прах к праху, пепел к пеплу

Вагон отзывался чудовищным кашлем пластин на каждое дуновение ветра или излишне резкое движение. Через зубастую прорезь в крыше надувало пеплом, который уже долгие годы подло укрывал толстым слоем, развороченный до самого основания пол. Лишний раз и не двинешься. Сумку присыпало. Со всех сторон дуло. Процент вероятности обрушения составлял девяносто и пять десятых процента. Крысой Ци Жун оказался незавидной. Будь Хэ Сюань человеком, а не агентом, который загремел с одного края окраины на другой, он бы тут же и прервал свой жизненный цикл: обморожение, осложнение, голод, обвал, потеря крови, штык в органах, удушение. Всё без шума и пыли. Хорошо продумано. Он практически дошел до хвоста, а его еще не поймали. "Во мне, например, тухнут моя дорогая матушка, тётушка и дядюшка, стараниями одного небезызвестного всем нам человека, а в тебе?" Последний сменный блок подходил к концу. Они возвращались с пятничной встречи, когда за многие чи рухнула громада. Возвышавшееся на фоне вечернего неба, здание гасло и складывалось, словно цирковой шатер или ларёк в рыночном квартале после полуночи. Бесшумно, как в пантомиме. Звук пришел потом. Когда поползло второе. А за ним третье. Перекаты удушающего грохота отозвались в ногах, достигли грудной клетки, горла и так и остались там. Теракт. Он и сам не заметил, как Цинсюань оказался впереди, так резко шагнул вперед, что успеть ухватить его хотя бы за локоть не представлялось возможным. Цинсюань, похоже, кричал. Под подошвами ботинок чавкало. Судя по добытым данным из архивов, когда-то давно на текущей территории простиралась сеть болот, но к настоящему моменту от них практически ничего не осталось. Все было или высушено пеплом, или поддернуто льдом. Страшно искривлённые деревья клонились к земле, опасно стелясь и шаря ветвями в разные стороны. Отзвуки голодного крысиного воя подгоняли в спину: они стрекотали, стелились по земле, сбивались в стаю. Из выбоины в левом боку текло. Элиминация. Он ощущал себя голодным, глупым и злым, пока пытался выпутаться из тисков футболки. Цинсюань рассказывал про то, как весь город был рад завершению проекта его брата, про то, как рад за брата он. В горле свербело и чесалось. Раздражение. Они должны встретится завтра в полдень, чтобы пойти на открывшуюся выставку искусства нового века, но Хэ Сюань не позволяет себе перебивать. День был тяжёлым. Но у Цинсюаня всё хорошо. Да и треклятый ворот, наконец-то, нашёлся и позволил вдохнуть. Подтянуться выходит со второй попытки под глухое хрупанье кирпичной крошки под остатками защитного корпуса. Здание страшно перекошено, как и все прочие в окрестностях. Может, эта одинаковость и собьёт с того жирного следа, который он оставил и продолжает оставлять за собой. Пусть шарф затягивал выбоину, но и он уже пропитался настолько, что при каждом его движении ледяная короста на пробитом щитке начинала идти трещинами. Маслянистый потек помогал перетаскивать корпус с этажа на этаж, пока сетевая панель отсчитывала минуты до утилизации. До границы недалеко. Какое-то время назад визор смог засечь в тумане пятно и координаты флагштока, но клокотание Крыс снова зазвучало в паре шагов. Брали в клещи. Пришлось делать крюк. Они то теряли, то внезапно находили даже среди самых непроходимых лазов и старых агентских схронов. Они сдавали капсулы с карточками и оставляли кипу книг в приёмной. Цинсюань привычно хватался за рукав пиджака, но тут же извинялся, отклеивая пальцы от ткани с неприятным звуком. Сам же и морщился. К концу дня восприятие обострялось, любой шорох и отзвук отдавал в голову и ‒ почему-то ‒ зубы. Хэ Сюань стряхивал с себя усталость. У него обычное исследование, у Цинсюаня проект с адскими сроками, но он всё равно торчал в библиотеке, под боком и плевал в потолок, чтобы вечером идти вместе. Пальцы у него липкие от сладкой ваты, которую он старательно терзал весь обед под столом с раскрытым справочником по литературе. Осознание этого факта пришло не сразу, а только тогда, когда они неприятно склеились на переносице: Цинсюань журчал о чём-то и в приступе вседозволенности тягал за нос. Пахло цитрусом и яблоками. Как итог: библиотека выплюнула их, как зазевавшихся первокурсников, только они уже давно магистранты. Прошло несколько суток, но клещи не сомкнулись. Крысы были и тут, свои, не чуждые месту, но даже они не слишком интересовались ни следами среди пепла, ни им самим: пару раз натыкались, скрипели, принюхивались и уходили. Что-то их успокаивало. Ци Жун пах терпимо. Почти незаметно. Пузыри серой плесени на пластинах жидко лопались под пальцами, обжигая оставшиеся рецепторы. Странная теория: все агенты ‒ нечто подобное, но пока он перекатывался в правом кармане куртки, ледяная короста сходила и становилось чуть легче дышать.