***
— Держи, куртку пока повешу сушиться, — сказал пианист, протягивая перед Сынмином кружку с чаем. Забрав напиток в свои руки, парень благодарно кивнул головой и проследил взглядом за тем, как старший вешает его куртку на сушильную доску, которая стояла рядом с батареей. Сделав глоток горячего чая, Ким глубоко вздохнул и перевёл свой взгляд на руки, держащие фарфоровую кружку. В доме Кристофера было очень тепло, но холодный воздух просачивался через приоткрытые форточки на террасе. — Сильно замёрз? — спросив это, мужчина присаживается рядом с парнем и ставит свою кружку с чаем на круглый столик. — Не очень, — чешет щеку и отводит взгляд. — Хорошо. У меня появилась идея, — Кристофер хлопает ладонями по своим коленям и встаёт с дивана, передвигаясь к стеллажу с книгами и записными тетрадями. — Сегодня мы с тобой попробуем выучить основы с аккордами и поучимся наигрывать мелодию с помощью них. По нашему пробному уроку я узнал у тебя, что ты на отлично знаешь названия нот, их расположенность и тональности. Значит, сегодняшний урок будет лёгким для тебя, — вывел итог тот, вытаскивая тонкую книжку со скрипичным ключом в виде своеобразной картинки. Переварив в голове информацию, данную учителем, парень согласно кивнул головой, тихо промычав: «конечно». Кристофер сел напротив Сынмина, открыл книжку и велел достать тетрадь, которую просил носить на каждое занятие. Потому что, если они будут изучать какие-то термины или узнают что-то важное, Мин сможет это всё записать и дома повторить. Мужчина знал, что парень не настроен, вдаваться в терминологию и сольфеджио; не настроен, выводить в нотных тетрадях ноты. Он прекрасно понимал его, когда тот от эмоций либо громко вздыхал, либо же бубнил себе что-то под нос, между тем приговаривая, что создатели этой неземной фигни, могли бы и проще слова придумать. Но для понятия, нужно было хотя бы основу выучить, чтобы было легче дальше. Он мягко все буквы выговаривал и пытался более понятно объяснить Киму значения иных слов. Сосредоточенно выводя каждую букву, Сынмин потихоньку, но запоминал информацию, которую выдаёт ему учитель. Кристофер говорил так спокойно, что ему на какое-то мгновенье показалось, что он улетает куда-то в сон. Задремать хотелось нереально сильно, но он внутри себя стержень держал и старался не зевнуть, чтобы не обидеть своего учителя, который старается и рассказывает ему то, что знает. Иногда он ловит себя на мысли о том, что хочет разглядывать лицо старшего непрерывно. От этого становится не по себе. Ещё бывает, дрожь пробирает, когда Кристофер начинает пристально на него смотреть, и даже с опущенной головой чувствует, как тот улыбается. Нет, не той широкой улыбкой, а уголками губ. И эта улыбка не вселяет в него страх, наоборот она очень милая и мягкая. Просто это так непривычно и кажется не правильно… зачем учителю, в конце концов, взрослому мужчине так смотреть на него? — Ты слушаешь меня, Сынмин? — он дёргается резко и кивает головой, быстро приподнимая голову вверх, дабы посмотреть в чужие глаза, которые сейчас были темнее обычного. — Простите, я задумался… — смущение берёт вверх, и щёки немного покрываются слабым румянцем, отчего под землю хочется провалиться. Старший слабо качает головой и тихо хмыкает, не упуская с виду немного странного поведения своего ученика. Ему иногда кажется, что Сынмину-то можно разрешать обращаться к нему на «ты», потому что разница в возрасте не так уж и велика, но тут же себя отдёргивает от этой мысли, цепляясь за новую. Нереально щекотно в душе от того, что редактор статей и выпусков журналов, обращается к нему на «Вы». — Наверное, ты уже знаешь об этом, но всё же запиши на всякий случай, что: «диез — повышает звучание ноты на полтона; бемоль — понижает звучание ноты на полтона; бекар — это тот знак, который отменяет действия и бемоля и диеза. Если увидишь этот знак перед нотой, то играй обычной белой клавишей в этот момент; дубль-диез — повышает ступень на два полутона; дубль-бемоль — понижает ступень на два полутона», — рассказывал тот, одновременно