Unstoppable

      Имир была бы рада провести свою оставшуюся жизнь под боком с Хисторией, но наличие внутри титанической силы разбивало мечты об острые скалы без возможности восстановить. На самом деле, она особо и не жаловалась. Имир вполне устраивало положение дел, в которых она в любой момент могла махнуть к Рейсс в замок, без угрызения совести ворваться в её комнату и расцеловать. Главное, что Имир удавалось обходить запреты. Она вполне неплохо устроилась, наладила отношения с предметом своих мечтаний, а потому ходила довольная. Может быть, прямо она этого так и не сказала, но ей действительно не хватало этих ребят. Чего стоят только шутки над Конни — его реакция на ее придирки занимает особое место в серой душе.       Поэтому сейчас, прекрасно понимая, что ее тринадцать лет почти на исходе, Имир пытается впитать в себя все, проводя столько времени с ребятами, сколько возможно. А возможно много: они находятся в процессе постройки порта и с участием марлийцев дело идет намного быстрее. Ханджи не может нарадоваться такой удаче, Елена бдит о крепком союзе, а придурок Жан все ещё кидает взгляды на Юнону, встречается взглядом с охраняющим сестру Эреном, и не делает ровным счетом нихера. Имир это не то, чтобы злит. Она просто не понимает, почему Кирштайн с пеной у рта не начал доказывать Йегер о своей любви, стоило ей появиться в поле его зрения. Здесь же было все очевидно: Жан влюблен и зря теряет время. Неизвестно, сколько им жить вообще осталось. Нужно брать от жизни всё.       И все же, Имир лезть во все это не хотелось. По крайней мере не так очевидно, как предлагает вмешаться Крис. У Бергера глаз задёргался от такого торможения настолько, что в голове начали появляться очень бредовые идеи, которые благоразумная Имир даже слышать не желала. Но и своих мыслей у нее пока не возникло, поэтому им (да и остальным, кстати говоря, тоже) приходилось оставаться терпеливыми зрителями.       Солнце стоит в зените. На небе нет и намека на изменения погоды в негативную сторону, поэтому общими рассуждениями разведкорпус пришел к выводу, что они давно не отдыхали. А ведь лето выдалось достаточно жарким — работать было сложно, поэтому в разгрузочном дне нуждались все без исключения; постройка порта и правда требовала очень много усилий. Более младшее поколение отказалось от пустого безделья в тени — решили разгуляться и устроили пикник на песке у моря. Самым сложным оказалось найти подходящий плед для такого количества людей: здесь и выпускники сто четвертого, и несколько «зеленых» выпускников, примкнувших к разведке буквально несколько месяцев назад, и даже некоторые молоденькие марлийцы, которые примкнули к элдийцам без насилия и пытались настроить с ними дружеские отношения. В конце концов, кто-то просто предложил взять сразу несколько покрывал, чтобы не мучиться — проблема была решена.       Юнона в стороне не осталась. Привыкшая к тому, что по ту сторону океана она могла почти в любой момент сходить на берег, она явно заскучала по соленой воде, а потому бежала туда сломя голову, да еще и поторапливать остальных успевала: — Давай быстрее, Конни, — нетерпеливо щебечет Йегер ему под руку.       Спрингер оставляет это без комментариев, лишь хмурится игриво, раздувал щеки, и чуть ли не падает из-за случайно толкнувшей его Имир. Та бежит от Жана, который кричит ей вдогонку проклятия, пытаясь не уронить корзинки с едой, которые вручил ему Николо и пригрозил, что голову оторвет, если Кирштайн потеряет хоть крошку. Юнона видела по глазам повара то, как тяжело ему дается изменение собственных принципов и жизнь среди дьяволов, но, кажется, у него вполне неплохо получается. В конце концов, он перестал кидаться обвинениями во всех бедах — это однозначно прогресс. — О, привет, — явно запыхавшись от бега с дополнительным весом, Жан притормаживает около Конни и Юноны, даря обоим обворожительную улыбку. — Я устал за тобой гоняться, отмороженная!       