Кафе у дороги, заправка, мотель. Здесь я, бесконечно влюблённый, и ты. А образ твой — в самую-самую цель, В моём юном сердце навеки застыл.
♨️
~Лето 1965-го~
Знаете, бывают дни, когда всё идёт своим чередом, когда завтрак не подгорает, кофе вкусный, окружение в хорошем настроении, да и попросту кажется, что жизнь удалась? А бывают — наоборот, как, например, сегодня. Отец сказал, что я встал не с той ноги, но, я думаю, что не с той ноги встал он. Нет, не подумайте тут же ничего дурного, родители у меня прекрасные, и отношения у меня с ними замечательные, но бывают такие дни, когда и завтрак пригорел, и кофе не удался, а ещё прямо с утра на меня накричали клиенты, которые якобы долго не могли получить свою яичницу с двойным беконом. Я не сдержался, накричал на них в ответ, перегнул палку, сказал, чтобы они садились в свой драндулет и катились отсюда, а они за это не оплатили счёт и… действительно укатили. Я подумал было, что этот день станет явно худшим, как минимум в месяце, но я тогда ещё не знал, я даже не догадывался, что именно в этот день я встречу Его. — Тэхён! — Я слышу голос отца, он весьма серьёзный, а это не предвещает ничего хорошего. — Ты же понимаешь, что теперь я вычту эту яичницу с двойным беконом из твоего жалованья? Конечно же, я понимаю. Чёртова яичница и чёртовы клиенты. Я поджимаю губы, смотрю в окно, не желая сталкиваться со взглядом папы, я злюсь, но ничего не могу поделать. Отец всегда за справедливость, он не потерпит убытков, и если кто-то накосячил, даже если его родной сын — он обязательно вычтет это из заработной платы. — Понимаю, — буркаю в ответ, надув губы и рассматривая часы в виде эмблемы кока-колы, что висят на стене, будто впервые их увидел. Девять утра, а день уже полетел «под кактус». Это у нас выражение такое семейное — когда день не ладится, мы всегда говорим, что он полетел «под кактус». Неудивительно — мы ведь живём в окружении этих самых кактусов, что растут на территории аризонских прерий. — Вот и хорошо, — отвечает отец, удовлетворительно кивая. — Я запишу в книгу, а ты впредь будь повежливее с посетителями. Угукаю и попутно вытираю стол от крошек. Я в этом заведении и повар, и официант, и уборщик, можно сказать. Как и все, в принципе. Мы уже несколько лет, как переехали из Южной Кореи в Америку, поселились в штате Аризона, а потом родители открыли придорожное кафе, которое назвали «Westmoon», что в сокращении переводится как «Луна запада». У нас здесь не только кафе имеется, а ещё заправочная станция и даже мотель для проезжих. Родители продали свой бизнес в Корее и всю недвижимость, чтобы осуществить давнюю мечту и перебраться в штаты. Даже не знаю, рад ли я этому. С одной стороны, я уже давно привык к стране, к менталитету, я и школу здесь окончил, в этом году, кстати. Но с другой стороны, мне немного не хватает моих друзей, которые остались в Корее — мы учились с ними в начальной и средней школе, мы до сих пор общаемся, шлём друг другу письма, вот только ждать долго приходится. Когда-нибудь я обязательно с ними увижусь, но для начала мне нужно подзаработать денег, чем я и занимаюсь, собственно. Раньше я помогал родителям в кафе после школы, а теперь, на летних каникулах, я работаю здесь на постоянной основе. Мой отец делает больше всего: он заправляет всем бизнесом, но обычно суетится на заправочной станции и в мотеле, а мы с мамой — в кафе. Я неплохо готовлю, всему от мамы научился, а вот посетителей обслуживать не люблю… Проезжие — часто грубые, они почему-то думают, что весь мир им должен. Особенно ковбои и коренные индейцы. Нет, есть среди них и славные люди, но большинство из них мне не по нраву. — Тэхён, уже пора приступать к приготовлению блюд на обед, — окликает меня мама из кухни, и я спешу на зов. Скоро действительно обед, а у нас ещё совсем ничего не готово. Наш комплекс с кафе, заправкой и мотелем, стоит на трассе Финикс, недалеко от одноимённого города — столицы штата. Живём мы прямо здесь, в мотеле, чтобы не ездить каждый день в город, где у нас есть квартирка. Правда, когда я учился в школе, приходилось каждое утро проезжать несколько десятков миль, чтобы погрызть гранит науки, а потом, к вечеру, вновь вернуться в «Westmoon». — Дорогой, займись своим коронным блюдом, а я пока приготовлю мясо на гриле, — раздаёт указания