показывая картинки знаков в учебнике, чтобы Сынмин смог их срисовать себе. — С последними двумя плохо знаком, — мычит Мин, откладывая ручку в сторону. — Успеешь ещё запомнить, теперь перейдём к практике, чтобы потом не путался. Они прошли к роялю, который всё это время стоял с открытой крышкой и присели на специальный пуфик, места на котором хватило двоим. — Смотри, вот тут, — он передвигал пальцами по клавишам, останавливаясь на нужных, — идёт аккорд фа-диез минор, то есть фа играется на чёрной клавише, ре и ля на белых. Теперь повтори. Сынмин неуверенно опустил руки на белые клавиши и тут же поменял одну на чёрную, бормоча под нос: — Фа-диез мажор переходит на фа-диез минор. Удовлетворённо выдохнув, Кристофер показал ещё несколько примеров, только с другими знаками и довольно покачивал головой. — Раньше я учил небольшие отрывки мелодий по видео-урокам в интернете, — смущенно проговорил парень, тут же начиная наигрывать начало произведения «Лунной Сонаты», но не торопясь, нежно и как-то медленно. Его пальцы плавно передвигались, скользя по лаковым клавишам, а звуки сливались воедино. Мужчина кивал головой, в каких-то моментах поджимал губы и кусал нижнюю губу, наблюдая за чужой игрой. Когда небольшой отрывок был закончен, он про себя мысленно отметил, что это было не так уж и плохо. Да и в целом немного неожиданно. Он не думал, что Ким начнёт показывать то, что умеет, и это было каким-то приятным подарком на вечер. — Довольно неплохо, но много минусов для такой короткой части, — начал Бан, посмотрев на своего ученика. — Во-первых, слишком медленно, тут есть определённый темп, и некоторые ноты ты протягивал дольше, чем нужно. Во-вторых, ты смог перепутать несколько нот, и добавить какие-то другие звуки, которые ну никак сюда не вписываются. В-третьих, закончил слишком резко, нужно было сделать своеобразное затухание, — замечая то, как от волнения, парень начинает постукивать ногой. Он ободряюще положил свою ладонь на острую коленку и растянул губы в улыбке. — Ну, а в принципе, сыграл хорошо. Удивил меня, если честно. — Спасибо… — протянул Мин в полном смятение благодарность и давал себе лещей крупных в голове. «Ещё чуть-чуть и ты станешь мямлей, Ким Сынмин», — выло его подсознание. Кристофер поправил рукава чёрной рубашки и проследил за тем, как парень вновь начал перебирать руками по клавишам, соединяя звучания нот в одну слабую, тихую, но в тоже время мелодичную и плавную мелодию. — Как у тебя на работе? — вскидывает брови и облизывает губы. Мин от неожиданности убирает руки с рояля и резко поворачивает голову в сторону мужчины. — Ты играй, играй, — продолжает он, поглаживая ученика по коленке. — Вроде бы нормально пока что, — пожимает плечами, вновь начиная наигрывать прошлую мелодию, только ещё медленней. — Было немного сложно разобраться с приложениями, но мне помогли. — Прекрасно, значит у тебя хорошие коллеги. — А собственно… зачем Вы спрашиваете меня об этом, Господин Бан? — выгибает бровь, сбиваясь на нескольких нотах, и переигрывает сначала, только с помощью учителя, который иногда подсказывает расположенность пальцев и следующие ноты. Немного непривычно, но так даже легче становится. — Просто интересуюсь. Ты выглядишь загруженным, не находишь? — Он встаёт, проходя вокруг дивана, и подходит к окну, за которым уже было темно и лишь фонари освещали улицы. — Просто немного устал, — закрывая крышку над клавишами, ответил он. — Хорошо, — мужчина мимолётно оглянулся на наручные часы и повернулся корпусом к Сынмину, слегка отклоняя голову в бок. — Не хочешь поужинать со мной? У нас как раз закончилось занятие. Ким отрицательно качает головой и убирает тетрадь в рюкзак, виновато посматривая на него. Как бы он не хотел, нужно идти домой и успеть отредактировать до конца статью журналистки, которая собственно и передала свою работу в их агентство. А ещё какое-то странное чувство говорило ему о том, что срочно нужно возвращаться домой. Оно никогда его не подводило, и не послушать собственную интуицию — было бы преступлением. В доме