Последняя фраза была адресована Имир, которая оказалась уже далеко впереди и развеивала свою скуку как только могла: в этот раз остановилась у толпы новичков-девчонок. — Ты уже соскучился по мне, дорогой? — с нотками фальшивой милости пропевает Конни, вытягивая губы так, будто тянется к другу за поцелуем. — Фу, какой ты мерзкий, — Кирштайн явно не планировал разыгрывать такую сцену, брезгливо отвернулся.       Спрингер кратко засмеялся, не обижаясь на такое поведение не только потому что он в принципе человек легкий и не обидчивый, а еще и потому что четко понимал шутковатую манеру Жана. Юнона тоже оставила это без комментария, только еле улыбнулась, глядя на обоих парней. Пропустила мимо ушей как-то продолжение этого разговора, засмотрелась. Эту атмосферу спокойствия и уюта хотелось впитать в себя, не оставив и маленькой крупинки. Запечатлеть где-нибудь глубоко внутри, жить с этим чувством и других не знать — настолько сильно она ценила эти минуты. Окружающие тоже не отстали. Йегер с теплотой в сердце смотрит на улыбку Саши, адресованную Микасе и Норе — совсем юной девушке, которая попала в разведкорпус в качестве помощницы медика. Без внимания не остался Армин, любезно общающийся с Крисом, и Эрен, который в последнее время сдружился со Флоком. Это не могло не радовать ее, учитывая то, как ее брат отстраняется ото всех в последнее время. Ей бы не хотелось, чтобы он был в одиночестве. Уж слишком кислое это чувство, Юнона хорошо это запомнила.       Впрочем, она опять задумалась и пропустила что-то мимо ушей: Конни отчаянно пытался до нее достучаться, даже притормозив для более, по его мнению, эффективной попытки. — М? Что? — растерянно отзывается Йегер, когда наконец понимает, что с ней разговаривали. — Он спрашивает: ты на море часто бывала? — тут же помогает ей Жан, медленно возобновляя шаг. — А, да — опомнилась, вновь обращая свое внимание на друзей. — У тебя тут…       Взгляд на лице Кирштайна задержала — рассмотрела на противоположной от Конни щеке какой-то след, ни то от еды, ни то от чего-то еще. В ответ на непонимающий взгляд указала на свою щеку, да поздно поняла, что обе руки его заняты. С тихим «ой» подошла ближе, на цыпочки встала (все-таки, Жан растет высоко и быстро), и пальцем оттерла грязь, слабо надавливая на нее. Нахмурилась, повнимательнее вглядываясь в юношескую щетину, чтобы быть уверенной в том, что ничего не осталось.       Не сказать, что эти действия Жана смутили, но ему определенно стало неловко в приятном смысле. — Ты че покраснел? — с наглой усмешкой спрашивает Конни, наблюдающий до этого за всей этой картиной. — Жарко просто, — слишком резко находит оправдание. — А тебе нет что-ли?       Юнона хихикнула, понимая, что его щеки действительно покраснели. Его кожа была мягкой. Слегка колючей из-за щетины, но трогать ее было действительно приятно. Почти также приятно, как и осознать, что они наконец добрались до места. Путь был недолгим, но всем казалось, что они шли сюда вечность. Решили остановиться у крупных камней и поскорее разделаться с вещами, чтобы после купаний не пришлось в попыхах бегать туда-сюда, доставая нужное из корзинок. С этим, в общем-то, справились намного быстрее, и к концу всех приготовлений у них уже горел небольшой костер, чтобы пожарить на огне мясо, которое до это замариновали в специях, на песке были расстелены пледы, а на них в тарелках лежала какая-то легкая еда на случай, если кто-то проголодается до того, как главное блюдо будет готово.       Юнона не спешила оказаться в воде, но оголилась до купальника в числе первых просто потому что не знала, кому помочь и куда деть свои руки. Оставалось наблюдать за суетой в компании Имир (которая спокойно увиливала от работы), Конни и Норы. Непонятно каким образом, но именно эти четверо стояли, невинно хлопая глазками и не зная, за что хвататься. Поэтому Нора и предложила раздеться, пока остальные заняты. Бартон вообще была по своей натуре девушкой достаточно интересно — грубая прямолинейность граничила с девичьей застенчивостью. Возможно она казалась заносчивой и вспыльчивой, но успокаивалась при этом достаточно быстро и не держала на людей обиды. Юноне она нравилась. Нравилась не только из-за того, что на щеках и носу Норы покоится россыпь веснушек, а волосы черные-черные. Точно нет. — Ох, кажется, я поправилась, — задумчиво нарушая молчание, Нора прикасается руками к своим бокам, оглядывая их сверху. — Да вроде ниче не изменилось, — тут же отвечает Конни.       