Первые и последние

***

      Дверь с характерным скрипом распахнулась, и в кабинет вбежала Ива.       — Э-э-э, ы-ы-ы, — как шмель, гудела девочка, размахивая руками и прыгая приставным шагом.       Её плотная коренастая фигурка раскачивалась, словно она в любой момент могла потерять равновесие. Время от времени она начинала крутиться вокруг своей оси и трясти кистями рук так сильно, что вибрировать начинало всё тело.       — Ива, Господи, откуда же ты здесь! — воскликнула Кося, кидаясь к девочке и ловя её за руку, но не тут-то было.       Ива явно возражала против такого ограничения свободы воли и вырывалась изо всех сил, а силы там действительно были. Тощая Кося вывозила за счёт массы тела в силу возраста, но для любого становилось очевидным: будь Ива однолеткой Коси, победителем из любой схватки выходила бы именно первая, а не вторая.       — Ива, киса, ну прекрати, — увещивала Кося, — Снова ты удрала от воспитательницы, куда это годится. Пойдём, тётушка Макото тебя, наверное, обыскалась.       Но Ива не собиралась никуда уходить. Отчаявшись освободиться из железной хватки, она упала на спину, едва не утянула Косю за собой и зарыдала, стуча по полу всеми конечностями.       — Не-ет, не надо… Ох, у кого-нибудь есть конфета? Конфета?       Ямамото с пацаном-экзорцистом стояли истуканами, им, похоже, только поп-корна и мягких кресел не хватает, а клоун… Клоун наблюдал всю разворачивающуюся сцену с таким нескрываемым презрением (в четвёртый, мать его, раз), что руки замерзали. Тем не менее, именно он вытащил из рукава (из рукава?) огромный радужный леденец и протянул Косе. Та не стала привередничать, быстро сорвала обёртку и сунула леденец Иве. Девочка поставила истерику на паузу и увлечённо зачмокала, пуская на грудь длинные прозрачные слюни. Кося бросила быстрый взгляд на клоуна и поразилась. Секунду назад ей казалось, что более брезгливым быть невозможно, но клоун открыл в этой эмоции новые грани и глубины. Чёртов мажор. Как он там сказал? Лорд? Что ж да, заметно. Кориолан (1) хренов.       — У вас есть ещё вопросы, лорд как вас там? — с поистине аристократическим высокомерием поинтересовалась Кося именно на японском, чтобы дополнительно подчеркнуть эту дистанцию.       — Кюсю-сан, — моментально отреагировала Ямамото.       Нет, Кося всё понимает. Дети с ментальной ретардацией часто представляют из себя не самое привлекательное зрелище. Неподготовленный человек действительно может отреагировать с брезгливостью, но в случае этого лорда как его там, кто бы говорил! Он имеет дело с такой стремной хренью, как тот демон, вселившийся в Андре Бошана, и он будет тут делать козью морду при виде маленькой Ивы? Да есть ли у него вообще совесть?!       Клоун тем временем перевёл взгляд с Ивы на Косю. Взгляд перевёл, а выражение лица не изменилось.       — Нет, Кося с Камчатки. Теперь мне, пожалуй, придётся лишить это заведение своего общества.       И он направился к двери. Сволочь! Чёртов пластмассовый балванчик!       На Косю вдруг накатило чистейшее, как слеза младенца, бешенство. Этот пижон, мажор, павлин, как он смеет? Это ведь не первый раз! Кося насчитала целых четыре момента, только до этого он всё таился, скрывался. Лыбился, как медный таз, вешал Доширак на уши, а теперь всё выведал, что хотел, и можно нос воротить? Лицемерище! Да что бы он понимал!       — Бежите от нас, да? Что, мы пахнем не розами, выглядим не как панакота? Не торт вам, господин хороший?       Клоун резко затормозил и, обернувшись, уставился на Косю с самым неподдельным в Мультивселенной удивлением.       Ох, Кося знала, что ей нельзя ссориться. Нельзя, нельзя, нельзя. Своим же языком она роет себе могилу, Ямамото уже смотрит на неё волком и явно готова придушить, словно тот демон, но Косю несло. Жгла жуткая обида. За всех этих вылезанных и накрахмаленных, за всех папиных принцессок, маминых мальчиков-мажоров. За всех москвичей из телевизора с закатанными штанами и надувными губами. Чёрт бы всё подрал…       — Что, мы с Ивой не в тренде? Немодно вам? Невкусно? Ну, конечно, некомильфо! Одежда не от Гуччи-фигуччи, амбре не от Диор, как там… А вот, не лакшери мы! Не из последней коллекции Донателло! И не стыдно вам?       Кося подскочила к клоуну и ткнула указательным пальцем прямо в его белоснежную грудь.       — Вы, ездите на своих лимузинах, спите на долларах и через них же вдыхаете кокос, только из окна присловутого лимузина и видите настоящую жизнь, а потом морщитесь, глядя на что-то, что не подогнано под ваши вкусы? Вы, Будды, которые в отличие от прототипа, не желаете вылезать за пределы своих Потёмкинских деревень. Почему? Вам страшно? Почему вы молчите? Или вы не отвечаете, потому что не моя очередь задавать вопрос?       Но клоун продолжал молчать и смотреть этими своими зелёными, как колдовское зелье, бельмами. Смотрел холодно, безэмоционально, отгороженно, недоступно. Нет, ну какая же сволочь.       — Что вы в ваших виртуальных придуманных реальностях среди подогнанных вылизанных людей, игрушечных отношений, среди игрушечных дел и слов, заточенных на красивость, а не на правду, знаете о настоящей жизни? Вы строите воздушные замки, что будет, если они рухнут? А? А будет вот что!       Кося ткнула пальцем в сторону Ивы, доедающей леденец.       — Вот она, истина! Вот настоящая жизнь, простая и неприкрытая, как она есть! Только вы ведь неспособны принять настоящую жизнь, она вам противна. Не по нутру такому золотому тельцу, как вы! Вы даже не видите, в чём её смысл, в чём месседж, привыкли, что вас в жопу целуют! Думаете, эта девочка хуже вас, такого красивого, вылизанного, такого в брендах. А я скажу, что она лучше! Да, лучше! Именно вот этот ребёнок, перемезанный карамелью, лучше вас, потому что правдивей! Или вы думали, что истина должна соответствовать идиотским канонам красоты? Не должна! Иве никогда не придёт в голову лицемерить в отличие от вас! Она красива той красотой, какой отмечено всё настоящее, подлинное, но вы этого не понимаете! Интересно, вам мозгов не хватает или других каких органов?       Кося запнулась. Что это она болтает? Какая феерическая чушь! Правда? Красота? Какая такая правда и красота есть в Иве, в бедном больном ребёнке?       И тут до Коси дошло, что она сделала. Наорала на человека, которого директриса Ямамото называет на -сама. А до этого она, санитарка из дома для инвалидов, посмела вести очень понабратский вальяжный разговор на равных с лордом, что бы в данном случае этот титул ни значил. Всё, это конец, её жизнь можно официально считать законченной. Её уволят, лишат визы, как говорит тётушка Макото, чемодан, аэропорт, Камчатка.       Ещё тётушка Макото говорит держать язык за зубами, но на этом Косины полномочия всё.       Что ж, раз так, почему бы не договорить, всё равно ж теперь погибать.       — Вы в брендах, но ваша жизнь — фейк! Всё, что вы видели, — фейк и всё, что знаете — фейк. По вам прямо видно, что вы весь пластиковый. Мираж, дымка, иллюзия, сон. Вы — мыльный пузырь! А смеете корчить морду перед тем, кто не боится реальности и…       Кося оборвалась и попятилась. Вот теперь стало по-настоящему страшно. Так страшно, как и при демоне, захватившем Андре Бошана, не было. Как не было даже от мысли, что её депортируют.       Зелёные глаза клоуна вдруг потемнели. Не так, чтобы материально потемнели, а всё равно. Такое чувство, что всё вокруг потемнело.       Холод — вот чем так и несло от прежде тёплого клоуна. Косе кажется, или по полу действительно ползёт чёрная муть, а пространство вокруг… Поплыло?       Страх. Вот что ещё накатывало на Косю удушливой неконтролируемой волной. Нерациональной, глупой, ведь клоун совсем не выглядел угрожающим… Уж точно не в традиционном смысле этого слова. Но Косю так и подмывало лечь на пол, сжаться в комочек и заскулить, словно побитая Буся, но она удержалась. С трудом, согнувшись в позе буквы зю, но всё-таки на своих ногах. Косю всю жизнь учили не жить, а умирать стоя, пришла пора применять теорию на практике.       — Глупая маленькая девочка, — низким вкрадчивым голосом протянул тот, кого теперь язык не поворачивался называть клоуном, — ты здесь среди инвалидных колясок, слюнявчиков и горшков, среди ревущих детей и брюзжащих стариков думаешь, что знаешь жизнь. Нищая, стандартная, среднестатистическая, жалкая. Что тебе остаётся, кроме как кичиться своим сомнительным знанием и закрывать глаза на действительно настоящую жизнь. Что ты видела в этих стенах, дорогуша? Знаешь ли ты, кто я? О, если бы ты знала. Но твой усохший мозг не способен вместить открытые мне реальности, и даже из того, что он вместить способен… Тебе никогда не были интересны эти области. Что тебе интересно?       Он подцепил пальцем подбородок дрожащей Коси, и та сквозь ткань перчатки ощутила острый коготь.       — Младенцев на youtube смотреть? Или котиков?       Демон… Кося не была в этом уверена, но он всем существом своим так напоминал демона, вышедшего из тела Андре Бошана… Ухудшенную версию демона, вышедшего из Андре Бошана, что иное предположение и не могло прийти в голову. Как ни странно, жуткая догадка придала Косе уверенности. Демон, эка невидаль, правали-знаем.       Кося приосанилась и смело взглянула в по-змеиному застывшие глаза.       — Так, да? Ну что ж, вы сказали, что никогда не заключите со мной контракта, но я предлагаю вам именно его: вы показываете мне свой вариант жизни, а я вам свой, а там уж посмотрим, что более настоящее, идёт?       Страшный клоун оскалился, как мог оскалиться только первозданный мрак, заполнявший Вселенную до начала творения:       — Хочешь попытаться выбраться из своей безнадёги за мой счёт?       — Больно надо, — Кося оттолкнула его руку, — Мне от вас ничего не нужно, и я в любом случае останусь здесь… Хотя после сегодняшнего меня, наверное, уволят. Но это не помешает нашему контракту, у меня ведь будет три месяца до депортации, чтобы найти новую работу. А вы что, боитесь?       Демон-клоун засмеялся, но оборвал смех неестественно резко.       — Договорились, Кося с Камчатки. Пожмем руки в знак заключения контракта?