Кристофера стало тихо, и единственным источником звуков, которые нарушали кромешную тишину — был дождь, капли которого ударялись об железную крышу и окна. — К сожалению не могу. — Хорошо, тогда я угощу тебя кое-чем, дома попробуешь, Сынмин-и, — улыбнулся тот, уходя на кухню. Он услышал, как хлопнула дверца холодильника, и как тяжёлые шаги приближались к нему. А через минуту, перед ним стоял пианист, держа в руках маленький контейнер с каким-то жареным мясом. — Я приготовил это сам. Хотел, чтобы ты со мной поужинал, но раз так, то попробуешь это у себя дома. — Ч-что Вы! Не нужно, Вы чего? — растерянно бегает взглядом по довольному лицу пианиста и вскидывает брови. На какой-то момент ему кажется, что учитель заботится о нём. — Ещё как нужно, Сынмин-и, — мягко произнёс тот, отдавая контейнер с мясом младшему. — Я хочу угостить своего ученика, что в этом такого? Тем более ты наверняка проголодался, и сейчас, придя домой точно не будешь готовить себе ужин. Прими это, как мою заботу к тебе. — Но… — Заранее приятного аппетита, — улыбнулся пианист. А теперь почему-то стало тепло от такой заботы.***
Кристофер поправил намокшие русые волосы, которые моментально начали виться, и провёл взглядом уезжающую машину такси, в которой сидел Сынмин. Парень вообще хотел добраться до дома на метро, но из-за дождя пришлось использовать услуги таксиста, чтобы оказаться дома сухим, а не мокрым с ниточки до ниточки. Когда машина скрылась за поворотом, он зашёл обратно во двор, закрывая железную калитку за собой, и последовал в дом спокойным и размеренным шагом, даже не прикрывая голову руками от дождя. Было всё равно на то, что он уже промок. Плевать на то, что рубашка прилипала к телу, и ощущения были не из приятных. Просто немного хотелось прогуляться вот так вот. Почувствовать, как капли падают на тело и вдохнуть прохладный воздух. Снимая с себя мокрую одежду, он выжал её в ванной, закинул в стиральную машину, кидая туда и остальную грязную одежду тёмных цветов. Тишина, которая окутала его, нисколько не раздражала. Наоборот, хотелось окунуться в эти ощущения целиком и с головой, чтобы подумать или расслабиться. Обычно он делал так раз в три недели, давая мыслям поглощать его на какой-то момент, а потом они свободно отступали прочь, ведь их выпустили на волю. Взамен мыслям, его поглощали пустота и покой. Он мог спокойно уснуть или же просто лежать и тупо глядеть в потолок. Так и сейчас сидел на удобном кресле, стоящем на террасе и, перекинув одну ногу через другую, наблюдал за тем, как капли воды стекали по огромным окнам, устраивая своеобразную гонку. В майке было немного холодно, но вставать совсем не хотелось. Мурашки покрывали его кожу, а на лицо падал свет фонарей, которые автоматически включаются во дворе с семи вечера до полуночи. Погода за окном полностью описывала его настроение и чувства. Возможно, где-то внутри он думал над тем, чтобы изменить что-то, добавить каких-нибудь ярких красок, чтобы воспоминания наконец-то исчезли вплоть до самой смерти. Перед глазами, словно на автомате пролетали дни учёбы в институте, где он старался запомнить и сделать всё не покладая рук. Пролетали моменты олимпиад, в которых он занимал первые места и проходил на районные, после которых получал баллы и их, потом вписывали в его диплом. Это был кропотливый труд, который не приносил удовольствия от слова — совсем. Тогда ему хотелось заниматься своими делами; поступить в тот университет, в который хотел ещё с самого детства. Влюбиться в какую-нибудь девушку, которая бы проявляла к нему заботу. Хотелось защищать слабых, дарить любовь всем тем, кто в этом нуждается, и завести весёлую компанию друзей. До слёз хотелось отдыха, не только физического, но и морального. Потому что давление на него было со всех сторон. Куда бы он не пошёл, оно было везде. Куча дней с мерзкими воспоминаниями, каждую минуту были рядом с ним. Он нормально не мог смотреть на что-то без отвращения. Хотелось разораться, выпустить все чувства на волю.Но единственное, что было дозволено ему, это улыбаться.