Имир бросает на Юнону незамысловатый взгляд, наклоняясь к ней чуть ближе. С интересом наблюдает за диалогом друга и девчонки, в удивлении приподнимая брови. Нора, глядя на Конни, застенчиво улыбается, заставляя улыбнуться и Юнону. Йегер не сдерживает, свое веселье, потому что явно понимает, что тут происходит. — Она к нему… — Да, — уверенно отвечает Имир не без капли удивления. — К нашему-то Конни, да такая девочка.       Вообще, наблюдать за флиртом Норы, который упрямо по собственной глупости не видел Конни было забавно. Юнона могла бы ожидать признаков внимания от Бартон в сторону… ну, Флока или Эрена, может даже Ж… Нет. Только Флока или Эрена, но Конни… Это было приятной неожиданностью. Неприятной в этой ситуации была только слепота Спрингера. Но Ноне ли судить… — Это че?.. — совсем неожиданно к Имир и Йегер присоединяется третий наблюдатель в лице Криса, который, тоже заметив что-то «неладное» в разговоре чудаковатого знакомого и девчонки. — Он идиот. Я не буду сватать и их тоже. — В смысле «тоже»? — Юнона непонимающе хмурится.       Имир хочется взвыть.       Вообще, Йегер способна замечать многое в окружающих, но почему-то совсем не видит это «многое», когда оно касается ее самой. Например, совсем прозрачные заигрывания Норы она уловила еще при первой встрече буквально неделю назад. Спрингер загнал под кожу крупную занозу при постройке порта, что затрудняло его дальнейшую работу, поэтому он в срочном порядке пошел к медику. Женщина торжественно сообщила, что занозой займется ее ученица Нора, которая с необычной ухмылкой согласилась поорудовать пинцетом.       Юнона не видит вызывающую улыбку на лице Криса, обращенную к занятому чем-то Жану, когда тот по-хозяйски кладет локоть на ее плечо, вовлекая в диалог.       Имир опять хочется завыть от понимания, что этот олух хочет подогреть атмосферу ревностью, которая, по ее мнению, будет здесь явно неуместна. Она ведь подобна Кирштайну тоже весьма ревнива. И ей бы явно не понравилась такая картина. Девушка вздыхает. Чувство такое, будто ей приходится иметь дело с детьми, а не взрослыми людьми, которые умеют го-во-рить.       Плана не было, но на этот раз ей точно не хотелось быть в стороне. Медленно «исчезнув» с поля зрения ее небольшой компании, Имир гневной и уверенной походкой приближается к причине ее негодования. Жан замечает ее на полпути и выпрямляется, замерев с тарелкой хлеба в руках. Что эта бешенная скажет ему на этот раз? — Ты будешь просто смотреть? — и кивком головы указывает в сторону Криса, который стоит слишком уж близко к Юноне.       Жан сначала не понял, но по мере осознания брови его хмурились все сильнее, челюсть напряглась сама собой, и реакция даже странной не показалась. Кирштайн промолчал, вложил тарелку в ладонь Имир, и направился в сторону бездельников. Даже признать себе было не сложно — он ревновал чисто и по-детски, испытывая такое раздражение в сторону иноземца, кое даже к Эрену никогда не чувствовал. И дело было даже не в страхе того, что Юнона выберет Криса. Его трясло от одной мысли, что рядом с ней в тяжелые времена был Бергер. Рядом с ней был этот напыщенный идиот, а не Жан. Не он. Крис разделял с ней минуты грусти, радости, вдохновения и развития, и сейчас нагло ворует возможность Кирштайна быть рядом. Это выводит. Заставляет кулаки сжаться до побеления и зубам скрипеть. — Не сделай хуже, придурок, — шепчет вслед Имир, глядя в напряжённую спину.       Он подходит к Крису и Ноне без притворного дружелюбия — взгляд не расслабляется, и этим он привлекает внимание говорящих. Оба смотрят на него с немым вопросом, не понимая, чем вызван такой настрой. — Вы чего это тут делаете, пока остальные работают, а? — гневно воскликает Жан       Это не вызывает в Юноне чувство вины. Она растягивает губы, чешет затылок и слегка отодвигается от вблизи стоящего Криса.       Имир облегчённо вздыхает.