мама, а я и рад стараться. Готовить мне нравится. Коронное блюдо, о котором сказала мама — тушёные бобы. Мы подаём их каждый день на обед. Каждый день без исключений! Думаю, если бы по радио объявили о приближающемся конце света — мы бы всё равно усердно готовили тушёные бобы. Это традиция и отличительное блюдо нашего скромного заведения. Парочка ковбоев из Техаса, которые периодически заезжают к нам, говорят, что не пробовали ничего вкуснее наших тушёных бобов. И я горд, если честно, ведь готовлю их всегда я, да и идея была моей. — Нужно заказать отцу красный лук, — сообщаю я маме, обнаружив, что его у нас осталось совсем мало, а папа как раз собирается ехать в город за продуктами на своём микроавтобусе. — И зелёный тоже. — Хорошо, Тэтэ, — кивает мама, — запиши в книгу, чтобы не забыть. Я делаю записи в книгу, в которой мы обычно составляем списки покупок, добавляю туда яблоки — пригодятся для пирога, а ещё говядину, подмечая, что и её осталось немного. Тушёные бобы готовить сплошное удовольствие, точно вам говорю! Чего только стоят одни ароматы, разносящиеся по всему кафе. Думаю, все проезжие чувствуют этот запах, именно поэтому у нас на обеде всегда полная посадка. Я обжариваю репчатый лук, добавляю в сковороду чеснок, белую и красную фасоль, протёртые томаты, а ещё немного бекона для вкуса, соль и приправы. Заливаю массу кофе — эдакий секретик нашего коронного, затем тушу, перекладываю в форму для запекания, добавляю несколько капель соуса табаско для остроты и отправляю запекаться в духовку. — Как ты это делаешь? — улыбается мама, пока я обжариваю свинину, приправленную пряностями. — Я ведь уже налопалась этих бобов на несколько жизней вперёд, а ты так вкусно готовишь, и снова эти запахи, что мне опять хочется… — Я обязательно отложу тебе порцию, — смеюсь и чмокаю маму в щёку. — Не переживай, о тебе я точно позабочусь. — Спасибо, дорогой, — мама чмокает меня в ответ, а я вдыхаю ненавязчивый аромат её духов. От неё всегда пахнет свежестью, а ещё немного корицей. К обеду начинают подтягиваться люди. Человеческий организм устроен таким образом, что всем примерно в это время хочется есть, а наш комплекс — чуть ли не единственный на множество миль. Есть ещё один, он относительно недалеко, но там заправляют коренные итальянцы, готовящие пиццу на завтрак, обед и ужин. Любителей пиццы в Америке очень много, но разнообразие в меню большинству нравится больше. — Эй, малой! — Я слышу грубый голос, оборачиваюсь — какой-то ковбой лет тридцати пяти машет рукой, подзывает. — Принеси мне всё, что у вас есть. Всего по одной порции. — Хорошо, сэр, — киваю, а он присвистывает. Всем нутром чувствую — пялится. Не знаю почему, но проезжие часто оказывают мне знаки внимания, видимо цепляет «экзотика». Корейцев посреди аризонских прерий не каждый раз встретишь. У меня нет других объяснений, ведь внешность у меня среднестатистическая: азиатский разрез глаз, средних размеров нос, такие же средние губы, волосы русые — я их окрашиваю, это сейчас в моде. А больше ничего, ничего за что можно было бы зацепиться. — И пиво, подай мне пиво, — командует мужчина, которому я только что принёс заказ. — Пару банок холодного. — К сожалению, мы не продаём алкогольные напитки, — объясняю я, заранее предвкушая дальнейшее. Людям не нравится, что мы не торгуем алкоголем, а это наша позиция, и менять мы её не собираемся, ведь большинство из проезжих не остаются на ночь, а садятся за руль и уезжают. Мы бы не хотели проблем на дорогах и каких-то аварий из-за алкоголя, потому никогда не продавали его и не будем. — Как это? Гонишь? — Отрицание — первая из пяти стадий принятия, я их уже давно изучил. — Разыгрываешь меня, малой? — Нет, — строго отвечаю я, отрицательно мотнув головой. — Мы не продаём алкоголь. Никакой и никогда, даже в порядке исключения, — предупреждаю заранее. — С катушек слетели что ли? — Громко бьёт по столу мощным кулаком, и я понимаю, что вторая стадия — гнев — уже наступила. — Долбанулись? Как это без пива? Хочу ответить, но отвлекаюсь на звук колокольчика, что висит на двери. Отвлекаюсь, и тут же замираю, потому что вижу, как в кафе входит Он. На каналах, что крутят по телевизору, иногда, чаще всего вечерами, показывают американские фильмы. Я отдыхаю от кухни, нахожусь в своей комнатке в мотеле, и периодически