Что бы не случилось, что бы он не чувствовал, — приходилось улыбаться, до скрежета в зубах. И вот, он вырос. Ему тридцать один год стукнуло буквально пару месяцев назад, а чувства всё те же, что и раньше. Все те же сны, все те же страхи. И только цель, которую вбивали в него чуть ли не с малых лет — вяло валяется у него в руках. Он отучился на врача-хирурга, выучил всю основу психологии и до сих пор помнит все формулы и правила по чёртовым точным наукам. Играет на пианино, до мозолей и болей в суставах и преподаёт уроки. Только удовольствия совершенно никакого нет от этого. Да, он играет для себя. Ему нравится, как звуки переливаются в любимых композициях, щекочут его слух и как дом погружается в гармонию. Музыка — как жизненно необходимый орган. Как сердце. Но при каждом прикосновении к клавишам, чувствует, как кровь льётся с его рук. Приходится жмуриться изо всех сил и отворачиваться от музыкального инструмента, чтобы прогнать это пугающее чувство. Усмехается всегда, не смея пустить ни единой слезы. Нет, он не слабый, чтобы плакать от прошлого, которое никак не может с ним расстаться. Он сильный и держится на плаву с лёгкостью. «Я просто немного устал», — вновь повторяет заезженную фразу, прикрывая глаза. Опять погружается в манящие звуки дождя и тихие раскаты грома. Сынмин… Красивый он, не отрицает этого и вспоминает, как тот волновался, когда он делал ему замечания. А ещё до жути умный и в какой-то мере дружелюбный парень. Наверное, он легко заводит новых знакомых и друзей, потому что с таким характером, голосом и внешностью, не возможно не притягивать к себе других личностей. — Интересный ты, Мин-а… — протягивает он, покусывая большой и указательный пальцы. Весело усмехается, когда слышит шум колёс и видит через боковое окно, как на задний двор въезжает чёрная машина. Чуть позже, она скрывается в гараже, а через пару минут через задний выход, в дом заходит парень, и Крис весело улыбается, вставая с кресла, и плетётся в тёплое помещение на звуки исходящие из кухни.***
Смахивая кудрявые пряди волос со лба, Кристофер выруливает на правую сторону улицы и присвистывает лёгкую мелодию, внимательно рассматривая дорогу, которая всё больше и больше заполняется автомобилями и машинами с товарами для магазинов. По радио вновь играет какая-то незамысловатая песня с весёлым и легким мотивом, а он подпевает в некоторых моментах, покачивая головой. Словно на автомате растягивает губы в улыбке, когда мимолётно посматривает на людей, проходящих мимо его машины, которая двигается в медленном потоке остальных машин, выстроившихся в одну цепочку. Движение приходится приостановить из-за горящего красного цвета на светофоре. Убрав одну руку с руля, достаёт из бардачка телефон и быстро печатает несколько сообщений, проводя языком по нижней губе. — Я позже тебе перезвоню, хорошо? — торопясь приговаривает он, зажав телефон между плечом и ухом, — потом расскажешь всё. — Без проблем, Крис, — собеседник тут же отключается, и мужчина свободно убирает телефон в карман серых брюк. Вновь проезжает небольшое расстояние, выезжая из небольшой пробки и случайно, правда случайно натыкается на знакомую чёрную макушку и джинсовую куртку. Парень стоит у лавочки, переговариваясь с кем-то по телефону, и резко разворачивается, скрываясь в улице.***