***

      Такие моменты ценились. Моменты, когда на время можно было забыть о назревающей войне, забыть о тяжести УПМ и обманчивого чувства свободы во время полета на тросах. Они могли побыть обычными молодыми людьми, возможно даже детьми, которыми побыть не успели, да и не были никогда. Они веселились вместе: некоторые марлийцы, только-только выпущенные кадеты (уже разведчики), и те, кто в рядах крыльев свободы уже давно. Шум волн не заглушал смех и громкие разговоры; где-то в лагере недовольно бурчал Леви.       А вечером, когда небо медленно поменяло свой цвет и потемнело, а плескаться в воде уже надоело, многие разбрелись к палаткам, оставляя небольшую компанию у костра. Щепки, прогорая, комфортно трещали. Смех то стихал, сменяясь разговорами за бутылкой горяченького, то вновь шумно нарастал. Завтрашний день обещал встретить ребят головной болью, но кого это волновало сейчас? Точно не Сашу, явно выпившую больше одного стакана. Щеки ее раскраснелись, а рядом сидящий Конни не переставал хохотать. — Может тебе уже хватит? — с волнением в шепоте интересуется Микаса, склонившись чуть ближе к подруге.       Та, кажется, даже не услышала, продолжая развлекать народ. И пока все сменили курс внимания на нее, Юнона оставалась молчаливым наблюдателем. Глаза ее помутнели от выпитого алкоголя, а пить она так и не научилась: настроение в таком состоянии менялось слишком быстро, и смех плавно переходил к опущенным уголкам губ. Желание уединиться — назойливая муха, жужжащая под ухом, игнорированной не оказалась.       Она поднялась с места неторопливой тенью. Под предогом «в кустики сходить захотелось», смылась с общего круга, оставляя разговоры позади. Шум волн приятно обволакивал, вызывая легкую сонливость — она зевнула, но оказалась прерванной — чьи-то шаги за спиной были не тихими. — Что-то случилось?       Голос Жана с нестыдливой заботой и осторожностью вырывает Юнону из временного одиночества. Взгляд прожигает острые лопатки, некомфортно присасываясь к коже. Она будто голая — не успевшая сделать вид, что все в порядке, оказалась перед ним весьма меланхоличной. Оборачивается к нему, не пытаясь показаться сильной, как это было бы, будь на месте Жана кто-то другой. Перед Кирштайном Юноне хотелось быть такой; слегка растрепанной, растерянной и слабой. Может, местами капризной и по-девичьи глупой.       Хотя, разве не такой она и была?       Нет, вовсе нет. Если бы Жан услышал ее мысли, то определенно затеял бы громкий спор, потому что перед собой он видит сильную девушку, которой пришлось пережить не мало бед. От этого желание быть рядом, играть роль ее опоры и поддержки не поубавилось, но парень хотя бы был уверен в том, что если вдруг она ему откажет, то в любом случае справится сама.       Под ребрами у него защекотало, а в животе ее вспорхнули водоворотом бабочки. Смотреть друг на друга было комфортно и невыносимо одновременно. Не неловко совсем, но необъяснимое желание прикоснуться к ней тихо скребло по стенкам его желудка, желая вылезти наружу. И оно вылезло. Вылезло внезапно и отрывисто, застав врасплох и топя в себе ее легкую дерганность (скорее от неожиданности, нежели от страха). — Да к черту, — тихим хрипом слетает с его губ, словно попытка отдышаться перед неизбежным.       Жан не считает секунды, потому что чувствует ее губы на своих уже совсем скоро. С привкусом алкоголя и шершавостью — такие обычные, но отчего-то манящие и горячие. Такие же, как щеки, что он торопливо сжимает в руках, горя изнутри от чувства дежавю; однажды ему уже посчастливилось касаться ее губ. Он соврет, если скажет, что не ждал этого момента, а потому сжимает под собой Юнону чуть сильнее нужного, ловит ртом ее тихий выдох, сминая губы с излишней страстью. Он пьян, и желание в нем росло с каждым касанием. Чувство неловкости пропало, так полностью и не появившись, а рука спустилась к ее бедру.       Юнона, вопреки здравому смыслу, целовала его не с меньшей напористостью. Сжимая волосы в руках, слегка притягивала к себе ближе в желании словно бы раствориться.       