прах к праху, пепел к пеплу

Когда флагшток последнего поста границы затерялся в сизом тумане, с начала отправки минуло всего лишь полчаса. Время на окраинах шло несоизмеримо медленно. Под подошвами ботинок хрустела тонкая корка наста, намертво вмерзшая в обожженную землю, словно короста. Зима наступала на территории Штабов позднее: если у окраин скудные пятна луж сковывало морозом уже в начале декабря, то стекла окон в здании главного поста леденели исключительно к январю, а то и к середине февраля. С неба сыпало. Хэ Сюань на ходу натянул шарф до самых визоров, прямо поверх маски: не хватало еще наглотаться пепла и намертво забить все выводящие клапаны. Снега во всем мире не наблюдалось со времен элиминации. Наконец, впереди обозначились перекорёженные очертания построек. Счётчик накручивал семнадцатый километр. Если до этого необходимо было лишь обходить смятые или перевернутые агрегаты старого образца — громоздкие машины с четырьмя колесами, то теперь главным препятствием на пути стала цепь платформ, вывороченная, словно скинутая змеиная кожа из металла и стали с пятнами серой плесени. Железные дуги перекручены в нескольких местах. Доски замерзли и прогнили. Рубеж пройден. Окраины переговаривались между собой миллионами голосов: что-то смеялось, шептало, кричало, плакало, шептало, стенало, взвивалось. Рвано скрипели деревья. Выли трубы и водостоки. Между обломками то тут, то там мелькали жирные хвосты и бурые тушки с проплешинами. Не оформившиеся глаза за стеклами рыжих очков наблюдали за каждым чужим вдохом и выдохом, а острые уши прислушивались к биению иного сердца. Окраины — территория Крыс. Это никогда и никем открыто не обсуждалось, но фактическое положение дел говорило само за себя. В пределах окраин невозможно было жить. Однако действительность бурлила меж руин так яростно, словно находилась в извечной лихорадке, которую ничто не могло унять. Окраины перемалывали неосторожных, не оставляя от них ни каркаса, ни костей. По последним данным число пропавших агентов давно превысило тысячу. Немалую роль в этом сыграли Крысы — выкидыши далекого прошлого, многие из которых обладали нечеловеческой изворотливостью, жестокостью и силой. Хэ Сюань укрылся в тени жуткой конструкции из сложенных друг на друга дорожных столбов как раз тогда, когда показалась стая. Они волокли за собой груду мокрого тряпья, столь бесконечно долго и громко верещащую, что слуховые блоки перемежали звук со свистами и помехами. Двигаться в такой момент себе дороже. Режим сна был отключен только тогда, когда крики сменились на визги и влажные звуки рвущихся жил. Для закрытия гештальта ему нужна была одна Крыса, успешно скрывающаяся на протяжении целых двух лет среди тысячи других Крыс — меценат штаба и первый проект Директора Уду — SZ0090X, Сяо Цзинь. “Юйди”. Метка активировалась спустя двое суток беспрестанной игры в сверчка, во время ручной смены блока и ликвидации сотен тысяч серых хлопьев, удивительным образом находящихся даже между грудными и боковыми пластинами. Эпицентр её сигнала приходился на юг. Приходилось просчитывать каждый шаг, чтобы не рухнуть вниз вместе со старыми приборами, мебелью и неестественно белым крошевом костей. Визоры и слуховые блоки поминутно смещали маркер внимания на шорохи и сходы бетонной крошки. Блоки стен пересекали настолько широкие сети трещин, что пару раз Хэ Сюань едва не пробил голову особенно мощным куском, рухнувшим от внезапно заискрившегося экрана. Словно набитые иглами, перекладины домов то и дело цеплялись за одежду, подставлялись под ноги и норовили выдрать глазные яблоки с корнем. Визор треснул. Крыса передвигалась шумно. Слишком шумно для агента в прошлом, но это все равно повышало шанс поимки без особых потерь лишь на пять целых и девять десятых жалких процента. От центра воронки тянуло жарким холодом. Крыса жалась к земле, тогда как Хэ Сюань старался не терять надежды загнать ее на верхние этажи. Сяо Цзинь на поверку оказался излишне вертким и проницательным, — абсурдные хороводы по руинам тянули на третьи сутки. Имея в наличии лишь два входа-выхода, “колодец” из жилых домов неизменно становился идеальным местом для западни при численном преимуществе, но стоило прижать Крысу, стало ясно, почему вокруг такого бесценного и прибыльного места на протяжении целого километра не было ни души. Сяо Цзинь пах крысой так сильно, как другие Крысы не пахли. От этой удушливой вони часть рецептов мгновенно пришла в негодность: их разъело при первой неосторожной попытке притянуть его ближе за грудки серых мехов с проплешинами, словно в нем что-то бесконечно долго бродило. — Не знаю я никакого Сяо Цзиня! Удерживать его в неподвижном состоянии оказалось не такой простой задачей, как представлялось