смотрю все эти классические мелодрамы, где главная героиня влюбляется в главного героя где-то через пять минут после знакомства, где у неё летают те самые бабочки в животе, о которых я пока только слышал, но на себе не испытывал. Я скептически отношусь ко всем этим шаблонным шедеврам кинематографа. Зря. Молодой человек, только что появившийся на пороге нашего заведения, выглядит как Прекрасный Принц из самых приторно-слащавых сказок. Я серьёзно вам говорю, и нет, я не влюбчивый, у меня не случился солнечный удар, и в целом с головой у меня всё в порядке, но я почему-то буквально не дышу, во все глаза рассматривая нашего нового посетителя. Он идёт медленно, как в тех самых фильмах, очень медленно и красиво, а я, кажется, обронил свою челюсть, да и сердце моё уже где-то в районе пяток. Молодой человек оказывается азиатской внешности, что тут же бросается в глаза, ведь я азиатов в Америке вижу не так часто, как хотелось бы, а в нашем кафе — подавно. На нём жёлто-горчичная рубашка, ярко-оранжевый пиджак, голубые джинсы, обтягивающие крепкие бёдра. С каких пор я засматриваюсь на чьи-то бёдра?! У парня тёмно-каштановые волосы, мягко обрамляющие лицо, очень выразительные брови, а ещё пугающей глубины карие глаза. Подождите, а на брови с глазами с каких пор я засматриваюсь? Видимо, с сегодняшних… Молодой человек проходит мимо, садится в самый дальний угол — за столик у стены, а у меня — вся жизнь перед глазами. — Эй, болван! — доносятся до меня крики. Именно доносятся, ведь у меня в ушах какой-то глухой шум стоит — видимо, от шока, потому крик посетителя я слышу словно через толщу ваты. — Ты, блять, слышишь меня, или нет?! — Очередной громкий стук кулака об стол приводит меня в сознание. — Тащи пиво, я тебе сказал! — Повторяю, сэр, мы не продаём алкогольные напитки, мне очень жаль! — Очередная попытка объяснить вряд ли увенчается успехом, а ведь такие персонажи появляются здесь на постоянной основе, практически каждый день. — Слушай, — подзывает к себе пальцем, но я не ведусь, лишь легонько наклоняюсь в его сторону, показывая своим видом, что слушаю внимательно. — А давай договоримся? Мимо кассы, а? Третья стадия отрицания — торг. Я уже стал неплохим психологом, если так можно выразиться. Всё-таки работа с людьми учит многому. Я вздыхаю и едва заметно закатываю глаза. Сколько можно меня задерживать? У меня что, времени вагон? Нет. У меня вон почти полная посадка людей; бобов новую порцию из печи нужно вытаскивать, а ещё… Я перевожу взгляд на того самого посетителя — а ещё Он. — Сэр, — обращаюсь к мужчине, так рьяно желающему выпить. — Мне действительно жаль, но у нас нет ничего из алкоголя, и вы не найдёте его в радиусе десяти миль. — Вот же, — тяжело выдыхает тот грустно рассматривая все свои блюда, коими уставлен столик. — Как же… Четвёртая стадия отрицания — депрессия. После неё только пятая — принятие, я знаю, что она не за горами, а потому немного расслабляюсь. Но что-то идёт не так… Мужчина резко вскакивает с места, я замечаю в его глазах дьявольские огни гнева, но не успеваю даже пискнуть, как он подхватывает меня за бёдра и усаживает на собственный стол, попутно сметая оттуда несколько блюд, что летят на пол. Посуда разбивается, а еда пачкает покрытие. Я сейчас почему-то ошарашено гляжу на осколки, уже представляя, что платить за убытки придётся мне, ведь мужчина навряд ли заплатит. Какой я дурак, только об этом и могу думать!.. А посетитель тем временем сжимает мои бёдра, я же очухиваюсь только тогда, когда чувствую явную боль… — Раз нет алкоголя, раз нет дозы, — рычит мужчина прямо мне в ухо, а я чувствую запах его пота и меня начинает тошнить. Я же говорил, что день под кактус! — Значит, я возьму натурой. — С ума сошли? — визжу в ответ, сам удивляясь своему голосу, ведь выходит как-то неестественно тонко, а голос у меня обычно достаточно низкий. — Руки уберите! — пытаясь оттолкнуть, но понимая, что в этом уже нет никакой надобности, ведь мужчину откидывает от меня невидимой силой, а я лишь наблюдаю с открытым ртом, как он быстро оказывается на полу, среди осколков и еды. Хлопаю глазами и смотрю на огромное пятно от горчицы, что сияет на штанине грубияна. Прихожу в себя лишь ощущая на своём плече чью-то руку, поднимаю глаза, и теперь точно чувствую себя героем сопливого американского