— Хорошо справляешься, — улыбается девушка, махая ярким журналом перед лицом редактора. — Вышло очень хорошо и грамотно. — Работа Мин-мина, да. А вот статья этой журналистки — настоящая бессмыслица, — фыркает Джихон, подпирая ладонью пухлую щеку, и лениво проводит пальцем по клавиатуре. Чон раздражённо выдыхает и откидывает прядь волос за спину, поворачиваясь к парню. — Хорошая статья. И очень полезная, на минуточку, — делает замечание та. — Что полезного в статьях про диеты? Это никто не читает, — украдкой смотрит на Юнсока, который кусает губы, пытаясь скрыть улыбку. Сынмин ухмыляется, замечая их дружеское поведение и явную химию между Ланой и Юнсоком. А про себя отмечает, что парню нравится доводить девушку до раздражения, и это даже взаимно у них. Вздыхает глубоко, откидывая голову назад, и скрещивает руки на груди, покручиваясь на кресле то в ту сторону, то в другую. Немного хмурится, давая себе слабых лещей по щекам, чтобы прогнать сонливость и всё же не выдержав подходит к кофе-машинке, выбирая нужную функцию и подставляя кружку на нужное место. Опирается руками о столешницу и чувствует новый прилив недосыпания, тут же мысленно ругая себя за то, что полночи проболтал с Хваном. Придя домой, он не забыл про угощение пианиста и с подозрительным взглядом поставил контейнер на стол, молясь на то, чтобы мясо не оказалось очень острым. Но перед едой всё же сходил в душ и достал из холодильника небольшую бутылку безалкогольного пива. Помнит, как открыл крышку и ощутил резкий запах кунжутного масла и приправ. Палочками тогда схватил небольшой кусочек и отправил его в рот, медленно пережёвывая. На своё удивление понял, что мясо получилось довольно вкусным и не очень жёстким. Где-то на золотой середине между жёсткой и мягкой прожаркой. Вкус был какой-то странный, немного свинину напоминал, но кунжутное масло и приправа базилика с тёртым орехом, заглушали этот привкус. Кристофер не плох в готовке, — это уже стало очевидным фактом. Сейчас же на языке был привкус горького кофе, которое он заварил, и мысли о вчерашнем ужине и вечере сошли на нет. Мысли смешались в одну кучу, не давая ему свободно выдохнуть. Какое-то странное напряжение охватывает с ног до головы, и он отчаянно пытается взять себя в руки, но ровным счётом ничего не выходит. Смотрит в одну точку, пытается вникнуть в простые и лёгкие разговоры коллег, вставляет свои пару копеек в диалоге и вновь разворачивается к монитору компьютера. Перед глазами что-то такое странное, а в груди тяжёлое чувство. Хочется избавиться от него. Немедленно. Благодарит судьбу, когда на перерыве его выводит из глубоких мыслей звонок Хёнджина и с облегчением на лице, выходит из столовой, принимая вызов, сразу уходя обратно на рабочее место. — Не представляешь, как ты вовремя мне позвонил, — резко выдыхает и поглядывает в окно, наблюдая за голубями, которые летают близко к асфальту. — Правда? Тогда мне придётся записать это в свой личный дневник под названием: «Ким Сынмин и мои превосходства. Том первый, глава первая», — хихикает парень на другом конце провода и убирает длинные волосы в хвостик на затылке. — Умеешь же ты поднять настроение, Хван, — качает головой, глупо улыбаясь. Возможно, сейчас, он больше не чувствует себя так, как чувствовал пару минут назад. — Ну, а что поделать, если я такой? — весело тянет друг. — У тебя что-то случилось, Мин? — немного взволнованно спрашивает и в конце щурит глаза, прижимая телефон к уху сильнее. Слышит, как спокойно дышит Сынмин и улыбается, потому что знает, что тот сейчас либо задумался, либо просто улыбается и тормозит. — Просто чувство было тяжёлое на груди, а теперь мне