Rotten piano player

Эти переливающиеся звуки, что чередуются между собой, обволакивают каждую клеточку разума, поглощая всё больше и больше. Эти руки с тонкими, длинными пальцами переходят от одной клавиши к другой, меняя тембр песни с мажора на резкий, но в то же время плавный и мягкий минор. Эта ровная спина, облачённая в нежно-розовую рубашку без воротника, легко скользит по коже на длинных рукавах, а чёрные ленточки, завязанные в аккуратные банты на кистях, свисают немного вниз, едва касаясь краёв чёрного рояля. Каждое звучание очередной ноты с яркой вспышкой отпечатывается в голове, и Сынмин чувствует, как мышцы его тела, одна за другой расслабляются, позволяя рукам свободно повиснуть у бёдер. Он с каждым вторым приятным сочетанием аккордов и басовых нот погружается в своенравную эйфорию, распространяющуюся по его нутру, которое дребезжит при повторном тихом постукивании подушечек пальцев о лаковую поверхность чёрных и белых клавиш. «Я будто бы нахожусь в каком-то приятном плену — это пугает меня, но в то же время, кажется, заколдовывает, и я не могу даже глубоко вздохнуть, ведь не хочу нарушать эту глубокую, нескончаемую гармонию». Помещение с каждым мгновеньем наполняется разными неведомыми Сынмину искрами, отчего ещё сильнее хочется выйти из этого странного, но такого приятного состояния. Его захлестывает волной удовлетворения, он не совсем полностью понимает, почему ему сейчас так хорошо. Глаза заволокло мечтательной пеленой, взгляд был направлен в одну единственную точку, будто он хотел ещё ярче увидеть картинки, которые самопроизвольно появляются в голове. В данный момент все чувства обостряются; он словно с парашюта прыгает, а может даже и вовсе взлетает в воздух с каждым отталкиванием ног от батута. И это правда прекрасно. Он знает, что не почувствовал бы этого, если бы игра была скучной, однообразной и бесчувственной, — проще говоря пустой. Игра мужчины живая — сдержать восхищённого вздоха невозможно. Парень не замечает того, как плавно мелодия, наполненная разными красками, постепенно потухает. Не может заметить сразу на себе внимательный взгляд и вздрагивает, когда понимает, что пелена мечтаний и переживаний сходит на нет; вздрагивает, когда приятный бархатный голос нарушает тишину. — Музыка глушит любые эмоции, — говорит Кристофер, закидывая ногу на ногу, — но в большинстве случаев именно боль. — Почему Вы так думаете? — почему-то нет такого взаимного понимания в музыке, и это прекрасно ощущается ими, отчего старший усмехается без всякой злобы. — Наверное, потому что уже давно добрался до истины, которая не лежит на поверхности. Вижу и чувствую чужие эмоции при прослушивании любой музыки из разных сфер: будь это классика или взрывной хардкор. Он вновь отворачивается к роялю и так трепетно, с любовью касается уже остывших после недавней игры клавиш. Пальцы вновь принялись за свое отработанное до изысканности дела: бегать от верхних октав к средним, одновременно комбинируя с низкой. Звучание рояля бодрое, но в то же время ленивое. Под такую мелодию всё оживает, а композиция начинает отдаленно походить на «Собачий вальс». — Что ты почувствовал, когда началась мелодия? Когда она подходила к середине? А под конец? — поворачивается тот к парню. — Опиши мне это так, как будто бы пишешь книгу или небольшой рассказ. Ким задумывается на какой-то промежуток времени и кусает нижнюю губу. — Что же я почувствовал? — он не замечает, как мысли выходят наружу. — Вначале я услышал лёгкую, словно воздушное безе, мелодию, которая манила своим трепетом. Она вселяла некий прилив сонливости, и складывалось такое впечатление, что Вы играете колыбельную. Следом она перетекала в более оживлённый лад, отгоняя от меня внезапно накатившийся сон. Под такую весёлую игру хочется пуститься в пляс, а может добавить ещё какой-нибудь музыкальный инструмент в ход, к примеру флейту. Она отлично сюда впишется. Ближе к концу Вы начали использовать педали, удлиняя звук некоторых нот и последовательности аккордов, тем самым меняя темп ближе к плавному так, что мелодия в самом конце, на последних сочетаниях, стала тихой, едва слышимой. Мажор же являлся ладом произведения.. Сынмин с дрожащими от волнения руками наблюдал за реакцией, возможно, его будущего учителя и тихо дышал, стараясь как можно быстрее успокоиться. Он видел, как лицо старшего менялось от эмоций: сначала пустое выражение лица, что отражало его незаинтересованность; позже некое удивление, проскользнувшее так, что заметить его можно было лишь по чистой случайности. Но когда ухмылка остановилась на его губах, дышать стало в пару раз сложнее. — Ты хорошо мыслишь и мне это очень нравится. Я ожидал от тебя меньшего после работы с другими, но ты довольно смышлёный парень, даже знаешь названия некоторых терминов, такие как: аккорды, лад мажорный или минорный. Это на самом деле хорошо, но не совсем идеально. Стоит заметить, что ты знаком с удлинением звуков, но не знаешь, что они обозначают, — улыбнулся пианист. — Я использовал приём бревиса — когда нотная длительность равна двум целым ноты. — К сожалению, я не очень силён в музыкальных терминах.. — Тут всё легко можно исправить, не обязательно зубрить, втыкаясь серьёзным