фильма — передо мной стоит Он. — Вы в порядке? — таю от такого уважительного обращения, ведь обычно мне «тыкают», думая, что если мне немного лет — я никто, и можно фамильярничать. А ещё таю от голоса, а ещё от лёгкой улыбки, что расцветает на его лице, когда он рассматривает моё. Видимо, я выгляжу, как полный дурак, раз он так улыбается… — Да, — пытаюсь сказать, но понимаю, что голос сел. Прокашливаюсь. — Да, спасибо. — Это хорошо, — кивает кратко, а я отчётливо вижу Купидона, который стоит неподалёку и посмеивается, посматривая на меня — свою жертву. — Думаю, с этим, — кивает на грубияна, что молчаливо пытается избавиться от следов горчицы, но лишь усугубляет ситуацию, размазывая её по ткани. — Надо разобраться. Выставлю-ка я его за дверь, — уже направляется в сторону мужчины, но оборачивается, задерживает на мне свой взгляд. — За посуду и блюда я заплачу, не переживайте. — Вы не обяз… — не успеваю договорить, с удивлением наблюдая, как Он хватает ковбоя за шкирку, тащит к двери, выставляет за неё, а ещё отвешивает смачный пинок под зад. Так и надо грубияну! Но откуда в нём столько сил? Он что, не человек? Точно, не человек… Люди не бывают такими красивыми. Знаете, я никогда всерьёз не задумывался о своей ориентации. В старшей школе у меня были некоторые интрижки с девчонками, до серьёзного не доходило, лишь поцелуи и объятия, а вот парни… Мужчины… Они меня никогда не привлекали, но я не отрицал, что такое возможно. Наверное, это неправильно, и так не должно быть, но я всегда допускал, что мне может понравиться кто-то моего пола, на интуитивном уровне чувствовал. Что ж, тот день настал. — Вы не обязаны платить за посуду и блюда, — договариваю я свою фразу, когда Он проходит мимо меня, направляясь к своему месту, а я семеню следом. — Возмещение убытков возьмёт на себя заведение. — Возмещение убытков берут на себя официанты. — Он усаживается на наш красный кожаный диванчик: почему-то спиной к телевизору, когда все обычно стараются сесть к нему лицом. Странный. — Я знаю эту систему. — В любом случае, Вы не обязаны, — повторяюсь, закусывая губу, ощущая отчего-то жгучую обиду в сердце. Почему обиду? Сам не знаю. Наверное от того, что понимаю — этот Прекрасный Принц на меня никогда не посмотрит. — Просто включите это в мой счёт, ладно? — говорит это и смотрит прямо в душу, в самую глубину, а я киваю безропотно, ощущая себя тряпичной куклой. Это странно, ведь обычно я умею противостоять мнению посетителей. — Что желаете на обед? — вспоминаю наконец о своих прямых обязанностях, замечая, что Прекрасный Принц листает меню. — На Ваш вкус, — захлопнув книгу. А я чувствую, как захлопывается дверца в клетке, в которую я только что попал… — Принесите то, чем бы сами пообедали. Киваю, разворачиваюсь на пятках, спешу на кухню, а спиной чувствую — смотрит. Я всегда это чувствую, потому что тут же теряю координацию, ноги путаются, а в этот раз ещё и сердце барахлит, отбивая свой ритм, что даже в ушах отдаётся. На кухне нагружаю поднос всем самым вкусным: жареные лепёшки, а к ним кусочки говядины в пряном соусе, приготовленные на гриле; фирменные тушёные бобы, которые дополнительно украшаю красным луком; пару сэндвичей с разными начинками — вдруг любит? Добавляю кусок яблочного пирога, приготовленного утром, посыпаю сахарной пудрой; чашку чая с мятой, а ещё стакан колы — я люблю и то, и то одинаково, а Он ведь попросил сделать всё по своему вкусу. — Дорогой, а если кусочек брауни? — советует мама, видя с какой ответственностью я подошёл к обслуживанию этого клиента, ведь я рассказал ей о случившемся инциденте. — Может, понравится? — Точно! — Кладу кусочек шоколадного пирожного, украшаю ягодами малины. Любуюсь. Выглядит всё очень аппетитно, Ему понравится, надеюсь. Тороплюсь в зал — нужно поскорее покормить моего спасителя. Замечаю, что пол уже чист — постаралась Лесли, наша помощница, которая отвечает за уборку и обслуживание посетителей, когда я сам не справляюсь. — Ваш обед, — оповещаю, раскладывая по столу блюда, ловлю его краткую улыбку, цепляясь за неё, как утопающий цепляется за соломинку. Почему-то хочется, чтобы он всегда улыбался, но понимаю, что это простая вежливость. — Приятного аппетита. Если что-то понадобится — я всегда рядом. — Как вас зовут? — спрашивает неожиданно. Почему неожиданно? Я