Силуэт в окне

Стэнли Урис верил в Бога. Искренне верил в вездесущего Создателя. Но он не был привязан к религии, он верил, что Бог на самом деле один, просто люди придумали ему разные имена и лица, и каждый народ выбрал свой язык любви. В их городе была красивейшая синагога. Светло-голубые стены, расписанные цветочными узорами, цветные, искусно выполненные витражи и ровные ряды скамеек со столами, на которых были прикреплены таблички именами. У каждого из еврейской общины Дэрри было своё, закрепленное за ним место. В каждом столике был ящик с замком, для торы. И каждый новый член общины, приходя в синагогу, надеялся, что первые ряды не будут заняты. Им всегда хотелось быть ближе к раввину, видеть его вблизи, выражать свою любовь к богу вместе с ним. Однако, так сложилось, что первый ряд был отдан семье Стэна. Рядом с ним сидели дяди, дедушки, двоюродные братья. Сам же он к своему большому сожалению, сидел на скамье под номером один. Так сказал отец. Чтобы Стэнли видели все. Чтобы все восхищались таким образцовым, утончённым, благочестивым, тихим юношей. А Стэн лишь хотел поговорить с Богом наедине, без фарса и пыли, пускаемой в глаза другим его отцом. Он просто желал жить так, как хочет сам. Стэн обожал синагогу с детства. Он всегда чувствовал, что бог там. Он невидимый витает в пространстве, растворялся в цветных лучах солнца, пропускаемых витражом, ласково смотрел на своих детей, наделяя их спокойствием и блаженством, которое ощутить можно лишь в таком месте. Но стоило его отцу переступить порог, как Стэн вмиг переставал чувствовать Всевышнего. Ему казалось, что зал заполоняют тени, медленно поглощающие людей вокруг, а божественные, золотые лучи, погибали под их натиском. И Стэн бы рад освободится от оков, рад бы стать счастливее, рад бы выбрать свой путь, но слова всегда застревают в горле, ведь их останавливают другие, теснящиеся в голове. Слова отца, которые всегда гласили одно "ты ничтожен, никому не нужен, лицемерен, жалок". А Стэн любил. Так любил отца, хотел простить, хотел понять, убеждал себя, что родителей не выбирают. Ломал себя, строя чужие замки. Не оправдывал ожидания и падал на колени, ожидая новых слов недовольства. Он терпел. Терпел издевательства, грубые слова, безразличие, боль, разочарование. Но что-то сломалось в нём, когда он сквозь пелену слёз увидел глаза Билли в тот день. Страх и любовь. Искреннее отчаяние и слепая ярость. И Стэн знал, что не может больше позволить этим глазам наполняться слезами из-за него. По крайней мере не по этой причине. Теребя бинт на левой руке, тяжело вздохнув и склонив голову перед именами предков, построивших синагогу, Стэн вошёл в зал, чтобы выйти из него уже изгоем. Но одно он знал точно: уйдя изгоем, он всё ещё будет хранить в своём сердце Бога и его любовь. Любовь, наполнявшую его всю жизнь. Любовь, которую он наконец выпустит из клетки, словно уставшую канарейку. Он больше не будет бояться.