У них определенно снесло крышу, потому что Кирштайн словно бы позабыл о том, что в нескольких метрах от них шумят друзья. Потому что Кирштайн уже спускался по ее подбородку к шее, сминал бледную кожу своими губами, изредка задевая ее зубами. Ловит нутром каждый выдох и вдох, понимая, насколько тесно становится внутри. От переизбытка чувств, от ликования, что это наконец случается. — Стой, — здравый рассудок Юноны появляется не в самый подходящий момент, но отчасти Жан рад, что это случилось так скоро.       Слегка разочарованный выдох селится где-то в стороне ее ключиц. Он и сам прекрасно понимает — наломать дров в таком состоянии было последним, чего он хотел, и это стало, пожалуй, самой главной причиной, заставившей его прекратить. Губы оторвались от ее кожи, но руки со спины он убирать не спешил, напротив — прижал ее ближе, находя покой на ее плече.       Успокаиваться оказалось сложнее, чем давать волю желаниям и чувствам. Его сердце колотится бешено, а дыхание выровнять кажется непостижимой задачей, потому что ему хочется ее. Хочется всю. Хочется трогать, ощущать ее кожу своей и вдыхать морской бриз в ее волосах. Хочется стать ближе настолько, насколько это вообще возможно физически, и она искренне хочет того же. Но стоя здесь — на песке средь шумных волн и ночной прохлады, они оба понимают, что сейчас это не то желание, которое стоит исполнить.       Слегка красные лица находят друг в друге успокоение и отрезвление. Они не настолько пьяны были, чтобы не давать отчет своим действиям, но явной смелости это состояние придало, а потому неловко они не чувствовали себя даже сейчас, глядя друг на друга горящими глазами. Жан не жалеет, когда нежно целует ее в лоб, переплетая свои пальцы с чужими (родными) пальцами. — Нам пора перестать пить и оставаться наедине, мы творим глупости, — на выдохе тихо-тихо бормочет Юнона.       У Кирштайна внутри все заледенело, ладони, кажется, вспотели моментально и сердце отдало отчетливое «тук-тук» в уши. Слегка болезненно и неприятно. — Что ты имеешь ввиду? — он отпрянул, пытаясь заглянуть в глаза, но голова ее была опущена — Йегер прятала румянные щеки, медленно переваривало сказанное ею же. — Нет, ты не подумай… — когда вдруг дошло. — Просто… Я не думаю, что нам сейчас стоит подпитывать какие-то чувства друг к другу.       Признавать себе очевидное было труднее, чем бороться с титанами и ночными кошмарами в ночи. Юнона шумно вздохнула, не поверив себе, что сказала это вслух, и нашла в себе силы наконец взглянуть на Жана. Тот поникший, но из объятий ее выпускать не торопился. Скорее мучался в попытках осознать происходящее. А оно билось внутри больно и с размахом. Казалось даже громче шума волн.       Он растерянно моргнул. — Ты… не хочешь быть со мной? — Жан даже не подумал, как сформулировать вопрос более четко и понятно — просто выпалил то, что крутилось на языке и в голове.       Должно быть, он действительно должен был задать вопрос по-другому, потому что сейчас между ними вдруг всплыла неловкость. Йегер кашлянула, пытаясь унять бьющееся внутри сердце, и вздохнула. Вздохнула тяжело, с примесью горечи. — Сейчас не время для такого рода отношений, — неожиданно и холодно: так, как он услышать ни как не ожидал.       Жан отстраняется нехотя, пусть и лицо сохраняет — такое серьезное, словно в груди что-то болезненно и не надломилось. Должно быть, он действительно торопит события, хотя куда уж там торопить? Уже несколько лет ходят вокруг да около. И сейчас, когда у него наконец появились силы что-то сделать, все пошло крахом. Жан будто бы витает в облаках: он смотрит на Юнону долго и молчаливо, наблюдая за тем, как брови ее сводятся к переносице. Губы сжимаются сами собой. — Ладно, — ох, сколько же усилий стоил этот нелегкий ответ. — Объясни.       