стало лучше, Хёнджин-и… — смакует его имя, понимая, что в мягкой форме оно звучит довольно милым. — А сейчас всё нормально? — интересуется друг, чувствуя себя уже не в своей тарелке, будто бы что-то испортило его зону комфорта. И знает, что благодаря беспокойству, придётся отвлекаться на что-нибудь постороннее. — Да, да, вполне, — засовывает руку в карман штанов, — твой голос успокаивает меня, Джинни. Смущение берёт вверх, когда наступает молчание с обеих сторон. Он нервно хмыкает и растягивает губы в полу улыбке и тихо хихикает, ощущая дрожь в пальцах. — Такое чувство, что ты влюбился в меня, — его хохот разносится прямо у уха, и он отдёргивает телефон в сторону, дожидаясь того момента, когда Хёнджин успокоится. — Ещё чего, — фыркает себе под нос и, посмотрев на время, вздохнул. Перерыв уже закончился, а это значит, что сейчас вернутся и остальные. — Хён, мне пора идти работать, я отключаюсь. — Хорошо, удачи.***
Не в первый раз чувствует то, как внезапный порыв страха распространяется по всему телу. Дыхание участилось, выдавая его волнение и дрожь в теле с потрохами. Он перестаёт двигаться, лежа на кровати как вкопанный и широко раскрыв глаза, сжимает в кулаках одеяло. Сердце вновь быстро бьётся, с силою ударяясь в рёбра, и мозг совсем отказывается работать от повторного испуга. Вновь понимает, что возвращаются бессонница и кошмары. От этого ничуть не становится легче, а желание выпить огромную дозу успокоительного со снотворным превышается во множество раз. Трусит так сильно, что лёгкие до боли сжимаются, и кислород поступает в организм слабо. Боится глаза закрыть, потому что вновь увидит всё на повторе, и не за что схватиться, чтобы почувствовать себя в полной защите. Было чертовски страшно сидеть вот тут за столом с непоколебимым видом и впитывать в себя кучу унижений, которые отправляются в его адрес. Очень страшно было знать, что люди, которые это говорят ему, выглядят как божие одуванчики и ненависть переполняла его целиком и полностью. Перед ним стояла тарелка с ужасным содержанием. Рвотные позывы приходилось в этом году подавлять в себе и придерживать маску безразличности на лице сильнее, чем раньше, когда родители ставили это перед ним. Он легко научился подавлять в себе чувства, а внутри кричал о помощи, пытаясь выбраться отсюда как можно быстрее. Хотелось бежать быстрее и незамедлительно; хотелось забыть это место, эти чувства, этих людей навсегда. Но он сидел здесь и не мог даже пошевелить пальцами, потому что знал, что сделает только хуже для себя. — Жалкое отродье, — слова режут по сердцу, и дышать становится невыносимо больно. Он чувствует, как на глазах собирается солёная жидкость и молит сам себя продержаться ещё чуть-чуть. Молит сам себя дождаться того момента, когда ему разрешат уйти отсюда в свою комнату. Слова, которые говорят ему с такой ненавистью, убивают в нём личность и он вновь понимает, как постепенно умирает внутри. Душой чувствует, как его личность скручивается в позу эмбриона, принимая все удары судьбы. Темнота вновь охватывает его. А новый кошмар скрывается именно здесь. — Ты жалкий выродок, не понимающий того, что жизнь это не ёбаная сказка, а я не принц на белом коне, который будет спасать тебя каждую секунду из этого дерьма! — голос, который поселился в его голове, не даёт ему нормально вздохнуть. Он отчаянно бьётся в агонии собственных чувств, переполняющих его изнутри. Эти слова гораздо больнее слышать из уст человека, которому готов отдать