взглядом в учебник с названиями. Достаточно показать всё на практике и постепенно запоминать названия. — Ох, я попробую взять это себе на заметку, господин Бан! — улыбается Сынмин, оголяя ряд зубов. — Думаю, что смогу с тобой поработать… — протягивает мужчина. — По твоим глазам видно, что ты слишком заинтересован всем этим чудом. По коже почему-то мурашки от такой улыбки пробираются, но радость перекрывает все эмоции, заглушая внезапное волнение. — А пока не хочешь перекусить вместе где-нибудь в кафе? Тем более ты видно с работы ко мне прибежал. — Я… думаю, что не против перекусить с вами. …Сынмин не может сказать того, что Кристофер скучный и нудный мужчина, который будет говорить только о классике или старинных фильмах. Он поначалу думал, что пианист будет исправлять каждое его слово, которое он каким-то странным образом говорит так, как совсем не нужно. Кристофер же, наоборот, смеётся лишь над этим и говорит, что не нужно стесняться своего стиля речи в разговорах. Кристофер совсем не нудный и не скучный мужчина. Он продвигает разговоры в разные русла, отчего Мин ощущает, как постепенно погружается в приятную атмосферу и чувствует себя в своей тарелке. И как бы долго не длился их разговор,— от самого дома старшего до небольшого бара, — диалог они всё же ведут на «Вы», придерживаясь обычных правил манер. — Хочу предупредить тебя, Сынмин, — мягко произносит мужчина, — я привык к тому, что ко мне обращаются на «Вы» мои ученики, поэтому тебе тоже стоит так ко мне обращаться. Думаю, ты успеешь к этому привыкнуть. Пианист, на самом деле, приятный на вид, характер и общую притягательность. Он манит своей харизмой, льющейся изо всех щелей. Околдовывает своим странным юмором и улыбкой, не сходящей с округлого лица. Он перед собой видит необыкновенно яркое лицо мужчины и сглатывает скопившиеся слюни громче, чем хотелось бы. Лицо у него было поистине красивым: правильные черты и тени, которые падали на него от неровного освещения бара; большой, но в то же время аккуратный, ровный нос; щёчки небольшие с ямочками, что мгновенно появляются, как только Кристофер заулыбается. Глаза — они обворожительны. Когда Сынмин смотрит в них, кажется, видит хитрые искры и загадочную вуаль, окружающую всю сущность музыканта; а его русые волосы с небрежно спадающей на лоб челкой делают образ только загадочнее. Он замечает, что мужчина иногда любит жестикулировать руками или внимательно сканировать прохожих людей, что немного загоняет Мина в тупик. Возможно, старший просто очень внимательный человек, который интересуется всем и старается запомнить всё то, что даёт ему вселенная. А может просто любит наблюдать за ними… Тут он не может узнать очевидной правды, к своему сожалению. — И… как давно Вы занимаетесь музыкой? — приподнимает брови парень и делает глоток пива, заказанного ранее. — С самого детства, — пожимает плечами мужчина. Пианист растягивает губы в вечной, странной улыбке, которая на самом деле появляется на его лице слишком часто. От этого Мину не по себе становится, но он мысленно ругает себя, отмахиваясь на то, что атмосфера их маленькой компании из двух человек и парочки бутылок пива веет весельем, поэтому старшему нелегко сдержать улыбку под замком, скрывая свои эмоции. — Правда нравится каждый день играть на музыкальных инструментах, слушать музыку и читать биографию композиторов? — он удивлён, но старается не вскидывать так сильно брови вверх. — Если честно, то нет, — наливает в стакан очередную порцию пива и закидывает в рот жареную креветку в соусе, причмокивая губами. — Я не так сильно увлечён всем этим, но уделяю этому большую часть своего времени. Помимо музыки в моей жизни присутствует огромное количество других занятий и личных интересов. «Интересно, однако», — думается парню. Теперь он точно не сможет сказать Хёнджину о том, что Кристофер Бан — заядлый мужичок с пивным животом, бородой, очками на носу и ужасным чувством юмора, да и предпочтениями к жизни. — Я так понимаю, что ты не местный, да? У тебя родственники живут в Сеуле? — Нет, родственников у меня тут нет, — качает головой Сынмин, — есть лучший друг — он модель, — гордость за Хвана постепенно разрастается по груди приятным теплом. Кристофер прищуривает свои глаза и отводит взгляд в сторону, облизывая нижнюю губу. — Друзья — это хорошо. — А у Вас они есть? — словно по инерции спросил младший, поправляя чёрные волосы. Усмехнувшись, Бан опёрся локтями о стол, чуть-чуть наклонившись вперёд. — Конечно. Друзья есть у всех. — Не согласен, — икнул парень, — они есть, но не у всех. — Почему же так думаешь? — Наверное, потому что знаю, что есть одинокие люди, у которых и правда никого нет. — Пойми, Сынмин-а, даже у одиноких людей есть друзья. Возможно эти люди просто-напросто уже в сознательном состоянии одиночек становятся обычными знакомыми, но они друзья. А может они просто чувствуют себя одиноко от того, что находятся там, где им, по сути, и нет места. Неправильная компания, от которой ничего нет: ни моральной поддержки, ни приятных совместных воспоминаний. Такие «друзья» не познаются в беде. — Боже, — мычит Мин, — Вы вновь поражаете меня своими мыслями, мнением и пониманием. Вы мудрый чувак, господин Бан!