слишком много себе придумываю! Это снова жест вежливости, ведь посетители периодически спрашивают моё имя. А я, кажется, замечаю каждый взмах его ресниц: чёрных, пушистых. И с каждым взмахом, с каждым взглядом, понимаю, что мысли мои путаются всё сильнее и сильнее. Снова вспоминаю чёртовы американские фильмы… — Тэхён, — слетает с губ, и я не знаю как быть дальше, спросить ли его имя? — Ким Тэхён. — Чон Чонгук, — протягивает руку, а я пожимаю робко в ответ. Что же это такое, я ведь всегда в себе уверен! — Тэхён, не составите ли мне компанию? — Я… Шестерёнки в голове совсем не работают! Кричу внутри, а вымолвить не могу ни словечка, почему всё так? Вот бы можно было смазать эти самые шестерёнки, буквально смазать каким-нибудь маслом оливковым, чтобы работали исправно. По телевизору, что стоит в углу зала, поёт Элвис Пресли свою знаменитую на весь мир «Can't Help Falling In Love». Мне нравится этот исполнитель, и песни у него в самую душу, особенно эта. Она о сильной любви, о такой, как бывает в сказках, а ещё о том, что мы иногда спешим со своими чувствами, но ничего не можем с этим поделать. Не можем. Так и я сейчас. Ощущаю всем нутром Его присутствие, каждый его взгляд ловлю, каждое движение и жест. Почему такой красивый? Меня мама учила, что нельзя судить людей по внешнему виду, а что я могу поделать, если этот Прекрасный Принц — натуральное воплощение искусства? Помимо наружной красоты, в нём чувствуется уверенность, смелость, мужественность, а ещё честность. Да, точно чувствуется честность, это читается по взгляду. — Тэхён? — Его голос выводит меня из размышлений. — Так что, составите мне компанию за обедом? Только не говорите, что у вас нет свободного времени, и много посетителей. Я окидываю кафе беглым взглядом — посетителей новых действительно нет, а те, кто присутствуют — уже заняты обедом. Да и Лесли всегда рядом, может подменить. Что я теряю? — Тогда я схожу за порцией для себя, — киваю утвердительно, разворачиваюсь, но Он аккуратно останавливает меня за запястье. Меня обдаёт электрическим разрядом, а волосы на голове, кажется, начинают жить своей жизнью. До свидания, разум! До свидания, здравый смысл… — Здесь хватит на двоих, я ведь не слон, — смеётся, сверкая своими глазами прекрасными. — Тэхён, Вы принесли много всего, тут явно хватит для нас обоих. Сглатываю ком в горле, присаживаюсь на диванчик напротив. Руки не слушаются, а в голове перекати поле. Ранее меня посетители никогда не приглашали разделить с ними обед, ранее у нас никогда не было таких посетителей. — Давно здесь работаете? — интересуется Чонгук, поделив порцию говядины на две части. Чонгук… Я только задумался над Его именем и пробую его на вкус. Он кореец, теперь это точно известно, хотя Его английский хорош. Может, как я, живёт в штатах уже много лет? — «Westmoon» — наше семейное заведение, как и заправочная станция с мотелем, — отвечаю, принимая из его рук тарелку с мясом. Он оставил на одной свою часть, положил туда половину тушёных бобов, а на тарелку с бобами переложил мясо и отдал мне. — Мы здесь уже несколько лет. Живём вместе с родителями и Лесли, — киваю на девушку, что как-раз проходит мимо. — Раньше я помогал им, но теперь работаю здесь постоянно. — В летнее время? — И в летнее, и в остальные сезоны буду, — пожимаю плечами, отправляя в рот кусочек говядины. — Я окончил школу в этом году, потому теперь свободен. — Высшее образование? — Поступлю заочно, — обращая внимание на Его мычание — Он только что попробовал тушёные бобы, мои тушёные бобы. Не понимаю, ему нравится, или нет?! — Что-то не так? — Это блюдо… — Он задумчиво глядит в тарелку, рассматривая бобы так, будто там не они, а запечённые лягушки, фаршированные водорослями, шоколадом и редисом. Волнуюсь. — Оно… Шедеврально? — поднимает на меня взгляд, а я заливаюсь краской, прям чувствую, как обжигающая волна растекается по щекам, подбираясь к ушам. Посетители часто хвалят моё коронное блюдо. Но такие слова от него… Я просто расплываюсь, превращаясь в жидкую субстанцию, рискуя утечь под столик. — Правда? — не нахожу других слов. — Правда, — кивает и принимается уплетать за обе щёки, а я улыбаюсь, наблюдая. — Это очень-очень вкусно! Просто что-то невероятное! — Я рад, что Вам понравилось, — опускаю глаза в свою тарелку, потому что слишком