собственное сердце. Это больно слышать от того, кого любишь больше себя в миллиарды раз. Его нет рядом, но он сидит в этой темноте и слышит его родной голос. Голос всегда рядом с ним. Где бы он ни был, в каком бы состоянии он не находился — он чувствовал и слышал нежный голос, наполненный ненавистью. Он был его проклятием и даром. И он уже никогда не сможет уйти от него. А эти страхи всегда останутся с ним, как бы он не хотел от них избавиться. Они словно огромный булыжник, который привязан к его телу, и каждый день этот булыжник страхов погружается глубоко-глубоко в воду, приближаясь всё ближе и ближе ко дну. Он тонет. Тонет так же, как тонули однажды и они. Вовсе не плачет сейчас. Это просто слёзы текут из его глаз. Это просто он испугался. Просто больно немного в груди, но он не плачет, честно. Сейчас пройдёт некоторое время, и он успокоится, заворачиваясь калачиком в тёплое одеяло.***
Болезненно стонет, потирая каждые пальцы на руках, и скрипит зубами, потому что суставы пальцев ноют так сильно, что на секунду, кажется, будто бы их вывернули. — Ничего страшного, Сынмин-и, это скоро пройдёт, — спокойно произносит пианист, проводя пальцем по собственному носу. Лениво шевелит кистями и подёргивает ногой в разные стороны. — Мг… Ага… — поджимает губы, и слега тянет улыбку, но мужчина сидит всё так же с расслабленным выражением лица и внимательно рассматривает его лицо. — Наверное, я слишком нагрузил тебя сегодня… — тянет он, вставая с дивана. Опять. Ким заметил, что каждый раз, когда он пытается хоть что-то правильно сыграть по нотным листам, где есть небольшой отрывок простой композиции, которую они разбирают сначала вместе, а позже он один старается сыграть всё без ошибок и запинок, Кристофер уходит на диван и сидит там до первых трёх оплошностей. Когда мужчина улавливает слухом и другие недочёты, встаёт с дивана, обходя гостиную размеренным шагом, убрав руки за спину. Это что-то вроде привычки или какого-то важного действия во время их урока. И старший всегда так делает, сам того вроде и не замечая. — Нет-нет, что Вы. Просто это с непривычки, — мило улыбается, вновь отворачиваясь к роялю, и со вздохом кладёт руки на уже такие родные клавиши, звучания которых он готов слушать вечность. — Стой, — немного повышает голос, потирая переносицу, — если ты устал, то не играй больше сегодня. Мы и так уже сегодня два часа занимаемся. — Я… я хочу ещё один раз сыграть. Можно? — хочется сыграть всё идеально, без ошибок и мелких погрешностей. Хочется удивить сегодня мужчину, обрадовать его тем, что он понимает его объяснения, и внимательно слушает все наставления с подсказками, которые тщательно запоминает. Есть желание увидеть на этом красивом лице удовлетворение и хоть какой-то намёк на улыбку, которая вечно цветёт на губах, но сегодня у пианиста кажется, нет никакого настроения. Даже не смотря на то, что сегодня пятница, а это значит, что следующие два дня можно спокойно отдыхать. Он просто спокоен и совершенно пуст сегодня, как будто его ничего не волнует. У него недружелюбный настрой даже когда Сынмин предупреждает его о том, что сегодня его отпустили пораньше с работы и соглашается перенести занятие на три часа дня. Словно куколка фарфоровая, как и его кружки. И Ким играет. Старается не пропустить ничего, не сбиться с правильного ритма, дабы спокойно перейти ко второй части произведения, где левую руку нужно перенести на низкую октаву с верхней, доминируя с одной из трёх педалей, которые