***

Присаживаясь за рабочий стол, Ким вздохнул, покачивая головой. Глупо, как же, чёрт возьми, это всё глупо. Куда катится этот чёртов мир? Неужели воровство — это так круто? Неужели это так круто избивать слабых людей, которые ничего тебе не сделали? Взгляд у него пустой сейчас. Какие-то эмоции он поначалу испытывал: злость и негодование. В данный момент лишь презрение к подростку, который натворил таких дел, что одним штрафом здесь не отделаешься. Патрульный старается более спокойно отнестись к ситуации, как советовал его напарник, но получается не очень, честно говоря. — Понимаешь же, что теперь тебе от детской колонии не отделаться? — выгибает одну бровь и скрещивает руки на груди, всем своим видом показывая подростку то, как он сейчас серьёзен. — Ага, — мямлит подросток, поджимая губы. — Что ага-то? — возмущается Джонхён, — тебе светит полгода исправлений в колонии с трудными подростками, да ещё и родителям твоим придётся немалый штраф платить за твоё хулиганьё! — А вам-то, какое дело, господин полицейский? — Мне-то никакого, — хмыкает тот, — родителей твоих жалко. Парень хмурится, сжимая кулак до побеления костяшек. Неохотно и глухо произносит: «Ян Чонин, семнадцать лет», когда его просит об этом Намджун и хмыкает себе под нос. Сбежать уже точно не выйдет. Не в его силах.

***

Эти шрамы уродливы. Их много, если честно. Старые и новые, — уже не отличаются друг от друга. Они словно паутина расползаются по рукам и плечам, напоминая о каждом прожитом дне. Это чувство оставляет после себя неприятный осадок, но он продолжает это делать, несмотря ни на что. Он никогда их никому не показывает… Разве только монстру, гнилому изнутри и снаружи, который даже во сне, где по сути ничего, кроме темноты и невыносимости, нет, боль приносит. Эти рубцы уже не такие яркие, но если провести по ним ладонью, ощутишь каждый выступ и неровность на загорелой коже. Он любит на них смотреть — это уже ненормально. Понимает это прекрасно, но на кой его должно это тревожить? Разве то, что происходит с ним сейчас — не норма?