смущён. — Кто это приготовил? Я хочу лично пожать тому человеку руку! — Ну… — почему-то не отвечаю сразу, перебираю вилкой кусочки фасоли в своей тарелке. — Это приготовил я. Он замирает. Смотрит на меня несколько секунд, а я на него, на этот раз не отводя взгляда. У меня внутри миллионы крошечных колокольчиков звенят и щекочут. Кто-то, кажется, описывает такое состояние, как бабочки в животе, а у меня там колокольчики. Хрупкие, нежные, волнующие. Причина их звона сидит прямо передо мной и глядит своим взором чарующим. Он молча протягивает руку для пожатия — сдерживает своё обещание, а мне бы так хотелось сейчас хотя бы на секундочку проникнуть на подкорку Его сознания, подсмотреть обо всём, что Он думает, что чувствует. Есть ли внутри него хоть немного, хоть капелька такого звона? — Восхитительное блюдо, — на этих словах он расцепляет пальцы, отводит руку, — я никогда ранее не пробовал ничего подобного. — Вы живёте в Америке, или же путешествуете по стране? — Я живу в Южной Корее, но в Америке уже год, — снова приступая к еде. — Длительная командировка, так сказать, а теперь у меня выдался отпуск, и я решил поехать в путешествие по разным штатам, где ещё не был, — отправляет в рот очередную порцию бобов. — Я люблю местную пищу, но так потрясающе приготовленную фасоль не пробовал ранее. — Я очень рад, что наше заведение сумело угодить вашему вкусу, — улыбаюсь, на что получаю улыбку в ответ. — А ещё у нас замечательный яблочный пирог — его тоже готовил я. — Вам ведь лет восемнадцать, верно? — интересуется Чонгук. — Судя по тому, что вы только в этом году окончили школу. — Да, — подтверждаю Его догадки. — Мне восемнадцать лет. А вам? — даю себе мысленно пощёчину! С какой стати я интересуюсь возрастом посетителя? Это некорректно… — Мне двадцать девять, — отвечает мой новый знакомый, мой мимолётный знакомый. — Вы в свои восемнадцать сумели достичь достаточно многого. — Бросьте, — смеюсь. Какое же это многое? Работа у родителей в кафе при мотеле? Разве? — Я не шучу, — смотрит серьёзно, а у меня даже колени ноют от Его взгляда, сам не знаю почему. — В восемнадцать лет чаще всего прожигают жизнь на вечеринках. И большинство совсем не умеет готовить. А вы далеко пойдёте! — Да? — переспрашиваю почему-то. — Вы так считаете? — Уверен, — награждает меня ещё одним своим прожигающим взглядом. — Тэхён, как насчёт десерта? — Яблочный пирог тоже приготовлен по моему фирменному рецепту, — только и успеваю напомнить, а он уже откусывает первый кусочек, после чего снова мычит, наслаждаясь. — Божественно, — показывает большой палец кверху. — Если вы не против, я выпью чай, мне он нравится больше газированных напитков. — Конечно, — подвигаю к нему чашку с дымящимся чаем. — Попробуйте брауни, его готовила моя мама, но очень хотела, чтобы вы попробовали. — Обязательно, — кивает Чонгук, и тут же пробует шоколадное пирожное, которое тоже приходится ему по душе. Еды на столе не остаётся, а вместе с этим меня окутывает грусть. Сейчас Он расплатится, а после уедет, навсегда исчезнув за горизонтом и оставив после себя лишь облако пыли. Мне бы так хотелось узнать Его немного получше, так бы хотелось поговорить о разном… Уверен, ему есть о чём рассказать, а мне есть чему у него поучиться, но всему приходит конец. Лесли приносит счёт, Чонгук вкладывает несколько купюр, уверяя, что сдачи не нужно. Я смотрю на него и закусываю краешек губы, не зная что сказать напоследок. Приятно было пообщаться? Спасибо, что пришли на спасение? Я рад, что вам всё понравилось, приезжайте ещё? — Я бы хотел остаться в вашем мотеле, — заговаривает Чон, а я смотрю на него во все глаза и не моргаю. Остаться? Обычно у нас остаются на одну ночь, обычно это случайные проезжие, которым необходим ночлег, которые утром отправляются в путь. Но сейчас не ночь и даже не вечер, а ещё Он — не случайный. Он особенный. Наверное, именно поэтому я в своей голове называю Его с большой буквы. — Так что? Есть свободные места? Есть. Конечно, есть, а если бы не было — я отдал бы Ему свою комнату, сам бы переночевал в комнате родителей, лишь бы Он у нас задержался. — Я позову отца, все дела с мотелем решает он! — Убегаю, сверкая пятками, снова чувствую взгляд в спину. Нахожу отца на заправке, он только что принял деньги от человека, что заправлял свою