Forgiven

- Я так рад, что ты вернулся! – поддавшись импульсу, Томо крепко обнял басиста и тут же поспешил разжать объятия. - Да я вижу, что ты рад, - шутливо ответил тот, вскинув брови и указывая взглядом на недвусмысленную выпуклость у гитариста в штанах. Хорват подавил желание показать басисту средний палец. – Ты же знаешь, что это не надолго. – Заметив не расположенное к юмору настроение друга, серьезно продолжил Тим, но все-таки с улыбкой добавил: - К тому же, я не на Марс летал. - А мне показалось, что туда. – С грустью ответил Милишевич, и, убрав руки в карманы, отошел от Келлехера. - Я не хотел, чтоб так вышло, воронёнок. – Тим прикусил язык. Ласковое прозвище вырвалось само собой, давно он не произносил его. Но Томо, кажется, не обратил внимания, хотя на самом деле мурашки пробежали по его спине, ведь это именно Тим так прозвал его давным-давно. Когда Джаред сам лично позвонил и попросил о встрече, сказав что есть одно важное дело, уточнив перед этим не занят ли Тим, Келлехер был удивлен. Джаред привык решать свои дела по телефону. Да и ему казалось, что все дела со старой работой улажены, и сейчас его голова была забита совсем другими проблемами. К тому же, они с Джаредом не были настолько близки, чтобы он просил встречи, как старый друг. Однако какая-то приятная мысль шевельнулась внутри. Потому что Тим скучал… Ведь он отдал этой группе четыре года жизни, он успел привязаться к людям, которые его окружали все это время. Некоторых он сумел полюбить. Даже больше, чем предполагал вначале. Он никак не мог выкинуть из головы тот день, когда собрал всю группу и сказал, что уходит, потому что старые приятели решили возродить MDM. Тим очень хорошо помнит, как нахмурил брови старший Лето, не произнося ни слова. Как растерялся Джаред, что случалось с ним крайне редко… Как потемнели и без того темные глаза Милишевича… Тим вздохнул и опустил голову. - Я останусь до конца тура, поэтому говорю заранее, чтобы вы… ну, смогли… - Вот так просто возьмешь и уйдешь? – Перебил Милишевич, и Тим отчетливо почувствовал, что Томо сейчас имеет в виду не группу. Братья внимательно смотрели на басиста, и все слова, что он хотел сказать, пропали, будто их и не было. К чему оправдания? Он знал, как в свое время уходил Мэтт, как это повлияло на всех. Он знал, как это больно – отпускать. И теперь он сам стал этому причиной. Томо демонстративно отвернулся и занялся своей гитарой. Он чувствовал себя бабой из-за этой глупой обиды, но ничего не мог с собой поделать. - Как Вик поживает? – внезапно спросил Тим, садясь на диван напротив гитариста. - Тебе действительно интересно? – Томо хотел съязвить, но этот искренний вопрос перебил все желание. Тим не умел врать. Особенно ему. - Конечно, я ведь должен знать… - басист умолк, и Милишевич поднял голову. Тот сидел, и усердно рассматривал свои ногти, будто и не спрашивал ничего. - Ты нужен нам. – Тихо произнес хорват. - Нам? А я думал… я ведь… знаешь… я… - Еще никогда в жизни Тим не ощущал такую нехватку слов. Они не виделись пару месяцев, даже не созванивались. Хотя Тим очень часто брал в руки телефон с твердым намерением позвонить, он даже не пользовался быстрым набором, набирая цифры на клавиатуре по памяти, будто боялся забыть. Но так ни разу и не нажал «вызов». У Томо была Вики – лучшая девушка, о которой только можно мечтать. Он собрался на ней жениться. И Тиму вдруг не стало места, во всяком случае, он так решил. Да к тому же, у Тима тоже кое-кто был. - Мог бы и позвонить. – Укоризненно пробормотал Милишевич, понимая, впрочем, что и Тим может предъявить тоже самое. Но Томо тогда был не в силах делать первый шаг, в нем кипела злость и обида. Злость остыла, но обида зачем-то терзала ему душу. Узнав, что Тим возвращается, Томо неожиданно осознал, что она проходит. - Я хотел. – Виновато признался басист. Томо улыбнулся – виноватый голос Келлехера невероятно заводил, а Томо был прекрасно осведомлен, на что способен, испытывающий вину, басист. – Я черт знает сколько раз набирал номер, но так и не смог… - Почему? – Обида пропала совсем. Разве можно дуться на кого-то, кто так непритворно признается в своих чувствах? Томо аккуратно отложил гитару и поднялся со своего места. Он знал, что Тиму даже в голову не пришло задать эти же вопросы ему. - Зачем? У тебя есть любимый человек… - Тим продолжал сидеть, низко опустив голову, то мучая несчастный замок на куртке, то задумчиво поглаживая велюровую обивку дивана. - Да, ты прав! – Неожиданно громко сказал гитарист. Тим вздохнул. – И мне было очень больно, когда я его потерял. – Добавил Томо где-то совсем близко, и Тим тут же вскинул голову. Хорват стоял в двух шагах, счастливо улыбаясь, солнечные лучики собрались в уголках его глаз, и Тим вдруг почувствовал, как в нем зажгли новую жизнь. Как он мог подумать, что не нужен больше. - Прости, сладкий, прости за все, - зашептал Тим, бесстыдно уставившись на губы гитариста, ему невыносимо захотелось вновь ощутить их вкус. Поцелуи с Томо всегда были чем-то особенным, его губы всегда оставались сладкими, потому что Милишевич жить не мог без конфет. - Оба хороши, - довольно засмеявшись, Милишевич буквально упал в объятия Келлехера, сразу же оказываясь в стальном кольце его рук. Тим прикрыл глаза и медленно вдохнул любимый запах, в котором были смешаны горький привкус миндаля, легкий штрих дорогого одеколона, возбуждающий оттенок мускуса и неизменный след шоколадных конфет. Тим зарылся руками в густые волосы на затылке гитариста и облегченно подумал, что был полным идиотом. - Если ты меня сейчас не поцелуешь, я тебя задушу, - угрожающе прошептал Милишевич, расстегивая пуговицы на рубашке басиста. - Ты не представляешь, как я скучал…