***

Хёнджин старается скрыть своё любопытство, когда Мин рассказывает ему про сегодняшний день. Только терпеливо губы кусает и заваривает рамён с говядиной. Друг наблюдает за ним с другой стороны экрана и переворачивается на другой бок. — Говоришь он не старый? — чешет подбородок и закрывает кастрюлю с блюдом крышкой. — Ну да… — немного пожимает плечами и прикрывает глаза. — И как он тебе? — хлопает себя по лицу, когда парень поворачивается не в ту сторону и сваливается с края кровати. — Живой там? — Я не умер! — хрипит Ким, вновь забираясь на кровать. Недовольно стонет, потирая ушибленный копчик и плечо. — Я думал ты, наконец-то, уже коньки откинул. — Какой ты оказывается добрый и заботливый, Хёнджин-а, — язвит он. — Да ладно тебе, я же любя. — Значит, кинуть мне под ноги банановую кожуру прошлой зимой тоже было любя? Ты убить меня хочешь, м-м-м? — Если честно, то задумывался об этом, когда ты безжалостно тарабанил на своих барабанах в моём присутствии. Но потом я подумал: «а где я ещё найду такую жопу, как у плюшки?» Убивать тебя не выгодно, Мин. — Я тоже не против грохнуть тебя, Джинни, — смеётся Мин, вновь слезая с кровати и следуя куда-то на кухню. — Ах, но потом мне будет не на кого пускать слюнки. — Так, что насчёт Кристофера? Ким открывает холодильник, который успел наполнить немного утром, заказав доставку на дом. Достаёт бутылочку с банановым молоком и какие-то булочки с кремовой начинкой. Открыв упаковку молока, он делает щедрый глоток и тут же вздрагивает от сильного холода. — В принципе, он интересный, — откашливается, — и думаю, что учитель из него тоже выйдет для меня отличный. Он ещё и красивый, будто бы с обложки журнала вышел, — вздыхает глубоко парень. — Не могу сказать что-то конкретное о его характере, но Господин Бан достаточно умный и начитанный человек. Он просил меня придерживаться манер при общении с ним, так как он старше, и если я буду обращаться к нему на «ты», то он будет считать это за неуважение. — Он уже кажется мне нудным, плюшка. Вечно тебе в учителя попадаются либо зануды, либо какие-то заучки с привилегиями. — Зато у него нет бороды и усов, как у профессора Чжаня, — показав язык на камеру телефона, улыбнулся и откусил небольшой кусочек булочки, тут же восторженно прикрывая глаза от вкуса, который нельзя было ни с чем сравнить. — Чжань брутальный просто, поэтому носит бороду с усами, — отстаивает своё, но тут же отмахивается. — Хотя от него всегда пахнет потом, — скривился Хван. — И больно тебе нужны эти уроки по каллиграфии? — И больно тебе нужны эти уроки по пианино? — передразнил тот Кима. Глубоко втянув в себя запах рамёна, Хван довольно промычал и, взяв железные палочки, накрутил лапшу и отправил к себе в рот. — Как фэ фёрт вофьми это фкуфно…! — протянул парень, издавая странные звуки. Прожевав до конца лапшу, он немного разочарованно глянул в окно. — Но потом мне придётся вновь отказаться от такой прелести… — Не расстраивайся, как-нибудь через год вновь ощутишь этот вкус, — Разрываясь от смеха, кое-как проговорил Сынмин. — Иди в пень, гастритик.