машину. Рассказываю ему о новом постояльце. Постояльце! Он теперь не просто проезжий. — Он хочет остаться на одну ночь? — зачем-то уточняет отец, ведь у нас не бывает такого, чтобы задерживались на более длительный срок. — Я не спрашивал. — Хорошо, сейчас разберёмся. — Пап, — останавливаю отца за руку. — Сегодня один ковбой, он… Он приставал ко мне, — решаю рассказать, чтобы отец был добр к Чонгуку. — Но наш новый постоялец за меня заступился! Он оттолкнул того мужчину, выставил его за дверь, а ещё заплатил по счетам за разбитую посуду. — Правда? — папа изгибает одну бровь в изумлении. — Какой хороший постоялец! — улыбается. — Нам такие нужны! — Да, — смеюсь в ответ, думая, что и правда нужны, ещё как… Замечаю Чонгука — он вышел на улицу и стоит у входа в кафе, закуривает сигарету. Мы с отцом направляемся к нему, после чего они знакомятся, и папа озвучивает расценки. Чон кивает, соглашается, стоимость его устраивает. — Я бы хотел оплатить неделю, — сообщает Чонгук, а мы с отцом переглядываемся, без слов друг друга понимая. Никто не задерживается в мотелях больше, чем на одну ночь. Это же перевалочный пункт, у нас тут кроме кафе никаких занятий и развлечений. Лишь прерии на сотни миль. — Это возможно? — Конечно, — радуется отец подвернувшейся хорошей выручке. — Сэр, прошу за мной. Я покажу вам комнату. Только замечаю машину, припаркованную недалеко от входа. Ford Mustang 1964 года выпуска — новинка и мечта всех автомобилистов десятилетия. Я неплохо разбираюсь в машинах — всё от того, что дальнобойщики частенько оставляют в нашем кафе «Motor Trend» — автомобильный журнал. Я изучаю их вдоль и поперёк, у меня даже целая коллекция имеется, которую я храню бережно в своей комнате. Чонгук подходит к этому самому Форду винного оттенка, что на солнце блестит лакированной поверхностью и радует глаз… А у нас с отцом буквально челюсти на асфальт. Такая машина в наших краях редкость! Впрочем, мы уже поняли, что наш постоялец особенный — кто же останавливается в мотеле на неделю? А потому и машина у него под стать — исключительная и такая же красивая, как Он сам. Нет, всё же Он красивее машины. Забрав сумку с вещами, Чонгук следует за отцом, а я провожаю их взглядом, лихорадочно думаю о предстоящем ужине, ведь наш постоялец наверняка спустится вечером, а мне так хочется Его порадовать чем-то вкусным… Остаток дня проходит в привычных хлопотах. Я ошибался, когда думал, что всё у меня сегодня летит «под кактус», ведь я даже получил хорошие чаевые от одного старого индейца, что остановился в нашем кафе. Он долго рассказывал мне истории из своей молодости, рассказывал о жене, которую потерял несколько лет назад, а я слушал и думал, что это, должно быть, самое страшное в жизни — потерять родного человека. У господина Адэхи была очень насыщенная и бурная молодость, а теперь он — скиталец — так сам себя называет. Он одинок, ездит по разным небольшим городкам, в поисках заработков; говорит, что не может сидеть на одном месте, где всё напоминает о ней — о его жене. Детей у них не случилось, но он увидел во мне внука, он сам меня так назвал несколько раз, а потому был щедр, оставив хорошие чаевые. Я потом смотрел на эти купюры, в руках перебирал, и думал совсем не о деньгах, а о том, что самое тяжелое в жизни — остаться вот так одному, без второй половины, без семьи, а потом колесить по стране в надежде отвлечься, в надежде хоть как-то забыться и попытаться жить. Это не жизнь. Как сказала одна моя знакомая — это хождение по мукам. Я не хотел бы так. — Тэхён, отнеси нашему гостю комплимент в виде кофе, — слышу голос отца, из-за чего немного дёргаюсь, ведь увлечён мыслями о жизни. Я вообще всегда слишком много думаю. Плохо это? — Всё-таки он наш первый постоялец, который решил остаться на такой долгий срок. Понятия не имею, чем он собирается заниматься в наших краях, но хотя бы чашечкой кофе мы его можем порадовать. А я и рад. Это ещё один повод увидеть Его. Не знаю какой Он предпочитает кофе, но рискую приготовить глясе, добавляю в него шарик мороженого и спешу в мотель. Он у нас двухуровневый, с лестницей, похожей на пожарную, но выкрашенной в ярко-розовый, как и двери. Мама выбирала краску. Чонгука поселили на втором этаже, выделив ему комнату с одной кроватью. Обстановка у нас в каждой комнате скромная: сама