изначально: он извивался в руках, как червь. Блеклый и беспокойный. На поверку вышло, что “Юйди” — невозможно сардоническая и дерзкая насмешка над миром прошлого. Великий мудрец. Директор Ши Уду измывался над богами. — Хорошо. — Хэ Сюань увеличил давление на пару десятков цзиней. — Если будет так угодно: Ци Жун. Вопреки ожиданиям от подобного Сяо Цзинь не успокоился, а, наоборот, завозился еще яростнее, подло цепляясь за ребра острыми локтями и коленями из-под колючего ворса мехов. — Так и знал, что все разболтают! Псы поганые! — Закоротив на долю секунды, дикий вой ударил по слуховым блокам, в то время как перед глазами выщелкивали уведомление за уведомлением о превышении количества неизвестных и/или саботирующих выражений вокруг, а потом Ци Жун неожиданно и разом обмяк, словно устав от собственных порывов. — Ну и чего младшему братцу от меня надо: за советом пришел, или они всё-таки решили меня пришить? — Забираю в Штаб. Удар пришелся в бок. Пальцы одной руки мазнули отросшими ногтями по остаткам визора. Другой — со страшным хрустом размежили одну из рёберных пластин. Хэ Сюань дернулся, вскинувшись. Так лучше. Быстрее. Глаз за глаз. До тех пор, пока не останется иного выхода, кроме как сдаться. Удары приходились со всех сторон, без всякого просчёта, Ци Жун не гнушался использовать всё возможности собственного тела для атаки: руки, ноги, ногти, зубы, локти, колени, возвращать подобное — просто. — Только не в бок! — А что в боку? — Блок, дубина ты стоеросовая! — И в моем? — Да откуда я, черт тебя дери, знаю?! — От сплюнутой в сторону жидкости выело часть балки. — Стерва над твоей корпуснёй знатно постаралась, не то, что надо мной! Сенсоры на кончиках пальцев зудели от осыпающейся с шубы пыли, а вонь вблизи отбивала всякое желание находится от её источника на расстоянии менее полутора чи. Во время всей этой глупой возни сгорела вторая часть рецепторов. Хотелось скорее разжать пальцы и отпустить. Без ветхой кипы Крысиных мехов Ци Жун мгновенно уменьшился в размерах и стал действительно похож на червя, что разительно отличало его от привычного облика жителей окраин. — И что теперь? Пойдешь вместе со мной на перезапуск, младший братец? — Какой перезапуск? — Едкий сахар хрустел на зубах, оседая где-то внутри, у самых блоков, и стягивая металлом голову по линии прошивки. Обман. Крысиный яд. Ци Жун внезапно сложился пополам и забулькал, словно подавившись собственной жидкостью или не сумев отрегулировать её поток. Шипяще-хлюпающие звуки перемежались с механическими скрипами. — Я и забыл, что ты недоносок, — гримаса перекроила его лицо на две рваные половины, — не знаешь, что произошло, что происходит. В голове звенело. Крыло и вело от количества всплывающих уведомлений. Ци Жун был гораздо ближе, чем показывали расчёты, он попытался извернуться, но в последний момент действа замер и засипел так, что слуховые блоки снова пошли рябью резонанса. — Хочешь старший брат тебя научит? Дело в том, что ваш блядский Директор — этот ебучий Ши Уду — никакой не бог, а последняя выблядь. — Острые сколы у вытянувшихся уголков губ. — Линвэнь. Профессор. Они все. Знаешь, что такое — агенты? Знаешь, что ты такое? Труп. Ты мертв. Мертвее некуда. Они нашпиговали нас иголками, пустили по ним собранное со всех концов света дерьмо, встряхнули и рады. Мы их нужник. Раз в десять лет они подтирают все за собой, вычищают до последней крохи, чтобы не было ошибок, следят, чтобы отстойник не опорожнился без их ведома. Нос воротишь? — Его смех лихорадочных дребезжанием разлетается по стенкам кратера. — Зря. Скоро также благоухать будешь. Стоит всего лишь один раз не сменить блок в положенное время: все пойдет бродить. У всех Крыс так или иначе наблюдались ссоры с головой. — Ты похож на безумца. — О. Ясно. Ты тоже туп, как и тот... дурень. Что, не веришь “Юйди”? Стальные объятья тисков на затылке ослабли, и смех вырвался как-то сам собой. Лающий и посторонний. — Ты не такой великий мудрец, каким себе кажешься, то, из чего мы сотворены — тема вступительной лекции. Горло и грудная клетка горели, охваченные каким-то неясным чувством тревоги, словно внутренности отзывались на каждое его абсолютно абсурдное и лишенное смысла слово, словно по лимфатическим каналам и сосудам тек холодный ток пепла с окраин. Сухой. Царапающий и разъедающий изнутри. — Точно, но никто и никогда не рассказывает, почему мешки такого дерьма, как мы, способны функционировать. Это не слишком сложная операция: парочка трупов в одном. Пара перекладин. Душа одного, душа другого. Прах. Пепел. Во мне, например, тухнут моя дорогая матушка, тётушка и дядюшка, стараниями одного небезызвестного всем нам человека, а в тебе? Ты ведь ничего не помнишь. Совсем-совсем ничего.