***

— Ну куда же ты пополз? — студент дёргается, отчаянно ползя дальше к двери, которая была уже так близко. Он хрипит, еле передвигая ногами и слышит, как сзади него громко издают смешок. Со слезами на глазах приближается ещё ближе к заветной цели, рукой тянется к небольшому выступу у пола. Секунда… две, три… — и он хватается за руку, кисть которой моментально покрывается густой кровью. Истошно кричит, прижимая к себе руку, пытаясь зажать обрубленные пальцы тканью, остановить кровь, да что угодно! Он хочет уйти отсюда, хочет забыть это всё как страшный сон, который снится ему после просмотра фильмов ужасов. Но он тут, и он чувствует невероятную боль, которая отзывается по всему телу. Чувствует, как кровоточат обрубленные фаланги пальцев и проливает слёзы. Изгибается, когда в ногу врезается лезвие ножа, откидывает голову назад и молит о пощаде из последних сил. Голова кружится неимоверно сильно, а энергия постепенно покидает его, давая волю слабости, страху и чувству безысходности полную мощь. — Ну же, чего ты так раскис? — облизывает губы и садится на бёдра студента, который почти отключился от болевого шока. Оставляет глубокий порез на скуле и пару раз бьёт по щекам парня. Тот стонет от нового прилива боли и лихорадочно трясётся, не может и слова из себя выдавить, потому что голос сел до хрипоты. Лишь богу молится про себя, плачет и вспоминает образ родителей, которые сейчас переживают и думают о том, где же ходит их сынок. Он ведь никуда после университета не ходит, а тут уже столько времени прошло, а его всё нет и нет… — Негоже старшим перечить, жалкая сопля, — хмыкает монстр. — Негоже совать свой длинный нос туда, куда не просят, — бьёт парню кулаком в грудь и хватается за шею, крепко её сжимая. Кислород постепенно перестаёт попадать в лёгкие. Студент хватается руками за чужие противные руки, пытаясь отцепить те от себя, ногами брыкается, старается воздуха поймать хотя бы капельку. Морщит из-за всех сил лицо, захлёбываясь своей же кровью. — О-о… От-тпу… — убийца с удовольствием наблюдает за тем, как блекнут чужие глаза. Как жизнь покидает парня, оставляя изуродованное тело тут. На грязном полу. Брезгливо слезает с трупа и легонько пинает его пару раз. — Как мешок с говном, честное слово, — фыркает, откладывая нож на тумбу.

***

Следующее утро Сынмина проходит точно так же. Нелёгкий подъём с кровати, утренний душ, быстрый завтрак хлопьями с молоком и путаница в улицах… Да, вновь запутаться в том же районе — было очень тупо. Но в чём-то ему всё же повезло. Встретив соседку из соседнего подъезда, которую он встретил ещё после прогулки с Хёнджином, он всё же смог выйти на главную улицу и поймать такси, отдав небольшую сумму за проезд. Немного нервничал, ведь в первый раз за всю свою жизнь решил пойти против своих принципов и надел не водолазку или кофту, а рубашку. Обычную белую рубашку в чёрную клеточку. Только изменить принципу: «без джинсовой куртки никуда» — не смог. Это было выше его сил. К его удивлению, чёрная джинсовка прекрасно сочеталась с рубашкой, которой уже чуть ли не двадцать лет и интересно гармонировала с чёрными джинсами на ремне. Настроение было очень хорошим, не таким как обычно. А сегодня ведь пасмурная погода и на это совсем плевать. Потому что сам светится и греет себя своим же теплом. В кулак тихо посмеивается, когда прочитывает сообщение от Хвана, где тот отправил ему фотографию со спутанными волосами, которые он не помыл после огромных слоёв лака. Ким: соболезную твоей голове Хван: ты же закажешь мне парик, если я облысею? Ким: конечно! Ко второму удивлению за это утро, Сынмин приходит даже очень вовремя и самым первым на работу. Пожав плечами, он скидывает рюкзак, повесив его на спинку кресла, и ставит телефон на зарядку, забыв это сделать ещё вчера вечером. Спустя несколько минут к нему присоединяется пришедший Юнсок с фингалом на щеке. Ким вопросительно смотрит на напарника и прищуривает глаза, поправляя лохматые волосы. — С Джеком выпили, — отмахивается тот и делает очередной глоток газированной воды. Парень ноги вытягивает, сидя на кресле и холодную бутылку ко лбу подставляет, болезненно выдыхая воздух. — Знаешь, никогда не спорь с Джихоном. — Вы же вроде с Джеком пили…? — вскидывает брови. — Пили с ним, но с нами был и Джи, а он когда выпьет всегда такой буйный. Поэтому никогда с ним не спорь, если будешь с нами в бар ходить, особенно когда он поддатый. — А-а-а… хорошо, — усмехнувшись, Ким отвернулся к экрану компьютера и, проведя несколько раз мышью в нужном направлении, зашёл в интернет и открыл новости, которые творятся в Корее. Кто-то писал о том, что появились новые депутаты, и скорее всего, будут вводить новые законы. Писали о погоде, так он и узнал о том, что зонтик тоже важная вещь, особенно когда домой добираться нужно пешком под дождём. Снизили цены на какие-то электротовары… Розыск девушки, которая пропала почти две недели назад и статья о живодёрстве в старом районе «Клоус». Он вздрогнул немного и внимательно начал вчитываться в статью.