кровать, тумбочка с телевизором, небольшой столик и два стула, а ещё душевая кабина — больше и ни к чему для разовой ночёвки. — Одну секундочку, — слышу уже знакомый голос, когда стучу в дверь. — Уже иду. — Я принёс… — теряю дар речи, видя Чонгука перед собой в одном полотенце на бёдрах. Почему? Он? Такой?! Прокашливаюсь, отведя взгляд, но боковым зрением вижу, как он улыбается. — Я принёс вам кофе в качестве комплимента от нашего кафе. — Спасибо, Тэхён, — забирает стаканчик, случайно касаясь кончиками пальцев моих. — Это очень мило с вашей стороны. Оу, глясе, я очень люблю! — Приятного… эм… кофепития, — разворачиваюсь, спешно спускаюсь по лестнице вниз, встряхивая головой, чтобы увиденная картинка выветрилась из моего слишком бурного воображения. — Спасибо, — кричит вслед. — Тэхён, во сколько ужин? — В шесть вечера, — бросаю, не оборачиваясь. — Приходите к шести. К слову, шесть — это уже через полчаса. Я спешу на кухню, чтобы закончить приготовления, помогаю маме с бургерами с рыбным филе — их у нас тоже любят, а потом заканчиваю со своими блюдами. Хочу подать сегодня нашему постояльцу нечто необычное, а именно — хашпаппи. Это такие шарики из кукурузной муки, обжаренные во фритюре. Я узнал об этом рецепте в штате Вирджиния, когда мы с семьёй ездили туда в путешествие. К шарикам решаю подать жареного тунца в кунжуте и свежие овощи. Чонгук приходит ровно в шесть, садится на то же место — оно оказывается свободным. Я вижу, как к нему спешит Лесли, и злюсь. Зачем отбирать моих посетителей?! Разумеется, Он не мой, но всё же… — Лесли, — окликаю подругу. Она моя ровесница почти, на год старше, и вот уже год с нами. Мы сдружились, хорошо общаемся, но зачем же она сейчас идёт к Чонгуку, зная, что я с ним обедал, общался… Понравился ей что ли? — Лесли, я сам, ладно? — Оу, — улыбается девушка, накручивая на палец прядь тёмных волос. — Это интересно. Когда это ты так радел за обслуживание посетителей? — Сегодня, — буркаю в ответ и обхожу стороной, легонько толкая в плечо, когда слышу как она тихо присвистывает. — Сэр, — обращаюсь к Чонгуку, — что пожелаете на ужин? — замечаю, что Он как раз просматривает сегодняшнее меню. — Я уже доверяю вашему вкусу, — закрывая книжку, в которой сегодняшний листок. Мы каждый день расписываем перечень блюд заново. — Принесите мне то, что съели бы сами, Тэхён. Я доволен ответом. Не зря, значит, я готовил кукурузные шарики и тунца, а то вдруг бы он заказал какие-то бургеры, и все мои труды «под кактус»! Спешу на кухню, наполняю поднос, ставлю чашку с чаем с мятой, как днём, а ещё стаканчик латте-макиато — он хорошо сочетается со сливочным пирогом, кусочек которого тоже оказывается на подносе. Чонгук снова предлагает мне поужинать вместе с ним, но я не могу — у нас полная посадка. Столиков в нашем кафе немного, но все они сейчас заняты, а потому мы с Лесли только и успеваем бегать от одного посетителя к другому. Подав всем заказы, я обращаю внимание на постояльца: он уже поужинал, сидит выжидательно и смотрит в окно. Он в окно, а я на него — век бы так любовался. И что это со мной происходит? — Сэр, — подойдя к Его столику. — Вам всё понравилось? Всё в порядке? — Я даже не сомневался, что мне всё понравится, — кивает, шуршит купюрами в бумажнике. — Я именно поэтому и решил остаться. Ваши тушёные бобы меня покорили, я понял, что обязан попробовать что-то ещё, у меня есть свободная неделя, потому… — Я очень польщён, — снова заливаюсь краской. Меня ещё никогда не смущали так чьи-то слова. — Никто никогда ещё не оставался у нас благодаря еде. — Это благодаря вам, — задерживает на мне свой взгляд, а у меня мороз по коже, несмотря на жаркий летний вечер. — Благодаря тому, как вы готовите. Я бы не остался, если бы не тушёные бобы, — тихонько смеётся. — Теперь я закормлю Вас этими бобами, — перенимаю его смех, пока отсчитываю сдачу, но он меня останавливает, велит оставить себе чаевые. Да, сегодня точно день не пошёл «под кактус». Чонгук уходит в свой номер быстрее, чем мне хотелось бы, я даже не замечаю, заговорившись с семейной парой из штата Колорадо. День подходит к концу, мы заканчиваем с делами на кухне, и отправляемся отдыхать. Ночью наше кафе не работает. Я ошибся утром, подумав, что этот день не будет удачным. Он больше, чем удачный, ведь сегодня… Сегодня я встретил Его.