, хоть и понимает, что винить ребят за такую мысль было бы глупо. Для них сейчас все новое – подозрительное. — Вот и проверишь первый, идиот, — Жан недовольно оглядывает блюдо, с опаской останавливаясь глазами на красном крабе в тарелке. — Это можно есть? Их реакцию, конечно, можно понять, но повар не оставил её без ответа, недовольно поворачиваясь к ним спиной. Николо недовольно что-то бурчит, и Юнона уже начинает думать о том, как бы ей исправить это положение. Благо думать долго не приходится, потому что в диалог вклинивается Елена. Вытерев руки о фартук, она дружелюбно улыбается, желая всем приятного аппетита, и, чтобы развеять сомнения об отравленной еде, первая берёт кусочек морской рыбы со стола. Юнона не остаётся в стороне, повторяя действия женщины. Им нужно сгладить острые углы. Нужно как можно скорее сдружить марлийцев и элдийцев, чтобы в будущем им было легче работать сообща. — Саша, попробуй, тебе точно понравится, — Юнона слабо пихает Брауз в бок, кивком головы указывая на стол. А той и дважды повторять не нужно. Саша без сомнений сомкнула зубы на крабе, с эмоциональным восхищением пережевывает мясо, и, кажется, теряет голову, как это и обычно происходит, стоит в ее рот попасть хоть крошка вкусной еды. Как раз такая реакция и стала зеленым светом для остальных. Елена довольно переглядывается с Юноной. Николо удивленно краснеет. Все идёт как некстати хорошо. Ребята едят с удовольствием, Николо, размахивая руками, просит их хотя бы жевать, а Крис в стороне с Юноной тихо смеются. — Они забавные, — Бергер утягивает Юнону чуть дальше от остальных, и говорит это с действительно искренней улыбкой. Йегер не может не усмехнуться, чувствуя, как тепло становится на душе. Больше всего на свете она боялась, что Крис не сумеет подружится с разведчиками. Ей не хотелось бы решать ещё и эти проблемы. — Ты им тоже нравишься. — Ага, — саркастично отвечает. — Особенно Жану. Я прям вижу его желание расцеловать меня. Юнона смеется так, как смеялась, наверное, только с ним. Крис глупо шутит, но только его шутки почему-то помогали ей чувствовать себя лучше, когда она давила себя тоской по дому. — С ним сложно, но он действительно неплохой. Бергер верит ей безоговорочно, но все равно напрягается, когда видит приближающегося к ним Кирштайна. А все потому что он хоть и глуп, но явно не слеп. Крис видит ревностные искры в глазах Жана и, честно признаться, даже не пытается их потушить. Не то, чтобы он хотел видеть Юнону в роли своей девушки, его просто забавляет такая реакция парня. И он бессовестно пользуется положением, потому что думает, что этот придурок начнёт действовать. Ведь сейчас, судя по всему, между Юноной и Жаном нет ничего, кроме неловких переглядываний и симпатии, горящей в груди. — Обо мне говорите? — самодовольный голос Жана звучит громче, наверное, чем планировалось. Его лицо вроде бы расслабленно, но Крис смотрит в глаза и видит в них негатив. Это вызывает улыбку. — Конечно, как ты узнал? — По губам читаю, дорогуша. Следующие действия Жана кажутся действительно неожиданными для Юноны — Кирштайн слегка приобнимает её, ставя в неловкое положение. Она непонимающе хлопает глазами, но не пытается избавиться от его горячей руки где-то в районе талии, и как-то на автомате переглядывается с довольным Крисом. Не понимает, чем вызвано его желание обняться, но не смеет отодвинуться. Может, думается Бергеру, Юнона и стала понимать многое, но очевидный факт до нее так и не дошёл. Ничего страшного. Потому что Крис уже входит в роль свахи, кидая взгляд на пальцы Кирштайна, сжимающие кожу Йегер.