Честно говоря, Юнона была уверена, что они поругаются. Может, он мог бы устроить ссору, сорваться или молча уйти, но точно не потребовать объяснений. Это было выше ее пониманий и ожиданий. Поступи он по-другому, Йегер бы не пришлось объясняться. Не пришлось бы раскрываться еще больше, чем планировалось. Последние годы Юнона много думала о смерти. Шанс того, что все они к концу этой войны останутся в живых был крайне мал. Возможно «старая» Юнона бы и понадеялась на долгую и счастливую жизнь в кругу семьи и друзей, но сейчас… Сейчас она понимала отчетливо, что в лучшем случае покончить с жизнью в старости сможет половина. И осознание этого факта давило на ее окрепшие плечи костлявыми руками.       Говорить об этом было трудно. Труднее, чем понимать. И все же, Жан слушал внимательно. С чем-то даже соглашался, но ему ли заглядывать вперед? Пока Юнона терпеливо ждала конца, Кирштайн пообещал себе жить так, как будто завтра уже не будет. Ведь этого действительно могло не быть.       Стык мнений не вызвал бурю эмоций. Это было молчаливое противостояние, в котором никто не хотел проигрывать, считая себя правым. Естественно, решить вставший вопрос они не смогли, так и просидев в тени до тех пор, пока их не решили вернуть к себе остальные, пошло подшучивая. — Это значит, что мои чувства взаимны? — перед тем, как шагнуть к свету костра, спрашивает Жан.       Юнона многозначительно молчит, опустив глаза.       Жан пьяно и довольно улыбается.

***

— В смысле это все?! — вскрик Норы раздался за километры от места действия, вынуждая присутствующих девушек нахмуриться от столь высокого тона. — Ну да, а что я еще могла сказать? — в голосе Юноны просеклась явная тень недовольства вперемешку с чувством безысходности: начало этой темы не понравилось ей с самой первой секунды, и ведь никто уже не позволит ей прилично отмолчаться.       Но вернемся к истокам: дни длительной и изнурительной работы на пляже событиями не пестрили, а потому выдались весьма однообразными, пока к концу восьмого вечера к месту у костра не подоспел гонец с письмом в руках. «Моим дорогим подругам — торжество зачитал паренек, — от королевы Хистории». Что за дорогие подруги было ясно сразу, а у незнающих даже в голове вопрос сформулировать не удалось, как Имир, счастливо подпрыгивая, выхватила дорогую бумагу. Вокруг нее мигом столпились Саша, Микаса, Юнона и Нора, которая за время отсутствия Йегер время зря не теряла и успела стать одной из приближенных к Хистории (и дело не в том, что ее отец — известный в столице лекарь). Заглядывая в письмо, улыбки их становились все шире и довольнее. Должно быть, остальные затряслись от зависти: девушек пригласила в гости сама королева. Конечно, при всех подробности озвучивать не стали: такой чести удосужились лишь капитан Леви и Ханджи. Уговорить их на внеплановый выходной было сложно, но что удивительно не невозможно. Не без подводных камней конечно — в понедельник они уже должны быть на месте с провизией.       Сами подробности были до невозможного обычными: Хистория в письме почти слезно умоляла главнокомандующую и капитана отпустить подруг в королевскую баню, чтобы те вкусили вкус роскошной жизни. И не соврала, здесь и правда было роскошно: широкие полки из светлого дуба в весьма обширном помещении занимали лишь половину всего пространства. По комментариям Саши стало ясно, что и светом не обделили. Та сказала, что в деревенских банях бывает настолько темно, что приходилось мыться на ощупь. И запах. Юнона особенно отметила эту изюминку. Здесь пахло цветами, медом и глиной. Хистории пришлось долго объяснять что за запахи парят в воздухе, и Рейсс стойко выдерживала море вопросов. И после всех косметических процедур (в процессе которых королева пообещала одарить каждую подругу глиняной маской с добавлением понравившегося аромата), забав с избиением друг друга банными вениками, девушки выдохлись. Красные, горячие и счастливые они расселись на полки, убивая время сплетнями и разговорами, которым их так не хватало. Особенно Хистории. То было видно по глазам. — А я считаю, что Юнона права, — вклиниваясь в разговор, проговорила Микаса, — Если вдруг кто-то из них окажется на пороге гибели, второй точно кинется на помощь, как следуя не обдумав ни свои действия, ни перспективу спасения.       