Не знаю, смогу ли полюбить тебя...

Быть императрицей — нелегкий хлеб. Император мог сделать из нее красивое украшение двора. Но не сделал. Это было вовсе не в его характере. О нем часто говорили, что он может возвысить любого, в ком увидит талант и умение, не глядя на родословную и положение. А в своей жене он видел многое, даже то, что сама она не видела. Эмгыр хорошо помнил ее первую маленькую дерзость. Неосознанную, но позволившую ему понять о ней многое. И пусть она пока еще теряла свою смелость, когда рядом были высокородные князья и графы, но с каждым днем девушка, имени которой он так и не узнал, становилась все больше похожей на императрицу. Сначала император предоставил ей скорее формальное попечительство над одним из придворных женских обществ. Таких, где благородные дамы собирались чтобы вместе помогать тем, кому в жизни повезло меньше. Он прекрасно помнил, как воодушевленно она приняла это предложение. И какое разочарование овладело ее юношеским лицом, теперь, когда первое собрание осталось позади. — Тебе не понравилось? — Вовсе нет, ваше… — Дверь закрыта, ты знаешь мое имя, и я все еще не позволял лгать мне. Девушка слабо улыбнулась. — Просто я ждала совсем другого… — Чего же? — Я думала… Думала мы сможем говорить о чём-то серьезном, важном. Может сможем найти способ собрать средства для тех, кто в них нуждается, привлечь внимание… — Возможно, мне следовало обьяснить тебе природу подобных собраний. Он сидел за столом, пытаясь разобраться в очередном важном донесении с севера и не мог прочитать ни строчки. Последнюю неделю император провел объезжая земли столицы, и теперь его безжалостно отвлекала усталость после долгой дороги, и жена, как и всегда распускающая волосы у своего зеркала. Эмгыр слишком часто приходил уже когда она спала и теперь завороженно наблюдал за тем как тонкие пальцы достают одну заколку за другой, совсем как в их первую ночь. Отбросив в сторону совершенно неважное уже донесение, император стал неотрывно следить за каждым движением. Девушка стояла спиной, не видела его взгляда. Умело расшнуровывала корсет, как могла делать только та, которая долго не знала слуг, что могли помочь с одеждой. — А если бы я сказал, что позволю тебе делать, что захочешь, а не сидеть с придворными женами и говорить о платьях и остальной ерунде? Что бы ты сделала? Жена обернулась и, увидев его взгляд, густо покраснела. Эмгыр улыбнулся. Он бы не смог сдерживать себя вечно, ведь если и не любил, то хотел ее точно. Но был готов дать сколько угодно времени чтобы она сама этого захотела. Время не понадобилось. Она стала его по своей воле и ни разу он не видел в ней сожаления или страха. Она отдавалась ему ночью, забыв обо всем, а утром, смущенно опускала глаза или, как сейчас, краснела. Но не прикрывалась, не пряталась. И в этом было больше искренности и невинности чем когда-либо могли ему дать его бесчисленные любовницы. — До того, как меня привезли к вам, я… — девушка запнулась, но вовсе не от смущения. — Можешь не рассказывать, я догадываюсь. — Не думаю… Эмгыр удивленно поднял брови, но не более. А его императрица в этот раз даже не заметила своей дерзости. — Ваша столица прекрасна, но даже самые бедные здесь живут гораздо лучше тем те, кто был со мной тогда. — Она сама не поняла откуда взялось столько смелости, словно вокруг снова был пылающий город и нужно было собрать все силы чтобы выжить. — Болезни, голод, нищета… Знали бы вы сколько осталось после войны детей, совсем маленьких, на которых всем плевать… Эмгыр смотрел, не отрываясь. Он сравнивал, каждый день сравнивал. И сейчас тоже. Он не смог узнать свою дочь, но ему хватило и той крупицы времени, чтобы понять что война сделала с его Цири. Она ожесточилась, научилась сражаться, убивать, мстить… Предложи он ей корону и империю, она бы отказалась. Убежала бы, предпочтя простую, тихую и свободную жизнь. И по праву. Да, у нее на это прав было больше чем у кого либо. Но эта девочка, имени которой он не знает… У нее нет той силы, за ней не охотились короли и чародеи… но справедливо ли будет говорить, что на ее долю выпало меньше? И вот она стоит перед ним, и в глазах горит огонь. Огонь силы вовсе не магической, а самой настоящей. Силы человека. — И что ты хочешь делать? — Приюты. Хотя бы в больших городах, в старых и новых провинциях. Больницы и школы для самых бедных… — На это понадобится много времени. И сил. Ты понимаешь? Девушка просияла, ведь пусть император и не сказал четкое «да», но в его голосе это слышалось даже слишком явно. — Если мой господин не жалеет себя ради государства, почему не могу я? Эмгыр откинулся в кресле, даже не пытаясь скрыть насколько по нраву ему эти слова. Какая из княжон, которых прочили ему в жены, смогла бы сказать подобное? А эта девушка сказала. — Подойди ко мне. Она послушалась. Даже сейчас, когда он сидел, она не слишком превосходила его ростом. Но достаточно, чтобы императору приходилось смотреть снизу вверх. — Почему не зовешь меня по имени? Жена снова покраснела. Ведь как она может обьяснить ему, что просто не в силах произнести вслух его имя. Ведь он кажется таким недостижимым, что она невольно думает, что не имеет на это права… — Только что ты была такой смелой. — Эмгыр провел пальцами вдоль ее руки. Легко сплел пальцы с ее. Девушка смотрела на их руки, большим пальцем почти невесомо чертя что-то на его ладони. После разлуки, пусть и недолгой это простое прикосновение было невероятно приятным. Слишком привык… Да, слишком. Настолько, что однажды не мог уснуть, не зная, точно ли достаточно позаботился о ее безопасности. Но жена встретила его живой и невредимой, учтиво присев в реверансе перед двором. А теперь стояла совсем рядом, в одной только рубашке. — Ты скучала по мне? И снова этот румянец. — Да, Ваше… С глухим рыком, Эмгыр притянул девушку ближе, чувствуя ее восхитительный запах. Черт… слишком сильно привык… Поднявшись, глядя уже сверху, он наклонился к самому уху: — Ты моя жена не первый месяц. И я хочу чтобы ты наконец-то звала меня по имени. — Я… — И не хочу тебе приказывать. Жена тяжело вздохнула. — Хорошо… — мужчина наклонил голову, выжидая. — Эмгыр…