Не знаю, смогу ли полюбить тебя...

Стелла порхала вокруг нее. Порхала, никак иначе. Она была рада, счастлива… и еще миллион прилагательных. Но ее маленькая подопечная… руки покрывались мурашками от малейшего прикосновения. Все тело трусила мелкая дрожь. В голове то и дело всплывал тот день, когда она впервые вошла в тронный зал. Недоверчивые, осуждающие взгляды. Его взгляд. Холодный, едва ли не насмешливый. Разочарованный. Его взгляд. И то, как она споткнулась. — Цири… — Стелла мягко коснулась светлых волос и тепло улыбнулась. — Не бойся. — Я вовсе не боюсь! — улыбка госпожи стала шире от этого маленького смелого заявления. — Я только… не хочу споткнуться. — Не споткнешься. Подними голову, дитя, и посмотри на себя. Женщина мягко приподняла подбородок своей подопечной и повернула к огромному зеркалу. — Ты — Цирилла Фиона Эллен Рианнон. Княжна всея Цинтры. Не давай им забыть об этом. — Но… — Нет никаких но. Сегодня ты станешь Императрицей. Сегодня я стану его женой… Государственный интерес, так он назвал ее в тот день в саду. Непроизвольно, наверное, но это очень задело. — Чего ты хочешь, власти?.. Его голос, ожесточенный и холодный все время звучал в голове. Но эти слова, этот голос был самой большой грубостью с его стороны. Император не позволил себе даже смотреть на маленькую лже-княжну так, как смотрел на многих своих подчиненных. Он не позволил никому смотреть на нее так, как он смотрит на многих своих подчиненных. Он вскоре перевез ее в столицу. Выделил самые лучшие комнаты, до тех пор, конечно, пока она не перейдет в его покои. Подарил драгоценности и невероятное свадебное платье. Окружил толпой учтивых слуг. Будто пытался откупиться. Будто пытался заставить ее забыть это его «не знаю, смогу ли полюбить тебя». Но она забыть бы не смогла. Ни за что на свете. И сейчас, когда Стелла Конгрев порхала, ведь по другому и не скажешь, вокруг нее, разглаживая несуществующие складки на том самом шикарном свадебном платье, не Цирилла Фиона Эллен Рианнон, пыталась заглушить набат этих слов в голове. Крепко зажмурила глаза. Открыв, уставилась на свое идеальное отражение. Повторила шепотом про себя: — Цирилла… Хотела бы она быть ею. Этой цинтрийской княжной, ради которой император Нильфгаарда готов был перевернуть весь Континент вверх дном. Девушка снова закрывает глаза. А открыв, видит перед собой огромный зал, полный людей, но совершенно пустой для нее. Знаешь ли ты, мотылек, что я пламя?.. Да, знает. И летит к этому пламени, как к самому желанному на свете. Пусть даже оно сожжет крылья и ее саму. Она клянется пламени в вечной любви, верности, преданности и покорности. Пламя тоже клянется. И эта клятва заставляет ее выпрямить спину и поднять на него глаза. Счастливые глаза. Потому что вопреки всем своим сомнениям и страхам, она знает — он сдержит эту клятву. Это в его глазах. В том, как он сжимает ее руки. В том, как целует. — Ты держалась превосходно во время церемонии. — Благодарю, Ваше Величество. Девушка улыбается, и Эмгыр не может не улыбаться в ответ. Ведь он не может сейчас сказать ей все, что хотел бы. Слишком много ушей. Вместо этого, Император поднимает бокал, глядя на свою жену и весь зал в ответ пьет за его Императрицу. Люди веселятся. Они танцуют, поют, выкрикивают тосты и громко смеются. А Император видит каждого, кто в эту ночь пьет меньше других. Кто косится на Цириллу, не зная, что она лишь красивая копия. Кто сидит угрюмый, избегая компании, не имея возможности уйти из-за своего положения. Он видит их всех. И всех их помнит. Но время поквитаться еще будет. А теперь день его свадьбы. Уже второй, хотя об этом никому знать не обязательно. Эмгыр снова посмотрел на девушку сидящую рядом с ним. Последние дни он только о ней и мог думать. Правильно ли он поступает? Словно в ответ, девушка едва-заметно зевнула, изящно прикрывшись ладонью. Император снова не сдержал улыбку. — Ты устала? — Вовсе нет, Ваше Величество. — Я же уже говорил тебе, что императору не лгут. Даже императрица. — Простите, Ваше Величество. Она опустила голову, словно он отругал ее за что-то невероятно ужасное. — Перестань, посмотри на меня. — Глаза зеленые. Но вовсе не похожи на глаза его Цири. Ни единым отблеском. — Все условности позади, мы можем уйти, если хочешь. — Хочу. И он протягивает руку. Они идут вдоль затихших гостей. Но на всех плевать. Слуги закрывают дверь императорских покоев и Эмгыр выдыхает. Понимает вдруг, что гул праздничного пира его раздражал. — Ненавижу пиры. — Почему? Он оборачивается, и видит, что девушка улыбается ему, легко, без тени смущения или страха. Хотя наверняка знает, что будет дальше. Неужели она может быть такой только когда они вдвоём? Ну и пусть. — Слишком много воспоминаний. Она кивает и, подойдя к столу с большим зеркалом, который принесли только для нее, начинает распускать прическу, осторожно складывая тонкие заколки. Наверное, вино вскружило ему голову, ведь Эмгыр подходит к ней и становится за спиной. Так, что она не может продолжать, не касаясь его. Княжна, а теперь императрица, лишь шумно выдыхает, но продолжает, пока локоны не рассыпаются по плечам. Она смотрит на мужа сквозь зеркало и прикрывает глаза, когда он проводит рукой по волосам, перебирая светлые прядки. — Скажи мне свое имя. Девушка резко открывает глаза, и поворачивается к своему императору лицом. — Ваше Величество… — Меня зовут Эмгыр. И я хочу знать твое имя. Еще мгновение и эти зеленые глаза наполнятся слезами. Она не скажет. Никогда не скажет, ведь перестанет быть такой желанной Цириллой. — Чего стоит мое имя? — Я хочу знать его. — Зачем? Зачем? Чтобы избавится от чувства вины, которое преследует каждый раз, когда приходится называть ее этим именем. — Я не хочу звать тебя чужим именем. Не этой ночью. Она прекрасно понимает что он имеет ввиду. И от этого становится тяжело дышать. А может не от этого, а от его взгляда, от теплого дыхания, которое она чувствует так явно, от рук, которые мягко ложатся на талию, привлекая ближе. Девушка медленно поднимает руку, проводя ладошкой по лицу Эмгыра. Замирает, ведь на это простое движение ушла почти вся ее смелость. А император сам не замечает, как подается на встречу теплой ладони, совершенно забывая обо всем. Это тепло напоминает ему о многом. О тепле, которое ни одна его фаворитка не способна была дать. Но смогла эта девочка. И ее нежный голос. — Тогда зовите своей женой. Эмгыр наклоняется к ней, целуя. Обхватывает юное лицо руками, собираясь взять все это тепло, каждую его крупицу. А мотылек дрожит в его объятиях, рискуя сгореть дотла.