Странное живодёрство и новые преступники в районе «Клоус» В местную полицию всё чаще и чаще начали поступать жалобы на некие чёрные пакеты, из которых плохо пахнет, и запах гнили распространяется на улице молниеносно. Поначалу жильцы «Клоуса» предполагали, что кто-то из их соседей просто не доносит мусорные пакеты до специальных баков и не сортируют отходы. И по таким выводам каждый, кто видел новые чёрные пакеты с ужасающим запахом, просто относили его на помойку. Чуть позже жалобы возобновились, ссылаясь на то, что в пакетах был вовсе не мусор. Так же нам успела оставить комментарий на счёт данной ситуации Госпожа Бок: «Опять наткнулась на такой же пакет. Жарко было, по тому вонь просто резала обоняние. Когда открыла мешок, увидела не мусор, а органы…» Эксперты проверили состав крови и полностью определили, что содержимым пакета оказались органы бездомных животных.

Кровь в жилах застывает, и хорошее настроение резко изменяется на вялое. Он листает статью вниз, смотря на прикреплённые фотографии, сделанные репортёрами на месте преступления, и старается сдержать рвотный позыв. «Боже…» — жмурится Мин, моментально выходя с сайта со статьёй, которую выложили в сеть буквально пару часов назад. Необъяснимое чувство неизвестности и непонимания разошлось по всему телу буквально за пару секунд, заставляя парня сильно вздрогнуть. Ничего весёлого и радостного не было в этом чувстве; напротив, это был настоящий страх, новая уязвимая область где-то в подсознании Сынмина. Это был страх за пострадавших беспомощных существ, которые погибли от рук человека. Укол немой жалости был внезапен — и от этого было ещё тяжелее на душе. В голове почему-то появляются отчётливые картинки того, как же извращались над телами животных, он пытался не выдавать своё волнение. Слышал, как сзади него ходил напарник и более спокойно выдыхал, встряхивая трясущиеся руки в воздухе. «Вздохни спокойнее, это всего лишь новости. А то волнуешься так, будто бы ты совершил эти убийства». …Выдохнуть с облегчением он смог только тогда, когда рабочий день начал кипеть всеми силами и красками. Редактировать главы было немного трудновато, потому что парень ещё не привык к разным приложениям, каждое из которых отвечало за своё дело; одно приложение для запусков всех программ, другое для установки файла, третье для удаления дефектов и мешающих декораций, от которых текст виснет. По началу глаза в разные стороны разбегались, и он вновь запутался, поэтому пришлось обращаться к Джеку, который к слову, сегодня был очень раздражительным. Старший ему отказал, ссылаясь на то, что вчера нужно было внимательней запоминать. Но нет в мире худо без добра и Лана всё же согласилась немного помочь, что было очень даже вовремя. Он уже был готов нажать на кнопку в самом уголке экрана, и если бы девушка подошла позже, то все его старания бы были упущены на ветер. Так или иначе день проходил вполне обычно, что несказанно радовало Сынмина. Чуть ближе к пяти часам вечера, все напарники освободились от работы. Убирая блокнот с записями, Ким кинул взгляд на наручные часы и вздохнул, понимая, что Хван ещё не освободился, и если он захочет встретиться с ним, то только завтра или же на грядущих выходных. Ким: у меня через сорок минут занятие с Кристофером, напиши, как освободишься Переходя дорогу, он оглядывался по сторонам и старался прикрыть руками лоб, дабы дождь в глаза не попадал. Теперь единственное, о чём он может сейчас думать, это то, когда он дойдёт до дома своего учителя.

***

Когда Сынмин в первый раз пришёл к Кристоферу, ему было сложно не выдать свой интерес к тому, как интересно построен двухэтажный дом. Мужчина жил в небольшом доме. Но этот дом был очень уютным с первого взгляда. Забавные гномики у маленькой лужайки с несколькими саженцами черешни, вызывали у него искреннюю улыбку. Сынмин мог долго рассматривать первый этаж, который разделялся на гостиную с огромным роялем, кухню и выходом на небольшую террасу, где стояли ненужные вещи и разные инструменты. И вновь открывая железные ворота, Мин проходит по тропинке мимо лужайки и стучит в железную дверь, волнительно кусая губы. — Ты немного опоздал, Сынмин, — парень испуганно вскрикивает, отпрыгивая в сторону от двери, когда на его плечо ложится тяжёлая рука. Громко вздыхает, пытаясь унять бешеный ритм сердца, и проводит ладонью по прикрытым глазам. «Испугался», — хмыкает внутри себя мужчина и открывает дверь, приглашая парня в дом. — Заходи, на улице уже холодно.