Все мигом затихли так, что потрескивание щепок в печи стало слышно отчетливее. Каждый по своему обдумал слова Аккерман, но ответить никто не решался. Никто, кроме Имир, разумеется: — Можно подумать, что ты не кинешься за Эреном в Ад. — Это здесь не при чем, — резче, чем должно было быть ответила Микаса. — Не сравнивай нас. — А я и не сравниваю, — спокойствие и уверенность в голосе были неподдельными. Девушка тихо хмыкнула, прижимаясь к придвинувшейся к ней Рейсс поближе, и вдруг перевела взгляд на задумчивую Йегер, — Если тебе интересно мое мнение, то я считаю, что тебе нужно перестать строить из себя недотрогу. Не теряй времени зря, иначе перед смертью ты будешь жалеть, что не сделала шаг к нему навстречу, когда он сделал к тебе десять.       Юнона понимала, что Имир знает о чем говорит. То, как нежно она поцеловала Хисторию в висок говорило само за себя. И Йегер действительно была рада за них. Хоть пока девушкам приходилось скрывать свои отношения из-за убеждений приближенных в том, что Хистория должна родить наследника, они жили моментами. От встречи до встречи. Юнона училась жить также. — Давайте только не будем ссориться, — подала голос Саша. — Нам так редко удается собраться вместе, не хотелось бы провести это время в напряжении.       Решение было единогласным. Ради Хистории подруги сменили тему. Каждая понимала, насколько тяжелая ноша досталась королеве, а если еще учитывать отсутствие настолько близких подруг рядом, то это вообще для них являлось бы настоящей бедой. Поэтому сейчас от них требовался максимум.       Так их временный отпуск подошел к концу. Разговоры не умолкали ни на секунду, девичий смех разносился по коридорам замка, пока они оравой двигались в сторону покоев Хистории, а потом запахло чаем. Жаль, что кончилось все это для них слишком быстро и время возвращаться настигло в срок. прощались без слез, но с твердым обещанием встретиться вновь как можно скорее.        Теперь оставалось только перехватить отвечающего за провизию и некоторые строительные мелочи, и отправить его на выходной — таков был уговор с Ханджи. Работа была до невозможного легкой — каждая разведчица была с лошадьми и повозками на «ты», и вернуться они должны были в кратчайшие сроки, по подсчетам Норы — ближе к семи-восьми часам вечера. Если бы ни одно «но». Точнее несколько.       Нескольких людей было видно еще вдали. И нравится они переставали по мере приближения. Узнать мужчин не составляло труда — бандиты из Подземного города отчего-то казались Юноне все на одно лицо. И ведь майор перед тем, как отдать вожжи предупреждал, что такое может произойти. Дело в том, что после того, как Хистория занялась переселением людей из-под земли, некоторым преступникам удалось выбраться на поверхность и скрыться. Мотивы их были непонятны, но по слухам те обычно нападали на простодушных путешественников, которые ярко желали изучить мир за стенами, да несколько раз попытали удачу напасть на раведчиков. Возможно, будь они в форме, этого удалось бы избежать. — Вот же ублюдки, — хрипнула Нора, стоило мужчинам приветственно свистнуть.       Разведчицы как по команде остановили лошадей, не без брезгливости оглядывая «гостей». — Че везем, барышни? — А тебе почем интерес? — осмелившись передразнить их говор, первая вступила в перепалку Саша.       