отвечают за скорость и громкость звуков. Трепетно, чуть ли не с любовью переигрывает один оборот и приближается почти к самому концу. Капелька пота стекает по его лбу, и он старается не обращать на неё внимание. Кисти и пальцы начинает ломить от боли, а мышцы рук тянуть от усталости. Он плавно спускается правой рукой от верхней октавы к средней, и, подходя уже ближе к нижней, где отчеканивала резкие мотивы композиции левая рука. Но прямо на средней октаве путает ля-бемоль, соскальзывая пальцами по трём клавишам, которые тут же создают лишний, неприятный и режущий уши звук. Руки моментально повисают, и он расстроенно прикрывает глаза, тихо бурча себе под нос проклятия. — Я же сказал, что не нужно, — мужчина слегка сжимает его плечо и улыбается. Слабо, с натяжкой, но улыбается. — Айгу…! Я думал, что смогу сыграть всё без ошибок и удивлю Вас этим! — морщит лицо и бьёт себя ладошкой по лицу, показывая своё недовольство к самому себе. Так и не смог нормально закончить свою игру… — Ну, ты удивил, — утверждает он и становится резко серьёзным, когда видит, как лицо младшего начинает сиять. — Не обольщайся. Ты удивил, но капельку, — юноша виновато пожимает плечами. — Да ладно, расслабься, я шучу. Молодец. …Неловко сейчас сидеть на пассажирском сиденье, рядом с водительским местом, где сидит пианист, и он, кусая потрескавшиеся губы, отворачивает голову к окну. В машине тепло и уютно из-за играющей на радио музыки, которая заметно расслабляет и подавляет гробовую тишину между ними. — Я-я точно не отвлекаю Вас от дел…? — запинается и тут же прочищает горло, откашливаясь в кулак. Кристофер бросает на него мимолётный взгляд и отрицательно машет головой, попадая в такт музыки, отчего тут же тянет улыбку на лице. — Я же сказал, что мне нужно заехать на работу, и мне как раз по пути. Тебе же в район Каннам, верно? — довольно хмыкает, когда парень кивает головой. — Так вот, мне оттуда легче будет до работы доехать. — Спасибо. — Да не за что, — разворачивает руль в левую сторону и немного снижает скорость на повороте. — Гулять будешь там? — Да немного, а так в гости потом пойду, — слегка чешет нос Сынмин. — Надеюсь не один, скоро же темнеть будет, — ухмыляется старший, останавливаясь у остановки, и разворачивается корпусом к Киму. — Да я с Хёнджином и… Стоп! Почему Вы смеётесь?! — Просто ты выглядишь сейчас так невинно, а вечером гуляют маньяки, боюсь, что такую прелесть могут покалечить, — весело прищуривает глаза, облизывая губы. — Ладно, не буду тебя задерживать и удачной прогулки с другом. Сынмин фыркает, корча нос и отстёгивает ремень безопасности, выходя из машины, тут же закрывая за собой дверь. Проходит секунда, и он вновь открывает дверь, с широкой улыбкой на лице. — Хорошо Вам провести выходных! До свидания! — и закрывает дверь, убегая от машины куда-то вперёд, останавливаясь рядом с каким-то парнем, у которого длинные волосы красиво торчат из-под кепки. Они обнимаются крепко, переговариваются, сопровождая это смехом, который не слышно в машине и уходят дальше. Кристофер поправляет волосы и усмехается себе под нос, ведь теперь ему не нужно представлять образ лучшего друга Сынмина, о котором тот говорит не часто, но очень много. Хёнджин действительно высокий и красивый. Зрение никогда его не подводило. — До свидания, Сынмин, — шепчет он в пустоту. Заводит машину и, разогнавшись, разворачивается на нужном повороте. Теперь осталось забрать документы на работе и заехать за одним человеком.