Вообще, Нора была очень-очень против назревающей драки хотя бы потому что сама она умела держать в руках только скальпель, и то тот из-за отсутствия опыта подрагивал в пальцах, а о кулаках даже говорить не хотелось. Имир, сидевшая рядом, усмехнулась и пообещала, что в крайнем случае просто с легкостью перевоплотится в титана — и проблема решена, но до этого не дошло. Бандиты оголили оружие первыми. Но кто они такие перед опытными разведчицами? Жизнь научила их без оружия не ходить, а потому попытки навредить были тут же пресечены. Без боя не обошлось. Суета была сносной, но весьма быстрой, и вскоре мнимая опасность устранена — Имир даже не пришлось хвастаться своим обличием. Нападающих скрутили. — Будете знать, как нападать на разведчиц! — гордо и по-детски восхищенно заявила Нора, когда мужчины оказались на земле со связанными руками. Звучала она так, будто в обездвиживании принимала непосредственное участие. — Не кичься, я сейчас кровью истеку, медика мне! — Юнона, отдышавшись, драматично приложила тыльную сторону ладони ко лбу и показала совсем небольшую кроваую полоску на руке — один из бандитов полоснул складным ножом.       Тихие девичьи смешки разрядили напряженную обстановку, а бандитов заставили непонятливо оглядывать каждую. Не опытные — пришло на ум. Иначе непонятно, почему девушкам удалось справиться с ними так быстро. По крайней мере, даже сама Юнона была уверена в том, что бойня будет длиться дольше и станет краснее. — И что делать с ними? Оставить тут не вариант. Возвращаться? — стоило шуткам кончиться, Саша задает весьма насущный вопрос. — Задержимся и от Леви нагоняй получим — у нас строительный материал в повозках. Привезем позже — работу придется останавливать, — логическое предположение озвучила Имир, не отказывая себе в ребяческом желании легонько пнуть глупо моргающего мужика. — Тогда в лагерь их, пусть Ханджи их собственными руками казнит, — махнув рукой, Юнона достает из повозки клинок.       Направляя на бандитов оружие с двух сторон, девушки ограничивают пути отступления на случай, если тем вдруг взбредет в голову сбежать. Нора потуже завязывает узлы на руках незнакомцев, и они продолжают путь.       Сказать, что это было медленно — ничего не сказать. Места ямщика никак не было рассчитано на еще трех пассажиров, а внутри повозки среди самый различных вещей, не поместилась бы даже миниатюрная Нора, поэтому отряду пришлось поочередно шагать пешком. Такими темпами начало темнеть. К восьми они явно не успевали — по ощущениям час близился к десяти. На светлом небе начали блекло мерцать звезды. Усталость подкрадывалась на цыпочках, разговоры утихали. Одна Имир веселилась как не в себя, то и дело подкалывая временных попутчиков совсем несмешными шутками: — Как тебе свидание под луной, а? — толкая сидевшего за повозкой человека, спросила Имир, игнорируя недовольное бульканье Юноны: из-за толчка Имир, бандит столкнулся с Йегер плечами.       Кажется, поездку эту они запомнят надолго. Может, в будущем со смехом, но сейчас хотелось, чтобы это поскорее кончилось. И молитвы были услышаны: свет огня из лагеря виднелся все четче, а оттуда — уже четыре приближающихся силуэта. — Еще одного столкновения с негодяями я не переживу, — шутка Имир была по достоинству оценена даже хмурой Аккерман.       Конечно, силуэтами оказались никем иным, как двумя солдатами, да Жаном и Крисом. Подоспели они быстро. Показалось, что двигались даже быстрее самих повозок. Волну вопросов было не избежать: — Вы в порядке? — Почему так долго? — Это че?       Объяснять все дважды не хотелось от слова совсем, поэтому девушки решили, что расскажут все в присутствии Ханджи и Леви. Возражений не последовало, хотя взбудораженный Крис грозился вот-вот сгореть от любопытства. Парни заботливо позволили девушкам унять бдительность, выталкивая из их пристального внимания бандитов. — Мы начали волноваться, поэтому сразу пошли на встречу, как увидели вас на горизонте, — объяснился Жан, идя рядом с Йегер.       Обращался вроде как ко всем, но голос отчего-то не повышал, будто бы желая, чтобы Юнона обратила на эти слова больше внимания. Чтобы точно проигнорировать не смогла. К сожалению, не получилось. Бергер обладал поистине хорошим слухом: — Ага, Кирштайн даже хотел рваться за тобой, Юнона.       В компании пробежались игривые смешки. — Заткнись, а! — в качестве защиты прикрикивает Жан. — Да ладно тебе, — Юнона тихо хихикает. — Мне приятно.       Приятно.